По ту сторону

Веки болят до ужаса сильно, глаза щиплет, а по телу растекается слабость. В своем мире Кадзуха мог сразить несколько десятков монстров за раз и после ощутить лишь усталость да неприятную боль от повреждений. А сейчас что? Такое чувство, что его кости перемололи, а по голове ударили топором митачурлы. Как бы ни хотелось, но лежать с закрытыми глазами - занятие бесполезное. Веки поднимаются нехотя, с трудом. От боли хочется опустить их вниз, но Каэдэхара старательно игнорирует это желание. Стоит распахнуть глаза, как перед ним, словно из-под земли, возникает нечёткий силуэт. Кадзуха протирает глаза и силуэт становится чётче. Скарамучча собственной персоной усаживается напротив, сложив руки на груди. В глазах электричеством переливается не то недовольство, не то ярость, не то вопрос. Рассудок ещё не до конца пробудился, потому разобрать что-то конкретное невозможно. Каэдэхара рефлекторно тянется через плечо к месту ранения, но натыкается лишь на ткань футболки. В голове мгновенно расходится плотный туман и он пытается не думать, что Скарамучча надел на него это, ибо в животе, как всегда невовремя, скручивается клубок. Так, не в то русло понесло тебя, Кадзуха. Скарамучча с явным недовольством придвигается ближе, и Каэдэхара чувствует потоки электричества на коже. —Ну? Я очень внимательно тебя слушаю. Что на этот раз случилось? И про ебаных алкашей я уже слышал, поэтому этот вариант для оправдания не годится, - Скарамучча говорит твердо, сверля аметистовым взглядом глаза напротив. Сердце стремительно падает куда-то вниз, в Бездну. Кадзуха сжимает ткань футболки и лихорадочно крутит шестерёнки в голове. Что сказать? Правду? Но в таком случае он будет подвержен опасности. Соврать? Но счёт идет на секунды, и так быстро придумать что-то убедительное не выйдет. Молчать? Скарамучча может рассердиться, а в гневе он опаснее самой сёгун Райдэн. —Я.. кажется, я очень неудачно зацепился плечом о.. - голос звучит крайне неуверенно, что подтверждается скептичным выгибанием брови со стороны. —Не ври. В моей квартире нет таких мест, где можно рассечь себе лопатку до такой степени, Кадзуха. - твёрдым тоном продолжает Скарамучча, не переставая сверлить дыру в собеседнике. —Эм.. ну я.. - Каэдэхара сжимает ткань ещё сильнее, да так, что костяшки пальцев белеют. Капелька холодного пота стекает по виску, а мысли в голове бешено бьются о стенки черепа. Он не поверит. Ни одна из версий в голове не звучит достаточно правдоподобно, а уж на словах будет ещё хуже. Сердце, наверное, вот-вот пробьет грудную клетку и вместе с Кадзухой бросится с окна шестого этажа. Дыхательные упражнения не помогают от слова совсем. Самурай обречённо опускает голову - сдаётся. Ничего дельного придумать не получится, а правда может шокировать Скарамуччу слишком сильно. —Почему? Почему ты правды не говоришь, Кадзу? - тихо, без тени гнева или обиды проговаривает брюнет, а это «Кадзу» заставляет поднять взгляд алых глаз от своих коленей, - неужели правда настолько ужасна? Прямо в точку, Скар. Он даже понятия не имеет, насколько точно попал в цель. —Да.. Да и какое значение это имеет? Я жив-здоров, а значит, что и волноваться незачем, - говорит блондин и тускло улыбается. А сердце пропускает удар. Он ненавидит ложь. —Жив-здоров? Ну конечно, это же не ты два часа назад в обморок падал, и вчера тоже не ты в беспамятство отправился, - начинает Скарамучча, раздражённо сжимая кулаки. Вчера? Каэдэхара машинально оглядывается назад. За стеклом мерцают холодные звёзды. Мерцают с упрёком, отчитывая. Блондин поворачивается назад. Скар неожиданно оказывается непозволительно близко и дыхание прекращает свое существование. —Что такого ты прячешь, а? Что за правда такая?.. - с подозрением спрашивает Скарамучча, недовольно хмуря брови. В его глазах электричество бушует, прямо как во время шторма, когда корабль Бэй Доу норовит перевернуться набок, а волны готовы смыть каждого, кто на нем окажется.. Дыхание Скарамуччи горячей лавиной обдаёт кожу где-то на щеке. Которые сейчас наливаются красным. Вблизи он кажется настоящим произведением искусства: бледная фарфоровая кожа, глаза цвета ночи, иссиня-черные волосы... Таких непозволительно красивых людей не существует. И не существует такого непозволительно громкого стука сердца и мыслей, разбежавшихся кто куда. А если приблизиться? Или прикоснуться к его коже или волосам? Они наверняка такие мягкие и ощущаются шёлком... А каково будет целовать его?.. Кадзуха, чей разум сейчас затуманен странным желанием, тянется вперёд. Каэдэхара почти достигает его губ, как тот резко отстраняется, совершенно не замечая того, что попытался сделать его сосед. А сосед его осознает, что он хотел сделать. Кадзуха затыкает рот рукой и утыкается взором на пол. Он. Только. Что. Чуть. Его. Не. Поцеловал. Мысленно, со всего размаху, он выдает себе хорошую пощёчину, чтобы привести себя в чувство. Но в чувство не приводится. —Эй, ты норм? - участливо интересуется Скарамучча, легонько коснувшись плеча ронина. Тот, как от удара током, вздрагивает и отодвигается, вжавшись в угол дивана. Он. Его. Практически. Поцеловал. —Ничего.. Просто что-то нехорошо стало.. не переживай, ничего серьезного.. - тихо отвечает Кадзуха и пулей сбегает в ванную. В ответ слышится недовольное «одна недосказанность и ложь, пиздец» и Скар благополучно уходит к себе. Каэдэхара его слова игнорирует, уставившись на собственное отражение в зеркале. Он. Его. Едва. Не. Поцеловал. Эта мысль, как заведённый волчок, крутится в голове на месте, не желая останавливаться. И единственная причина тому ясна, как небо в солнечный день, но юноша всеми силами хочет найти другую. Любую, самую глупую, бессмысленную: не находит. Все же теория «влюблён» сейчас кажется самой вероятной. Каэдэхара с пустым взглядом рассматривает свое отражение и отчаянно пытается понять, в какой момент он умудрился так вляпаться? Влюбиться в этого язвительного парня было последним, чего Кадзуха мог ожидать от жизни в этом мире. Причем влюбиться так конкретно, по самые уши. Потому что иначе объяснить реакцию своего тела на любые его слова или действия никак нельзя. На дрожащих коленях самурай покидает ванную и на всякий случай осматривается по сторонам: вдруг Скарамучча притаился где, подслушивая его мысли? Но, к облегчению, он поблизости не обнаруживается, и Кадзуха со спокойной душой и не очень спокойным сердцебиением прокрадывается в свою комнату. Там он плюхается на кровать лицом вниз и с досадой выдыхает в подушку. Переворачивается на спину и безэмоционально смотрит в пустой потолок. Всё. Это точно провал. Конец. Катастрофа мирового масштаба. Вселенская смерть. Теперь, осознав всё, он понимает, что придется избегать Скарамуччу. Потому что он более чем уверен, что взаимностью тот не ответит, а лишний раз перемалывать в крошки свое сердце не хочется. Второго раза он не выдержит. Когда Райдэн сёгун нанесла смертельный удар Томо - Мусо но Хитотати - сердце молодого самурая впервые в жизни тысячей клинков пронзилось. Он познал, что такое «боль от разбитого сердца» в действительности. И там, на поле битвы, он мысленно похоронил вместе с Томо частичку надломленного сердца. От воспоминаний, приносящих боль, в уголках глаз скопились слезы. Подушечками пальцев парень смахнул их и взглянул в окно: звёзды все ещё мерцали холодно, но уже без укоризны. Кадзуха устало выдыхает и протирает лицо ладонями. Теперь придется думать ещё больше, чем до этого, ведь причин для избегания выдумать можно немного. Хотя нет - это нереально. Также нереально, как любовь к нему. Самурай ударяет кулаком о стену - он зол. Зол на себя, на этот мир и на всё происходящее. Каким вообще образом он умудрился влюбиться в Скарамуччу за столь короткий срок?! Такое вообще возможно, или Кадзуха уже окончательно свихнулся? Ронин опускает ладонь на бок, но ожидаемо убирает ее: зловредная рана начинает жжечься сама и за компанию обжигает ладонь. И с этим тоже что-то надо делать. Она постепенно увеличивается, а боли становятся только сильнее. Скоро придется колоться чем-нибудь, чтобы боли не ощущать, с печальной ухмылкой замечает блондин. Кончики пальцев неприятно покалывает от соприкосновения с раной и Каэдэхара встряхивает ими, чтобы дискомфорт улетучился. Кадзуха ради спокойствия почти невесомо касается Глаза Бога за плечом, который так и притягивает к себе опасности. Случайно дотрагивается до бинта на ране сквозь ткань футболки, морщится и касается уже брелока. Он поглаживает стекляшку пальцем, и сила анемо, таящаяся в нем, ластится, как кошка. Кадзуха издает тихий смешок, отстраняя палец. За последние две недели его жизнь успела кардинально измениться. И эта ситуация с конфискацией Глаза напоминает ему времена, когда в Инадзуме действовал указ Сакоку. И так и так его пытаются забрать жёсткими методами и угрожают смертью, которая ежедневно становится на шаг ближе. Смешно, что ни в Тейвате, ни здесь ему жизни спокойной не дают. Видимо, нормально поживет он только в загробном мире, если он существует. Ронин опять позволил меланхоличным мыслям пробраться в себя. Он, недовольно мотнув белобрысой макушкой, подумал Что, если в конце концов он не захочет возвращаться домой? Привяжется к Скарамучче ещё сильнее, влюбится ещё крепче и пиши пропало: уже не захочешь оставлять свою любовь здесь и обратно возвращаться тоже. И эта мысль пугает до дрожи. Неужели в итоге все старания пойдут насмарку? Да и разве может он оставить всю свою жизнь в Тейвате, всех близких людей и воспоминания ради этого полного опасностей мира? Хотя... Тейват тоже полон опасностей, в этом они не отличаются. Но все равно - это неправильно! Неправильно отправляться на Хулао ради поиска цинсинь, а потом исчезать в чертовой арке навсегда. Это можно считать предательством? Вполне.