Назови меня плохим парнем, пни, как бродягу (Tell Me I'm a Bad Man Kick Me Like a Stray)

Мирное время давалось Конохе непросто. Она жила войной и тонким искусством шпионажа, и без врага всё теряло смысл. Единственная причина, почему Сакура не сразу это поняла, состояла в том, что её умения оказались как нельзя кстати, когда утихла битва. Ей хватило наблюдательности заметить, как тонут остальные, и не хватило — чтобы понять, что и над её головой смыкаются воды. Первыми знаками стали резкий тон и раздражённый взгляд Ино. Сакура отмахнулась. Их легко было списать на горе — Ино переживала гибель отца, да она и всегда была беспардонной и острой на язык. И ещё — Рок Ли. Он прекратил свои ребяческие ухаживания и бесконечно тренировался, готовясь к новой войне. Поутру, шагая на работу в больницу, Сакура видела, как на тренировочном поле он снова, и снова, и снова, и снова атакует деревянный манекен, не замечая опадающих розовых лепестков и ветра, дышащего обещанием будущего. «Всё кончилось», — вот что ей хотелось ему сказать. Преступники никуда не исчезнут, стычки не прекратятся, но такой войны, как они пережили, уже не будет; им больше не придётся видеть рек крови и истреблённых деревень. Рок Ли, каждое утро тренирующийся на поле, был словно пощёчина. Он будто отказывался отпускать Четвёртую Войну Шиноби… или молился, чтобы разразилась новая война. Рок Ли не был рядом с Сакурой после битвы, не сшивал раны, не лечил ночь напролёт людей, искалеченных тем самым оружием, которым он так жаждал овладеть в совершенстве. Рока Ли не преследовали воспоминания о другой войне, которая развернулась после славной победы и празднований, которая продолжалась после того, как музыка стихла и хозяин упросил гостей разойтись по домам. Тем утром Сакура зашла в свой кабинет, ожидая привычную череду пациентов — заранее назначенные приёмы и внезапно разболевшиеся старые раны. Шиноби были людьми упрямыми и, случалось, обращались за помощью спустя недели, а то и месяцы после того, как раны — часто отравленные неизвестными дзюцу — плохо заживали. Иногда всё заканчивалось долгими часами в операционной. Однако посреди кабинета, закинув ноги ей на стол и углубившись в книгу, сидел Какаши. В горле у Сакуры встал ком. Какаши, одетый в старую джонинскую форму, расслабленный и будто снова превратившийся в её донимаемого учениками сенсея. Словно он и не был самым могущественным человеком Конохи. На крыше больницы наверняка притаились Анбу, готовые уничтожить любую угрозу. С тех пор, как Какаши стал хокаге, Сакура не видела его без толпы секретарей и советников, только и ждущих, чтобы отвлечь его на себя. Глядя на него, спокойного, похожего на себя самого во время тренировок Команды Семь, Сакура почувствовала, как защемило в груди. Она и не понимала, до чего скучала по тем временам — по Какаши — пока он не явился вдруг, как призрак прошлого. Сакура накинула белый халат и кашлянула, обращая на себя внимание. — Надеюсь, ты ещё не забыла мои старые привычки, — сказал Какаши, отрываясь от чтения. — Но приём у меня назначен ровно на восемь. Сакура взглянула на часы — одна минута девятого. — Большинство моих пациентов назначают приём накануне, — ответила она и, пролистав оставленные секретарём бумаги, продолжила: — И, похоже, ты появился в моём расписании пять минут назад. — Что тут скажешь. — Какаши пожал плечами. — Мне срочно понадобилась медицинская помощь. Сакура подозрительно окинула взглядом его непринуждённую позу и выгнула бровь. Она постучала папкой с бумагами по ногам Какаши, безмолвно требуя убрать со своего стола грязные сандалии. И он подчинился. Сел ровнее, в уголках глаз легли морщинки его обычной, немного снисходительной улыбки. — Итак, какие у тебя симптомы? Я думала, твоя должность предполагает личного врача. — Зачем мне личный врач, когда я могу просто прогуляться по улице и прийти к лучшему врачу деревни? — Льстец, — отрезала Сакура. — Ты, кстати, просрочил осмотр стоматолога. Это не моя специальность, но я всегда рада помочь. — Ты никогда не уважала мою скромность. — Какаши прикрыл ладонью спрятанное за маской лицо. Сакура закатила глаза и продолжила обычные расспросы — о питании, сне, уровне стресса. Назвать Какаши сговорчивым пациентом не повернулся бы язык — так он был уклончив. С каждым шутливым ответом и неопределённым хмыком раздражение Сакуры росло. Но окончательно её терпение лопнуло, когда она прямо спросила, что у него болит. — Я уже старик, — Какаши демонстративно повёл плечами. — Я побывал во множестве боёв, и теперь у меня болит везде. — У меня есть пациенты, которые умрут, если не попадут сегодня ко мне на приём! — рявкнула Сакура. — А передо мной сейчас хокаге этой деревни, которому на них плевать, он просто отнимает моё время. У Какаши хватило совести устыдиться. Он помолчал, будто пытаясь припомнить хотя бы одну настоящую рану. — Возможно, у меня сломано ребро, — наконец, проговорил он. — Тогда раздевайся, — опасно ровным тоном ответила Сакура. Почувствовав, что она не стерпит ни споров, ни шуток, Какаши подчинился. У Сакуры пересохло во рту, когда одежда соскользнула, обнажая тело, выкованное часами тренировок. Все шиноби Конохи были в замечательной физической форме, и Сакура довелось лечить многих из них. Но что-то именно в Какаши, в его телосложении — крепком и поджаром, — в том, как он сначала текуче двигался, а после замирал в полной неподвижности, отличало его от прочих. Сакура с трудом отвела взгляд. Пялиться на пациента — непрофессионально. Хуже того — пациентом был её бывший сенсей. Пронзительный голос Ино, как наяву, с омерзением обозвал её извращенкой. И неважно, что Сакура мечтала о чём-то подобном, ещё когда была зелёным генином. Что даже девчонкой она не могла игнорировать то, что не так уж и стар был Какаши, что он был красив холодной красотой — в последнем с ним мог посоревноваться разве что Саске. Однако стоило Сакуре заметить многочисленные синяки, и её врачебная выучка взяла верх. Она шагнула ближе, повела ладонью по спине Какаши и остановилась, когда тот зашипел. — Действительно сломано ребро, — сказала Сакура. Её рука светилась синим диагностическим дзюцу. — Но вылечить — проще простого. Она не стала спрашивать, как Какаши получил травму. Царапины и пурпурные синяки были совсем свежими. Сломанное ребро он явно получил в той же драке. Руки Сакуры пекло от тёплого дзюцу, которое она использовала для незначительных ран — после войны оно получалось легко и естественно. Когда кость наконец срослась, Какаши со свистом выдохнул от облегчения. Напряжение покинуло его тело. — Спасибо, — сказал он чуть хрипло. Он не попытался отойти, хотя ладонь Сакуры по-прежнему лежала у него на спине. Кожа была тёплой. Спина поднималась и опускалась в такт дыханию, едва заметным гулом отдавалось биение сердца, — и отчего-то Сакуре захотелось остаться в этом мгновении чуть дольше. Кажется, и Какаши никуда не торопился. — Я знаю, что ты даже во сне сможешь выполнить это дзюцу, — проговорила Сакура. Во рту по-прежнему было сухо. — Ты ждёшь признания? — спросил Какаши, не поворачиваясь и не глядя на неё. Сакура не ответила. Рука всё так же касалась его спины, отмечая мерное движение. Вдох. Выдох. Вдох. — Мы были в одной команде так давно, — наконец, сказал Какаши. — Я хотел увидеть тебя. Встретиться с кем-то, кто… Выдох. — Кто помнит, что я не только хокаге. Сакура знала, каково это — когда в тебе видят лишь твою должность. Пациенты видели в ней спасительницу, сотрудники больницы — эксперта, которого обучала сама пятая хокаге. А члены её бывшей команды… — Я знаю, о чём ты. Они, кажется, вообще о ней забыли. Так и не взглянув на неё, Какаши наконец отстранился. И как будто пало заклятье. Он принялся одеваться. Когда Какаши встретился с Сакурой взглядом, в уголках его глаз снова показались привычные беззаботные морщинки. Уже не в первый раз Сакура подумала: быть может, он носит маску потому, что на самом деле вообще не улыбается. — Спасибо, доктор Харуно, — проговорил он и потянулся, будто демонстрируя новообретённую свободу движений. — Ты действительно лучший врач в Конохе. Сакура была шиноби, не врач. Но она не исправила его, как не исправляла других пациентов, называвших её врачом. Однако услышать подобное из уст Какаши было странным образом похоже на хлёсткий удар. Сакура ничего не сказала, когда он повернулся и пошёл прочь, позволила словам родиться и умереть так и не высказанными. Возвращайся. В любое время. Это было бы слишком похоже на мольбу. Когда дверь за Какаши закрылась, Сакура вернулась к медкартам, готовая восстанавливать Коноху так, как умела — как восстанавливал её сам Какаши на посту хокаге.