Кровавые осколки

      Раф кидает спортивную сумку на каменный пол, разминает затёкшее плечо и старается игнорировать людей, находящихся в раздевалке.       Боже, храни Америку, как же он ненавидит это место, этот ебучий клан, этих узкоглазых утырков и тот сброд, который япошки отобрали в свои шестёрки. Думать о том, что он сам является «сбродом» и «шестёркой», совершенно не хочется, потому что и так хуевое настроение грозится упасть ещё ниже. Казалось бы, куда ещё? Но, как говорил приятель Базз Лайтер: «Бесконечность — не предел!». Вот и у Рафаэля нет предела, чтобы ненавидеть происходящее.       Какая-то мразь задевает его рукой, неприятно тыча локтем прямо в одну из многочисленных гематом на спине. Раф громко цокает, бросает в раздражении чёрную футболку на деревянную скамью, оборачивается и почти выплёвывает в лицо уроду:       — Жирный? Не помещаешься, блять?!       Парень, на два или три года младше самого Рафаэля, дёргается, не ожидая реакции на такое безобидное, случайное прикосновение. Раф даже думает, что перегнул, пока гнида не раскрывает свой вонючий, полный кривых и гнилых зубов, рот.       — Жирной была твоя мамаша; вот кому вечно не хватало места, пока я её еба-       Блеет, словно овца, и закономерно получает по прыщавому жвалу. От удара нижнюю челюсть ведёт в сторону, слышится болезненный стон, хруст костей, на тонких губах выступает кровь, а хилое тело, поддавшись инерции, летит на пол. Прямо под ноги к другим, не менее неприятным ублюдкам.       Сборище цветных голов, уголовников, неформалов и просто конченных тварей довольно улюлюкает, невольно собираясь ближе к двум особо буйным. О да, Рафаэль прекрасно знает, что начинает образовываться, — то, что поможет ему выпустить накопившейся за последнюю неделю пар.       Избиение чмошника под одобрение толпы.       Такое нередко происходило у Пурпурных драконов или других банд, и никто никогда не препятствовал насильственному выяснению отношений между двумя членами группировки. Правило улицы — сильнейший подчиняет, слабейший подчиняется. Если в драке ты не можешь одержать победу, то готовься ползать в ногах и открывать рот по первому приказу. Всё просто, слишком, мать вашу, просто.       Именно поэтому Пурпурные драконы сейчас облизывают вонючие ноги клана Фут, — те оказались сильнее.       И этот факт пиздец как бесит Рафаэля и не даёт ему спокойно жить всё последнее время, так что сейчас самый подходящий момент выплеснуть своё недовольство на первом попавшемся (и заслужившем это) человеке.       Парень крепко сжимает челюсть ладонью, пытаясь то ли вернуть ту в исходное положение, то ли удержать на месте. Рафу, если честно, плевать. Он не собирается отпускать гандона только потому, что тот по собственной тупости словил удар. Мог бы и увернуться! Раз языком чесать привык, то должен был и научиться уходить от ответственности за свои слова. Видимо, этот “экземпляр” на улицах недавно и ни черта щенок не знает здешних порядков.       — Пизди его! — кричит кто-то из образовавшейся толпы.       — Давай!       — Преврати ебальник в фарш!       Рафаэль хрустит костями пальцев, показательно сжимая кулаки. Круговым движением разминает плечевые суставы и медленно надвигается на всё ещё сидящего на полу мудака. Скалит острые зубы, чем вызывает дополнительную волну одобряющих выкриков.       Раф знает, как завести зрителей, какими действиями заставить тех почувствовать животную жажду жестокости, поддаться инстинктам и, не обращая внимания ни на что, желать крови. Знает, потому что проделывал это не один десяток раз.       Неожиданно кто-то громко, перекрикивая гам толпы, вскрикивает и орёт так отчаянно, словно его конечность засосало в заводской станок, раздробив в фарш кожу, мышцы и кости. Все оборачиваются на крик, расступаются от греха подальше в стороны, открывая Рафаэлю вид на вход.       Перед закрытыми дверьми стоят три человека, одетых в униформу клана. У двоих — крайних — нет никаких выделяющихся элементов, их одежда полностью чёрная, невзрачная и не привлекающая никакого внимания. Сначала кажется, что по обе стороны стоят близнецы или клоны, настолько одинаково те выглядят. Однако, приглядевшись, Раф понимает, что это совершенно разные люди, и один из них, причём, является девушкой.       Человек в центре имеет на форме красные элементы, а на поясе дайсё. Стоит тот прямо, уверенно, и смотрит в глаза Рафаэлю. Ледяная синева приковывает к месту, лишая желания как-либо действовать из-за страха. Самого банального, животного страха.       Но Рафаэль, хоть и вырос, как скот, животным не является и инстинкты, кричащие об опасности, игнорирует. Он разжимает кулаки, расслабляет плечи, презрительно фыркает и уходит к своему шкафчику, подбирая валяющуюся на скамейке футболку. Не интересуясь причиной всё ещё продолжающихся криков, Раф спокойно начинает переодеваться в форму клана — тёмно-серую и без эмблемы, показывающую низкий статус пушечного мяса.       — あなたの口を黙らせ、牛, — громко кричит один из рядовых солдат, и Раф больше убеждается в том, что это девушка.       Толпа не понимает ничего из того, что им говорят, но всё равно замолкает. Какими бы отморозками те не являлись, серое вещество в мозгах всё ещё присутствовало.       — 黙れ, — спокойно произносит центральный, и спустя несколько секунд ор замолкает. — それを奪う.       Рафаэль не оборачивается. Он продолжает натягивать на себя одежду, стараясь всё сделать максимально медленно, чтобы не встречаться с ублюдком взглядами вновь. Иначе, мысленно клянётся Раф, кровопролития не избежать. Даже если сдохнет, то утащит паскуду за собой прямиком в Ад.       Какое-то время за спиной происходит непонятное шуршание. Судя по шепоту, два сопровождающих, вырубив орущего, выносят того из раздевалки прочь.       — Что тут произошло? — на английском спрашивает ублюдок.       В ответ тот, конечно же, получает тишину.       — Вы опоздали на тренировку на три минуты, — продолжает допрос, — и имеете наглость скрывать причину?       Атмосфера в раздевалке неуютная, отвратительно напряжённая.       — Не хочешь объясниться?       Раф вздрагивает, ощущая чужое присутствие позади. По телу пробегают мурашки, оставляя после себя липкий холодный пот. Ублюдок находится сзади, смотрит прямо в спину и ждёт ответа. Ответа от Рафаэля!       Секундный испуг исчезает так же быстро, как и появляется. Раф крепко сжимает челюсть, сдерживает яростный рык, громко выдыхает через нос и, перебирая в пальцах пояс от формы, медленно поворачивается.       Сейчас он точно убьёт эту паскуду. Ударит в солнечное сплетение, толкнёт на пол, накинет пояс на шею и затянет тот, как удавку. А для профилактики несколько раз приложит головой, чтобы точно сдох. Руки покалывает от предвкушения, тянет совершить задуманное, но пока ещё не отбитый мозг орёт о том, что у ублюдка наверняка есть оружие. Какой-нибудь азиатский клинок с кривым лезвием, обязательно обмазанным ядом. Как Раф, в случае чего, заберёт паскуду с собой в Ад, так и паскуда сделает тоже самое.       Рафаэль сжимает губы в тонкую полосу, отказываясь говорить. Однако, ублюдка это не смущает.       — О, — наигранно удивляется тот, — так ты “вчерашний”! — Он кидает беглый взгляд на чужое лицо и тело, мысленно что-то отмечает, кивает и продолжает: — Никто из “вчерашних” парней ещё не очнулся.       — Поздравляю их, надеюсь лечение оплачивается, иначе проснутся без почек, — не может сдержаться Раф, готовясь к удару. Вчера паскуда на них не скупился, а за каждое колкое слово бил так сильно, что кости едва не ломались.       — У них есть неделя прийти в себя, прежде чем мы начнём резать их на органы, — зачем-то сообщает ублюдок, но после следующих слов Раф понимает, зачем: — а если ты не скажешь, что произошло, то на органы порежут тебя здесь и сейчас.       Гондон.       Рафаэль молчит. Если паскуда хочет крови, она её получит. Толпа в любом случае насытится насилием и, если повезёт, сама добьёт ублюдка.       Оба, понимая настрой друг друга, хмыкают — Раф скалит зубы, а в глазах фута проскакивает азартный блеск.       — Это этот! — подаёт голос кто-то. — Он драку начал, а это запрещено, вообще-то! Запрещено!       А вот и вторая падла. Гадёныш, пользуясь моментом, принимает наиболее страдальческий вид и тычет пальцем в Рафаэля.       — Я случайно задел, извинился, а он мне как вдарил! И собирался ещё!       — Крыса, — бросает кто-то из рассосавшейся толпы.       Ублюдок смотрит на парня долгим нечитаемым взглядом. Возможно, осматривает чужие травмы, прикидывая что-то в своей, закрытой униформой, голове. После, что-то решив, подходит к падле, садится перед ним на корточки и спрашивает:       — Значит, на тебя напали просто так?       Парень активно машет головой, кривясь из-за боли в челюсти.       — Да-да! Он больной скорее всего, вон как отреагировал! За случайное прикосновен… ни…е?..       Рафаэль широко раскрывает глаза от удивления, не понимая, что, чёрт возьми, происходит. Громко сглатывает, скомканно выдыхает, делает шаг назад и смотрит.       Смотрит на то, как ублюдок вынимает из-под рёбер парня небольшой клинок. Лезвие выходит из плоти, оставляя за собой только медленно разрастающийся кровавый цветок. Ни одна капля не падает на пол, не пачкает дорогую форму ублюдка и не оставляет следов. Всё происходит слишком быстро, слишком тихо и слишком неожиданно. Все принимают, но не могут понять.       Когда он успел атаковать?!       Рафаэль растерянно смотрит на ловкие руки, вытирающие оружие об одежду, теперь уже настоящей, жертвы, и не может за ними уследить, когда те прячут клинок обратно. Кажется, в рукав, но?.. Так ли это?       Ублюдок встаёт, самодовольно отряхивает незапачканные ничем руки и, обернувшись, произносит:       — Примешь наказание за нарушение правил после тренировки. Я лично прослежу за этим.       И уходит. Тихо, как и подобает грёбанным ниндзя.       Двери закрываются бесшумно, бесшумно переодеваются все остальные, бесшумно в голову Рафаэля заскакивает мысль:       В честном бою один на один, ублюдок моментально убьёт его.