Кровавые осколки

      Рафаэль лениво разлепляет глаза и переворачивается со спины на бок, натягивая тонкий плед до самых ушей и прячась в нём, словно ребёнок, что спасается от выдуманных монстров. Он поджимает к животу ноги, переплетает меж собой стопы и понимает, что во время сна как-то потерял носок.       Не то чтобы это сильно волнует Рафа, но раздражение вызывает неслабое, когда в открытое настежь окно со всей своей природной наглостью влетает очередной порыв холодного ветра. Пошелестев пустыми упаковками и прочим лёгким мусором, он огибает комнату и, напоследок, неприятно пробегает по оголённой коже. Вслед за этим Раф чувствует подтягивающийся сквозняк, крадущийся из-под щелей в стенах.       Самому Рафаэлю жарко. Спрятавшись под, хоть и лёгкий и дырявый, но хорошо сохраняющий тепло, плед, он утыкается носом в грудь. Сворачивается, словно эмбрион, и дышит: часто, вбирая в лёгкие как можно больше воздуха, и сильно выдыхает, уже нагретый, через рот. Настоящий парник, если не баня, образуется под небольшим куском ткани, и Рафаэль даже успевает почувствовать эту приятную духоту, пока его не бросает в мерзкий озноб.       Он тихо, но раздражённо цокает. Ногами пытается поправить плед так, чтобы всем телом оказаться под ним, но движения настолько ленивы и неаккуратны, что дырявая тряпка просто не выдерживает и сползает к чёртовой матери на пол. Теперь ничто не защищает Рафаэля от комнатного холода, так как из одежды на нём — старые боксеры и один чёрный, дырявый на пятке, носок. Можно, конечно, посчитать и повязку, эластично и крепко стягивающую правую руку, но от неё тепла столько же, сколько от объятий Ледяной Королевы.       Рафаэль лежит не двигаясь. Предпринимать что-либо он не собирается, как и обращать внимания на мурашки, бегающие по всему телу, встающие дыбом волосы и начавшие стучать зубы. Нет! Ничто не заставит его поднять замёрзшую задницу и закрыть это грёбанное окно, которое Энджел несколько часов назад открыла ему на зло. Рафаэль не баба какая-нибудь, чтобы чувствовать дискомфорт от “холодочка”. Пф! Ещё чего! Да ему, между прочим, очень даже комфортно сдерживать дрожь в теле и притворяться, что всё круто!       К тому же, когда единственное, что его волнует, — это открытое окно, в голову перестают лезть ненужные мысли…       — Ты серьёзно?! — вскрикивают откуда-то со стороны двери.       Рафаэль не реагирует, но, услышав за спиной торопливый топот, оборачивается, не до конца поворачиваясь на спину.       Энджел в гневе. Девочка с силой захлопывает окно, подбирает валяющуюся на подоконнике банку из-под пива и кидает ту в Рафаэля, попадая в стену.       — Ты всё ещё лежишь так?! — Она вновь хватает что-то и бросает предмет в сторону дивана. Лишь упав около голой груди, Рафаэль понимает, что это полностью выкуренная и забитая бычками пачка сигарет. — Как тупой кусок мяса! Бесишь! Задрал!       Ещё полминуты в сторону Рафа летит весь мусор, который попадается девчонке под руку, а после, когда её гнев то ли исчезает окончательно, то ли остывает на время, Рафаэль получает пинок в задницу. Не сильный, очень даже слабый, но всё равно неприятный.       — Встань уже с этого тупого дивана, тупой ты кусок Рафаэля! — кричит Энджел и вновь пинает едва успевшее отойти от прошлых побоев тело. — Ты так и будешь валяться тут, пока не сдохнешь?! Поднимайся, от тебя вонять уже начало!       Энджел тянется хилыми ручонками к плечу Рафаэля, но тот, предвидя цепкую хватку маленьких пальчиков, дёргается и подскакивает, не давая девочке сжать его больную руку.       — Да отъебись ты от меня! — наконец вскрикивает Раф, пытаясь отпихнуть от себя мелкую прилипалу. Оттолкнуть Энджел он не может, вдруг та упадёт и расшибёт голову о гантель или другой хлам, а как по-другому отвадить от себя девочку он не знает. — Тебе-то какое дело, чем я занимаюсь, сопля?!       — Так ты ничем и не занимаешься, дебил! — заявляет Энджел и кусает Рафа за палец, когда тот пытается рукой отгородить себя. — Тьфу! Ты руки когда мыл?!       — Тебя ебать не должно!       Раф хмурит брови, сжимает челюсти и терпит, потому что Энджел — эта настырная дрянная девчонка — ещё раз кусает его, но уже за кисть.       Левая рука терпит потери, а правой Рафаэль после вправления двигать не может. Точнее, не хочет, потому что фантомную боль, в отличие от настоящей, почему-то стерпеть не в состоянии.       — Какого хуя ты вообще ко мне лезешь?! — вскрикивает Раф, отводя голову назад и ударяясь затылком о бетонную стену.       — Достало уже! — Рафа хватают за щёку и сильно оттягивают её в сторону, а второй ручонкой цепляются за волосы. — Валяешься днями напролет, как овощ. Тебя и раньше били настолько, что дома сидел, а щас что случилось?! Только и делаешь, что куришь и пьёшь, пьёшь и куришь. Воняешь!       Рафаэль не понимает, что происходит в следующую секунду, но его, словно щенка, почти за шкирку спихивают с дивана на холодный пол. Далее, пользуясь растерянностью, девичьи ручки хватают первую попавшуюся бутылку и выливают её содержимое прямо на голову всё ещё потерянного и очень недовольного происходящим Рафа.       Вонючая, отдающая хмелём, плесенью и рвотой, жидкость медленно стекает по коротко стриженной голове. Будто издеваясь, спускается по лицу и падает на живот, затекая под боксеры. Рафаэль рычать готов от злости, но перед ним — ребёнок. Наглый, громкий, капризный, но ребёнок.       — Ой, извини, — не извиняется Энджел, откидывая бутылку в сторону, — я не хотела. Теперь тебе придётся сходить в душ, иначе провоняешь похуже бомжей.       — Мелкая, маленькая су… — начинает Рафаэль, медленно поднимаясь. Он выше Энджел на полторы головы; девчонка ему по грудь! Шире и тяжелее её, наверное, в два раза, но соплячка не боится и даже не думает этого делать. Вместо того, чтобы уйти по-хорошему из комнаты, та по-хозяйски укладывает руки на талию и хмурит тёмные брови. — …чихуахуа, — заканчивает Раф, сдаваясь.       Он цокает, закатывает глаза и уходит в ванную. По пути Раф встречает почти всю местную “интеллигенцию”, которая не упускает возможности поржать над его внешним видом — помятый, слегка побитый, провонявший бухлом и куревом Рафаэль выглядит не то чтобы непривычно, даже, наоборот, он как раз в своём амплуа, просто теперь к образу добавляется то ли коричневая, то ли жёлтая, как моча, жидкость, стекающая по телу, и девчачьи крики за спиной, что на всю эту убогую помойку, в которой он живёт, сообщают, какая же Рафаэль свинья.       — Решил бороду отращивать? — шутит местный фрик, пуская по вене.       — Ебло прикрой, — следует короткий ответ, прежде чем дверь в ванную захлопывается.       Ванная встречает Рафаэля плесенью на потолке, засранным туалетом, медным налётом на раковине и остатками спермы на старой стиральной машине. Целое, но мутное зеркало, не желает показывать Рафу его лицо и правильно делает — смотреть на собственное отражение нет никакого желания, потому что Рафаэль и сам сейчас может описать себя всего двумя словами: жопа обезьяны.       Носок вместе с боксерами отправляются в переполненную корзину для белья, а вентиля в душе выворачиваются до максимума. Несколько секунд в ванной раздаётся ворчащий звук, идущей по старым трубам воды, а после на потрескавшуюся плитку сильным потоком начинает лить бледно-оранжевая жидкость.       Пока ржавчина сходит, Рафаэль роется в цветных полупустых флаконах, выискивая на ярких этикетках шампунь и пену для бритья. Искомое обнаруживается сразу, причём Рафу предоставляется целый ассортимент дёшево пахнущей химии: цветы, сладости, какая-то вонючая дрянь — открыв колпачок, Рафаэль жалеет, что вообще взял бутыль в руки, и небрежно убирает её обратно на полку. Выбор падает на самое обыкновенное мыло и первую попавшуюся пену.       Следующие пятнадцать минут в ванной царит духота, сырость, шум льющейся воды и тихие, едва разборчивые маты Рафаэля, который никак не может настроить нужные температуру и напор. То холодно, то горячо, то слабо, то сильно — Раф чуть ли не рычит, утыкаясь лбом во влажную стену.       Как же бесит, думает он и промаргивается, избавляясь от капель воды с ресниц. Упрямо разглядывая татуировку на бедре, Раф игнорирует кипяток, что обжигает шею и лопатки. Босые пятки, кажется, ещё чуть-чуть и сварятся, но вместо того, чтобы в очередной раз безуспешно повернуть вентиль, Рафаэль лишь прикасается к шее.       С пустой головой и абсолютным непониманием того, чего он хочет добиться, Раф слегка сдавливает пальцами горло. Совсем чуть-чуть, едва сжимая, осторожно, словно чего-то боясь. Он ведёт ладонь ниже, огибает подушечками ключицы и застывает на груди. Тяжелый выдох срывается с губ, а память заботливо подкидывает картинку с чужими руками, ласкающими его — Рафаэля — тело.       Испугавшись, Раф, словно ребёнок, дёргается и перекрывает один из вентилей. Спустя секунду горячая вода сменяется ледяной, и этот резкий перепад температуры выбивает Рафаэля из колеи, заставляя забыть о всех постыдных мыслях. Орда мурашек пробегает по телу, оставляя после себя дрожь, конечности немеют, а пальцы начинает жечь, но Раф продолжает стоять на месте.       — Я принесла сменку, — слышится из-за двери, а после в ванную бесцеремонно вламывается Энджел. Не обращая внимания на Рафаэля, она проходит внутрь и, опустив крышку, кладёт небольшую стопку вещей на унитаз. — Всё постирано, всё чистенькое, можешь надевать и выглядеть, как человек. О, ты побрился!       Девочка радостно улыбается, вглядываясь в лицо Рафа, и, как бы невзначай, опускает взгляд ниже. Рафаэль успевает отвернуться, оказавшись к ней спиной. Закатив глаза, он неловко ворчит:       — Спасибо.       — О, э, — смущённая тем, что её так нелепо поймали, Энджел запинается, — кстати, Кейси сказал, чтобы ты зашёл к нему сегодня.       — Не хочу.       — Это было не предложение. Он сказал, что если ты опять проигнорируешь его, то он изобьёт тебя битой.       Рафаэль вновь закатывает глаза и проводит рукой по влажным волосам.       — Передай, что тогда я сломаю ему челюсть и обоссу.       — Я вам не почтовый голубь, — вздыхает Энджел и прошлёпав тапочками по мокрому полу, добавляет: — вот сам ему это и передай. Он сегодня после смены будет дома.       И так же недовольно топая покидает ванную, забыв закрыть дверь.