Кровавые осколки

      Рафаэль, словно загнанный в угол зверь, скалит клыки и небрежно вытирает текущую из носа кровь, размазывая её по щеке. На тыльной стороне ладони остаётся протяжённый ярко-красный след, а на губах ощущается отвратительный привкус железа. Ядовитые зелёные глаза горят бешеным огнём и смотрят на противника так злобно, что любой бы вздрогнул от подобной ненависти, направленной в его сторону. Любой бы, но не он.       Он лишь оценивающе высвистывает и высокомерно улыбается одними только, не закрытыми маской, глазами, зараза.       — Я уже говорил, что мы не атакуем в открытую, — спокойно произносит ублюдок, пока позади него от боли стонут несколько неудачников, разложившихся на татами.       — Как похуй, — рычит Раф.       Он сжимает кулаки, игнорирует резкую боль в разбитых костяшках и бросается вперёд, прямо на врага. Плевать, что так нельзя. Плевать, что у того оружие. Плевать, что этот кретин минутой ранее без труда разбил Рафу нос. Плевать! Рафаэль сильный, вытерпит ещё один удар, но зато в ответ ублюдок получит сполна. Не страшно пожертвовать целостностью нескольких костей, если враг по итогу будет блевать собственной кровью.       Ублюдок тяжело вздыхает, даже позволяет себе разочарованно покачать головой, прежде чем уворачивается от хука справа: отходит на шаг в сторону, перехватывает руку Рафа за запястье, хватает за короткие волосы и, с силой потянув чужую голову вниз, бьёт того лбом о колено.       Бешеный блеск в зеленых глазах сменяется яркими вспышками боли, а в ушах, кажется, отчетливо слышится хруст. Несколько секунд Раф не видит ничего, и этого времени хватает для того, чтобы ублюдок приставил к его горлу кунай.       — Вот поэтому мы и не сражаемся лицом к лицу, — тихо произносят, всё ещё удерживая Рафаэля за волосы. — Противник может оказаться сильнее и опытнее, — насмехаются, унижают и совершенно бессовестно разглядывают залитое кровью лицо.       — Как крысы, — из последних сил усмехается Раф, с трудом приоткрывая начавший заплывать глаз.       Ублюдок тихо хмыкает, явно оценивая высказывание Рафаэля, а после бьёт того со всей силы в живот.       Кровавые капли летят в разные стороны, мертвая хватка отпускает волосы, лезвие больше не обжигает кожу, ноги подкашиваются от боли и тело падает на запачканные алой жидкостью татами. Раф тихо стонет, не в силах подняться.       Перед глазами всё ещё пляшут цветные пятна, а взгляд едва фокусируется на людях вокруг и додзе. Раф, словно пьяный, не может понять, к ублюдку подходит один или два человека?.. Впрочем, исчезающая картинка, размывающаяся с каждой секундой, перестает интересовать Рафаэля. Он последний раз предпринимает попытку подняться, а после падает, потеряв сознание.       Сверху презрительно фыркают, передают платок, и, уперев руки в бока, осуждающе произносят:       — Если собираешься его убить, будь добр, сделай это менее грязно.       Ублюдок, приняв белоснежную ткань, вытирает уголок глаза от чужой крови и опускает маску вниз, открывая лицо. Он присаживается, небрежно поворачивает голову Рафаэля на свет и, пробежав взглядом по бессознательному телу, насмешливо произносит:       — Он мне нравится. Думаю, из него может получится что-то стоящее.       — Как знаешь, Лео, это теперь твоя головная боль.