Перелом

Смотрю в зеркало возле тубзиков и ненавижу себя. И ради чего? Чтобы видеть в школе Тоху? Я не должен даже стоять рядом с ним. Не то что прикасаться к нему своими погаными лапами. Как я мог вообще? Ещё никогда не презирал себя так сильно. На урок уже не иду, нафиг? Залажу на подоконник в переходе. Тут проявляется какая-то мымра и начинает орать, чтобы я слез. Мне как-бы посрать. Та бздит, что сейчас позовет завуча. Я ухмыляюсь: — Ну, валяй. Её прям трясет, рожа становится красная. Она, громко топая, прётся в сторону учительской. Звонок раздаётся раньше, чем она успевает дойти до поворота, и я валю за вещами. Машкова прицепляется с вопросами, чего я опять натворил, почему вызывал Кит. Говорю, что из-за физры, она хавает. По дороге к следующему классу натыкаемся на Тоху. Первая мысль свинтить: не хочу, чтобы он меня видел сейчас, но уже поздно. К тому же, у него урок за соседней дверью от моего. Машкова при виде Тохи, куксится и заходит в класс, а я опять залажу на подоконник. Тоха на это хмурится, но молчит. Я вообще на него не смотрю, не могу после Кита. Несколько чуваков из старших перекидывают друг-другу рюкзак, судя по всему, лоха, который скачет между ними. Ну, не дебил? — У тебя кровь на щеке, — Тоха наклоняется и разглядывает моё лицо. Кит лапал меня окровавленной рукой. Но я ведь после этого умывался, смотрел в зеркало, полоскал рот. Как я мог не заметить кровь? На щеке словно вспыхивают отпечатки его лапы. Тру рукой. Тоха подступает ближе: — Откуда у тебя кровь? — Да, так. По-прежнему не поворачивается язык ему соврать. Хотя между нами уже столько всего, что это ничего не изменит. Но не могу ему врать в лицо. Тоха хмурится сильнее. Вздыхает: — Дай, — облизывает пальцы и тянется к моей щеке. — Стой! — Я хватаю его руку, не могу позволить прикасаться к себе. К крови Кита. Тоха вздрагивает, смотрит испуганно, как на безумного. А я понимаю, что меня трясёт. Выдавливаю: — Это не моя кровь. И тут прилетает тот самый рюкзак. Задевает Тохино плечо и падает на мои колени. Хватаю рюкзак и со всей силы запуливаю в ближайшего чувака из тех, что им перекидывались. Подача у меня не фиговая и тот чуть не валится. Он оборачивается ко мне. По телу разливается жар, стучит в висках. Улыбаюсь в предвкушении. Аж всё зудит. Сейчас. Давай, подойди, дылда. И он идёт. Что-то там бурчит на ходу. Тоха хватает меня за плечи. Трясёт: — Игорь, не надо. Я резко отодвигаю его и сажусь на самый край подоконника, уперев пятки в батарею. Офигенная позиция — я этому верзиле на башку смогу прилететь. Только пусть подойдет поближе. Чувак останавливается, я ржу: — Что, всё? Батарейка села? Он шагает вперёд и реально замахивается. Так ржачно. Аж руку за спину заводит, при этом полностью открыв мне грудь. Я передумываю прыгать, цепляюсь в край подоконника и засвечиваю ногой в солнечное сплетение. Он сразу летит на пол. Тюфяк. Подскакиваю и еще несколько раз пинаю его под рёбра. Тоха держит меня за плечи, но это не мешает. Однако, когда он обвивает меня руками и вжимается в спину, я замираю. Меня всё ещё распирает и потряхивает, но уже охватывает привычная слабость. Ощущаю Тохины руки на животе и дыхание у самого уха. Я чуть откидываю голову и прижимаюсь к его щеке виском. И тут слышу голос Кита. Слабость сразу проходит. Выворачиваюсь из Тохиных объятий и зырю Киту в рожу. У него опухла губа и под носом уже налился синяк. Он кривится: — А я уж подумал, что ты решил взяться за ум. Целую неделю вёл себя примерно! Рядом та тётка, которая орала, что я сижу на подоконнике. Долго же она за ним ходила. Он опускает глаза на пострадавшего. Тот всё ещё корчится на полу, рядом с ним воркуют училка и девка. Кит мычит: — Оба ко мне в кабинет! Отлично! Я ж там не был уже минут двадцать. На этот раз будет групповушка? Кит не спрашивает, что случилось, говорит, всё видел. Узнаёт у дылды фамилию, класс и вызывает его родителей. Отправляет парня прочь и зырит на меня. Я стою, сунув руки в карманы, и смотрю на него в упор. Меня всё ещё потряхивает, одно лишнее слово, и я расквашу ему харю как отбивную. Он достает окровавленный платок и демонстративно вытирает нос. Кривится: — Можешь идти. Хотя уже был звонок на урок, когда я выхожу от Кита, Тоха торчит у дверей и взволнованно спрашивает: — Ну, что? — Да ничего, я же защищался, — растягиваю губы, изображая улыбку. На самом деле не смешно. Я откровенно слетел с катушек и реально хотел кого-нибудь отфигачить. Ну, или чтобы меня отфигачили, не так уж и важно. Вспоминаю потасовку в деревне в Кеном и с Тунцом. Тогда я хотел этого так же сильно. И потом клялся, что буду себя контролировать. И ещё клялся не лезть к Тохе. Уже не раз. И ещё зарекался отсасывать Киту. И кто я после этого? — А чья на тебе была кровь? Лыблюсь: — Вопрос на миллион. Он же видел рожу Кита. Но Тошеньке не может прийти в голову, что можно врезать завучу, а потом спокойно гулять по школе. Он сдвигает брови. Смотрит сердито и молчит. Я ухмыляюсь, растягиваю по слогам то, что услышал не так давно от него: — Мы-не-бу-дем-это-об-суж-дать. У него начинает дрожать губа. Чёрт. Зачем я делаю это? Он пытается помочь. А я теперь срываюсь на нём? Конченый хуесос. Но что я могу сказать? Он вздыхает: — Да что с тобой сегодня? С утра вроде был такой довольный. — Ага, денёк как-то не задался. — Не выдерживаю и, склонившись, втыкаюсь лбом в его плечо. Тоха кладёт руки мне на локти и меня отпускает, по телу разливается тепло. Я бы так и стоял всю жизнь, но только не под дверью Кита. Вздыхаю: — Всё в порядке. Иди уже. — А ты вообще на урок не собираешься? Жму плечами: — Посмотрим. Он хмурится: — У тебя прогул будет. — Я у завуча был. А вот у тебя прогул. Он ухмыляется: — Мне за это ничего не будет. Ты не понимаешь? Я отличник, пай-мальчик. Мне верят безоговорочно. Какую бы охинею я не нёс. Мне никогда даже тройки не ставят, даже если вообще ничего не знаю. И мне не надо стоять босиком на балконе, чтобы простыть и не ходить в школу. Я могу прогулять и сказать: «не смог по семейным обстоятельствам», и мне поверят. А у тебя будут проблемы. Ты сам себе их создаешь! — он выпаливает всё это на одном дыхании с каким-то надрывом. Замолкает и смотрит на меня. Как на… не знаю, смертельно больного. Я выдавливаю улыбку и мотаю башкой: — У меня вообще нет никаких проблем. Всё на мази. Точнее на слюнях и сперме. Снова. Уже свершилось. Чё уж. Тоха сжимает губы и смотрит зло — не так, как на дискотеке, без тени усмешки. Всё-таки милый. Он ведь обо мне заботится. Это так трогательно, что я даже готов пойти на урок, чтобы не огорчать его. Вздыхаю: — Ла-а-адно, — тяну на его манер. — Пойду на урок. Тоха провожает меня до класса. Истеричка не спрашивает за опоздание, походу, видела, что я ушёл с Китом. Она встречает меня фразой: — Вот Игорь нам сейчас и расскажет, чем… Я перебиваю её: — Давайте сразу перейдём к «садись, два». — Достаю и кладу ей на стол свой дневник. Мой школьный долг на сегодня уже исполнен. Машкова пытается испепелить меня взглядом, и я иду на другой ряд. Училка пыхтит в спину, что я мог бы и не приходить. Я запинаюсь о чей-то рюкзак в проходе, с психу пинаю его, и всё содержимое разлетается по полу до самой доски. Хозяин рюкзака дёргается, но оседает и смотрит прямо перед собой, а Истеричка вцепляется в мой рукав и с воплями тащит обратно к Киту. Я иду. Даже ржачно. До конца урока выслушиваю, как Кит увещевает Истеричку, что школа обязана нести воспитательную функцию, каждый ребёнок заслуживает шанс и всё в таком роде. Истеричка ему улыбается и кивает, попивая чай, который Кит перед ней поставил. Тот время от времени бросает на меня свирепые взгляды. Хули, он же пророчил, что я к нему приползу, пусть радуется, посмотрим на размер его «доброты». Встаю: — А можно я домой пойду? Меня тошнит после… — указываю взглядом, после чего. Кит взмахивает рукой: — Иди уже! Валю. По дороге домой отпускает так резко и до такой слабости, что едва не падаю с ног, кое-как добравшись до кровати, валюсь лицом в подушку. Ощущение будто вот-вот разревусь. Приплыли. Я полный псих. Всё из-за Кита. Надо же было опять так встрять. Ненавижу себя. Компьютер, бля хотел. Сосать хуй ради компа, что может быть ублюдочней? А сегодня ради чего? Ментов испугался? Ещё жалеть себя начни. Ушлёпок. Переворачиваюсь на спину и пялюсь в потолок. Чувствую, как по виску бежит капля. Вот с какого фига? Реально ведь, Кит меня не заставлял. Я сам это делал. Хуесос поганый. Ненавижу.