Кровавые осколки

      На улице разъярённо сверкает молния, бешено гремит гром, а сильный ветер норовит выломать тонкие окна из прогнивших рам, оставив и так вечно холодный и сырой подъезд без последней защиты. Ливень, как верный друг и товарищ, так же прикладывает мокрые руки к буйству и со всей силы бьёт по мутным стёклам, с каждой каплей нанося удар всё сильнее и сильнее.       Потушив бычок о ступень, Рафаэль кидает его к “собратьям” в цветочный горшок с завязшим фикусом и отряхивает руки о джинсы. Чешет нос, бегло облизывает губы, в сотый раз останавливается взглядом на чёрной надписи на стене — «Кэтти шлюха» — и нервно стучит указательным пальцем левой руки по бедру.       Выше начинается четвёртый этаж, на котором располагаются шесть однокомнатных квартир. Дешёвые и едва пригодные для жизни, но стоящие столько, сколько раз нужно вмазать мужу домовладелицы за то, что он мудак, — дохуя. Казалось бы, поднимись, сделай пару шагов к 58 квартире и постучи в дверь — сильно и несколько раз, потому что Кейси наверняка дрыхнет и услышит только с пятнадцатой попытки, — но нет.       Рафаэль медлит.       — Будешь на холодном сидеть, — Раф резко оборачивается, заслышав ворчливый голос за спиной, — детей не будет.       — И вам доброго дня, миссис Ливовски, — шмыгает носом Рафаэль и двигается к стене, чтобы старушка спокойно спустилась. — Запомню, спасибо.       Низкая, дряхлая и постоянно трясущаяся пожилая женщина медленно переступает с одной ступени на другую, сжимая и разжимая морщинистыми руками перила. Она поднимает полуслепой взгляд на окно и, вглядевшись, недовольно поджимает впалые губы.       — Цветы все побьёт, — ворчит она и шаркает тапками по лестничному пролёту.       — А вы куда? Там льёт как из ведра.       Спустившись на площадку, старушка взмахивает рукой и качает головой, будто Рафаэль спросил самую настоящую глупость.       — Кошечек кормить.       Раф растерянно кивает и несколько минут провожает миссис Ливовски взглядом, пока старушка не спускается на два этажа ниже и не скрывается в коридоре. Спустя секунду раздается тихое «кс-кс-кс», а затем следует громкое, выделяющееся среди грома и дождя, мяуканье.       Проведя ладонью по затылку, Раф опускает глаза к полу и закусывает губу, решаясь. Встать сложно, сделать несколько шагов — ещё сложнее. Будто невидимые цепи держат его, железными браслетами сковывают щиколотки и не дают сдвинуться ни назад, ни вперёд.       Да, как зайти к Кейси Раф не может, так и уйти от него тоже сил нет. И не потому, что тогда этот придурок заявится к нему и разнесёт не только его жилище, но и лицо, нет. Просто…       Просто Рафаэль не знает — действительно не знает, — как смотреть другу в глаза и что говорить. А говорить есть что, но слова снова и снова путаются в прокуренной голове, мешаются кашей, веревками заплетаются и узлами перекрывают все более или менее подходящие фразы. Раф вновь остаётся ни с чем и растерянно, немного умоляюще, смотрит на размытую улицу за пыльным окном.       Пальцы медленно начинают неметь от стоящего в подъезде холода и сырости, а тело несколько раз крупно перетряхивает, когда цепкий сквозняк “кусает” за бока. Промокшая под ливнем одежда неприятно липнет и ненавязчиво даёт Рафаэлю повод наконец поднять замёрзшую задницу и пройти несколько метров.       Облизнув губы и тяжело вздохнув, Раф встаёт. Топчется на месте несколько секунд, тяжело вздыхает и, сдавшись, делает пару шагов к пролёту ниже. Он почти ставит ногу на ступень, как замирает, ловя себя на одной маленькой и очень неприятной мысли: ссыкло. Рафаэль самое настоящее ссыкло.       Он сжимает губы в тонкую полосу, не готовый мириться с этим открытием. Нет. Нет! НЕТ. Уж что-что, но Рафаэль никогда не боялся и не отступал. Даже, когда за ним гнались фараоны; даже, когда ублюдок убил человека на его глазах, — Раф смело смотрел в лицо опасности и, признавая риски, лез на рожон. После жалел? Безусловно! Но никогда позорно не убегал.       Он не чёртова псина, которой его считает футовский выблядок, и трусливо поджимать хвост не будет!       Раф резко разворачивается и, оттолкнувшись от перил, бросается вперёд. За секунду он преодолевает несколько метров, оказываясь около нужной квартиры, и с ноги выбивает незапертую дверь.       — Кейси, мать твою, Джонс, надо поговорить! — с порога выкрикивает Раф, небрежно скидывая с себя мокрые кроссовки.       На заваленную куртками, кофтами, пакетами и всем, что только можно повесить, вешалку летит промокшая насквозь джинсовка. Рафаэль разбегается и прыгает на расправленный большой диван, жёстко приземляясь задницей на твёрдую обивку. Скрипят ржавые пружины.       Кейси выглядит… не то чтобы удивлённым, скорее ахуевшим. Его глаза широко раскрыты, брови подняты, губы вытянуты вперёд, а рука, поднесённая ко рту, застывает с сухарём меж большого и указательного пальцев. Замерев, Джонс тупо пялится на Рафаэля, а тот, в свою очередь, нервно вглядывается в лицо друга.       — …с вами была Эйприл О'Нил, и я передаю слово Джеку Куртцману!       — Спасибо, мисс О'Нил…       Рафаэль выключает на телевизоре звук и садится по-турецки, откладывая пульт в сторону. Он мнётся несколько секунд, за которые успевает: поправить рванные на коленях джинсы, натянуть повыше носок, почесать нос, постучать пальцем по спинке дивана, закусить губу и на выдохе произнести:       — Здаров, прости, что пропал, но я ввязался в такую конкретную лажу, что совершенно не ебу, как из неё выбираться.       Кейси, не отводя взгляда, открывает рот, запихивает в него сухарь и медленно, но громко, раскусывает тот. Раф терпеливо ждёт, когда друг-придурок дожуёт, но стоит Джонсу закончить, как Рафаэль не даёт ему заговорить:       — И я реально без понятия, что делать и у кого брать совета, потому что то, что произошло со мной, я уверен, не происходило ни с кем с района. Ты тоже вряд ли поможешь, но две головы лучше одной, особенно такой конченной, как моя.       В зале воцаряется тишина, а на парней падает цветной свет, сменяющихся из телевизора кадров.       — Йоу, — выдавливает Кейси, убирая тупое выражение со своего лица.       Друг спешно вытирает жирные руки о лежащую на журнальном столике тряпку и поворачивается к Рафаэлю полностью, кивая. Всем видом Джонс даёт понять, что готов слушать, но вся решительность Рафа тает, как школьница по Бреду Питу.       — Ты кого-то убил? — приходит на помощь Кейси, видя неуверенность друга. В ответ он получает отрицательный кивок головой. — Изнасиловал?!       — Ёбнулся?!       Раф в возмущении вскакивает, но садится обратно. Если подумать, то это его, получается, изн… Он резко мотает головой.       — Тогда не знаю, что ты мог такого натворить, — сдаётся Кейси, взмахивая рукой. Неожиданно он замирает и шёпотом произносит: — Только не говори мне, что ты снова начал принимать?..       — Нет! Нет, блять, нет, чувак, — Раф пихает Кейси ногой. — С этим покончено раз и навсегда, даже не думай вспоминать об этом. И, вообще, почему ты думаешь, что это я что-то натворил?!       — Потому, что ты сказал, что влип. Влипаешь ты только тогда, когда твоя задница ищет приключений и находит их! — Друг складывает руки на груди. — В прошлый раз ты плюнул в лицо Джозеппе, и его люди искали тебя по всему Нью-Йорку два месяца! — Раф закатывает глаза. — Ты два месяца куковал на ферме, еблан!       — В этот раз всё по-другому, — обидчиво произносит Рафаэль, ссутулившись, — я… ничего не делал…       Раф закусывает губу, сцепляет пальцы в замок и опускает взгляд на пятно на обивке дивана. За окном вновь сверкает молния, а через несколько секунд раздаётся грохот грома. По телевизору вдруг начинают идти разноцветные ряби, но никто не обращает на них внимания.       — Ты влип на деньги, — выносит вердикт Джонс и подрывается с места. — Пиздец, должник Хана! Или Ксевера? Боже, только не говори, что дона Визиосо! — Кейси проводит ладонями по длинным, вьющимся во все стороны, волосам и подходит к окну. — Я говорил тебе, говорил! «Даже если будут бить, угрожать, убивать — не бери в долг у жирного уёбка». Помнишь?! Раф, скажи мне, ты еблан? Я понимаю, что у азиатов тебе не нравится, но с итальянцами ты расплатишься только если продашь себя по частям!       — Нет, я не-       — Надо избавиться от всех совместных фотографий, чтобы они не вышли на меня. А ещё предупредить ма и Энджел… — шепчет Кейси.       Рафаэль сидит с лицом лица и наблюдает за тем, как его — лучший, на секундочку, — друг придумывает план побега и подбирает правдоподобные отговорки, чтобы выпроводить Рафа за дверь.       — Без руки жить тоже можно, — продолжает Кейси, — нужно только привык… Ай!       Он оборачивается и уворачивается от второго, летящего в его сторону, тапка. С громким стуком вещь ударяется о стекло и с уже глухим шлепком падает на пол.       — Не в деньгах дело, — шипит Рафаэль, поднимая с пола грязную футболку и готовясь отправить её в полёт. Кейси примирительно выставляет одну руку вперёд, но Раф видит, как вторую он заводит за спину. — А в… эм… это… ну…       Рафаэль проводит ладонью от затылка до макушки и стыдливо опускает взгляд. Он чувствует, как кончики ушей начинают гореть, и нервно трясёт ногой.       Хорошо, возможно он немного, самую малость, ссыкло, думает Раф, потому, что просто не может заставить себя всё рассказать. Наверное, это была изначально плохая идея, ведь Кейси — не тот, с кем можно подобным… делиться. Да и вообще, нужно ли это делать? Можно просто забыть, как самый страшный сон…       На плечо опускается тяжёлая ладонь. Медленно подняв взгляд, Раф встречается лицом к лицу со стрёмной белой хоккейной маской. Он дёргается, заваливается на спину и шипит от боли, потревожив руку.       — Если тебя кто-то обижает, — произносит Кейси, но из-за маски слова звучат слегка невнятно, — то ты пришёл по адресу. Я всегда готов спрятать под своё сильное крыло птенчика, вроде тебя! Только ткни пальчиком на плохих дядечек и папочка Кейси Джонс разберётся, Рафи!       — Пошёл нахуй.       Кейси устало вздыхает и отходит от дивана. Сняв маску и бережно отложив ту на тумбу, он складывает руки на груди, а сам облокачивается о стену около окна и несколько долгих секунд смотрит на тёмный переулок за стеклом.       Вечернюю темноту на мгновение разрывает молния, а тишину, захватившую зал, гром.       По шестому каналу крутят срочные новости об угоне фуры с химикатами; Раф едва успевает читать субтитры. Редкие кадры из камер наблюдения и короткие видеоролики с телефонов очевидцев всплывают в углу экрана, пока по середине о чём-то распинается толстый офицер полиции.       — Клан Фут.       Кейси оборачивается на тихий голос Рафа, вопросительно выгибая бровь.       — У меня проблемы с ублюдком из клана Фут, — поясняет Рафаэль, выключая телевизор.       — Вьеби ему, — дружески предлагает Кейси.       Покачав головой, Раф хмыкает. Если бы проблема решалась привычным ему способом — насилием, то её бы и не было…       — Он приближённый Карай.       Кейси замирает. Секунду он мнётся у стены, а после подскакивает к дивану, наваливается на кривую спинку и, вытаращившись во все глаза, уточняет:       — Карай, которая ёбнула Шреддера и заняла его место?! И проблемный чувак — один из её знаменитой элиты? Ну, те головорезы, которые наводят страх даже на ебучего жирдяя Визиосо?       Раф тянется здоровой рукой к лежащей на столике пачке сигарет.       — Видимо. Я не уверен, но думаю, это так. В клане жёсткая иерархия, а судя по тому, как этому ублюдку лижут жопу, он там крутая такая шишка.       Друзья вытягивают по сигарете и по очереди закуривают. Выдыхая полупрозрачный едкий дымок и зажимая сигарету между указательным и средним пальцами, Кейси произносит:       — В таком случае, тебе тоже надо ему жопу лизать. — Раф рвано выдыхает. — Эти азиаты вообще конченные. Я слышал, что они принесли Визиосо голову одного из его дружбанов, когда тот отказался че-то выполнять. Прям на стол кинули и сказали: «приятного аппетита». — Кейси вновь затягивается. — Так что, чел, запихни в жопу свою гордость и не светись лишний раз. Если узкоглазый на тебя зуб начнёт точить, то до осени ты вряд ли доживёшь.       Рафаэль закашливается и, получив несколько сильных хлопков по спине, шепчет:       — Да, кстати, об этом… Он уже. И… не только зуб.       Под очередную вспышку молнии и последующий за ней гром Раф кидает на Кейси беглый взгляд, ловя растерянность и полное непонимание на чужом лице. Джонс явно пытается сложить два и два, но вместо заветной четвёрки получает какой-то непонятный результат. Возможно, подсказка, которую дал Рафаэль, в надежде на то, что тупой друг поймёт всё сам, слишком сложная для скудного ума хоккеиста, потому что вместо правильного предположения тот произносит:       — Вот умеешь ты наживать себе врагов, чувак. Сначала Джозеппе, потом Хан, Ксевер этот ебучий ещё! Ты угнал его тачку, Раф. Он всё ещё помнит об этом. — Кейси вздыхает, перепрыгивает через спинку дивана и приземляется на твёрдую обивку. — А теперь мудак из футов. Ничему жизнь не учит. — Сделав очередную затяжку, Джонс продолжает: — Это же он тебе руку вывихнул, да? Что на этот раз? Колись.       Раф делает глубокий вдох, тушит сигарету о металлическую пивную банку и кидает в неё же бычок. Откинувшись на шаткий подлокотник, Рафаэль неловко трёт нос и медленно произносит:       — Хорошо… Только мне нужно пиво. Много пива. Или чего покрепче.