Эрос

Двухспальная кровать, чистое постельное в чернь ночного неба, Панталоне растягивается в объятиях пухового одеяла, ждёт Дотторе из душа. Его тёмные волосы уже мокрые, полотенце забыто на спинке стула, змеи расползаются по складкам ткани, на изнеженном теле чистый белёсый шёлк. Шаги босых мокрых стоп ни с чем не спутать, банкир лениво перекатывается на живот, чтобы видеть любовника с одним полотенцем на крепких бёдрах. Капли воды скользили по груди вниз. Розоватый кончик языка проходится по губам, мужчина оживляется, неспешно приподнимаясь на руках, подтягивает ноги, садясь на колени. Дотторе явно доволен — улыбка всё шире, сладостнее. Поцелуй неторопливый — первое изучение желаний друг друга. Оценка, анализ. Панталоне причмокивает, ухмыляется, выдавая все помыслы, как на ладони. Ими же ласкает размах плечей, царапает, мнёт, прикрывая глаза, едва не мурлычет от удовольствия единения. Разморённый горячей ванной, уставший после работы — лёгкая добыча. Нужно лишь слегка подтолкнуть, хрупкое тело рушится на матрас, док нависает сверху. Поцелуи-укусы по всей груди, трещит по швам невесомая ночнушка, резким движением содрана с тела. Дотторе не нравилась лишняя ткань — слишком мало контакта кожи с кожей. А Панталоне такой горячий, его хотелось трогать и трогать. Греться подле, не отлипая ни на секунду. Мокрые дорожки уходят вниз, руки, кажется, везде. Щупают, сжимают, то касаются невесомо — крыльями бабочки. Обжигает дыхание, Дотторе останавливается у нежной шеи, всё норовит зубами кадык вырвать, метит засосами, что попадается под губы, прилипает к мочке уха основательно, вбирая в рот, придерживая свою жертву ладонями за плечи. Панталоне подрагивает, упирается в грудь Дотторе так, будто в самом деле желает отстраниться, но его нужно лишь сломить в достаточной степени, выбить первые рванные вздохи и тело расслабится, руки перейдут на плечи, впиваясь короткими ногтями в кожу. Банкир так старался выплеснуть эмоции, накрывающие волнами с головой. Было слишком хорошо, ярко и совершенно невозможно. Дотторе всегда был «слишком». Первые ласки всегда медлительны. Хирург обрабатывал поверхность перед операцией, ублажал всеми средствами в доступности. Заставлял Панталоне откровенно плыть, чтобы до закатанных глаз, до закусанных губ и кратких вскриков. Только руки и пара обнажённых тел. Разогревать, оттягивать возбуждение — особое удовольствие. Доводить до того, когда банкир рассерженно дёргал за предплечье и просил об одном. Дотторе не думал с места сдвигаться, ухмылялся особенно остро и опускал голову к покрасневшим соскам, продолжая мучить. Несчастная жертва скрещивала лодыжки за чужой спиной, стучала по ней же, одной рукой всё же вплетаясь в непослушные вихры, выбирая ритм движений, качаясь в такт, запрокидывая голову. Сложно сказать сколько времени прошло. Они всегда поражались, когда смотрели на часы после. В моменте всё до ужаса быстро, незатейливо, а по местному два часа минуло. Панталоне искренне недоумевал куда они девались, ругался и всё равно звал к себе на чай вечерами. Хирург приходил неизменно. Так и сейчас, искусав рёбра под тонкой кожей, вылизав, исцеловав руки, шею и в большей степени прелестное личико, ведь там банкир реагировал умопомрачительно, док перешёл к промежности, моментально проскользнул мимо самого главного, останавливаясь на раскрытых бёдрах. Устанавливал позицию сам, не вникая в копошение внизу, один лишь взгляд бросил — удостовериться, что Панталоне всё нравится. Не ошибся. Медицина ошибок не прощала. Мужчина вздрагивал, выгибал спину, шарил руками по постели. Нашёл всё же подушку и устроился гораздо удобнее, отлично зная, что Дотторе между его ног надолго. Док действительно не торопился, обретя новое поприще для меток, смаковал по кусочку, доходил до самых стоп, неспешно массируя, ухмыляясь с того, как Панталоне сразу откидывался назад, разъезжались локти, на которых он держался, наблюдая за действиями партнёра. Милый. Смазка ложится холодком на пальцы. Можно было бы кое-что и поинтереснее, но сегодня сплошная нежность, о которой Панталоне давно просил, как умел, но ведь был услышан. Сначала касается языком, затем один палец кружит по анусу, второй рукой можно сжать задницу, в момент сменить наглость на милость, поглаживая оцарапанную кожу. Банкир бьёт пяткой по спине, говорит что-то бессвязное, но очень злобное, слишком разморённый для серьёзной словесной перепалки. Хотя он мог, боги свидетели, мог. Много, что мог. Растяжение не самое приятное чувство, Дотторе активизируется, чтобы отвлечь, вовлекает в череду поцелуев, залезая языком, чуть ли в саму глотку. До ушей доносятся рванные вздохи, полувсхлипы, что скоро сложатся в полноценные мольбы. А их Дотторе обожал до искр в карминных глазах. — Тс-с, расслабься, — голос увещевает, вместе с поглаживаниями работает на отлично. Панталоне прижимается щекой к ладони, закрывает глаза окончательно. Не любил напрягать мозг обработкой зрительной информации. Док даже перестал завязывать ленту — отпала надобность. Уже два пальца внутри, Панталоне извивается, стараясь, то уйти от движений, то насадиться полностью, мечется в знакомой двойственной манере. Успокаивается, когда Дотторе второй рукой берётся за грудь, находит отвлекающий манёвр, занимает рот собственным языком, длинным разговором двух тел. Слишком узко, невыносимо горячо, док зависим от этого несносного финансиста. Он оттянет зубами кожу, ущипнёт у рёбер и шлепнёт с размахом, чтобы вновь услышать этот прелестный голосок, что становился на тон выше в стонах. Теряется счёт, банкир слишком устал, чтобы и сейчас перебирать цифры в голове, мысли путаются, утекают песчинками с ладоней, сложенных лодочкой. Дотторе откровенно сводил его с ума. Даже сидя рядом. Понадобилось несколько лет бок о бок, чтобы подавить глубокую амнезию рядом с пьянящим хирургом. Разговоры часами утонули в памяти, они целовались особенно чувственно после них, пересыхали рты, Панталоне заимел привычку носить везде бутылку воды. Для разнообразных нужд. Позже, в задний карман строгих брюк добавились и презервативы выверенного размера. Те, что док сейчас растягивал на пальцах, только что вынутых из тягучих объятий мышц. Ухмылялся, языком слизывая излишки смазки. Из-за таких эксцессов приходилось брать оральную из раза в раз. «Лишние траты», — конфузился Панталоне и покупал. Смотрел исподлобья, щурился, раздумывая предложить ли, знал ведь, что банкир может одевать резинку ртом. Много любопытного он им мог. А Панталоне с вызовом глядит, откинувшись на подушку, держась на локтях, совершенно не стесняется своего положениях, шире ноги разводит, укладывая одну на плечо Дотторе, задевая кончики пальцев локоны, знает, что хорош. Тут же получает поцелуй в выпирающую косточку. Игры глазами продолжаются, разгораются с новой силой, как румянец расползается по телу пятнами, теряется в следах укусов и царапин. Никто не желал уступить. Док раскатывает латекс по члену отвратительно медленно, даже в свой первый раз быстрее был. Тогда движения неумелые, залезал пальцами под, делая себе только больнее. А сейчас он наслаждался вниманием, средоточением взглядов на покрасневшей головке, венках. Панталоне сглатывал шумно, поджимал губы. Явно вспоминал что-то. Что-то, что имело непосредственное отношение к органу. Но он снова зажмурит глаза и запрокинет голову, позволяя Дотторе вести. Всё так же неторопливо, банкир ведёт ступнями, сминает простынь, стучит по матрасу, привлекая к себе внимание, просит наклониться, отвлечь от болезненных ощущений. Дотторе сегодня послушен — выполняет с охотой, впиваясь в лепестки губ до припухлости. Оставляет их мокрыми жадно хватать кислород, склоняется к уху, оттягивает мочку. Панталоне ёжится в страшном предвкушении дальнейших действий. Казалось, они проворачивали это тысячи раз, но дрожал, как в первый. Язык скользнёт в ушную раковину на жалкие секунды, пуская табун мурашек по вспотевшей спине. Дотторе поцелует у скулы, как будто ничего не было, прислониться ко входу, смазывая повторно и себя, и партнёра. Специально он так — чтобы излишки стекали по ягодицам, заставляя Панталоне то и дело ёрзать, морщиться от склизкого ощущения. Зубоскалит, ничуть не стыдясь. Стыд создан для того, чтобы ублажать взор румянцем на щеках его возлюбленного, но никак не для наглого докторишки. Он входит мучительно медленно, банкир весь подбирается, от неприятных ощущений мышцы только крепче сжимают головку, не позволяя двинуться. Дотторе в момент превращается в олицетворение заботы, поглаживает низ живота, водит кольцом из пальцев по члену Панталоне, вырывая стоны всё звонче, в перемешку со слабыми проклятиям. Мог лучше, ждал повода. Первые толчки даются легче, банкир глубоко дышит, изредка задерживая дыхание, постепенно привыкает к движениям внизу, док устраивается поудобнее, придерживая одной рукой за бедро, второй за тонкую талию, направляя. Предэякулят стекает на впалый живот, Дотторе с удовольствием размазывает его по коже, пробует на вкус, смакует на кончике языка вязкую смесь. Всё ради демонстративно отвернувшегося Панталоне, что ещё пару секунд будет бурчать о несносности партнёра подушке. Не долго — толчки выбьют ненужные мысли из просветлённой головы. Док терпит, пока не смеет сорваться на быстрый темп, он вошёл только на половину, по виду для мужчины под ним этого даже слишком много, но то простая иллюзия. Панталоне вынослив, с экспериментатором в отношениях вбирал в себя и не такое. Регулярно жаловался и припоминал. Всегда в разном контексте, то просил повторить, то ставил железное табу. — Лоне? — голос хрипит. В процессе Дотторе сам начинал кратко постанывать, не привыкший сдерживать себя. Слишком хорош, слишком красив — ладонь ложилась на щёку, Панталоне целовал в неё и закатывал глаза, дрожа от чувств. — М-м? — Быстрее? — лёгкое качание головой, обнимет ногами крепче, давая понять в каком направлении лучше двигаться, устанавливая нужный темп. Так хорошо, так правильно. Закатывались глаза, руки сцеплены за спиной любовника, царапнут, проезжаясь к краям, вернутся на прежнее место. Панталоне скручивало. Не находя единственно верного положения, он то откидывался назад, запрокидывая голову, выстанывая гортанно и низко, то вскрикивал, вжимаясь взмокшим лбом в плечо Дотторе. — Да, да... там, — забил по спине, движения ускорились. Пошлые звуки, спёртый воздух, легкое чувство удушья, капельки слёз в уголках глаз. Док их сцеловывал, толкаясь под найденным углом. Неудобно, мышцы натужно скрипели, не совсем та поза, но... Панталоне закатывает глаза и трясётся, как в припадке, кончая без рук, рушится на постель, растеряв всякие силы, грудь истерично вздымается, сердце убивается о рёбра. Погибает и возрождается. Дотторе сверху, ухмыляется зверино, забирает последний кислород с приоткрытых губ. Он закончит руками на промежность, вовлекая в бурлящий поцелуй. Банкир едва отвечал, упираясь одной ладонью в плечо Дотторе. Отталкивал когда нужно, чтобы совсем не задохнуться. В оргазме учёный терял последние крупицы здравого сознания. Ведь его любовник тоже «слишком». Зацелует в уголки губ напоследок, ляжет на грудь, скажет краткое: — Хорошо? — Хорошо, — Панталоне вплетался в непослушные волосы, перебирал, успокаиваясь, приходя в себя окончательно. — Люблю тебя.