Лесник

Уже рассвело, а Герман все еще вел поисковую команду всадников по лесным дорогам и каждый зорко всматривался в окрестности. Ведь важна была каждая наименьшая деталь ландшафта. Каждая сломанная веточка, притоптаная травинка могли привести к пропавшей. Могли спасти ей жизнь. Вот только лесник всем нутром чуял, что ничего хорошего в этот раз уже не будет. Слова Настасьи ударили, словно молотом. Хоть и черноязыкой была баба, да только был у нее какой-то дар, слова на ветер бросала редко. Еще в деревне его волкособы, как и другие поисковые собаки, совершенно не хотели брать след не только из-за страшного неведомого запаха человека и медведя. Нет, там было еще что-то. От чего у него самого сердце замирало от страха. И страх этот забивал ту тонкую ниточку аромата, который исходил от Ульяны. В итоге собаки потеряли след окончательно. Создавалось впечатление, что девочка просто исчезла, как и этот звере-человек. Растворились в воздухе. Лесник не стал дожидаться развязки с другими собаками, забрал свою команду и поехал в подотчетный ему квадрат. Несколько часов брели они уже по этому весеннему, оживающему лесу, холодному и влажному, пристально вглядываясь в каждую наименьшую неровность, куст или ложбинку. В душе лесника был полный раздрай. В сообщении, которое прислала ему Мария, она рассказала, что поругалась с дочерью по пути в школу из-за него, Германа. В девочке внезапно взыграла ревность. Не хотелось Уле делить маму ни с каким мужиком, о чем она прямо и сказала той еще до начала уроков. И в отместку той поехала домой на рейсовом автобусе. Как на грех в этот же день саму Машу задержали в интернате допоздна, и домой она вернулась только к одиннадцати вечера, успев в сообщениях еще и поругаться с Германом. И только тогда заметила, что дочери нет. Три часа потратила она на то, чтоб оббежать все село, всех приятелей и подруг девочки, но результатов не было. И тогда она начала написывать сообщения всем влиятельным людям села. Написала и Герману, но тот ответил не сразу. От этого теперь на сердце у него скребли кошки. И не покидало чувство вины за произошедшее. Солнце уже перекатилось через зенит, когда рация внезапно захрипела голосом отца Михаила. — Отбой поиска! — хрипло выпалил он. — Повторяю, отбой поиска! НП! Лесник притормозил коня, переводя дух и отер лицо ладонью, тяжело выдыхая. НП. Условное обозначение поисковиков, которое так страшно иногда услышать, но к которому морально он уже готовился. “Найден, погиб”. — Твою мать! — невольно вырвалось у него, и Герман повернулся к замершим поисковикам. — Разворачивайтесь назад в деревню! НП! — он приблизил рацию к губам, выдохнул несколько раз, чтоб успокоить вылетающее из груди сердце. — В каком квадранте найдена пропавшая? Пока напряженно слушал координаты, собаки подошли к коню и вопросительно уставились на хозяина. Мужчина развернулся на подобравшемся жеребце и посмотрел на не уехавших еще всадников. — Возвращайтесь в деревню вместе, я еду на место, где нашли девушку! — выдохнул он, подстегнул Ренегата и кинулся в просвет между деревьями. Как же так? Такой добрый отзывчивый ребенок, как Ульяна, никогда бы не пошла одна ночью в лесную чащу. Тем более так далеко. Да и не склонна она была бегать вообще. Слишком неуверенной была в себе девочка, как раз из-за своей проблемы. Да и вообще, была она маминой, домашней дочерью. Мария, Маша, Машенька. Как же теперь она? Что он теперь скажет ей, как поддержит в свалившемся на нее горе. Почему это все свалилась именно на нее? Маша, она ведь была безгрешной, едва ли не святой, а добротой ее можно было согреть всю землю. Растила Ульяну мать сама. Бывший уже муж малодушно сбежал, как только узнал, что дочь родилась неслышащая. Но Мария никогда не роптала на злой рок. Сама поднимала девочку, сама же и выбилась в люди. Не ждала помощи ни от кого. Сколько невзгод упало на хрупкие плечи маленькой женщины — словами не описать, но только не сломалась она, не согнулась под упавшим на плечи грузом. Да вот теперь потеряла и ту, ради которой жила. Мужчина укорял себя в том, что не поехал к ней вчера вечером, невзирая на протесты учительницы, тогда, возможно, и девочку бы удалось найти раньше. А может быть, и беды удалось бы избежать. Зачем он послушал, зачем обиделся? Показал бы характер. Включил, наконец, мужика. Но нет же, Герман просто обиделся на всех и вся, как обычно. Не запрись он вчера в бане, чтоб упиться до полусмерти, приедь к ней, возможно, тогда все еще можно было исправить. На секунду мужчина даже остановил коня, сжал в ладони поводья до хруста. — Сука ты, Герман! — прошипел он и сплюнул на землю. Конь взвизгнул, когда он с силой всадил пятки ему в бока, встал на свечу и кинулся вперед, что было сил, будто не было лесной дороги. Еловые лапы едва не хлестали по лицу. Лесник прижался к шее коня, когда тот пер вперед, туда, где далеко, почти у самого болота и нашли труп девочки. Участковый был уже там, успел приехать на своем внедорожнике, как и Артем, лесник, на закрепленном участке которого и нашли погибшую. Герман на ходу спрыгнул с коня и подлетел к Степанычу. Тот ухватил лесника за плечи, удерживая, но самое главное не ускользнуло от зоркого взгляда мужчины. Распростертое на траве растерзанное тело совсем еще юной девушки. Море крови, застывшей на рыжем лесном ковре, и какие-то желтовато-красноватые ошметки. А еще был запах. Этот запах он не спутал бы ни с каким, запах будоражил его обоняние, застилал разум. Запах растерзанной плоти. — Гера, успокойся! — выдохнул мужчина, тряся друга за плечи. — Сейчас полиция приедет! Теперь это их дело! — Дай мне просто посмотреть! — хрипел лесник, все еще прорываясь к телу. — Да нечего там смотреть, ее звери разодрали! — Дай просто посмотреть, я буду аккуратным, улики не нарушу! Просто рассмотрю место. Пожалуйста. Ты же знаешь, я вижу немного больше, чем другие. — Я не понимаю, почему ты так печешься. — Ой ли! — съязвил Герман, и взгляд его на секунду стал злой. — Вся деревня знает, а ты не знаешь! — Хорошо, — пробурчал участковый, примирительно поднимая руки, — посмотри, но к трупу близко не подходи. Понял? — Все я понимаю, но да, обещаю просто посмотреть. Участковый отпустил лесника, и тот медленно пошел по кругу, приближаясь постепенно к месту убийства. Глаза невольно то и дело цеплялись за распростертое тело, и в какой-то момент Герман вдруг остановился, понял, что смущало его. Принюхался посильнее. Запах. Запах медведя, того же самого, что бродил вокруг деревни. И не только. Пахло лекарственными травами. Помимо зверя тут был еще и человек. Запахи наконец разделились, и в душе лесника начала теплиться мысль, что то, о чем он думал сначала — ошибка, и тут действительно бродил просто какой-то отморозок и садист с ручным медведем. Жаль, но остальным пока нельзя было рассказывать ни о каких своих предположениях. Никому, кроме, пожалуй, Михаила. Мужчина присмотрелся к телу повнимательнее, пересиливая рвотный позыв, и вдруг коротким окликом позвал Степаныча. Тот непонимающе уставился на него. Лесник указал пальцами на тело. — Присмотрись, у нее на шее синяки. Знакомая картина? — Будто душили! — присмотревшись, тут же заметил участковый. — Вот, — Герман сложил руки на груди, — ее не просто звери погрызли. Ее человек убил, а еще, — голос его невольно дрогнул, — возможно, ее пытались изнасиловать. — Почему пытались? “Да потому, что я не чую запаха никаких лишних выделений”, — едва не съязвил Герман, но в последний момент остановил поток словесного поноса. — Да так, присмотрелся. Не замечаю никаких других следов. А юбка с бельем валяются в стороне. Участковый косо посмотрел на него. — Можешь даже не смотреть так. Я всю ночь дома провел, точнее в бане, семь литров пива выпил, пол литра коньяка, для полировки. Не помню, как уснул, а проснулся от звонка твоего. — Скучно жить было? Или праздновал чего? — Достало все. Одна сидит в гостях бурогозит, словно хозяйка, ко второй попытался приехать — отшила. Вот и решил вечерок провести с пользой к делу. Заодно и немного татуировку подправил. — Ты часом не мазохист? — Степаныч криво ухмыльнулся, но Герман так и остался серьезен. — А что мне еще делать? — лесник пожал плечами и вздрогнул. — Я надеялся, что хотя бы с Машкой все нормально сложится, а теперь вот так вышло. Еще и в лесу. Главным виновным навеки останусь я.