Перелом

Тоха заходит ровно в четыре перед тренировкой. Точнее он не заходит — стоит в коридоре, сам опасливо оглядывается на свою дверь. Чувствую себя маньяком-растлителем. Вздыхаю: — Зайди уж, не трону я тебя. Натягивает свою усмешку и всё же шагает внутрь. Одеваюсь, больше не смотрю на него. Кто я в его глазах? Поганый озабоченный членосос. Самому тошно. Тоха прав, я не должен был, не имел права. Но он меня спровоцировал, раздразнил, зашёл, а потом пытался обломать. По пути к остановке, он цепляет меня за рукав: — Игорь, ну ты чего? — Ничего! Я тебя не трогаю! — Мотаю башкой и поднимаю руки. Он тяжело вздыхает и идёт дальше. Мелькает мысль догнать и… как детстве — вцепиться, покатиться кубарем. Но теперь у нас другие кувыркания. И хрен я его хоть раз ещё трону без явного согласия. В трамвае я всю дорогу пялюсь в окно, а он задумчиво разглядывает меня. Ну, поиграем в эту игру. Пусть повыделывается. Уверен, ему же первому сорвёт крышу. Посмотрим, как скоро он опять начнёт на людях тереться членом об меня — грязного хеусоса. На корте смотрю в основном себе под ноги, потом вообще закрываю глаза и только слушаю с разных сторон звуки ударов. Некоторые девки, отбивая мяч, угарно ахают, почти как в порно. Слышу шорох и рядом со мной садится одна из них: — Игорь? Киваю. Любопытно, откуда она знает моё имя? Неужто Тоха сказал? Больше некому. — Не играешь сегодня? — Как видишь. — А чего так? — Смотрит искоса и убирает за плечи волосы. Это раскладывание волос — у девок что-то типа нервного тика? И чего она их распустила вообще? Они на корт выходят всегда с хвостами. Она задаёт мне ещё какие-то тупые вопросы, когда рядом возникает Тоха и радостно выдыхает: — Ай-да, поиграем. Деваха хлопает глазами, потом подскакивает: — Да, круто, давай. — Завязывает свои волосы в хвост и улыбается Тохе: — А ты уже круто играешь. Он натягивает свою фирменную ухмылку, только в этот раз она предназначена не мне. Тоха смотрит на деваху и произносит очень медленно, я бы сказал издевательски: — Спасибо, но я вообще-то не тебя звал. Извини. — Переводит взгляд на меня: — Пойдёшь? Я договорился. Я тихонько стекаю под лавку. Это он сейчас меня к девахе приревновал? И ещё ломается чего-то. От восторга вообще обо всём забываю. Я получил сегодня всё, чего хотел и даже больше, сфигали мне дуться. Выходим на корт. Спортивной формы с собой нет, ладно хоть в кедах, без которых в здание не пускают. Я выкладываюсь по полной, и в фланелевой рубашке уже через пару минут становится нестерпимо жарко. Тоха просто издевается, гоняет меня за мечами без устали, я едва ли успеваю отбить пару. Снимаю нафиг рубашку, но всё равно, с корта выхожу весь мокрый, вытираюсь рубахой и падаю на скамейку. Тоха доволен по уши, улыбается мне: — В душ не хочешь? Я расплываюсь: — А ты не пойдёшь? — Знаю, что обычно он тут не моется, но не могу не подколоть. Он надувает щеки с ямочками, медленно крутит головой. Выглядит прям умильно. Жму плечами и встаю, но оборачиваюсь. — Точно не пойдешь? — Охота ещё раз взглянуть на эту рожицу. После душа, я размякаю, прям шевелиться лень. Тоха встречает меня улыбкой: — Можем каждый раз теперь играть хоть всю тренировку. — Ты же тогда ничему не научишься. — Да вот не пофиг. Спортсменом я всё равно не стану, даже если захочу. Это надо с детства тренироваться. По дороге домой он выглядит спокойным, улыбается и сам осторожно берёт меня за руку. Я привычно сую его лапку себе в карман и тихонько жулькаю там. Хорошо. Не хочется думать ни о чём больше, но робко надеюсь, что его совсем отпустило. Понимаю, что не отпустило уже когда ждём лифта. Забавно, за эти дни мы ещё ни разу не оказывались в лифте одни. Спускались всё время по лестнице, а наверх почти всегда кто-то ждёт. Сейчас в холле никого кроме нас, и Тоха так следит за лампочками этажей, будто готовится прорываться в лифт с боем — точнее, видимо, оттуда — от меня. Лыблюсь, наблюдая, как у него краснеют губы — он хочет, думает об этом. И у меня при его виде замирает сердце, тянет в груди, но зайдя в лифт, я демонстративно приваливаюсь спиной к стене и скрещиваю на груди руки. Тоха отворачивается к дверям, и я готов поклястся, у него уже стоит. Ну пусть повыделывается. Он заскакивает к себе, попрощавшись только через плечо, а я едва сдерживаю ржачь. Ну, смешно, блин. Чего он хочет добиться, явно ведь никуда не денется… С утра я безмятежен, как остывающая звезда — внутри горячо, снаружи едва теплится, но коллапс ещё не скоро. Тоха, выскочив на переходную, нерешительно замирает, и я едва сдерживаюсь, чтобы сходу не стиснуть его в объятиях, но оставляю руки в карманах, только киваю: — Погнали. Как прошёл школьный день я бы вообще не заметил, если бы не Кит. Пятнадцать минут унижения кажутся вечностью только в процессе, после сортира они сливаются в памяти с предыдущими днями, будто ничего и не было. Но грёбанный привкус во рту не даёт забыть ни на секунду, что я делал это снова. После Тохи. Как же хочется, чтобы там снова был он… Тошно… какое я чмо. Ненавижу себя больше, чем раньше. Тоха пытается держаться как обычно, но у него нифига не выходит. И я блин, знаю, что он хочет, что думает об этом по дороге домой. У меня сводит живот, так хочется самому, но я держусь. В конце концов Тоха не чупа-чупс, который можно пососать, когда хочется закусить. Потерплю, пока он захочет сам. Он опять напрягается перед лифтом, хотя с нами ждёт ещё баба, она выходит на пятом и до десятого Тоха смотрит на двери лифта, будто ему не терпится в туалет. Ждёт, блин, что наброшусь, и мне реально хочется до дрожи. От самого себя тошно. Стою не шелохнувшись. На этаже Тоха замирает возле своей двери, смотрит на меня грустно. Вздыхаю: — Не выйдешь больше? — Может, вечером ненадолго, — улыбается как-то облегчённо и вдруг берёт меня за руку. Я подаюсь навстречу, но замираю. Он же умолял меня ничего не делать. За ручки подержаться решил? Безумно хочется посмотреть стоит у него уже или нет. Почти уверен, что у него ещё в лифте встал. Если гляну, боюсь размажу его по стене прямо тут. Он, блин, сам провоцирует, а потом я же ещё и виноват буду. — Я маякну, — выдыхает мне почти в губы и закрывает глаза, прям как у меня в коридоре. Зависаю. Не здесь же мне… — Может, всё же зайдёшь? Тоха шарахается, а я поднимаю раскрытые ладони. Я его не трогал. И у меня не стоит, в отличие от него. Лыблюсь, убедившись в этом факте. Мелькает мысль, что весь прошлый год эти его «спонтанные стояки» тоже были не такими уж случайными… — Так ты из-за этого начал от меня шарахаться? — Указываю взглядом на стояк. Фига с два я опять буду делать вид, что ничего не заметил. — Думал, если будешь обходиться без моей помощи, всё пройдёт? — Игорь, заткнись! — Кивает на свою дверь с гневным лицом. Ну, да могут услышать. Это я зря. Сбавляю голос, но шагаю ещё ближе, шепчу: — И что, года воздержания не хватило? — Это не твоя проблема, ясно? — Упирается обеими руками мне в грудь и отталкивает. Я снова показываю ладони возле плеч и лыблюсь: — Как скажешь. — Ещё выше поднимаю руки, чуть не лопаясь от восторга. Он ведь даже не отрицает, что у него стоял на меня. Тоха достаёт ключи и смотрит на меня прям зло, ждёт когда свалю. Медленно пячусь, не опуская рук. Чем дальше отхожу, тем грустнее у Тохи взгляд. Или так кажется издалека. Дома как обычно пытаюсь заесть привкус Кита всем, что попадётся по руку, хотя знаю точно, ничего не поможет. Ничего кроме Тохи. А ему жалко, блин, капельку спермы… Бесят его запарки на пустом месте, и в то же время, когда думаю о нём, внутри становится тепло и приятно. Умильно прям. Он всё равно мой космос — бесконечно расширяющийся. Эсэмэска прилетает от него ближе к семи: «отпустили только до магаза. пойдёшь?». Ещё справшивает… Через пятнадцать минут встречаемся на переходной. Я сразу поднимаю руки — скорее, чтобы самому не вцепиться сходу с него, ну и чтобы он не шарахался. Он всё равно не рад этому жесту, замирает и хмурится. Развожу руки в стороны, потом роняю и вздыхаю примирительно: — Я на всякий случай. Не знаю уже, что мне можно. Тоха поджимает губы и разглядывает светящиеся окна дома напротив. — То-о-ох, ну объясни мне тупому, в чём вообще проблема? Что я не девочка? — Да-а, — он усмехается и натягивает свою фирменную улыбку, — будь ты «де-воч-кой» никакой проблемы бы не было. — Он опять выделяет про девочку и я вспоминаю, как его рассмешило, когда я спросил, нравится ли Машкова ему как девушка. — Типа девушки тебя не привлекают? — Лыблюсь во всю харю и зачем-то добавляю: — Совсем? — Эврика! — Всплёскивает руками. Типа, до меня, дебила, трудно доходит, да… — Мне так вот пофиг. — Мне даже обидно немножко… — Тебе всё пофиг. — В смысле, если бы ты был девушкой, ничего бы не изменилось. — Серьёзно? — выдыхает зло и смотрит на меня теперь реально, как на идиота больного. Обречённого. С такой болью… — Ну, может цветочки бы подарил, сводил в кино для начала… — Пытаюсь опять улыбнуться, но ощущение, что он мне сейчас вмажет или выпрыгнет с балкона. Ну, да отсосать ему у меня бы не получилось, особенно в мужском туалете. Но мне в общем-то пофиг, что у него между ног. Думаю, мы бы справились с этим. Хотя, фиг знает, как бы я понял, что он хочет тогда… видимо никак и никогда. И вкусняшки бы не было. Про девочку ему явно не понравилось. Напрягаюсь, готовясь ловить его при любом раскладе. Выдавливаю: — Шучу, мне просто нравится твой член. Вот теперь точно врежет… Он дёргается, я подрываюсь навстречу, но он лишь закрывает лицо руками, и я замираю рядом. Опять я какую-то чушь сморозил? Бля, я не знаю… Наверное, лучше бы мы это, действительно, не обсуждали. Пытаюсь взять его за плечи, но он перехватывает мои руки и качает головой: — Ты вообще больше ни о чём думать не можешь? — Видимо нет. То-о-ох, прости. Всё, молчу, я дебил, знаю. Просто хотел сказать, что меня не парит, что ты парень. Не понимаю твоих терзаний. — Да дело не в этом. Даже будь ты девочкой, это… — он мотает головой. — Ненавижу себя за это. — То-о-ох, ну чего ты, а? Прекрати. Что такого-то? — Ты просто не понимаешь — что. Как это… пошло. Нездорово. — Ну, да… — У меня опускаются руки. Я ж извращенец, пошляк и членосос. Отшагиваю от него, рыча: — Всё я понимаю. Тоха не выпускает мои руки, вцепляется в них сильнее, всхлипывает, поджав губы. Мой ласковый нежный мальчик хочет держаться за ручки, но против, чтобы я трогал его член – это пошло… Вздыхаю: — Ладно, будем только держаться за ручки. — Не говорю «пока тебе, радость моя, снова не снесёт крышу». Он всхлипывает, шагает ближе и утыкается лбом в плечо. Сладенький мой, хороший… опять я довёл. Обхватываю его, притягиваю к себе и прижимаюсь губами к виску. Опять ничего не понимаю, ничего не могу сделать. Только по головке погладить и остаётся. Тоха в руках расслабляется, успокаивается и мы всё же доходим до магазина и обратно. До прихода матери успеваю забрать рюкзак и свалить к Машковой. И теперь мне становится прям любопытно, а как оно у девочек-то в самом деле? Как понять, что «стоит»? Может у неё тоже на меня «стоит»? Я дебил не понимаю, а Тоха прочухал. У него точно не буду спрашивать. Но реально ведь интересно, как оно у них там. Вряд ли Машкова будет как бабы в порно орать «трахни меня». Как это в жизни? Как бабы кончают в реале? Их тоже колбасит? Блин, как же Тоху скрутило в тот раз на столе… я такого и в порно не видел. У мужиков — точно. В одном Тоха прав: я только об этом и думаю, извращенец.