Юаньфэнь

1934 год, Шанхай.

      — Спину ровнее!       Бамбуковая палка с треском обрушилась на Тэхёна.       Он ждал этого удара. Первые этапы обучения ушу в стенах дома «Где смешиваются драконы и змеи» были самыми тяжёлыми.       С момента их с Ынран приезда прошёл почти год. В первый же месяц Тэхён успел познакомиться со всеми ребятами, проживающими в доме. Кто-то из них воспитывался у семейства Фэй почти с самого рождения, кого-то нашли на грязных улицах города, а кто-то стал разменной монетой на ничего не значащий кусок хлеба, продлевающий жизнь ещё на несколько дней. У каждого была своя маленькая история, но конец у неё был всегда один, — они остались в Доме Детей-Сирот.       Матушка Фэй всегда говорила, что им стоило благодарить юаньфэнь, ведь в их жизнях произошёл удачливый поворот и места лучше, чем «Где смешиваются драконы и змеи», не сыскать.       — Благодарите Небеса, что вас не продали в лагеря в Вэй Маньчжоу-го, — говорила она.       Тэхён не знал, что таилось в этом холодном северном крае, но на всякий случай, увидев ночью серебряное лико луны, прошептал тихое:       — Спасибо.       Также тут жил большой, похожий на косолапого медведя Баопин, который казался старше всех. Шустрый и болтливый Сянцзян. Тихий и робкий вьетнамец Ван Донг. И знающий обо всём на свете Янлин, которого Дядюшки Фэй привели всего два года назад.       Янлин был самым умным и потому был освобождён от занятий по грамотности и чтению, проводимых каждый вечер в совместном классе с девочками. Не зная своих родителей, с рождения он воспитывался у картографа-путешественника. Но старый учитель, когда-то давно подхватив в далёких песках бедуинов неизвестную болезнь, так и не смог оправиться. Всё свое состояние: редкие свитки с картами, древние артефакты, персидские ковры, дамасские клинки, гребни из слоновой кости — он ставил на игре в маджонг, чтобы хоть на что-то купить лекарства и прокормить единственного воспитанника. Но однажды оставшись и без своих сокровищ, он заложил единственное, что тогда у него осталось, — Янлина.       Ещё тут проживал Лиань, у которого был смешной диалект путунхуа. И двое таких же новеньких как и сам Тэхён — Лимон Лу и Цин с необычными зелёными глазами. Когда Матушка Фэй увидела Циня впервые, она сказала, что в нём настолько преобладает энергия Земли ян, что она пытается выйти наружу через его глаза. Детей, поначалу сторонящихся такой диковины, это объяснение успокоило. Ведь, как известно, Земля символизирует доброту и честность.       — Было бы хуже, если у бы него была энергия Огня, — сказал тогда Тэхён, на что Чонгук презрительно фыркнул. Он вообще довольно часто комментировал любые действия и слова Тэхёна.       Помимо Ынран в доме находились четыре девочки. Ксяоли, свободно говорившая на английском и рождённая в особняке богатых англичан в Международном сеттльменте. Но несколько лет назад ло фань вернулись назад в Лондон, а домашнюю прислугу пришлось распустить. Её мать никуда не брали с ребёнком на руках, и тогда женщине пришлось продать Ксяоли Младшему Дядюшке Фэй, а самой отправиться работать на птицефабрику в Сучжоу.       Затем шли близнецы, похожие как две капли воды, Хуа и Сюин, а также красавица Мэймэй. Тэхён не был уверен, почему её считали самой красивой, но стоило ей появиться во дворе во время перерыва, как мальчики начинали шушукаться и глупо хихикать, краснея ушами. Сама же Мэймэй уделяла особое внимание Чонгуку и однажды гордо заявила, что когда Чонгук станет членом Зелёной Банды, она выйдет за него замуж.       Тэхёну Мэймэй решительно не нравилась. Он считал её чересчур заносчивой и самовлюбленной. Впрочем, ему не нравился и Чонгук…       — Спину ровнее!       Первые месяцы Тэхён предпринимал отчаянные попытки подружиться, но казалось, Чонгук избегал его, словно он был прокаженным. Когда Тэхён после упражнений подавал ему мазь от ушибов, Чонгук лишь хмуро выхватывал баночку из рук и отворачивался. Когда Тэхён вызвался быть напарником Чонгука на парных тренировках, тот лишь молча протянул руку Янлиню.       — Спину ровнее! — и снова удар палки выдернул его из мыслей.       Особо часто Младший Дядюшка Фэй применял для ударов бамбуковый шест или длинную курительную трубку из одеревеневшего корня ма-линь, до которой он был весьма охоч. Воспитанники всегда могли почувствовать приближение Младшего по тяжелому горькому аромату, который, казалось, облаком плыл впереди мужчины. Но он действительно любил свою трубку.       Коленки плохо гнулись у Тэхёна — трубкой по ним; руки Сянцзяна на недостаточной высоте — трубка хлестала по костяшкам запястий; грузный Баопин не поработал над растяжкой для поперечного шпагата — трубкой по бедрам; горбился Чонгук в ненавистной для всех воспитанников позе «змеи, скользящей в травах» — трубка гуляла по хребту и плечам.       Хотя Тэхён мог поставить целый запрятанный мандарин из очередной вылазки в город, что многие дети в тайне радовались, когда палкой по телу получал именно Чонгук.       Он сам не мог сказать, что побои Чонгука вызывали в нём радость. Конечно, он всегда натягивал улыбку и смеялся под шуточки других, за что получал полный злости взгляд. Чонгук смотрел так долго и упорно, словно хотел прожечь в нём дыру. И смотрел он почему-то всегда только на него. Будто в толпе веселящихся детей только на Тэхёне была подвешена деревянная табличка мишени, которую они используют на тренировках. А потом он подходил и с силой толкал именно Тэхёна. Один толчок за другим и между ними завязывалась потасовка и вот снова их заставляли отбывать наказание вдвоём.       Младший Дядюшка Фэй сильно сердился из-за их драк, но своё недовольство обычно высказывал только Чонгуку.       — Не разочаровывай меня.       Тэхёну в такие моменты было неприятно. Не то, чтобы он искал одобрения Дядюшек, но такое игнорирование, будто он был даже не достоин слов, выводили мальчика из себя и он обижался на Чонгука, который после фраз Младшего совсем отворачивался от него и делал вид, что Тэхёна не существует.       Это заставляло злиться больше всего.       Чонгук вообще вызывал в нём много эмоций. Заметив его поблизости, Тэхён не мог отвести от него взгляда, наблюдая за каждым движением. Он представлял себя затаившимся драконом, следящим за крадущимся тигром.       Во время общей трапезы внимательная Ынран всегда усмехалась и роняла что-то вроде:       — Ты скоро дыру в нём прожжешь. Перестань любоваться.       Тэхён неизменно забавлял девочку своей бурной реакцией:       — Ничего я не любуюсь! — выливал он целый поток словесной защиты, а потом вдруг останавливался, щурился и с подозрением поглядывал на подругу: — А может это ты им любуешься? Он тебе тоже нравится, как и Мэймэй?       Ынран на это только смеялась и уходила без ответа. А Тэхён возмущался ещё сильнее и бежал за девочкой, несильно дёргая её за заплетённые волосы, не замечая, как за ними в этот момент издалека наблюдал Чонгук.       — Спину ровнее! — снова получил он палкой.       Сейчас же главной трудностью для Тэхёна было не столько высидеть в стойке «лошади» положенное время, ни капли не пролив воду из чашек, установленных на макушке, бёдрах и плечах. Главным было не воссоздать все те классические ошибки, которые на первых порах преследовали любого новичка: ссутулившиеся плечи, далеко ушедшие вперёд колени, прерывающееся дыхание или выпячиваемая на вдохе грудь…       — Спину ровнее!       На спинах новичков бамбуковые палки трескались чаще всего.       — Спину ровнее!       И треск палки.       Лимон Лу не выдержал. Упал, со стоном закатив глаза. Тэхён мельком покосился, придал лицу как можно более бесстрастное выражение и искоса, воровато, наблюдал, как помощники Младшего Дядюшки Фэя подхватили мальчика и поволокли по грунту в сторону старого деревянного сарая.       Самое страшное место для любого воспитанника.

***

      Каждый день начинался с подъёма на рассвете и двухчасовой медитации под навесом без стен. Медитировать было хорошо в тёплое время года, но медитация зимой была настоящим испытанием. Мороз жёг щёки. Кусал так сильно, будто они проходили одно из самых ненавистных наказаний, — удары крапивой, которые Средний Дядюшка Фэй назначал тем, кто слишком баловался, пытаясь таким образом высечь из них всех злых духов. Но даже ненавистная трава не обжигала так, как холод. В начале медитации ледяной огонь пёк открытые участки кожи, а потом вдруг проникал внутрь тела, наполнял собой каждую косточку, что дыхание тоже стыло, примораживал к месту и тогда медитировать становилось гораздо легче, потому что уже никто не мог пошевелиться по собственной воле.       Говорят, что замерзая, перед концом не чувствуешь никакой боли. Просто слабеешь и тихонько заваливаешься вперёд, словно проваливаешься в сон и вокруг становится так тепло, как в парной бочке. Дядюшка Фэй заканчивал их медитирование до того, как они проваливались в этот обманчиво тёплый дурман, но этой зимой не стало Фань Чжао. После окрика Младшего о прекращении тренировки, Фань Чжао остался неподвижным в позе лотоса, а потом вдруг медленно моргнул, закрыв глаза и повалился впёред.       Когда сидевший рядом с ним Чонгук перевернул бездыханного мальчика на спину, у того на губах застыла улыбка.       — Спину ровнее!       Тэхён сжал зубы от болючего удара и прикрыл глаза, мечтая как снова сбежит в город в свободный от тренировок день, когда Дядюшки и Матушка Фэй будут заняты своими делами.

***

      Больше всего он любил спускаться к реке Хуанпу вечером, когда на небе появлялись синие сумерки, а рыбаки на джонках зажигали бумажные фонари. Они светились приглушенным жёлтым светом, и Тэхёну всегда казалось, что ещё чуть-чуть и они взлетят в небо, словно сотни светлячков. Да и сами джонки с взмывающими высоко вверх бамбуковыми парусами, будто гребни водных драконов, производили на мальчика сильное впечатление. Воспитываясь в Цветочном доме бедного корейского квартала в окружении кисэн, которые в свободное время рассказывали немногочисленным детям сказки, он частенько мечтал о волшебстве.       Старшая нуна хэнсу, имени которой Тэхён так и не узнал, но которую всё прозвали Птичкой за её тонкий звонкий голос, когда она пела, рассказывала ему и Ынран сказки про Злую Колдунью и Царя Дракона на корейском языке. После таких увлекательных историй про отважных воинов и хитрых кумихо, они с Ынран долго не могли заснуть, пересказывая друг другу сказки по ролям. Они любили устраивать эти маленькие представления на потеху кисэн. Тэхён отлично, как говорили нуны, вживался в роль, и гордый от похвалы, с энтузиазмом противостоял «ведьме» Ынран или «спасал» её от злых чар, пока нуны пели или играли на хэгыме. Такие вечера случались не так часто, как хотелось бы детям, поэтому каждый такой час они ждали с нетерпением.       Один из подобных волшебных вечеров намечался и в тот злополучный день после ужина, когда Мадам Цветочного дома залетела в комнату хэнсу, извергая проклятия, где ютилось несколько детей. Мадам лупила Птичку тяжёлым подсвечником, не боясь оставить на ней следы, и гневно кричала на китайском:       — Ты! Мерзкая банзи! Как ты посмела отказать племяннику Большеухого Ду?! Да ты хоть понимаешь, что теперь будет с моим домом?       Тэхён с Ынран и двумя другими девочками жались в углу и не могли пошевелиться от ужаса. Красивый цветастый ханбок Птички начала заливать кровь, которая стекала вниз из поврежденного виска, но Мадам продолжала бить, не обращая внимания на мольбы и рыдания Птички. Когда после очередного тяжелого удара кисэн без сознания упала на пол, Мадам обратила на детей свой взор. Она устало вздохнула и позвала одного из сторожил дома, указав окровавленным орудием в их сторону.       — Убери из моего дома эти отродья. Больше я не прокормлю ни один грязный рот этих чосонцев.       Они оказались на улице. Их выставили холодной ночью, и тогда началась их борьба за выживание. Это были страшные дни. Изнеженные детством в Цветочном доме, они поначалу выпрашивали еду у прохожих, но таких, склоняющихся по улицам грязных беспризорников в городе было целое множество, что никто не обращал внимания на очередных попрошаек. Сирот на улицах Шанхая было больше, чем собак. И тогда приходилось красть или лазать по сваленному в кучу мусору в надежде найти хоть что-то съестное. В какой-то момент оставшись одни, они с Ынран перебивались арбузными объедками и косточками. Правда после них у Ынран болел живот и Тэхён выхаживал её, собирая в найденный ржавый медный таз дождевую воду, что так благосклонно лилась в начавшийся сезон сливовых дождей. Тэхён не мог сказать, сколько именно они скитались по грязным трущобам, но за это время в городе прошло несколько фестивалей, благодаря которым они держались из последних сил, но здоровье их ухудшалось, а животы болели всё чаще и сильнее.       Именно тогда их нашёл Младший Дядюшка Фэй.       Он застал их на набережной под грязной мостовой, когда они пытались соорудить себе новое жилище из найденных в порту картонок. Тэхён с Ынран громко спорили, о том, было ли лучше постелить самый большой кусок на землю, или сделать из него крышу, когда сзади раздался смешок:       — Как ловко вы смешиваете два языка.       Вздрогнув и резко развернувшись, они рассматривали мужчину и медленно пятились назад, в своё укрытие.       У этого незнакомца были короткие волосы и тёмная, загорелая кожа. Одет он был в черную длинную рубашку, бежевые трико и кожаные тапочки, какие носили только богачи, что изредка захаживали к ним в Цветочный дом. Руки он держал сцепленными за спиной, а глаза на скуластом лице, словно очи хищной птицы, цепко следили за ними.       — На родившихся на улице вы не похожи, — между тем продолжал мужчина, продолжая их разглядывать. — Где ваши родители?       — Кто?       — Где ваша мама?       — Её нет, — ответил Тэхён.       — И где же она? Откуда-то же вы пришли?       — Мы из Цветочного дома.       — Какого именно?       Тэхёна его вопрос озадачил. Как «какого»? Ему казалось, что Цветочный дом с певчей Птичкой был только у них. Но Ынран, смело вышла вперёд и ответила:       — Из дома, где поют кисэн.       Мужчину её ответ похоже снова позабавил.       — Итак, ребятки из дома, где поют кисэн, пойдёмте со мной.       — Куда? — недоверчиво спросила Ынран.       — В дом, где есть горячая еда и крыша над головой.       Тэхён сделал несмелый шаг в сторону незнакомца, но обеспокоенная Ынран отдёрнула его назад и они снова начали тихо спорить. Неизвестно сколько мужчина собирался слушать их препирательства между собой, но тут живот девочки снова скрутило спазмом, она согнулась в приступе боли, приседая на корточки, и выбор оказался очевидным.       Им казалось, что хуже стать не могло.       Так они пошли за Младшим Дядюшкой Фэй, как представился высокий господин, и ездили по Шанхаю в грязной повозке целый день в поисках других детей. Тогда Тэхён узнал, что их Цветочный дом был далеко не единственным. Напротив, они стояли по всему городу, разбросанные возле баров и кабаков, словно распустившиеся многочисленные подснежники после Нового года.       Неизвестно по каким признакам Младший отбирал ребят, потому что Тэхён никак не мог понять его решений. Так мужчина несколько раз отказывался от, казалось, крепких и взбитых мальчишек его возраста, а вот запуганного мальчика, похожего на кролика, после придирчивого осмотра всё же посадил на повозку рядом с Ынран. И вскоре они оказались у большого светлого особняка, в той части города, которую никто из них не видел.

***

      — Последний час! — словно сквозь толщу воды донёсся голос Младшего Дядюшки Фэй.       Тэхёну нравился Шанхай и он был уверен, что знал город, в котором родился, но однажды другие мальчики собрались в Международный сеттльмент через мостовую на набережной Вайтань и впервые взяли с собой Тэхёна, показав ему этот тайный ход.       Тогда он не мог поверить своим глазам.       По широким улицам катили зелёные трамваи, а кондуктор в тёмно-синей форме и с низко опущенной кепкой, высунувшись из проема двери, выкрикивал остановки:       — Собор Святой Троицы! Корпорация Сассун! Здание Таможни! Шанхайский клуб! Кинотеатр! Отель «Катай»! Еврейское кладбище! Кафе «Руж»!       Рикши, утеплённые в продуваемые ватные куртки и шапочки, зазывали ло фань в добротных шерстяных пальто с меховыми вставками, брали оплату в целый доллар, усаживали в обитые бархатом сиденья под навесом, и, подхватив потёртые оглобли, неслись вперёд, обгоняя неповоротливый трамвай.       Тут кипела жизнь. Почтенные господа в шляпах останавливались около газетных прилавков, где юные мальчишки рассказывал последние новости на английском:       — Австрия, Венгрия и Италия подписали договора о сотрудничестве! Адольф Гитлер назначен следующим кандидатом на должность рейхспрезидента! Вышел новый роман Агаты Кристи «Убийство в Восточном экспрессе»! В кинотеатрах состоится премьера «Клеопатры», номинированной на Оск…       В отличие от Старого города, тут было чисто. Вдоль улиц стояли каменные урны, фонарные резные столбы, а деревья и кусты были аккуратно подстрижены, словно для выставки.       Чем дальше они продвигались, незамеченные бурлящей вокруг суетой, тем сильнее Тэхён поражался. На одной из мостовых пожилая женщина звенела колокольчиками, потягивая за собой тележку с едой. Многочисленные баки, плошки и чайники исходили парами. В прикрепленной сбоку плите жарились каштаны и их запах долетал до детей. Тележка остановилась на середине мостовой и к ней тут же прискакали три всадника, а Тэхён невольно отступил назад, вжавшись в стоящего позади Чонгука.       — Кто это? — испуганно прошептал он, во все глаза смотря на диковинных людей.       — Это сикхи, — пояснил Янлин. — Полицейские белых англичан. Они привезли их из далёкой Индии и теперь эти мужчины служат ло фань.       Высокие, словно длинные бамбуковые шесты, мужчины спешились с лошадей и подошли к передвижной торговой лавке. Одеты они были в полицейские мундиры, но на головах вместо волос у них были завиты многочисленные куски яркой оранжевой ткани. На лбу стояли красные отметины, словно их измазали помадой, а у некоторых в носу были продеты кольца, какие Тэхён видел только у буйволов. Кожа была у них такой тёмной, что они, казалось, находились под открытым солнцем с самого рождения.       Они были словно из сказок.       — Пошлите, — Тэхён бы ещё долго стоял, рассматривая интересных людей, которые жевали каштаны и о чем-то переговаривались с торговкой, но Чонгук потянул его за рукав рубашки и они двинулись дальше.       Дети перебежали через Нанкин-роуд и оказались перед огромным величественным зданием.       — Вот, — указал Чонгук. — Это моя мечта.       — Это мечта всех нас, — поправил его Баопин.       — Отель Катай… — почти благоговейно выдохнул Сянцзян.       Это было высокое десятиэтажное здание из светлого гранита, на верхушке которого возвышалась десятиметровая пирамидальная крыша зелёного цвета. Широкие входные двери охраняли швейцары в красной форме и каждый раз, когда к отелю подъезжал дорогой лакированный автомобиль, они распахивали стеклянные двери перед важными гостями.       — Если ты хоть раз вступишь в Отель Катай, считай, ты уже чего-то добился в жизни, — произнёс Янлин.       — Видишь третий этаж? — указал Чонгук Тэхёну, подходя ближе. — Там выступает Мэй Ланьфан.       — Врёшь! — воскликнул он, не в силах поверить в сказанное. — Что, прям там? Внутри?!       Личность Мэй Ланьфаня была легендарной, о нём знали даже дети из самых бедных районов Старого Города, ведь он входил в Золотую Четвёрку актёров и являлся самым знаменитым дань. Когда в Шанхае намечалось выступление с участием Великого Мастера, весь город замирал в предвкушении. Нуны в старом доме даже читали отдельную колонку в газете, посвященную актёру. Все, кто когда-либо задумывался о сцене и славе, негласно молились на Мэй Ланьфана.       — Говорят, что сейчас он уехал с гастролями в Америку, — поделился Янлин. — И это сразу после успеха в Японии.       — Он — легенда.       — Как говорят: «Если хочешь жениться, жена должна быть похожа на Мэй Ланьфана; если хочешь завести сына, он должен быть похож на Чжоу Синьфана», — прошептал Сянцзян. — Вот бы увидеть их когда-нибудь хоть одним глазком.       — Дядя Фэй говорит, что если мы будем усердно заниматься, то когда-нибудь и сами сможем выступать на третьем этажа Отеля Катай, — поделился Чонгук.       Сцена…       Когда после трёхдневного пребывания в бараке и выдержанного испытания отбора Младший Дядя Фэй выстроил четверых новеньких в ряд перед остальными воспитанниками, он рассказал, что же действительно их ожидало в доме, где смешиваются драконы и змеи.       — …Поэтому вы будете усердно заниматься. Каждого из вас будут обучать грамоте, вы научитесь читать и писать. Не ханьцы будут изучать свои родные языки, но обязательным для всех будет язык ло фань — английский. Через год вы начнёте учиться играть на музыкальных инструментах. Всё это будут ваши общие занятия, — перечислял мужчина, медленно расхаживая туда-сюда. — В основном же вы будете поделены на группы. Девочки уйдут под руководство Матушки Фэй, изучая основы женского воспитания, вышивание и знахарство, чтобы стать идеальными цветами, — загадочно проговорил он. — Мальчики будут заниматься со мной ушу. Вас ждут суровые тренировки, но уже через год, если вы покажете хорошие результаты, мы начнём проводить показательные выступления после которых начнётся отбор в основную труппу цзинцзюй.       Тэхён тихо ахнул и заметил, как воодушевились и старенькие воспитанники. Это было мечтой. Успешные показательные выступления открывали дорогу к заветному желанию детей — к сцене. Во всей Поднебесной не сыскать ребёнка, который не мечтал бы нанести грим, надеть дорогие яркие наряды и запеть на сцене под восхищенные взгляды толпы. В стране, где каждый день вот-вот могла вспыхнуть гражданская война; в стране, которую колонизировали белые ло фань; в стране, которую понемногу начала захватывать Япония; в стране, которая погрязла в нищете, — опера оставалась той самой непокоренной величественностью. Каждый, засыпая перед сном, хоть один раз представлял себя великим Мэй Ланьфанем, возвышающимся над простыми смертными, потому что опера была кусочком волшебства в грязной реалии жизни.       С того самого дня Отель Катай стал и мечтой Тэхёна, а Мэй Ланьфан — путеводной звездой.

***

      Каждый раз Тэхён открывал для себя новые стороны города.       Этой весной во время очередной вылазки они отправились в портовую его часть, туда, где стояли фабричные цеха и многочисленные пакгаузы, в которых хранились товары до выплаты таможенной пошлины. Но портовая часть быстро наскучила мальчикам, там кипела жизнь, но не такая, на какую им хотелось бы посмотреть. Тут из труб шёл бесконечный грязный дым. Рабочие сновали туда-сюда, пока на них покрикивали капитаны кораблей и бизнесмены. Здесь царила неприятная рабочая сторона богатого Шанхая.       Пройдя порт, они двинулись вглубь, в западную часть города, и оказались в совсем непонятном месте.       Это был всё тот же Шанхай, но будто другой. Словно в одном районе смешали постройки Международного сеттльмента с бедностью Старого города. Под крышами домов висели вывески со странными буквами, которые Тэхён прежде никогда не видел. Он крутил головой, с интересом разглядывая народ.       Тут обитали белые люди. Но они отличались от других ло фань. На них не было рюш, кружев и богатых украшений. Их платья не отличались яркостью. Вместо этого они носили простую рабочую одежду. Волосы у женщин были собраны в высокие строгие пучки, а мужчины носили густые длинные бороды.       — Это русские, — пояснил Янлин. — Мой учитель рассказывал, что они приехали сюда ещё до нашего рождения. В их стране началась война и они бежали в Китай, с тех пор обосновались в Харбине и в Шанхае. Мы в Маленькой России.       — Но почему они не живут в Международном сеттльменте? — спросил Тэхён у умного Янлиня.       — Потому что другие ло фань не признают их. Они бедны. Богатые русские, как говорил учитель, бежали в Париж и Сан-Франциско. К тому же, это люди без гражданства.       — Как это?       — Это значит, — вмешался хмурый Чонгук, который тоже слышал про русских из историй взрослых на званых вечерах, — что их страны больше не существует. Несколько лет шла война белых против… — Чонгук задумался, запамятовал против кого же там воевали. — Против…       — Против синих? — прикинул он догадку, но Янлин поправил.       — Против красных.       — И кто проиграл?       — Белые.       Тэхёну ло фань казались странными, но ещё страннее оказались эти белые. Впрочем, подумалось мальчику, неудивительно, что белые проиграли.

***

      — Закончили тренировку! — наконец прокричал Младший Дядюшка и Тэхён медленно разлепил глаза.       Конечности затекли от ненавистной всеми позы. Казалось, что мышцы одеревенели, и отовсюду слышались кряхтения и стоны утомленных воспитанников.       — Приведите себя в порядок, а потом подходите сюда. У меня есть для вас новость.       Мальчики не спеша разминали мышцы, а затем направились в сторону западного павильона, где стояли большие корыта с водой для омовения после тренировок.       Ополоснув лицо и руки, Тэхён сел под дерево, в скуке рассматривая других ребят. Хоть он и имел хорошие отношения с другими, его единственным лучшим другом по прежнему оставалась Ынран, но из-за раздельного обучения и проживания в разных крылах дома, их совместное времяпровождение сократилось настолько, что привыкшие друг к другу дети поначалу чувствовали себя одинокими и при первой же возможности старались увидеть друг друга. Тэхён бегал к ней после тренировок, а Ынран старалась быстрее закончить с едой, чтобы побыстрее сбежать из кухни и хоть одним глазком посмотреть на боевые тренировки мальчишек перед началом новых занятий.       Во время совместных уроков по грамотности или английскому они всегда садились рядом, из-за чего другие ребята, задирая, стали называть их парочкой. Тэхёну это не нравилось. Ынран была его семьей, но он никак не возражал, замечая, что отношение Мэймэй, а затем и остальных девчонок к Ынран стало лучше, поняв, что она бегает на тренировку ушу не для того, чтобы посмотреть на лучшего воспитанника.       — Ц, — тихо прошипел Тэхён, прикасаясь к поврежденному из-за Чонгука боку.       Вчера они подрались. Снова.       В последнее время это происходило довольно часто, и по самому глупому поводу. Причём было непонятно, кто нападал первым, они начинали подначивать друг друга и потом вдруг кто-то разминал их, когда они сцеплялись в надежде одержать верх. Обычно они никогда не били друг друга по лицу, да и вообще кулаки редко шли в ход, скорее это больше походило на попытки повалить друг друга на землю. Но вчера Тэхён неудачно упал на мелкие камешки во дворе особняка японского губернатора.

***

      Хунцяо — Маленький Токио, как называли его в народе, — был японским районом, в котором правила полиция японского консульства. И именно там Тэхён впервые встретил тобико — порхающих мальчиков; актёров из японского театра Кабуки, что приехали сюда с выступлением по велению нового генерал-губернатора.       Средний Дядюшка Фэй попросил у Младшего отдать ему на вечер нескольких воспитанников и Младший отправил с ним не только неизменных Чонгука и Янлиня, которых он чаще всего брал в сопровождение, когда отправлялся куда-то, и которые чаще всех прислуживали во время званых ужинов, но и Тэхёна, чья очередь выпала волей случая.       Величественное здание, скрытое от любопытных глаз высоким забором, стояло на опорных столбах с каменными основаниями и было приподнято над землей на половину высоты роста Тэхёна. Каркас дома соорудили лёгким и гибким, таким, в каком привыкли жить японцы на неспокойном острове. Особняк был так не похож на массивные каменные крепости ло фань, что мальчику строение казалось воздушным и словно парящим над землей.       Но скромность наружности дома восполнилась богатым убранством двора и интерьером. Вокруг особняка был разбит небольшой сад, в котором лежало целое множество замшелых камней. В дальнем конце сада находился крохотный чайный павильон с прудом, к которому вела дорожка, вымощенная плитами. Едва они переступили ворота, как городской шум буйного Шанхая словно растворился, растаял в благостном покое, царившем в особняке. Их небольшая компания подошла к дому, сняла обувь и поднялась на веранду, где их ждала прислуга в серых рабочих юкатах, которая проводила гостей в трапезную.       В богато убранной комнате, где на полу лежали шёлковые подушки, а на столах расположился фарфоровый сервиз династии Мин, сидело много высокопоставленных офицеров армии Японской Империи. Когда они вошли, японцы даже не посмотрели в сторону Дядюшки Фэй, словно он не представлял из себя ничего. Мальчики заметили, как широко раздулись ноздри Среднего в попытке обуздать гнев, но он быстро взял себя в руки и заискивающе заулыбался, подходя к болтливому хозяину.       Подле этого статного мужчины сидели невероятной красоты парень и девушка в цветастых кимоно.       Тэхён так засмотрелся на них, что едва не пропустил оклик Дядюшки. Как оказалось, у губернатора в доме за столами прислуживали гейши и в услугах трёх боев никто не нуждался, поэтому Старший отогнал их за порог комнаты. Не слишком расстроенные, но явно скучающие, они вышли во двор, обошли дом несколько раз, когда, проходя возле западной части, услышали громкий смех из открытого окна.       — Эй, — позвал их Янлин. — Это ведь та комната.       Мальчишки засели под окном и украдкой наблюдали за происходившим в комнате. Взрослые заметили детей, но разгорячённые алкоголем не прогоняли их прочь.       — Это гейша, — шепнул тогда Чонгук, внимательно наблюдавший за восхищающимся Тэхёном, что не сводил глаз с этих людей. — Девушка — это гейша, а мальчик — кагэма.       — Какие смешные названия, — хихикнул Тэ, продолжая с жадным любопытством наблюдать за изящными людьми. Они были такие тонкие, с выбеленной кожей, что походили на дорогую коллекцию фарфоровых статуэток Матушки Фэй.       Чонгук придвинулся поближе и тихо шепнул на ухо:       — И знаешь, что они делают? — дождавшись отрицательного покачивания, он пояснил: — Гейша наливает выпивку и шутит, а кагэма…       Тэхён неосознанно сжал пальцами свои брюки, в нетерпении уставившись в глаза Чонгуку. Под мягким светом, приглушённым шифоновой занавеской окна, его блестящие глаза напоминали Тэ сочные ягоды чёрной шелковицы.       — Что? Что делает кагэма?       — Продаёт любовь.       Тэхён непонимающе нахмурился.       — Как это?       — Ты ещё маленький, чтобы это знать.       — Нет! Скажи! Скажи это, Чонгук.       — Он целует своего господина.       — Врёшь.       — Нет.       — В щёки?       — Не только.       — В губы?!       — По всему телу.       — Врёшь.       — Нет.       — Фу. Мерзость.       — Я сам это видел.       — Но зачем?!       — Чтобы покупать эти красивые наряды.       — Он что, целует его за деньги?       — Да. Но я слышал, что взрослые не очень уважают такую работу. Поэтому я никогда не стану целовать кого-то за деньги. Это унизительно.       — А ты уже целовался?       — Конечно.       — Врёшь.       — Не вру.       — Чонгук — лгун!       — Замолчи! — щёки Чонгука начали гореть как после изнурительной тренировки, но Тэхёна это развеселило и он не сдержал смеха.       — Да кто вообще захочет с тобой целоваться?       Тут даже кончики его ушей заполыхали ярко красным, как праздничные фонари, и Чонгук налетел на него, сбивая с ног, опрокидывая на траву. Взволнованный Янлин бегал вокруг них, причитая о том, что из-за их вечной вражды их троих накажут, а потом не выдержал и полез их разнимать.

***

      — Болит?       Тэхён поднял голову. Чонгук заслонял собой солнце и Тэхёну понадобилось несколько мгновений, чтобы разглядеть его хмурое лицо.       — Нет. Всё в порядке, — соврал он. Чонгук был последним человеком, перед которым он хотел выглядеть слабым.       — Если болит, то не стоит терпеть, нужно сходить в лече…       Но Тэхён не дал ему договорить и резко поднялся, поравнявшись с ним в росте.       — Я же сказал, что всё в порядке.       Чонгук пристально смотрел, разглядывая вблизи его лицо, а Тэхёну вдруг страшно захотелось отвести взгляд, но он продолжал упрямо глядеть в ответ, чувствуя, как начинали гореть кончики ушей.       — Что? — всё же не выдержал он.       — Ничего.       — Так не смотри.       — А вот и не буду.       — А вот и не смотри.       Чонгук в последний раз окинул его взглядом и развернулся, зашагав прочь, а Тэхён тихо выдохнул. Надо же, он даже не заметил, что задержал дыхание.       Тэхён нагнулся, чтобы подобрать распущенную с руки повязку, когда со стороны тренировочного поля послышался голос Младшего. Ребята тут же выстроились в ряд. Скорость исполнения приказов — одна из основ, которая закладывалась в этом доме.       — Я обещал вам новость… Со следующего месяца вы начинаете показательные бои, и на их основе мы через пару лет начнём распределение ролей для оперы.       Среди детей послышались взволнованные шепотки, а Тэхён почувствовал, как короткие ногти впились в ладони, а ранки на костяшках закровоточили.