Потерять и заставить поверить

Цинхуа был... тем же. Ласковым, прилипчивым, доверяющим. Он так просто поверил словам незнакомца, что о нём позаботятся. Так легко приманился хорошей едой и сладостями. Его милый, очаровательный Цинхуа. - Хэй, не дёргайся, ты только посмотри, какие колтуны! Неужели ночка выдалась настолько бурной? Ты так беспокойно спишь? О, ночь действительно выдалась неспокойной, чёртова дракона было невероятно сложно поймать. Под иллюзией чесались подживающие раны, и Мобэй то и дело передёргивал плечами, стряхивая неприятные ощущения. Цинхуа хихикал и обещал не так дёргать за прядки - демон опаздывал к завтраку и не успел даже привести себя в более-менее цивилизованный вид, только сменил одежду, чтобы не испугать. Джун для Цинхуа был островком постоянства и безопасности, пусть так и остаётся. - Ты какой-то молчаливый, я тебе надоел? На бледном лице выразительно изогнулись брови. - Я слушаю тебя. И его возлюбленный как всегда прекрасно понимал, что стоит за этими словами. Рассмеялся, ткнулся в прошившее болью плечо. - Ахах, ты такой милый, правда, я теперь понимаю, почему Шень так тащился со своего барашка! Я сегодня вспомнил, как плести косу из четырёх прядей, давай попробуем? - Делай, что хочешь. Мобэй уже понимал, что причёсывание займёт гораздо больше времени, чем могло бы - Цинхуа обожал возиться с его светлыми волосами, что-то восторженно бормотал и порой разговаривал с ними как с чем-то отдельно живым. Интересно, захочет ли он хоть когда-нибудь с таким же теплом касаться других волос? Чёрных. Иногда он ненавидел этот неправильный мир. Мир, где любимый муж боялся его. Мир, где он не мог касаться, целовать и кутать в тёплые шкуры своего любимого. Несправедливый мир. Только милое ворчание и ощущение тёплого дыхания на затылке помогали ему не сдаваться. - Ты изменился. Ло Бинхэ. Тот же, но моложе, резче... глупее. - Мой Император, - официальный жест почтения. Брови полукровки удивлённо приподнялись. Мобэй почувствовал, как чужая кровь обожгла его внутренности и сделала круг по всему организму, пока снова не угнездилась где-то у виска, засела там как игла, чтобы в один момент лишить его жизни однажды. Если задумает предать. - Хм. Всё-таки Мобэй. Но ведёшь себя не как он. Кто ты? Он не будет рассказывать. Не теперь, когда они не знают друг друга. - Я ваш генерал, мой Император, - ещё один поклон. - Этого достаточно. Пристальный взгляд, и чужая кровь болезненно кольнула в виске. Мобэй, не прерывая зрительного контакта, коснулся зудящего местечка кончиками пальцев. Кожу и кость прошила ледяная боль, когда он замораживал чужую кровь внутри себя. Смотри. Я всегда мог сделать это, и всё же оставался верен тебе. Ло Бинхэ поражённо распахнул глаза. - Это... это же больно. Мобэй усмехнулся. Вся его жизнь в последнее время полна боли. Левый глаз немного слезился от холода, но к этому ощущению можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. - У Императора ещё есть вопросы к своему подчинённому? - Зачем ты здесь? - За жизнью. И тут Ло Бинхэ показался совсем другим. Не тем, каким его привыкли видеть. Совсем юным, неопытным и порой бестолковым. Его муж всегда причитал, что Император - сплошная головная боль для тех, кто его любит. - Императору стоит быть более искренним со своим супругом, если он хочет, этот Мобэй предоставит ему пособие. Его Цинхуа был умницей, а самое основное из его книг он как-нибудь сможет переписать. - Если тебе не сложно. Не сложно, им обоим будет полезно. - Шень Цинцю очень любит вас, - не думал, что однажды придётся озвучивать то, что знает и подтвердит любой из ныне живущих. - И он заслуживает видеть рядом с собой того, кем вы на самом деле являетесь. - Полукровку, монстра и убийцу? Он действительно так юн и не уверен в себе. Мобэй улыбнулся. - Верного и преданного, заботливого и сильного. Равного. Он очень надеется, что Ло Бинхэ послушается. Всё-таки эта его версия была немного... дикой. Будто и не жил среди людей большую часть жизни. - А сейчас этому пора, Император. Поклонился и ушёл, оставив полукровку в размышлениях. Позже Шень Цинцю будет очень настойчиво искать того, кто всё-таки смог прочистить мозги его благоверному. - Мой Король? Он так спешил к Цинхуа, что натолкнулся на него же. - Ты зачем встал? Он не пытался запугать его, совсем нет, ни за что. И всё же Шан Цинхуа вздрогнул и вжал голову в плечи. Больно, так больно на это смотреть! Руки сами потянулись обнять, успокоить, принежить... - Нет!.. - закрылся руками. - То есть, я, я... - Возвращайся в свою комнату, - раздалось сдавленное, похожее на рычание. Цинхуа тут же сбежал. Пожалуйста, можно ему умереть? На этот раз окончательно. Осколок Синьмо внутри него заинтересованно кольнул внутренности. Цинхуа был всё ещё немного испуганным и разрумянившимся от быстрого бега, недавно сращенные рёбра ныли при каждом вдохе. Джун коротко стукнул в дверь и сразу же вошёл, оглядывая помещение и останавливая пустой взгляд на заклинателе. - О! Ты здесь, хах, а я уже потерял тебя! Представляешь, вышел тебя поискать и чуть не помер! Ох, ох... - Нужно передать тебе ци. Дай руку. Цинхуа, конечно же, послушно протянул запястье, тут же чувствуя твёрдые холодные пальцы на коже. - Ой! Ты чего такой злой? Обидел кто? - Да, - короткое в ответ. Цинхуа воинственно нахмурил брови, тут же забывая о волне ужаса, захлестнувшей его при виде Ледяного короля. - Кто посмел обидеть моё рисовое пирожное? Покажи мне этого паршивца, и я его заставлю работать на Аньдин, пока он ласты не склеит! Он совсем забылся, что перешёл на эти странные выражения, которые Мобэй так любил в той, хорошей и счастливой жизни. И всё же чужая хватка стала мягче, а энергия потекла охлаждающей горной рекой, наполняя и питая. Не разрывая хватки, сместил положение и прилёг, оборачиваясь вокруг Цинхуа большой, холодной змеёй и дыша ему в живот. Заклинатель мило хлопнул ресницами и улыбнулся. Погладил по голове. Сначала робко, неловко, будто и не заплетал чужие волосы часами. А затем осмелел, и прикосновения стали такими болезненно-знакомыми. Если сейчас Мобэй закроет глаза, то так легко представить, что всё хорошо. Что они вместе, и это его Цинхуа сейчас гладит и успокаивает. В носу защипало, а глаза резануло под веками. - Всё будет хорошо, Джун. И это же голос, любимый, рушит хрупкий самообман. Как хочется верить словам, как опасно им верить. "Если снова забудешься, потеряешь бдительность, то лишишься всего". Не его заслуга, что Цинхуа жив. Потому что тот, кто гладит его волосы - светлые, не настоящие, лживые - боится его до смерти.