Чудесное спасение Энтони Голдштейна

                                          Глава 1: Сложная задача       Сверкающие искры упали на Лео Малфоя-Грейнджера и прилипли к его коже, придавая ему явно сказочный вид. Мальчик прищурился, глядя туда, где одна из серебристых снежинок опустилась на кончик его носа.       Он чихнул, и блеск сорвался с него шквалом.       Кэсси просияла, гордясь своим успехом. Она показала брату язык и попыталась поймать искры своими пухлыми маленькими ручками. Лео сначала скорчил гримасу, как будто хотел снова затеять драку, но потом присоединился к ее смеху и начал дуть на серебряные крупинки, чтобы прогнать их из ее цепких рук.       Драко вытаращил глаза.       “Кэсси? Ты только что?”       Его младшая снова хихикнула, указывая на гаснущие маленькие огоньки.       “ О, моя умница, ” похвалил ее Драко. Он взял свою палочку и заморозил некоторые свидетельства первой случайной магии Кэсси во временном пузыре.       “Ваша мама захочет это увидеть”, - сказал он своим детям. Он изучал пузырь и задавался вопросом, сможет ли он заморозить его таким образом, чтобы Лира тоже могла его видеть, когда вернется домой на Рождество со своего первого курса в Хогвартсе.       Гермиона была бы вне себя от радости.       Это в том случае, если она когда-нибудь возвратится домой с работы. Ее кампания “Волшебные палочки для гоблинов” буксовала месяц или около того, и обычные методы Драко, направленные на то, чтобы заставить некоторых членов Визенгамота подчиниться, до сих пор не увенчались успехом. Предрассудки о гоблинах были слишком широко распространены, чтобы их можно было развеять одними деньгами. Никто не доверял им волшебные палочки, даже более либеральные волшебники и ведьмы. Борода Мерлина, Драко не был уверен, что сам доверил им волшебные палочки, несмотря на то, что Гермиона настаивала на том, что у гоблинов должен быть доступ к ним.       Это была четвертая кампания, начатая Гермионой, и она будет первой, которая потерпит неудачу. Драко без нетерпения ждал пятницы, когда в Визенгамоте будет проведено окончательное голосование. Если он вообще знал свою жену, она была бы выведена из строя по меньшей мере на месяц.       Драко искренне надеялся, что это не испортит его брак. Он обнаружил, что скучает по Ксенофилиусу Лавгуду. Драко всегда мог рассчитывать на отца Луны. Но Луна еще не была избрана преемницей своего отставного отца в Визенгамоте.       Он отбросил свои тревоги, снова похвалил Кэсси за ее волшебство и сосредоточился на своих детях, пока не пришло время ложиться спать.       Было уже больше десяти, когда камин взревел, и Гермиона вышла. Блестки Кэсси потускнели до слабого мерцания. Лицо его жены было хмурым, а ее волосы были еще более растрепаны, чем обычно, создавая ореол вокруг головы.       “ Грейнджер, - поприветствовал ее Драко, пытаясь быстро чмокнуть ее в щеку. Только вчера они занимались сексом, обнимались и прижимались друг к другу, и сегодня не было необходимости в долгом поцелуе. В противном случае он попытался бы поцеловать свою жену. Злость, по его мнению, украшала Гермиону. Ее сверкающие глаза никогда не переставали привлекать его. Он все равно может попытаться склонить ее к сексу.       Но Гермиона молчала и не обращала на него внимания. Она даже проигнорировала пузырь, который хранил свидетельства магии ее дочери.       Она явно была вне себя от гнева, и это скорее повод для беспокойства, чем для прелюдии.       “Этот Энтони Голдштейн!”.       Она бросила свою сумку в угол, и Драко пришлось гасить искры, которые были вызваны ее случайной магией.       “У него хватило наглости сказать, что гоблины агрессивны и жадны по своей природе. От природы! Что они подрывают волшебное общество и им нельзя позволять использовать волшебные палочки для целенаправленной магии, поскольку они и так наносят достаточно урона”.       Гермиона громко кричала от разочарования.       “Без предоставления каких-либо доказательств этого предполагаемого ущерба”.       Ее глаза потемнели от ярости. Драко был почти уверен, что ее взгляд убил бы Голдштейна, если бы тот был рядом.       “И по крайней мере половина Визенгамота захлопала”.       Было ли то, что он услышал, звуком скрежета зубов?       Драко подошел ближе и осторожно взял ее за руки: “Время еще есть. Ты произнесешь свою заключительную речь в пятницу. Последнее слово останется за тобой. Просто расскажи им все результаты наших исследований и о том, как мы выяснили, что гоблины даже не начинали войну”.       Она вывернулась из его рук.       “Я передала им весь собранный мной материал о том, как возникли предубеждения против гоблинов и что они не соответствуют действительности. И они все еще аплодировали, когда Голдштейн произнес свою небольшую речь”, - она снова кричала.       “Грейнджер, посмотри, что произошло сегодня”, - поскольку поддерживающие утверждения не помогли, он попробовал свои силы в отвлечении.       Гермиона посмотрела на гаснущие искры, приблизилась к ним и осторожно дотронулась до них. Драко показалось, что он увидел улыбку, притаившуюся в уголках ее рта.       "Это была Кэсси?"       Драко кивнул.       Затем она разразилась слезами.        "Гермиона", - Драко был так встревожен, что назвал ее по имени.       “Гоблинов обуздали. Они никогда не смогут вкусить чудес раскованной магии. Энтони Голдштейн хочет отказать в этом гоблинам, чертов мудак. Он испортит голосование. Я просто знаю это", - она снова разозлилась.       “Драко”.       Его имя звенело в его ушах. Время замедлилось. Как всегда, когда она называла его по имени, его сердце тяжело забилось в груди. Он был отчасти переполнен любовью и похотью, отчасти страхом, что она невольно воспользуется своей властью над ним. Он посмотрел на то, как ее губы обхватили букву "о" его имени.       “Я бы хотела, чтобы ты убил... - слезы текли по ее щекам, и она нетерпеливо вытерла их, - ...этого чертова мерзавца Голдштейна”.       Сердце Драко остановилось.       “Ты хочешь, чтобы я его убил?” - его голос прозвучал грубо в его собственных ушах.       “О да. Я хочу, чтобы он упал замертво посреди Визенгамота. В пятницу. В качестве назидательного примера для каждого упрямого, предвзятого и недалекого волшебника”, - она снова стала говорить громче.       Драко тяжело сглотнул. Он чувствовал, как холодный пот стекает по его спине.       “Изо рта идет пена, он задыхается, как будто его погубила собственная ненависть. Бессердечный ублюдок”, - она заставила себя живо представить ужасную смерть Энтони Голдштейна.       Драко вмешался, прежде чем она смогла уточнить еще больше деталей, которые сделали бы невозможным для него выполнить ее просьбу.       “Если я убью его и меня разоблачат, я, вероятно, попаду в Азкабан”.       Она едва остановилась в своей тираде.       “Любой, кто убьет Энтони Голдштейна, должен получить орден Мерлина. Первой степени, - она потянула себя за волосы, - чертова задница, это жалкое подобие волшебника. Я клянусь, что его мнение из 9-го века. До Рождества Христова”.       “Ты бы навестила меня в Азкабане?” - выдавил Драко.       Она прекратила свою обличительную речь: “Если ты убьешь его, Драко, я зацелую тебя до бесчувствия. И я лично вытащу тебя из Азкабана".       Его мысли закружились. Он попытался придумать выход, но ничего не придумал. Его природа вейлы догнала его. Желание выполнить ее приказ разрывало его душу.       “Только не дай детям забыть меня, когда я буду в Азкабане, - прошептал он, - ты обещаешь?”       Ее внезапный смех прозвучал в унисон с тяжелыми ударами его сердца. Когда она успокоилась, она вытерла глаза, стирая следы своих веселых слез.       “О, Малфой, ты можешь быть такой королевой драмы. Мне нужно было это услышать”.       Она поцеловала его в губы, и, хотя они только вчера занимались любовью, его сердце снова стремилось к своей паре.       “Итак, Кэсси случайно сотворила магию. Великолепно. Я так горжусь. Расскажи мне все”.       Драко едва осознал, что история о том, как Кэсси отреагировала на поддразнивание Лео случайной магией, исходила из его собственных уст. По крайней мере, половина его разума была занята планированием гибели Энтони Голдштейна или поиском способа уклониться от того, что практически было приказом.       “А теперь помоги мне забыть об этом ужасном дне”.       Она взяла его за руку и увлекла за собой. Драко тоже забыл о задании, которое она ему дала, хотя и ненадолго. Позже он лежал без сна и начал планировать. У него было меньше недели, чтобы убедить свою жену отменить свое желание или сказать правду о своей природе вейлы или убить Энтони Голдштейна.

***

      Завтрак на следующее утро прошел мирно. Лео и Кэсси весело болтали, и печальная история с Голдштейном всплыла снова, только когда дети встали и пошли играть, и Кэсси счастливо осыпала Лео искрами. Драко попытался подчеркнуть все хорошее в Голдштейне, по общему признанию, это короткий список, но, возможно, этого было достаточно, чтобы остановить гнев Гермионы.       “Я не знаю, что на тебя нашло, Драко, - очевидно, его попытка умерить ее гнев возымела противоположный эффект, - как ты можешь защищать чертова мерзавца? Ты вложил в кампанию столько же, сколько и я”.       Она назвала его по имени. Снова. И ее волосы поднимались вокруг нее.       “Грейнджер, это ты всегда говоришь мне, что у человека много сторон, - Драко рассуждал с ней, пытаясь сдержать панику, - я имею в виду, может быть, у Голдштейна была какая-то плохая история с гоблинами”.       “Это объяснение, а не оправдание! - Гермиона кипела от злости, - у меня была неприятная история с гоблинами, и ты видишь, как я несу чушь об их агрессивной и разрушительной природе?”       “Я бы с удовольствием посмотрел, как ты время от времени несешь чушь. Это было бы чудом, достойным упоминания в ”Пророке". Там, где рассуждения не сработали, шутка могла бы сработать.       Но она не согласилась. Должно быть, он теряет хватку. Обычно ему удавалось рассмешить ее. “Не смешно. Лесть мне не сработает как отвлекающий маневр".       Она прищурилась, глядя на него.       “Предполагается, что ты должен поддерживать. Почему ты настаиваешь на перечислении хороших сторон Энтони Голдштейна? Их нет! Он - проклятие на земле. И я не хочу слышать об обратном. Я все еще слишком зла на него”.       “Я просто думаю, что убийство было бы немного экстремальным”, - настаивал он. Почему все обычные методы не сработали? Должен ли он был подождать дольше, пока Гермиона действительно остынет?       Она закатила глаза.       Драко открыл рот, чтобы спросить ее, серьезно ли она тогда хотела, чтобы он убил Голдштейна.       “Драко”.       Он вздрогнул.       “Я действительно хочу, чтобы ты перестал говорить о Голдштейне. Я не в настроении рассуждать о нем разумно. Я хочу представить его ужасную кончину в деталях. Скажи мне еще раз через месяц, что убийство - это немного экстремально”.       Драко захлопнул рот. С таким же успехом она могла бы связать его нерушимой клятвой. Черт бы побрал ее формулировку. Теперь он даже не мог рассказать Блейзу о своем затруднительном положении.       Итак, все сводилось к планированию убийства или поиску способа рассказать Гермионе о его природе вейлы.       Убийство могло бы быть проще. Однако ему понадобится опыт. Его собственная попытка убить кого-то была предпринята десятилетия назад, и планы были жалкими, как ему сказали несколько человек, включая его крестного отца Северуса Снейпа. Ему нужен был надежный план. Идеальное убийство. Для этого ему нужен был некоторый криминальный опыт. Ему нужен был Гарри Поттер. Главный аврор должен быть в состоянии придумать способ идеального убийства – что-то, что не привело бы его в Азкабан.       Он мог бы также попытаться написать Блейзу и рассказать ему о своем затруднительном положении. Письмо может сработать.