
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Тот момент, когда сказки в прошлом, а будущее за горизонтом.
Глядя на старших, думаешь: я таким не стану, у меня все будет иначе.
Мир начинает казаться не самым приятным местом, а жизнь похожа на трэш.
Но друг детства рядом несмотря на то, что причиняешь ему боль. Ещё быть понять, что с ним происходит. Почему о том, что раньше было в порядке вещей, теперь нельзя и вспоминать.
Примечания
Если вы ищите эротику или флафф и романтику - это не оно (хотя элементы есть), но и не беспросветный ангст
54. Я такой
17 января 2023, 10:25
Утро начинается безмятежно. Тоха выходит спокойный, с чуть виноватой улыбкой. Я не лезу, всё равно ничего не понимаю. Мы спускаемся по лестнице и натыкаемся на Ирку, которая выходит на улицу от лифов. И тут у неё на глазах Тоха берёт меня за руку и останавливает. Ирка, вздёрнув подбородок, одаривает его презрительным взглядом и проходит мимо. Смотрю на Тоху и до меня доходит, что она знает. Осторожно спрашиваю:
— Ты ей сказал?..
— Фигли говорить. Она сама всё видела!
— На дискотеке что ли?
До меня только сейчас доходит, что со стороны тогда всё действительно выглядело весьма однозначно. Ну я дебил, да. А Тоха опять становится хмурый. Пытаюсь его чуток развеселить, говорю, что всё это фигня, потом просто несу всякую чушь, лишь бы он не парился. Пока идём до школы, он вроде успокаивается, чуть улыбается.
Пока жду его с шестого урока, снова рыгаю парами спермы на лестнице за спортзалом и убеждаю себя не лезть к Тохе. Повторяю себе: Тоха не леденец. Со звонком спускаюсь в холл, а он уже тут болтает с Дэном и этот чудик прётся с нами до дома. Я не против, так проще. К тому же Дэн на днях притащил мне в школу новую книгу, а мне становится интересно: к Дэну Тоха меня тоже ревнует? Наблюдаю за ним и не могу понять. Возле подъезда по-приколу приобнимаю на прощание Дэна за плечи и смотрю на Тоху — он кривится и показывает мне фак. Просёк, блин, что я специально.
В лифте с нами едут две мелкие девки, они выходят на восьмом и я поворачиваюсь к Тохе:
— Так что, к парням ты меня не ревнуешь, только к бабам?
Тоха поджимает губы, закатывает глаза, смотрит на тусклую лампу, потом опускает взгляд прямо на меня:
— Ты мелкий тупой беспринципный и бестактный засранец. Не могу поверить, что сказал тебе…
Язык дёргается сказать «Зато сосу охеренно, да?». Но приходится сжать зубы, чтобы не рыгнуть в Тоху горькой желчью с Китовой вонью, а он выскакивает в открывшиеся двери. Нагоняю только когда он уже суёт ключ в замок, мычу:
— То-о-ох, прости. Только не уходи.
Он замирает, упершись лбом в дверь и, не поворачиваясь, вздыхает:
— Я зайду в четыре.
— Угу.
Он открывает дверь и поспешно ныряет внутрь.
Ненавижу себя, дебила. Будто мне вчера не хватило. Дома падаю на кровать и сворачиваюсь в клубок. Мать права, я бессердечный ублюдок, мне на всех плевать, а Тоха… такой ранимый, такой нежный, я вообще к нему подходить не должен. Но я ведь не смогу. И он не сможет, что самое поганое, наверное.
С кровати подрывает звонок в дверь и понимаю, что уже четыре, это он. Мне хреново… я так и не поел и чувствую подступающую тошноту и горьковатый привкус желчи. Надо проблеваться. До корта я не дотяну. Мелькает мысль не открывать. Нет, это хреновая идея, Тоха испугается ведь за меня, урода.
Он как обычно, чтобы не запалили, проскальзывает внутрь, едва открываю дверь. Я приваливаюсь к ней, а Тоха испуганно шарахается от меня и хлопает глазами — видимо, вспомнив, что попал в логово сексуального маньяка. Меня самого от себя мутит. Вздыхаю:
— Я тебе так противен?
— Что? Нет… — Тоха шагает навстречу, и я закрываю глаза, вжавшись в дверь. Он шепчет: — Прости, я не это имел в виду. Я не должен был…
— Хватит, Тох. Не надо меня прощать и нянчиться. Я идиот и членосос. Ты же знаешь… Вообще не знаю, что ты… во мне нашёл… Что, блин? Тебе же со мной скучно. У нас только одно общее дело и было…
— Игорь… — Он кладёт руки мне на плечи и меня чуток отпускает, а он одним мягким естественным движением прижимается сам — всем телом и губами в губы.
Меня накрывает волной жара, и прежде чему успеваю сообразить, что происходит, Тоха может распробовать у меня во рту привкус желчи и Кита, блядь. Желудок выворачивается и меня почти складывает пополам. Зажимаю рукой рот и несусь к унитазу.
Слышу, что Тоха заглядывает в ванну, потом разувается и идёт на кухню — за альмагелем, наверняка. Мелькает мысль запереть дверь в ванную, но не успеваю, он объявляется, и я остаюсь сидеть в обнимку с унитазом.
Меня больше не рвёт, просто не хочу смотреть на него. Я ему чуть в рот не наблевал. Надо же быть таким уёбищем. Тоха решает меня добить:
— Надеюсь, это не из-за меня.
Мотаю башкой и закрываю её руками, почти засунув в толчок, хочется туда провалиться. Снова просить прощения нет сил, сколько можно.
Тоха садится на пол рядом, тянет меня за плечо и вздыхает:
— Ты ел вообще сегодня? Я же тебе булочку приносил.
Булочку я оставил на после Кита, а после него последнее о чём я могу думать, это еда.
— Забыл. — Вытираю рожу туалетной бумагой, не поворачиваясь к Тохе.
— Тебе надо к врачу. — Он суёт мне ложку с альмагелем.
— К психиатру? Или этому… сексопатологу? — Глотаю мерзкую белую жижицу, она почти перебивает горечь от желчи, но привкус спермы кажется ещё сильнее. — Скажу: «Доктор, у меня нездоровая тяга к чужим членам, очень хочется спермы». Или это мне к диетологу?
— Игорь… не надо, пожалуйста. Я знаю, что виноват…
— Ты? Да нет, можешь дальше строить из себя недотрогу. Просто меня достало уже. Если не хочешь отсос, можешь валить.
Тоха молчит так напряжённо и «громко», что звенит в ушах. Страшно, но я слишком зол, чтобы заткнуться. На себя конечно, не на него, но ничего обидного я не сказал и не хочу больше просить прощения, не хочу, чтобы он прощал. Я сказал правду, нравится она ему или нет. Если я ему противен, больше мне нечего предложить. Не взглянув на него, рычу:
— Ждёшь, что после поцелуя я превращусь из лягушки в принцессу?
— Я не уйду.
— Тогда не выёбывайся и снимай штанишки. Закрой глазки опять, если смотреть противно. — Я готов отгрызть себе руку за эти слова, но это, блин, правда.
Тоха встаёт, и я вцепляюсь в его ногу. Не сильно, он может выдернуть её, но просто стоит, а потом у меня перед глазами расстёгивает и спускает штаны вместе с трусами, делая очевидным факт, что сейчас он ничего не хочет… Вообще у Кита, когда он расстёгивает штаны, как правило тоже не стоит, но он всё равно хочет, и я знаю, что с этим делать. Сдерживаю новый приступ тошноты с Китовым привкусом и хватаю губами Тохин писюн — сразу становится легче. И он, конечно-же, отзывается, наполняется у меня во рту. Меня отпускает, наслаждаюсь Тохиным запахом и вкусом. Вот только Тоха остаётся напряжённым — даже близко не такой, каким был на столе, и я почти уверен у него в глазах слёзы. Ему действительно противно. Он ненавидит себя за то, что поддаётся мне. Говорил об этом. А я кусок дерьма…
Едва сам сдерживаю слёзы, выпускаю член из рта и вжимаю лицо Тохе в живот, бессвязно мыча чтобы простил, что он нужен мне.
Тоха вздыхает, опускается на колени, протиснув между нами локти, и берёт моё лицо в ладони. Обычно терпеть этого не могу, но сейчас даже приятно. Это ведь Тоха. Не разжимая рук, тяну его ближе и закрываю глаза, чтобы не видеть боль в его взгляде. Не могу больше. Ничего не могу.
— Игорь, услышь меня, наконец, я не уйду, клянусь тебе. Просто не нужно этого делать. Я не хочу так. Мне этого не нужно.
— А мне нужно. Нужно, понимаешь? Такое я уёбище. Не могу без этого. — Скалюсь и пытаюсь присесть и прижаться пузом к его члену. Через футболку, но всё равно чувствую его — ещё влажный от моих слюней, оставляет отпечаток на ткани.
— Мне кажется, ты просто сам не понимаешь, чего хочешь, — вздыхает Тоха и вытирает мою щеку большим пальцем.
Понимаю, что у меня таки выкатилась слеза. Не знаю с какого перепуга. Себя решил пожалеть?
— Ах, ну да! — Всё же распахиваю глаза. — Ты же у нас теперь взрослый мальчик, тоже лучше меня знаешь, чего я хочу и как для меня лучше! Ну давай, скажи, мне!
Тоха поджимает губы, чуть качает головой:
— Ты просто боишься… потерять друга. Прости, я не должен был доводить до этого.
— Погоди, ты думаешь я ради тебя это делаю? Мне даже в голову не приходило, что ты хочешь. Ты же запретил… как раньше.
— Господи, — Тоха болезненно зажмуривается.
Почти ржу. Понимаю, что со стороны мои выходки выглядят странно. Тоха же у меня нежный, чувственный, а я с ним обращаюсь как с… Китом. Но он, реально ведь сам довёл.
— Я же пошляк, помнишь? Думал воздержание это изменит? Мне просто нравится твой член. Смирись. Я такой.
— Это я сделал тебя таким.
— Да нихрена не ты. И что, такой я тебе противен?
— Я люблю тебя, придурок.
У меня отвисает челюсть. Он говорил, что ревнует, и это значило, наверное, то же самое. Но теперь… Я тоже должен это сказать? Но это же глупо. Слишком слюняво.
— То-о-ох, ну, это же розовые сопли. Для девочек. Признания, поцелуйчики, свадьбы с каретами. У нас с тобой всё… иначе.
— Угу. Не надо было показывать тебе порно… ты совсем мелким был.
— Ой. Ну опять, двадцать пять. Взрослый ты наш. Ещё скажи, что ты меня совратил. Ничё не забыл? Кто кого развращал. — Успеваю его отпустить, всё же задрать свою футболку и с силой притягиваю Тоху за пояс, прижимаюсь животом. Но доходит, что ему упираться членом в джинсу должно быть не очень приятно.
Тоха хмыкает мне в шею, кажется чуть улыбается и сам подаётся вверх, скользя головкой мне в пупок. Я чуть сознание не теряю. Так круто ощущать его кожей. А он опускает руку и накрывает ладонью мою ширинку. Я автоматом толкаюсь навстречу и зависаю, когда он расстёгивает мне пуговицу. Он же только что вот кривился… Впрочем дополнительного приглашения мне не требуется. Махом стягиваю с себя низ, задираю до подмышек свою футболку и его свитер с майкой и влипаю кожей к коже. Меня колбасит как неврастеника и Тоху, кажется, тоже, или моё ему передаётся – не важно. Обвив его руками, тяну к себе. Он выдёргивает руку, и я льну членом к челену. Как же хорошо. Двигаюсь, втираюсь пахом, руками, губами. Весь мой — теперь расслабленный и податливый. Так близко. Не могу поверить.
Тоха сипит, вытягивается, вцепившись в мои плечи, и ощущаю, как между нами выплескивается горячая струйка. Разносится запах, а я не могу даже глянуть — он меня держит. Обхватываю губами его ухо и бессильно мычу, мечтая заглотить там. Впрочем, оторваться от него всё равно не смогу. Так хорошо. Делаю усилие, чтобы не спустить самому и успеваю собрать чуток пальцами с кожи всё же отправить в рот, потом срываюсь сам и между нами уже хлюпает, а от запаха режет глаза. Но так круто. Продолжаю тянуть его к себе. Больше не отпущу никогда.
Безмятежность нарушает утробное урчание в моём животе. Я бы не обратил внимание, но Тоха вздыхает:
— Поешь уже, а.