Перелом

Сразу после школы тащимся в спорткомплекс втроём. И только в раздевалке, наконец, оказываемся с Тохой наедине. Ну, в смысле, без Машковой. Впрочем третий пацанчик сваливает как раз, когда я любуюсь Тохой в трусиках. Я переоделся в шорты, но сижу без футболки и втираю ему всякую ржачную хрень, лишь бы задержать подольше. Тоха, одевшись, ещё какое-то время слушает, но в конце-концов вздыхает: — Идём уже, — и, не дожидаясь, пока я напялю футболку выходит. На корте он объясняет Машковой как держать ракетку и всё остальное — стоит у неё за спиной, одной рукой приобнимая за талию, а она вся цветёт и пахнет. Прям очень мило. Настолько, что хочется блювануть — буквально — уже чувствую вкус Кита во рту. Но я пытаюсь вести себя нормально и даже улыбаюсь. Отбиваю подачи Машковой и снова смотрю, как она млеет в объятиях Тохи. Уже ненавижу её. Надеюсь Тоха это не всерьёз, а чтобы «я не строил иллюзий», как он сказал. Я никаких иллюзий не строил, и ему говорил, что с Машковой мы просто друзья, неважно, что там талдычут в школе. И мы с ним говорили про поцелуй, а не про свидание, на котором я третий лишний. Надеюсь целовать её он всё же не станет. Я ведь не согласился на спор. А он уже чуть ли не губами к ней липнет. Пиздец. У меня просто рвёт крышу. Понимаю, что вот-вот блювану, бросаю ракетку и валю. Тоха кричит: — Ты далеко? — В тубзик. — Погодь, я тоже хочу. — Драпает следом. Тоха нагоняет меня уже в сортире. Блювануть не выйдет… А он вцепляется в мой рукав: — Эй, ты чего? Вероятно, что я пришёл ссать уже не сканает, развожу руками: — Хули мне там делать? Надоело уже наблюдать, как ты её… соблазняешь. — Я её соблазняю? Передразниваю его движения: — Ути-пути, локоточек сюда разверни. — Я тебя так же «со-бла-знял». И возразить, блин, нечего. Разве что сказать, что у меня стояк был офигенный тогда. Тоха, разглядывая меня, отступает на шаг и складывает на груди руки. — Ревнуешь? Ты же сказал, вы только друзья. Сжимаю зубы и смотрю на него, на эту улыбочку. И меня начинает бесить. Я не врубаюсь, он издевается или, действительно, даже после всех моих выходок, не понимает, что плющит меня с него. Просто ему не до меня. Я не девочка… Он по Ирке тоскует, ищет как отвлечься. Тоха, разглядывая меня, сжимает губы в тонкую белую линию. Всё же беру себя в руки, вздыхаю: — Да, не в этом дело. Просто достало уже: только и делаю, что стою и смотрю на вас. — Ну, прости. Сейчас поиграем, ладно? — смотрит теперь опять с бесконечной тоской, будто я умирающий. — Угу, — Можно подумать у меня есть выбор, но Тоху доводить не хочу. Большую часть оставшегося времени играем с Машковой вдвоём против Тохи. Меня всё ещё плющит, но уже не так сильно. А потом мы прёмся провожать её до дома. Тоха снова тащит Катькин рюкзак и они увлечённо обсуждают какие-то фильмы и книги. Вот, блин, нашли друг друга — прям идеальная парочка, а я — третий лишний, болтаюсь рядом, как бесполезное чмо. У подъезда Тоха вдруг берёт мою руку, поднимает её и переплетает наши пальцы. Говорит Катьке, как он ей благодарен, что она мне помогает. Потом ещё накрывает мою руку второй ладонью. Меня бросает в жар, плющит, вообще не врубаюсь, что происходит. Тоха ведёт себя странно: голос будто незнакомый. Он таким же голосом и почти с таким же лицом говорил с матерью по телефону, когда сочинял про день рождения одноклассника... А он жалуется Машковой, что целый год не мог наставить меня на путь истинный, а у Катьки это вышло махом. Та улыбается и кивает. Тоха же распинается, как для него это много значит, что знает меня с детства и я ему как брат, и вот теперь он за меня спокоен. Он очень, очень ей благодарен, прямо безмерно. Сам мнёт перед собой мою руку и второй поглаживает. Я тихо шизею — младший братик, блин. Машкова, мнётся смущённо, а Тоха цепляет её руку и суёт в мою: — В общем, мир вам и любовь. — Он поднимает ладони до уровня плеч и отшагивает. Подрываюсь за ним, но останавливаюсь. Достал меня на сегодня уже этот цирк. Разворачиваюсь и тащу Машкову в подъезд. В лифте она задумчиво тянет: — А он, правда, заботится о тебе. Ехидно лыблюсь: — Уже не думаешь, что он плохой мальчик и всех использует? — Ну, нет… — А мне вот стало интересно, мы с тобой ещё гуляем? Она скрещивает на груди руки и окидывает меня оценивающим взглядом: — А ты теперь хочешь? Лыблюсь: — Ну, а если хочу? Она кривит рот: — «Если» не считается. А ты против… ну, если я с ним буду… ну, если он захочет. — Она жуёт губы, потом улыбается: — Он мне нравится. — Помнишь, ты говорила, будто Тоха похож на перца из фильма, который соблазнял девку на спор? Кивает. — Вот, как в воду глядела. Мы с ним поспорили, что он тебя соблазнит. Катька хмурится, но потом смеётся: — Да, ну… шутишь? И, кстати, в фильме он в неё влюбился потом. — Ага, розовые сопли, любовь до гроба. Мечтай дальше. Она вздыхает: — Там на самом деле до гроба. Он погиб в конце. Блин. Ещё не легче. Я не суеверный, но всё равно как-то паршиво. Отворачиваюсь, пытаясь дышать ровно. В конце концов, я не имею права мешать Тохе… и лучше Катька, чем Ирка. Катька ко мне нормально относится. Дома она наливает чай, ставит передо мной бутики. Я жрать не хочу, по дороге на корт Тоха скормил мне два хот-дога. Но это ж так «мило» — они оба заботятся обо мне. Оба парятся за мою учёбу. Будет у меня два опекуна. Блевануть хочется. Кит тоже, блин, заботится, по-своему. Его вкус поднимается сквозь оба хот-дога с привкусом апельсинового сока. Вскакиваю из-за стола и валю нафиг. Пофиг на эту домашку и всё это. Прусь к Дэну. Марсоходы куда интересней. На следующий день выхожу из дома с намерением сказать Тохе, что он нравится Машковой. Кто я такой, чтобы мешать любви. Может он перестанет страдать из-за Ирки, а с Катькой я смирюсь, переживу, может, сможем вместе гулять иногда. Лишь бы при мне не сосались, конечно. Его раздувы про поцелуи меня напрягают. Фу, не хочу об это думать. Тоха встречает своей дурацкой ухмылкой. Хочется вмазать сходу. Его в стену. Так, чтобы опять пустил слезу, предварительно спустив кое-чего мне в рот. Сжимаю кулаки до боли и отворачиваюсь. По дороге Тоха интересуется, как вчера прошёл мой вечер. Говорю, что «отлично». Наверное, впервые ему вру. Слышу: — Хорошая девочка. Фыркаю: — Кто-то недавно собирался на спор «разбить мои иллюзии». — Так ты тупишь. — Я же сказал, мы с Катькой просто друзья. Можешь себе взять. Не стесняйся. — Ой, спасибо, за разрешение, — Тоха заливается смехом и прибавляет шаг, потом вдруг останавливается и хватается за забор. Я замираю, потом робко тяну его за рукав: — То-о-ох, ты чего? Плохо? Он активно мотает головой, поворачивается с кривоватой ухмылкой: — Прости. — Он закидывает руку мне на плечи и треплет. Будто это у меня тут… истерика или не знаю, что это было. — Всё супер. — Он тянет в школу, и я переставляю ноги, пытаясь подстроится под непривычный темп. Я реально нифига не понимаю… Натыкаемся на Машкову у гардероба — готов поклясться, она ждёт нас, то есть — Тоху. Но набрасывается на меня: — Может, объяснишь что это значит? Я подвисаю, не сразу сообразив, что она про мой уход, и что домашка не сделана — об этом Тохе лучше не знать. Цепляю Катьку за локоть и тащу прочь. Она по дороге вещает, что вести себя так невежливо, она не училка и не репетитор, ей зарплату не платят, и что-то ещё: очень похоже на мою мать, той тоже вечно кажется, что я всё делаю ей назло. Однако Катька хотя бы слушает, что я говорю в ответ — объясняю, что мне стало плохо, не хотел заблювать ей туалет. Теперь она смотрит даже сочувственно, чуть ли не виновато. Фигли, про то что я блюю постоянно, знают уже все. Тоха в обед по традиции приносит мне булочку, а меня чуть не выворачивает только от её вида. Я уже несколько раз выблевывал такие — с корицей и спермой и сейчас глючит, что во рту уже этот привкус, хотя у Кита я ещё не был. Сую булочку в карман, говорю, что съем позже. Пока болтаем с Тохой в коридоре, как нам подплывает Машкова. Что-то щебечет про теннис, хотя она уже вчера всю дорогу втирала ему в уши, как ей понравилось. Глядя в окно вздыхает: — Я бы, конечно, ещё хотела попробовать… Только теперь до меня доходит, что она напрашивается опять. Тоха беззаботно улыбается: — Я бы пригласил, но твой парень, — косится на меня, — будет против. У меня поджилки натягиваются, а Машкова, глядя на Тоху влюблёнными глазами, лепечет: — Он не мой парень. Я просто ему с уроками помогаю. — Может тогда сходим куда-нибудь в другое место. На дискотеку, хотя бы… Машкова что-то восторженно лепечет, я уже почти не слышу. И теперь хочется Тохе реально вмазать. А он, как ни в чём не бывало, ей улыбается. «В субботу» — доносится до меня, а он шагает к ней и целует в щёку. Катька вся обмирает и Тоха сдвигает губы, касается её рта. Я вижу всё очень отчётливо и, кажется, ощущаю каждый миллиметр его кожи, которым он её касается. Внутри будто что-то надламывается. Ноги подкашиваются. В висках гудит. Я не могу. Не могу так. В голову всё же приходит одна мысль. — Хватит, ты выиграл, — чуть не ору. Так, что несколько человек оглядываются. Тоха удивлённо приподнимает брови, а Машкова оборачивается ко мне и гневно шипит: — Прекрати. А Тоха за её спиной ухмыляется свой кривой улыбочкой: — Ладно, как скажешь. Машкова оборачивается к нему и обмирает. Тоха сообщает ей с тем же лицом: — Извини, ничего личного, просто спор. Я автоматически ловлю Катькину руку, когда она собирается влепить Тохе пощёчину, и Машкова набрасывается на меня. Я её обхватываю и рычу: — Сама прекрати. Я ведь тебе говорил. Она продолжает рыпаться. Ну, смешно, блин. Они знакомы-то, можно сказать, три дня и такие истерики. Из-за того, что на глазах у всех? Всё же стыдно, блин.