Проблеск детства

      Поместье Уэйнов ни капли не изменилось за, казалось, недолгие четыре года обучения Меган Миллер во Франции. Месте, куда еще в пятнадцать лет она решила отправиться, чтобы учиться в престижной академии для девочек.       Тогда она не знала о том, что будет возвращаться домой с пустотой внутри, со съедающей тоской и страхом. Но еще на подъезде к воротам особняка она почувствовала изменения, которые несла в себе старая, но величественная резиденция. Будто каждый кирпичик, каждое окно и крыша твердили, что в этом доме теперь много скорби и печали. Нагнетающая атмосфера накрывала Меган по мере того, как машина медленно подъезжала к входу в поместье, и она чувствовала, будто теперь здесь не было радости.Потому что двух важных для этого места людей не стало.       Ее взгляд впивался в здание, будто пытаясь найти что-то доказывающее, что все было сном. Сердце замерло, когда она увидела знакомого мужчину в возрасте с седыми волосами, все тем же важным видом, руками, сложенными за спиной, и практически в том же костюме, выглаженном не просто хорошо, но так, что ни одной складки невозможно было найти. Меган всегда считала его идеальным дворецким для этого мира. Он стоял на крыльце. Однако, как только машина подъехала ближе и остановилась перед мраморной лестницей, он поспешил спуститься и открыть заднюю дверь. Он протянул Меган руку, помогая выйти из машины, хотя это не было обходимо — поступок был пропитан искренней вежливостью и этикетом. Меган знала, предвидела, что будет именно так, но все равно эти мелкие действия, от которых она отвыкла, были некомфортны.       — Спасибо, Альфред, — с легким першением в голосе произнесла она, не в силах поддержать долгий зрительный контакт.       Внутри росли волнение и страх из-за того, что она не чувствовала себя «дома» и не считала, что вообще теперь имеет право тут находится. А легкая улыбка на лице Альфреда, его добрый взгляд с ноткой радости, заставляли Меган стыдится.       — С возвращением домой, мисс Меган, — ответил Альфред Пенниуорт, когда она встала рядом. Меган тут же убрала руку из его ладони, перемещая взгляд на вышедшего из машины водителя. Тот направился к багажнику. — Сэр, дайте я вам помогу, — поспешил Альфред.       Меган снова вернула взгляд к поместью и заметила, как на втором этаже в комнате, которую она помнила так точно и которая последние несколько месяцев снилась ей каждую ночь, мелькнул короткий силуэт. Но исчез, как только она посмотрела в его сторону. А затем она сразу отвернулась, почувствовав желание уехать и сбежать из этого места.       Меган поспешила к Альфреду и водителю, чтобы помочь вытащить большой багаж.       — Нет, мисс, не престало леди таскать тяжелые вещи, — сказал Альфред, и Меган отступила.       — Мне нести их в дом? — спросил водитель.       Альфред кивнул:       — Да, пожалуйста.       Меган оставалось лишь наблюдать, как чемоданы перетаскивают в прихожую поместья, а затем как водитель садится в машину и уезжает.       — Так и будете стоять на улице? — спросил Альфред, и она нерешительно зашла внутрь.       Вместе с Альфредом, несущим часть ее вещей, они поднялись на второй этаж и направились прямо по коридору. Весь короткий путь Меган старалась смотреть прямо, не на картины, не на незажженные светильники или растения; старалась не вслушиваться в то, как скрепят половицы и как эхом разносятся шаги по коридорам. И старалась не замечать этот странный, но приятный аромат, который всегда был в доме. Наконец поворачивая налево, в маленький коридорчик, ведущий к одной единственной комнате, дверь которой была открыта, они остановились. Окно именно этой комнаты Меган видела с улицы.       Она медленно обвела взглядом, всматриваясь в кровать, стоящую у стены посередине, с мягким темно-желтым покрывалом, что оттеняло стены из темного дерева — хотя, конечно, они были кирпичные, а дерево было лишь отделкой. Стены украшали картины с пейзажами, а также животными. Все они были оригинальные, принадлежащие еще одному человеку, которого также давно потеряло поместье. После взгляд скользнул к прикроватным тумбочкам, на которых не было ни единой пылинки. Внимание перешло к шкафу, что стоял слева от двери, а после — к большому письменному столу, торшеру и мольберту, к которому давно не притрагивались. Но он, как и все остальное в комнате, не покрылся пылью.       Меган посмотрела на еще один предмет — огромный книжный шкаф. Он начинался у стены и заканчивался у окна, где стояло темное кожаное кресло. На нем лежало такое же темно-желтое покрывало, что и на кровати.       Ничего в комнате не изменилось, все осталось прежним и должно было казаться родным, а не чужим.       — Вы, наверное, думали, что здесь будет пыльно или пусто, верно? — усмехнулся Альфред, ставя вещи на пол. — Я прибирался здесь каждый день, следил за тем, чтобы ничего не менялось, как и приказывал ваш дядя, чтобы по возвращении домой все было, как когда вы уезжали. Вы ведь так и просили сделать.       Меган прикусила нижнюю губу, чувствуя подбирающиеся слезы. Да, она так и просила, но все казалось ненастоящим и фальшивым, ничего не изменилось только внешне. На самом деле изменилось многое.       — Спасибо, Альфред, — ответила она и попыталась сделать голос спокойным.       — Я пойду за остальными вещами. Вы можете подождать здесь.       И он ушел, оставив Меган в одиночестве.       Она подошла к окну, выглянула наружу и посмотрела на место, где стояла сама, когда в этой комнате находился другой человек.       Она не спросила Альфреда, где он сейчас, потому что боялась встретиться с ним. Меган чувствовала стыд и думала, что этот дорогой и последний близкий человек не будет рад ее видеть. Но она хотела извиниться и поговорить. И, переселив эмоции, вышла из комнаты, прошла быстрым шагом по коридорам, пока не остановилась перед огромной дверью. Сделав глубокий вдох, она аккуратно постучала, но не для того, чтобы спросить, можно ли войти, а для того, чтобы сообщить, что входит.       Аккуратно раскрыв тяжелые двери, она увидела просторный кабинет с огромными окнами, из которых сочился свет. Затем мимолетно оглядела стены с портретами, камин, кожаные диваны с подушками. Но все это оказалось неважным, когда Меган посмотрела в сторону письменного стола, окруженного большими книжными полками, и увидела того, кого искала.       — Брюс, — тихо произнесла она и встретилась с удивленным взглядом темноволосого мальчишки.       Один вид кузена, который был ей как родной брат, заставлял вновь вспомнить о тех ужасных словах, сказанных ею всего несколько месяцев назад. Точнее не о них, а о том, какой стыд она ощутила и ощущает по сей день — вот только теперь он смешан с горечью и скорбью. Скорбью, которая за несколько месяцев не утихла ни на секунду.       — Альфред сказал, где я? — спросил Брюс ровным, еще не сломавшимся голосом. Детским. Меган заметила, что он старается выглядеть спокойным, хотя его жесты: немного бегающий взгляд, поджатые губы и то, как он сминал край рубашки, говорили обратное.       — Нет. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка дрогнула, исчезнув и сменившись такими же поджатыми губами. — Я… В детстве ты всегда проводил время в кабинете отца, вот я и подумала, что будешь здесь.       Она сделала глубокий вдох, набираясь смелости, чтобы поведать о том, что у нее внутри.       — Извини, что я тебя не встретил, — Брюс перебил ее, сделав неуверенный шаг ближе,— Я думал, ты не хочешь меня видеть.       Меган проследила за каждым его движением, затем, как он отпустил край рубашки, а когда посмотрела в его глаза, он сразу отвел их, словно напугавшись.       — Что? — Пожалуй, это был не весь вопрос, который она хотела задать, но Меган не могла поверить в услышанное. Ведь это она думала, что Брюс не хотел ее видеть! И собиралась извиниться, за этим она и пришла! — Я не хочу тебя видеть?       На ее вопрос Брюс кивнул, и Меган было этого достаточно. Она прекрасно знала, почему брат так думал.       — Я тоже думала, что ты не хочешь меня видеть, — призналась она и вздохнула с облегчением. — И пришла, чтобы извиниться.       — За что? — Брюс удивился, и Меган продолжила:       — За то, что не была рядом, когда твои родители погибли, и за то, что в нашу последнюю встречу ты стал свидетелем моего ужасного поведения. Я бы хотела сделать это раньше и извиниться перед дядей и тетей, но…— Меган запнулась, опустила взгляд, ощутив подступающие слезы и ком в горле от того, что извиниться перед ними не получится. И затем немного дрожащим голосом продолжила: — Но их нет. А я решила выбрать глупые экзамены вместо того, чтобы приехать на похороны. Совесть не позволяла приехать к вам, после того, что я посмела сказать.       Одна маленькая слеза скатилась по щеке. Меган тут же ее вытерла, продолжив:       — На самом деле, я думала, что ни ты, ни Альфред не примите меня.       — Простите, что вмешиваюсь, — послышался голос Альфреда позади, и Меган обернулась, — но, мисс, не стоит решать за других, что они думают. Я закончил относить вещи в вашу комнату, так что теперь давайте спустимся вниз, на кухню, и обсудим все за чашкой чая.       Меган кивнула, а затем последовала за Альфредом, обернувшись, чтобы убедиться в том, что Брюс следовал за ними.       На кухне она заметила, что помещение лишь отчасти изменилось: стены, отделанные плиткой, светлые столешницы, стулья и другая утварь были такими же. Но пространства словно стало больше. Будто что-то убрали, но что — Меган пока не понимала. И не хотела понимать, она сейчас думала о другом.       — Присаживайтесь, мисс, — сказал Альфред, отодвинув для Меган стул и жестом приглашая сесть.       — Спасибо, — ответила она и присела, брат опустился рядом.       Они молчали, оба положили руки на стол и наблюдали за тем, как Альфред достал чашки и начал заваривать чай.       Меган думала только о том, что она, судя по словам Брюса и Альфреда, все надумала, внушив себе, что дома ее никто не ждет и не хочет видеть. На деле оказалось, что брат думал, по сути, тоже, что и она. Альфред относился к ней также, в его жестах, в чертах лицах не было ничего фальшивого. Теперь ей стало стыдно не от того, что она когда-то сказала почившему дяде, а за то, что повела себя глупо.       — Надо же… — внезапно сказал Альфред, уставившийся на Брюса и Меган с легкой улыбкой на лице и двумя чашками горячего чая в руках. — Вы все также похожи, как и в детстве.       Лицо Меган тронула слабая улыбка, а затем она аккуратно взяла из рук Альфреда чай. И правда, они с Брюсом были похожи внешне. Темным цветом волос, голубыми глазами и некоторыми чертами лица. Они не были родными, но в детстве, когда мать Меган умерла и та стала жить с дядей, все считали Меган родной сестрой Брюса и дочерью Уэйнов. Но секрет в том, что мать Меган — Мелисса — и отец Брюса — Томас, — родные брат и сестра, были разными. Как внешне, так и характером. Цвет глаз и волос Меган унаследовала от отца, а черты от дедушки по материнской линии. И она была рада, что генетика сделала свое дело так и никак иначе, ведь ей нравилось, что она выглядела как часть семьи Уэйнов. Ей не хотелось быть Миллер.       — Чтож, мисс Меган, может, поведаете нам, почему вы решили, что в этом доме вам не будут рады?       Меган сделала глоток чая, почувствовав его особый вкус. Признаться, она так скучала по этой кухне, своей комнате, но не хотела об этом думать, ошибочно полагая, что поместье Уэйнов больше не было ей домом.       — Я считала, что мои слова, адресованные дяде, были унизительны. Я не только оскорбила его, но и все, что он для меня сделал, — ответила она, поставив чашку на стол и наконец набравшись смелости посмотреть Альфреду в глаза. — И осознанно пропустила похороны, потому что мне было страшно. И страшно, и грустно.       — Но в том, что вы решили выбрать экзамены, есть свои плюсы. Они ведь были для досрочного окончания обучения. Так, если бы вы приехали на похороны, то учились бы еще год. И, конечно, то, что вы сказали господину Томасу, правда было неуважительно, однако и он тогда погорячился.       — Я знаю, но. — вздохнула Меган, чувствуя себя нелепо: от слов Альфреда появлялось ощущение, что у нее были очень глупые причины для мук совести. — Но, если бы я знала, что произойдет, не стала бы даже рассказывать о том, что подслушала весь твой с ним диалог. Не стала бы злиться и просто провела бы как можно больше времени вместе.       Меган отвела взгляд, сердце сжалось при воспоминании о том дне, когда она узнала, что дяди с тетей не стало. Тогда она проплакала почти всю неделю, практически не ела и не спала. Но, вместе с горечью, она считала, что из-за одной ссоры не имела право приезжать на похороны и возвращаться домой.       — Мисс, вам стоит забыть о том, что было, и о той ссоре. Ваш дядя ни на секунду не переставал относиться к Вам не только как к племяннице, но и как к дочери. Он не держал на вас гнева или обиды, как и ваша тетя. — Альфред подошел ближе, сложив руки за спиной, в своем обычном, будто присущем одному ему жесте.       — Да, Меган, — наконец Меган услышала голос Брюса и почувствовала его ладонь на своем плече, — мама с папой перестали на тебя злиться, как только мы вернулись домой.       Она посмотрела на брата, и его слова, как и слова Альфреда, лишь немного прояснили ее разум.       — Точно, я знаю, что вы должны прочитать. — Альфред поспешил к выходу из кухни, судя по всему, за чем-то очень важным.       Меган осталась с братом наедине. Снова. Однако теперь молчала только она:       — Ты говорила, что тебе жаль, что я стал свидетелем той ссоры, но я не считал, что ты плохо поступила. Я думал, что ты злишься за дело и собираешься остаться во Франции. Что мы тебе больше не нужны. — Меган видела, как при этих словах в глазах Брюса появлялась печаль. Она не знала, о чем он думает, но понимала — мысли о том, что она могла не испытывать к нему теплых чувств, вызывали в нем ощущение брошенности. Точно также, как и в ней самой.       — Прости, Брюс, наверно, если бы я не внушала себе всякий бред, ты бы не чувствовал себя брошенным. Тогда я хотябы осмелилась бы написать тебе. Наверно, я не самая лучшая старшая сестра, но обещаю, что обязательно исправлюсь. — Она постаралась улыбнуться. — Тем более теперь только мы есть друг у друга.       — И Альфред, — добавил Брюс, и Меган кивнула:       — Да, я просто хотела сказать…       — Я все понял, Меган. — Он улыбнулся. — Можно обнять тебя?       Она немного удивилась, потому что не думала, что если Брюс захочет обнять ее, то будет спрашивать.       — Да, конечно.       Она распахнула руки, приглашая брата в объятия, а затем крепко сжала его. В груди разлилось теплое приятное чувство. Теперь она должна быть другой, перестать создавать в голове иллюзии, помогать Брюсу и защищать его. Все-таки, она вернулась в Готэм, а здесь нет ни одного честного или доброго человека. Но, конечно, Брюса защищал Альфред, однако она не хотела оставаться в стороне. Она не хотела, что этот город поглотил ее брата также, как поглотил Томаса и Марту Уэйн.       — Меган… — прокряхтел Брюс. — Ты меня задушишь.       — Ой! Прости. —Она тут же отстранилась и неловко улыбнулась. — Я очень по тебе скучала.       — Наконец-то нашел, — сказал Альфред, проходя на кухню и держа в руках два конверта. — Это вам, мисс Меган.       — Мне?       Она удивилась, забирая из протянутых рук Альфреда конверты. Надпись на обратной стороне гласила: Для Меган, от дяди Томаса.       — Папа оставил их для тебя, — начал Брюс. — Он, наверно, догадывался о том, что… Что скоро его не станет, поэтому написал тебе письма.       Брюс немного задержал взгляд на конвертах, и Меган заметила в его глазах что-то странное.       — Вы читали их? — спросила она.       — Нет, мисс. Господин Томас оставил их у вас на столе и попросил не трогать. Но если что случится, передать их лично вам. Вы знаете своего дядю, так что, как сказал мастер Брюс: да, он, возможно, предполагал свою смерть.       — Он тебе тоже оставил письма? — спросила Меган и посмотрела на Брюса.       — Нет, — ответил он, и Меган заметила, что эмоция в его глазах — грусть. Наверное, он тоже хотел, чтобы отец оставил ему письмо.       Ее руки немного задрожали, а дыхание на секунду перехватило от осознания, что дядя, зная, что умрет, оставил послания только ей. Она начала медленно открывать первый конверт, но остановилась, понимая, что чтобы там ни было написано, это вызовет множество эмоций. И перед этим она хотела бы сделать кое-что еще:       — Я хочу съездить на кладбище, — сказала она, опуская конверты и переводя взгляд сначала на брата, а затем на дворецкого.       — На кладбище? — удивился Брюс.       — Да. — Меган кивнула. —Но, если у вас есть какие-то дела, я могу съездить одна. Они ведь там же, где мама?       Она отложила конверты на край стола.       — Да, мисс. И, конечно, я отвезу вас.       — А ты, Брюс? — Она посмотрела на брата, на что тот кивнул. — Отлично, но я хочу еще заехать купить цветы.       — Хорошо, тогда допивайте чай, и будем выдвигаться, — сказал Альфред и улыбнулся.       

***

      Проезжая по городу, Меган всматривалась практически в каждое здание, мелькающее за окном. На коленях уже лежало три букета. Они ехали некоторое время, и по примерным расчетам минут через двадцать должны быть на кладбище, на котором она последний раз была четыре года назад. Раньше они все вместе в пятницу или субботу ездили туда, чтобы посетить могилу почившей матери Меган. Поэтому вместе с размышлениями о том, как изменился город и изменился ли он вообще, она думала о тех поездках.       Пока они стояли в пробке, Меган смотрела на витрины книжного магазина, а затем взгляд зацепился за молодого человека, клеившего какие-то плакаты. Издалека показалось, что это афиши с цирковым шатром — хотя на самом деле, может, это был и не цирк, а что-то другое. Взгляд успел пробежаться по темным штанам человека, темной куртке, со спины казавшейся сильно облегающей. Брови Меган немного нахмурились, когда она увидела рыжий цвет волос. В голове сразу появились полузабытые лица из прошлого, о которых она на самом деле вспоминала редко, но всегда с теплотой и желанием, чтобы все сложилось по-другому. Она не успела увидеть лица человека, когда тот начал разворачиваться. Машина тронулась. Поэтому незнакомец остался незнакомцем, который просто напомнил Меган о прошлом.       — Как Вам город, мисс? Изменился? — спросил Альфред спустя какое-то время, и Меган увидела что он смотрит на нее через зеркало заднего вида.       — Внешне нет, — ответила она и расслабилась на сидение. — Надеюсь, и люди остались такими же.       — Перестали считать всех людей в Готэме слепыми кротами, предателями и ворами? — спросил Альфред и тихо усмехнулся. Меган немного смутилась, вспоминая, как всегда твердила о том, что люди в Готэме гнилые насквозь.       — Слепые кроты? — поинтересовался Брюс.       — Кхм… — Она прочистила горло, явно не желая говорить о том, почему именно повесила этот ярлык на жителей темного Готэма. — Кроты потому, что здесь все за любые деньги готовы предать, убить или ограбить. Слепые, потому что даже полиция закрывает глаза на справедливость и щадит самых жестоких людей.       — А кроты тут причем? — Брюс проявлял детский интерес и любопытство, и это казалось милым.       — Была сказка про кротов, желающих обрести богатства. Я не знаю, как она называется, точнее, не помню, но, если тебе интересно, можем сходить завтра в библиотеку и поискать. Для меня сюжет сказки — отражение всего Готэма.       — Значит, вы не изменили свое мнение? — спросил Альфред, продолжая вести машину.       — Изменила, но только в сторону простых людей. Ведь у них нет власти, всем на них все равно, даже полиции. Здесь не плевать только на тех, у кого есть деньги.       — Не совсем так, — сказал Брюс, и Меган немного удивилась. — В полиции есть честные люди, Меган. Один из них — мистер Гордон. Он расследует дело о смерти родителей. — Он остановился, а затем замолчал и опустил взгляд. — Точнее, расследовал.       — Почему перестал? — поинтересовалась Меган.       —Кхм, мы на месте, — перебил Альфред разговор Брюса и Меган. Вопрос остался неотвеченным.       И правда, они уже были на месте: машина остановилась рядом с одиноким деревом, стоящем посреди огромного кладбища. Здесь было похоронено множество незнакомых Меган людей, которых смерть настигла в самые разные моменты. Но на этих людей ей было также все равно, как и им на нее. Кладбище — место мертвых, а мертвым нет дела до того, что осталось в мире живых, включая даже когда-то близких людей.       Она вышла из машины раньше, чем Альфред успел подойти и открыть дверь.       — Их похоронили там же, где и маму? — спросила она, и Альфред кивнул, помогая выйти из машины Брюсу.       Они втроем направились по известной Меган тропе, идущей мимо других надгробий и могил. Взору открылись два богато украшенных надгробия, что стояли близко к друг другу. Они были окружены еще не засохшими цветами. Надпись на каждом из них гласила: «Здесь покоятся Марта и Томас Уэйны». Но взгляд Меган недолго задержался на них, он последовал дальше. К стоявшей недалеко белокаменной могиле, принадлежащей Мелиссе Миллер, в прошлом Уэйн.       Пройдя к ней, Меган аккуратно опустилась на колени, не боясь испачкать штаны. Она посмотрела на надпись под именем «Любящая мать, сестра и тетя».       — Давно не виделись, мам, — тихо сказала она и провела рукой по выгравированному имени с грустной улыбкой на губах. — Я вернулась домой.       В голове всплывали разные воспоминания о матери, но самым первым стало то, где Меган узнала о ее смерти. Она была маленькой десятилетней девчонкой, ждущей маму в последний учебный день. Маму, которая должна была забрать ее из школы. Которая должна была выполнить общение: провести остаток дня, а затем первую неделю летних каникул только вместе, ведь в последние месяцы жизни она работала почти без отдыха. Они не виделись днями, а то и неделями, от чего Меган часто находилась у дяди еще до смерти мамы. Однако обещание не исполнилось, из школы ее забрал печальный Альфред. Привез не к маме на работу или домой, а в поместье Уэйнов, где Меган узнала о том, что матери больше нет. Обычная авария унесла жизнь самого дорогого человека.       Вернувшись в реальность, она отогнала грустные мысли и аккуратно положила к надгробию красные альстромерии, любимые цветы Мелиссы.       Затем Меган аккуратно коснулась губами имени на надгробии и встала.       Она вернулась к двум надгробиям и посмотрела на стоящего Брюса и Альфреда. Брюс смотрел на могилу родителей с грустью и, наверное, думал о последнем дне их жизни, как она думала о последнем дне жизни ее мамы.       — Это пройдет? — тихо начал Брюс.       — Что именно? — спросила Меган, вглядываясь в его лицо.       — Пустота внутри. Прошло так много времени, но я все еще не могу отпустить их, — ответил он и Меган поджала губы, прекрасно понимая все, что он чувствует.       — Со временем станет легче, — ответила она и подошла ближе. — Мне стало легче благодаря твоим родителям, Брюс. Но сейчас мне также грустно, как когда умерла мама. Хочется, чтобы они все снова были с нами. Хочется найти способ изменить прошлое, но… Как говорила мама: «Изменить прошлое нельзя, не стоит очернять им будущее».       — И мистер Уэйн вместе с миссис Уэйн сказали бы также, — добавил Альфред, привлекая их внимание. — Еще, мистер Уэйн точно бы сказал, что печаль и грусть не должны мешать вам достигать своих целей.       — Да, — кивнула Меган, грустно вздохнув, опустилась рядом с могилами и положила рядом с каждой по маленькому букету хризантем. — Ты прав, Альфред. Но еще, Брюс, — она встала, посмотрела на брата, — как я и говорила, мне помогли справиться дядя с тетей. Тебе поможем я и Альфред, как и ты с Альфредом поможете мне. Мы остались втроем, так что должны защищать друг друга, верно?       — Да, верно, — кивнул Брюс. Меган аккуратно обняла его, а когда он обнял ее в ответ, она с теплотой улыбнулась.       — Чтож, задержитесь здесь еще немного? Или отправитесь домой? — спросил Альфред, заставляя обоих отстраниться.       — Едем домой, — ответила Меган и посмотрела на Брюса.       — Да, поехали домой, Альфред.       

***

      К позднему вечеру Меган уже была в своей комнате. После приезда в поместье с кладбища, она, поужинав, разобрав вещи и приняв быстрый душ, наконец собралась с мыслями, чтобы прочесть письма, оставленные дядей.       Раскрывая конверты и извлекая из них бумагу, она старалась заранее не смотреть на то, что было написано. Отложив второе письмо, аккуратно взяла первое, глубоко вздохнув, прежде чем начать читать и погружаться в текст:       «Моей дорогой племяннице Меган.       Меган, если ты читаешь это письмо, значит, я не смог воспротивиться гордости и позвонить тебе или хотябы написать письмо с извинениями. Скорее всего, ты читаешь его, потому что я не смог отдать тебе его лично и оставил на твоем столе или попросил Альфреда передать его тебе, так как не смог посмотреть тебе в глаза. Я знаю, что был неправ в том, что скрывал от тебя обстоятельства, как именно суд решил отдать мне попечительство над тобой. Я также был неправ, что не рассказывал о том, как твой отец хотел с тобой встретиться. И твоя злость была оправдана, я понимал, что когда-нибудь ты узнаешь обо всем этом, но, конечно, не думал о том, что ты подслушаешь мой разговор с Альфредом в день нашего отъезда из академии. Я был слишком ослеплен ненавистью к Каллену. Хоть он и твой отец, я не смог перестать его ненавидеть и винить в смерти Мелиссы. Твои слова о том, что лучше бы ты умерла вместе с ней, чем жила в нашей семье, конечно, ранили меня. Но я знаю, что ты тоже была зла и не имела в виду ничего, что сказала. Да, ты была права в том, что я такой же лицемер, как и все остальные люди Готэма. Но знай — все, что я делал, я делал потому, что хотел уберечь тебя.       Надеюсь, ты не будешь долго злиться и поймешь меня,       Твой дядя Томас».       Читая письмо, Меган чувствовала, как сердце в груди сжимается, а глаза слезятся. Она не подозревала, что дядя признал ошибку и неправоту, ведь все это время считала свое поведение в той ситуации неправильным. Начиная с того, как случайно подслушала разговор Томаса и Марты о том, что ее отец снова пытается связаться с ней, и заканчивая тем, что прямо заявила о том, что не хотела бы жить в семье дяди. Конечно, это были не все слова, которые она сказала. Меган прекрасно помнила все фразы, произнесенные сгоряча. Она говорила дяде, что ненавидит его, что он не имел никакого права подкупать судью и забирать у нее шанс расти с отцом, ведь все это время он также не отдавал Меган письма, что писал ей отец.       После той ссоры Меган просто ушла, не желая провожать Уэйнов. Она ни с кем не попрощалась, даже с Брюсом.       Но сразу на следующий день после ссоры, Меган осознала свою неправоту. Семь дней до момента смерти дяди и после она думала о том, что не имела права говорить такие слова человеку, который приютил ее. Да, по сути, из-за него она думала, что отцу плевать на нее, но дядя пытался стать лучшим отцом, чем был для нее Каллен. И почти стал им. Он был более добрым и понимающим, чем был для Меган родной отец, который изменял ее матери с ее лучшей подругой — танцовщицей цирка Хейли. Она помнила, что Каллен редко бывал дома из-за работы, постоянных командировок, но, конечно, когда возвращался, старался провести с Меган время. Однако была проблема в том, что он не понимал ее и не знал всего, что она любила или ненавидела. И не пытался узнать. За десять лет, проведенных с ним, она могла вспомнить слишком мало того, благодаря чему могла бы точно сказать, что Каллен вел себя как настоящий отец. Но точно знала, как в детстве ей никогда не хватало его внимания, и до сих пор это затрагивало какую-то маленькую дыру внутри. Именно поэтому в тот день она разозлилась, ведь Томас лишил ее возможности заполнить пустоту в сердце.       Сейчас Меган уже давно не злилась и понимала, что, если бы все-таки жила с отцом, то ничего бы не изменилось. Они не смогли бы стать такими дочерью и отцом, какими Меган хотела видеть их в детстве.       Вместе с этими мыслями она, проглотив внутри стойкое желание заплакать, аккуратно сложила письмо и отложила в сторону, потянувшись за другим.       «Здравствуй, Меган.       Сегодня я пишу тебе не только из-за нашей ссоры, а из-за того, что подозреваю, меня скоро не станет. И сейчас я понимаю, что ни прошлое письмо, ни это отдать тебе лично не смогу, как и увидеть тебя. Я осознал, что, скорее всего, ты, как и я, до сих пор думаешь о сказанном и — зная, какая ты совестливая девушка — точно могу догадаться, что тебе стыдно звонить и писать мне, Марте или Брюсу. И я прекрасно знаю, что, когда умру, тебе будет страшно возвращаться домой. Ты, возможно, не приедешь на мои похороны и решишь выбрать экзамены для досрочного окончания академии. На самом деле для меня это лучший исход событий, ведь если ты все-таки приедешь на похороны, а затем уедешь обратно еще на год, то твоя успеваемость упадет и ты не сможешь достигнуть всех поставленных перед собой целей.       А я не хочу, чтобы моя смерть очень сильно повлияла на твою жизнь.       Но все равно догадываюсь, что ты пропустишь похороны, ведь так бы поступила Мелисса. Вы обе привыкли сбегать от проблем, а не решать их. И в данной ситуации это будет правильным.       Лишь прошу тебя не унижать саму себя и не думать о том, как много ты не смогла сказать мне. И уж темболее не думай о том, что было бы, если бы ты тогда не подслушала разговор. Не нужно жалеть о прошлом, его уже не исправить. Теперь я хочу попросить тебя о том, чтобы ты жила счастливо. Желательно, конечно, не в Готэме. Как бы сильно я ни любил этот город, могу сказать точно, что он не для тебя. Как и не для Брюса, но, увы, я знаю, что он никуда не уедет. Поэтому всегда просил Альфреда защищать его, как и тебя, пока вы находитесь в Готэме. Я оставил для тебя лишь малую часть своего состояния, хотел бы больше, но знаю, что тебе больше и не надо, ведь ты точно не будешь тратить ни копейки из всего, что я тебе завещаю. Помимо этого, я завещаю тебе квартиру в центре Готэма. Она принадлежала Мелиссе когда-то очень давно, когда она не хотела жить в поместье вместе с нашим отцом и мной. Это на случай, если вдруг ты захочешь жить отдельно от Брюса, но, надеюсь, этого не будет.       Мне очень жаль, что мы порвали общение из-за глупой ссоры из-за моих старых ошибок. Большего сказать не могу. Лишь то, что сегодня вечером я, Марта и Брюс идем на какой-то мюзикл. Если ты подумаешь о том, как я вообще согласился, я ведь их терпеть не могу, скажу только, что Марта решила, что мне пора отвлечься от работы и провести время с семьей. И как бы я хотел, чтобы ты сходила с нами. Я очень люблю тебя, Меган.       На этом все, всего наилучшего,       Твой дядя Томас».       На письмо медленно начали капать слезы с покрасневших щек Меган. Оно немного тряслосьв руках, и она аккуратно прижала его к груди, тихо всхлипывая от вновь поглотивших мыслей. Как она и думала раньше — дядя знал ее и все ее повадки. Он прекрасно предвидел все, что она будет думать, о чем будет бояться и что решит, когда узнает о его смерти. Наверно, он также знал о том, что она будет плакать, читая его письмо. Письмо, которое, по сути, было его последними словами — он написал его в день своей смерти.       Теперь она не будет думать, что это не ее дом, что ее слова изменили отношение дяди к ней. Но не сможет перестать сожалеть о том, что упустила возможность поговорить с ним перед его смертью. Ей было и будет больно от того, что ее опять не было рядом, когда умирали ее близкие. Когда умерла мама, когда умерли дядя с тетей — ее просто не было. Она не видела их последних взглядов, не слышала последних вздохов. Да, в этом не было ее вины, но сейчас это не успокаивало.       Она не переставала плакать до тех пора, пока внутри не утихли все эмоции, пока лицо не стало мокрым от слез и не заложило нос, а внутри не осталось ничего, кроме пустоты.       И когда эмоции стихли, Меган сложила письмас той же, что и вначале, дрожью в руках, убрала в конверты и решилась лечь в постель, положив голову на мягкие перьевые подушки. Накрывшись одеялом, она смотрела в потолок, погружаясь в мысли, и не замечая, как сон медленно окутывал своими нежными и приятными объятиями.

      Заставляя наконец расслабиться, забыться и почувствовать себя дома.