Кровавые осколки

      Очередной ублюдочный день начинается не с завтрака в постель, не с лёгкого поцелуя в щеку, а с ведра ледяной воды, вылитой на голову.       Рафаэль подскакивает, мгновенно просыпаясь, и бешено вертит головой. Всё ещё мутный после трёхчасового сна взгляд бегает по комнате, выискивая чересчур смелого уёбка, позволившего себе такую наглость, но никого не находит. Рафаэль устало вздыхает, когда обнаруживает перед собой хилую фигурку девчонки.       — Чё тебе, сопля? — без злости ворчит Раф, проводя ладонями по мокрым волосам. Холодные капли противно текут по шее вниз, а боксеры неприятно липнут к заднице из-за образовавшейся на старом диване лужи.       — Ма сказала проверить, вдруг сдох, — заявляет девчонка, по-хозяйски упирая руки в бока.       — Толкнула бы, блять, — отбросив в сторону потёртый временем плед, на котором то тут, то там виднеются прожжённые дырки от бычков, тихо произносит Раф. Его голос хрипит, а усталость наваливается на плечи, вызывая желание вновь завалиться спать. Однако, промокшее постельное белье и бесящие мурашки по всему телу отметают данную затею, избавляясь от неё самым жестоким способом. — Че сразу водой топить. Не котенок.       Раф встаёт. Шлёпает босыми ногами по бетонному полу, оставляя за собой тёмные разводы — либо пол стоит наконец помыть, либо Рафаэлю пора перестать заваливаться на кровать сразу после ебучих тренировок.       Девочка, всё ещё стоя в позе «Ф», следит за мужской фигурой, хмуря тёмные брови. Её совершенно не смущает полуголое тело, не смущает яркая татуировка, обвивающая чужое бедро, не смущают многочисленные гематомы и кровавые корочки на смуглой коже. Она лишь жмёт плечами; Раф видит это движение в полуразбитом зеркале, висящем на дверце старого шкафа.       — Я толкала. Даже пнула, — так вот, почему болит голень, думает Рафаэль, — но ты даже не шевельнулся. Подумала, реально сдох.       Раф цокает.       — Да любой бы так подумал! — вмиг заводится девчонка, взмахивая руками. — Посмотри на себя: лицо распухшее, весь бледный какой-то, почти синий! А синяки… Ты как будто щас разлагаться начнёшь — то тут, то там желтизна. Фу! Я такое только у миссис Дженифер видела, когда её муж забил и тело до утра на улице лежало.       К концу причитаний Раф успевает одеться — сменить мокрое нижнее бельё, кинуть его куда-то в сторону, натянуть серые спортивки и отрыть в куче тёмных шмоток какую-то более или менее чистую футболку. Перед тем, как отойти от шкафа, он кидает быстрый взгляд на собственное отражение в зеркале и мысленно кивает на замечания девочки.       Да, всё так. Раф выглядит, как грёбанная Дженифер — старая СПИДовая шлюха, встретившая свой конец на грязной улице на окраине Бронкса. Один в один, только в отличие от неё, он ночь пережил и даже смог подняться на ноги.       — Ма сделала сегодня панкейки, — вновь произносит девочка, теперь уже неловко закручивая пальцем один из своих цветных хвостиков. Ярко-фиолетовые пряди непослушно вьются во все стороны, но её это совершенно не смущает. — Может, ещё успеешь.       — Да ты сама доброта.       Проходя мимо девчонки, Раф треплет ту по голове, портя и так неаккуратную причёску.       — Как назвали, так и веду себя, — недовольно ворчит девочка, отмахиваясь от чужой ладони и начиная переплетать хвосты.       — Тогда тебя обозвать должны были “Дэймон”, а не Энджел, — шутит Рафаэль, выскакивая из крохотной каморки, что является его съёмной комнатой.       Позади возмущённо кричит Энджел, но Раф уже не обращает на девчонку никакого внимания, спускаясь по каменным ступеням босыми ногами. На пролете ниже слышатся голоса и Рафаэль, хоть не намеревается спускаться, останавливается. Он облокачивается на шаткие железные перила, наблюдает на двумя парнями и, когда те замолкают, даёт о себе знать:       — Всегда знал, что ты пидор, Брюс.       Парни дёргаются, резко оборачиваются и корчат злобные рожи, но постояв секунду, расслабляются, понимая, что перед ними “свой” человек. Паренек постарше хмыкает, подходит к перилам, когда Раф его подзывает, и передаёт наполовину выкуренную сигарету.       Затягиваясь, Рафаэль корчится от жжения на разбитых губах, а не от отвратительного вкуса дешевого табака.       — С хуя ли? — спрашивает Брюс и харкает себе под ноги. — Поясни.       — Да имя пидорское, и так всё понятно.       Второй парень — Мигель — жмёт плечами, забирает обратно сигарету, затягивается и, выпуская вверх светло-серый дым, лениво протягивает:       — Набить бы тебе ебло за такие предъявы, но кто-то нас уже опередил.       Раф на это только жмёт плечами и, оттолкнувшись от перил, уходит вглубь второго этажа, по коридорам которого в воздухе витает амбре из целой смеси различных запашков: дешёвых одеколонов, омерзительно приторных дамских духов, курева, вони пьяных тел, пота и бьющего в нос запаха азиатской еды. От последнего тошнит особенно сильно.       — Живой! — протягивает толстая женщина — Луиза — с заляпанным некогда белым фартуком, когда Раф открывает скрипучую дверь на кухню и вмещается в ничтожно маленькое, даже по сравнению со всей этой халупой, помещение. Он входит и морщится, борясь с собой, чтобы не закрыть руками лицо. Даже дыра в окне не спасает от резкого запаха… плова? Лапши?       — Морду не корчи, — с упрёком произносит Луиза и в довесок к словам легонько бьёт Рафа по голове половником. — это Хуань и Лу Тау готовят свою бурду. У нас на завтрак, — она кидает усталый взгляд на разбитые настенные часы, — хотя вообще-то уже обед, милый. Так вот, о чем я?       На старой, забрызганной жирными пятнами, плите стоят две кастрюли и одна сковорода, в которых что-то кипит и варится. Что именно, Раф проверять не спешит, потому что лишний раз предпочитает не совать нос к не внушающим доверие вонючим тарам. В прошлом он чуть не лишился обоняния, потому что мужики с нижнего этажа варили какую-то дрянь.       — О завтраке, — отодвинув шаткий стул и сев на него, произносит Рафаэль.       — Об обеде, — поправляет женщина, уперев руки в бока. Как дочка, думает Раф, но сразу поправляет себя: дочь вся в маму. — Завтрак-то ты пропустил. Вернулся часа два-три назад, вон как лицо разукрасили!       Луиза заботливо, почти с материнской любовью, касается толстыми пальцами чужого подбородка, заставляя Рафа приподнять голову. Недовольно что-то ворча и цокая, женщина осматривает распухший нос, залитый кровью глаз, желтеющий на острой скуле синяк и разбитую верхнюю губу. Рафаэлю почти становится стыдно, но только «почти».       — Кто тебя так, милый? — отпустив, спрашивает она и отворачивается к бурлящим кастрюлям.       — Да паскуда одна, — отмахивается Раф, замечая на столе глубокую тарелку с панкейками, о которых ранее говорила Энджел. — Какая-то важная шишка, как я понял. Все по стандарту, — он тянется за едой и, невольно для себя, раздраженно шипит, — “щенков приучают”. Показывают, кто главный. Плавали, знаем.       — В прошлый раз всё закончилось поножовщиной, — участливо говорит Луиза, помешивая странную жижу половиком. — Может, и в этот раз исполнишь?       — Если сука доведет, то исполню, — соглашается Раф, умалчивая о вчерашнем позорном проигрыше.       — Вот и умничка. Пусть знает, что на нашей земле права качать можем только мы, — вернувшись к столу, она чмокает Рафаэля в лоб.       Раф довольно, словно маленький ребёнок, кивает и запихивает в рот остывший панкейк. Ублюдочный день потихоньку превращается во вполне неплохой и даже, если пьянка с Кейси сегодня состоится, претендует на очень хороший.       Почти семейную идиллию портят лишь крики, доносящиеся со двора, стоны, слышимые из соседней комнаты, и детский плач. Раф на это не обращает никакого внимания, потому что давно привык к подобному шуму. Луиза продолжает что-то варить и медленно перемещаться по миниатюрной кухне, пока за побитой дверью шастают туда-сюда люди.       Рафаэль устало прикрывает глаза, откидывает голову назад, прислоняясь затылком к голой стене, и дёргается в испуге. Повернувшись на звук, он замечает старый кнопочный телефон — его, кстати, — на который приходит сообщение. Открывать не хочется, но Рафаэль не тот человек, которому пишут просто так (если это не Кейси, конечно).       Потянув к устройству ладонь, Раф мнётся секунду, вытирает жирные пальцы о штаны, и уже со спокойной душой открывает СМСку. Пробегается взглядом по тексту и раздраженно рычит, сильно сжимая челюсть.       На поплывшем местами экране неизвестный номер сообщает только одно: «Сбор в пять часов после полудня. КФ.».