Падение / Falling

В конце долгого, по большей части проведенного в молчании вечера, Юнги предложил остаться, и провести ночь на диване, чтобы просто быть рядом со своим лучшим другом и братом, но Тэ отказался, понимая, что ему и Чонгуку нужно это время, чтобы исцелиться вместе, побыть друг с другом наедине, без влияния и вмешательства их лучших друзей. Юнги спокойно воспринял то, что Тэ попросил его уйти, и что они могут поговорить завтра, а Кайи задержался еще на какое-то мгновение. Чонгук понимал, что его друг хотел бы провести с ним время, поговорить, и надеялся помириться, начать улаживать разлад между ними, но он согласился с Тэ. Ему тоже нужно было провести время наедине со своей парой. Ему нужно было его успокаивающее присутствие, вместо того, чтобы опять обсуждать вещи, которые могут причинить ему еще большую боль. Если только это было возможно. Поэтому Юнги и Кайи ушли вместе, с одинаково грустным выражением глаз, буквально говорящем о той боли и опустошении, которые чувствовали Тэ и Чонгук. Ничего из того, что они думали обнаружить сегодня, не произошло, ничего такого, с чем они не готовы были столкнуться. Тэ провел их до двери, пообещав Юнги, что он скажет Ханылю, что его дядя Котик любит его, и скоро снова испечет для него кексы в форме котят. Упоминание об этом заставило Тэ улыбнуться, он знал, что его сыну нравится, когда Юнги доставляет ему удовольствие, делая кексы и печенье в форме животных. Мальчик радостно смеялся и хлопал в ладоши каждый раз, когда Юнги украшал кексы самым милым и забавным образом. Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что Чонгук все еще сидит на диване, наклонившись вперед, и закрыв лицо руками. Стараясь не шуметь, Тэ отнес стаканы на кухню, и вернувшись, сел рядом с Чонгуком, прислонившись к нему, и положив голову ему на плечо. Он попытался обнять его, когда Чонгук, наконец, убрал свои руки от головы, и откинулся на диванные подушки, потянув Тэ за собой, пока тот не лег ему на грудь, закинув одну ногу на бедро Чонгука, и пытаясь придвинуться к нему, как можно ближе. — Почему? — еле слышно прошептал Чонгук. — Почему… он? — Не знаю, — прошептал в ответ Тэ, чувствуя, как на глаза снова наворачиваются слезы, которые он тут же смахнул. — Давай пойдем в постель, — предложил он. — Мы можем поговорить и там, или попытаться поспать, и поговорить завтра. Нам обоим нужно отдохнуть. Чонгук кивнул и впервые позволил Тэ помочь ему пересесть в инвалидное кресло, чувствуя слабость в теле и разуме больше, чем когда-либо, будто то, что они узнали сегодня, вытянуло из него все оставшиеся силы. — Хочешь умыться? — спросил Тэ, когда Чонгук, наконец, сел в свое кресло, но альфа покачал головой. — Просто хочу спать, — выдохнул он, и вместо того, чтобы самому крутить колеса, Тэ развернул его и покатил в спальню, где Чонгук разделся и лег на их кровать. Тэ тоже присоединился к нему, скинув одежду на пол, и натянув свободную футболку для сна. Но уже спустя мгновение Тэ снова сел. — Я забыл, что Хан-а еще ничего не ел, — вздохнул он. — Ты хочешь чего-нибудь? Чонгук снова покачал головой. — Я не очень хорошо себя чувствую, — сказал он. — Не думаю, что смогу что-либо съесть. — Да, — сказал Тэ. — Я чувствую то же самое. Но Ханылю нужно что-то поесть. Я просто приготовлю ему несколько бутербродов и стакан молока, чтобы он мог поесть позже. Не дожидаясь ответа Чонгука, Тэ ушел и приготовив еду для сына, вошел в комнату Ханыля, залитую лучами заходящего солнца, где он обнаружил его сидящим, скрестив ноги, на кровати. — Ты проснулся, зайчонок? — спросил у него Тэ, и Ханыль кивнул. — Аппа заболел? — спросил мальчик. Тэ покачал головой и сел рядом с сыном. — Он плохо себя чувствует, — объяснил он. — Сегодня он узнал, что тот, кого он считал другом, возможно стал причиной его травмы, и того, что он находится в инвалидном кресле, а также стал причиной ссоры, которая произошла между нами еще до твоего рождения. Ханыль, лег, и посмотрел на отца. — Тогда он плохой друг, — сказал он ему. — Нет, — улыбнулся Тэ, погладив сына по мягким волосам. — Он не плохой. Но твой аппа обижен и чувствует себя преданным. И я тоже. Но ему гораздо тяжелее, потому что… — сказал он, запнувшись на мгновение. — Просто потому, что это очень больно, когда кто-то, кого ты любишь, оказывается плохим человеком. Ханыль на мгновение задумался над его словами, а затем кивнул. — Ты не против поужинать сегодня бутербродами с молоком? — спросил Тэ. — Я могу сделать для тебя что-нибудь еще, если захочешь. — Все нормально, — сказал Ханыль. — Чонгуки-аппа грустит, я хочу, чтобы ты побыл с ним. Тэ улыбнулся, гордясь пониманием, которое проявил его сын, и наклонился, чтобы поцеловать Ханыля, который в ответ обвил его шею руками. — Я люблю тебя, зайчонок. Очень сильно. — Я тоже люблю тебя, папочка, — прошептал Ханыль. — Ты должен почитать Чонгуки-аппа, мне так нравится, когда ты это делаешь. — Я могу попробовать, но не уверен, что Чонгуки-аппа это понравится сегодня вечером. Может быть, я смогу почитать вам обоим завтра. Ты бы этого хотел? Ханыль кивнул. — Да! — сказал он слишком громко, и тут же понизил голос. — Это было бы так здорово, мы могли бы спать все вместе. — Мы могли бы это устроить, — усмехнулся Тэ, укрывая сына одеялом. — Ты мог бы спать вместе с нами на большой кровати, я читал бы вам книгу, и мы могли бы есть что-нибудь вкусное. — Торт. — Да, торт. — И мороженое. И попкорн, — продолжил перечислять Ханыль. — И печенье. И пирожные с маком. Тэ рассмеялся. — Да, все это, — сказал он, снова целуя Ханыля в щеку. — Попробуй уснуть, ладно? Я люблю тебя. Ханыль довольно кивнул, наблюдая за тем, как его отец уходит, по пути выключив люстру, и включив вместо нее ночник. — Спи крепко, зайчонок, — прошептал он, остановившись в дверях, которые прикрыл за собой, оставив лишь небольшую щель. Вернувшись в спальню, он обнаружил, что Чонгук свернулся под одеялом, размеренно дыша. — Гуки? — прошептал он, но не получил ответа, и скользнув под одеяло, понял, что тот заснул. Он все равно прижался к нему, окутывая его своим запахом, и теплом тела. Он поцеловал Чонгука в волосы. — Я люблю тебя, зайка. Он лежал так еще несколько минут, размышляя над тем, как сильно кто-то должен был ненавидеть их, чтобы причинить им такую боль, и почти уничтожить их. А потом заснул с мыслью, что судьба явно была на их стороне, раз она вернула их в жизни друг друга. Они проснулись ранним утром в той же позе, как и заснули, переплевшись друг с другом, лицом к лицу, и даже проспав всю ночь, они оба чувствовали себя уставшими, как будто не спали несколько недель. — Доброе утро, — прошептал Чонгук в волосы Тэ, почувствовав, что тот тоже проснулся. — Ммм, — только и смог пробормотать Тэ, все еще сонный, чувствуя, как в его теле болит каждая косточка. — Как ты себя чувствуешь? Чонгук какое-то время не отвечал. — Ужасно, — ответил он, наконец. — Я не понимаю, почему. Почему он так меня ненавидит? Нас ненавидит? — Я тоже хотел бы это знать, — ответил Тэ, плотнее прижимаясь к Чонгуку. — Я не понимаю. Если он просто ревновал, почему бы прямо не сказать об этом, хотя бы попробовать, но он никогда… — Он флиртовал с тобой, — сказал Чонгук. — Я никогда этого не замечал, — ответил Тэ. — Я любил тебя, и был слеп ко всему остальному. Ты думаешь, что это из-за того, что игнорировал его… — Нет, — ответил Чонгук. — Ты вел себя с ним дружелюбно, но никогда не поощрял его. Он казался таким… — Хорошим? Чонгук кивнул. — Поддерживающим, — сказал он. — Когда я тогда рассказал парням, что влюбился в тебя, это именно кита… Кайи, был тем, кто сказал мне, что я должен быть осторожен. Ханель поддержал меня, и был рад за меня, даже сказал, что мы такая милая пара. Остальным парням было, в принципе, все равно. Я думаю, они были с нами только ради денег, и чтобы хорошо провести время. Тэ согласно кивнул. — Я никогда не видел, чтобы он проявлял недружелюбие или злился. Кайи… он совсем другой, он защищал тебя, теперь я это вижу. Так же, как Юнги защищает меня, или папа, или Чимин. Он только хотел оградить тебя от всей этой боли. О, боже, я так его ненавидел, а он всего лишь хотел быть твоим другом и братом, — усмехнулся Тэ. — И он ненавидел меня, потому что думал, что я только использую тебя, и черт возьми… — Он так много отнял у нас, — сказал Чонгук, целуя Тэ в щеку. — Мне не довелось увидеть тебя беременным, я не видел твой круглый животик, не чувствовал, как Хан-а шевелился внутри тебя. — слезы снова покатились по щекам альфы, а дрожащий голос еще больше сорвался. — Я пропустил рождение Хан-а. Его первые шаги, первое слово… — Щенок, — сказал Тэ. — Хм? — Его первое слово было «щенок», — улыбнулся Тэ. — Мы были в парке, и он сидел у меня на коленях, наблюдая за тем, как собаки бегают по траве, и вдруг ни с того, ни с сего сказал «щенок». Чонгук мягко улыбнулся, и снова потерся щекой о волосы Тэ, ласково принюхиваясь к нему. — Это так на него похоже, — сказал он. — Если бы я знал, я был бы с тобой все это время. Даже несмотря на то, что я думал, что не готов иметь ребенка, я все равно любил бы вас обоих, и постарался бы сделать для вас все, что было в моих силах. Я бы никогда не бросил вас. Тэ кивнул, уткнувшись лицом ему в плечо. — Я должен был сделать это, я должен был быть сильнее, — прошептал он. — Я должен был… я должен был что-то сделать. — Не вини себя за то, что Ханель сделал с нами, — сказал Чонгук с такой грустью в голосе, что у Тэ сжалось сердце от боли за него. — Если кто-то и должен был быть сильнее, это должен был быть я. — Нет, зайка, — сказал Тэ, немного отстраняясь от него, чтобы заглянуть Чонгуку в глаза. — Мне так нравится, что ты снова называешь меня зайкой, — сказал Чонгук с грустной улыбкой. — Могу я снова быть твоим зайкой? — Да, зайка. Ты всегда будешь моим зайкой, — сказал Тэ, целуя кончик носа Чонгука. Он надеялся, что это заставит того усмехнуться, как он всегда делал в прошлом, но на губах Чонгука застыла грустная улыбка, а его глаза, которые обычно светились, как яркие звездочки, были тусклыми и пустыми. — О, зайка, — прошептал Тэ. — Я хочу, чтобы он заплатил за то, что он сделал с тобой. — С нами, — сказал Чонгук, и поцеловал Тэ, толкнув его обратно на подушки, и насколько мог, нависая над ним всем телом. — Я люблю тебя. — И я люблю тебя, зайка. Так сильно. Я… — Папочка? Чонгуки-аппа? Тэ вздохнул, не в силах сдержать смех, в то время как Чонгук уткнулся лбом в его плечо. — Умеет же он выбирать самое подходящее время, явно у моего отца научился, — простонал Тэ. — Что такое, зайчонок? — Я голодный! — Похоже, пора кормить зайчонка, — сказал Тэ, и еще раз поцеловал Чонгука, тихо застонав, когда прикоснулся к мягким губам своей пары. Он сел и откинув волосы с лица, свесил голые ноги с кровати. — Тебе нужна помощь, чтобы подняться? — Нет, я сам могу это сделать, — ответил Чонгук, и сел, хотя двигался при этом медленнее, чем Тэ, который уже вскочил на ноги и направился к двери. — Тэ? Тэ обернулся. — Да? — Я люблю тебя, — сказал Чонгук, и Тэ, посмотрев на него, заметил легкую улыбку на его лице. Он подмигнул ему в ответ, и открыв дверь, обнаружил Ханыля, стоящего посреди гостиной, держа в руках плюшевую игрушку. — Я голодный! — снова повторил мальчик. — И я уже умылся! — Вау, — сказал Тэ, поднимая сына на руки. Тот сразу обнюхал его. — Ты хорошо пахнешь, — заявил Ханыль. — Как Чонгуки-аппа. — Ты что, хочешь сказать, что сам по себе я плохо пахну? — рассмеялся Тэ. — Нееет, — протянул Ханыль. — Но вместе вы тааак хорошо пахнете. Как свежее печенье. — Вау, неужели, настолько хорошо? — Ага, — сказал Ханыль. — А можно мне на завтрак оладушки? — Оладушки? — повторил Тэ. — Да, почему бы и нет? Будем делать оладушки. — И мороженое. — На завтрак? — Мы живем только один раз, — заявил Ханыль. — Кто тебе такое сказал? — Дедушка. Тэ вздохнул. — И почему я до сих пор удивляюсь, — фыркнул он. — Но да, почему бы и нет. Давай есть на завтрак оладушки с мороженым. Дедушка прав, мы живем только один раз. Гуки, у нас на завтрак оладьи с мороженым! — крикнул он через плечо. — Отлично! — крикнул в ответ Чонгук, уже успевший сесть в инвалидное кресло, и с растрепанными со сна волосами, выехавший из спальни. — Вы двое такие сладкоежки, — сказал Тэ, направляясь на кухню, и усаживая Ханыля на кухонный стол, чтобы тот мог наблюдать за тем, как его отец готовит тесто для оладьев. Вскоре перед ним уже красовалась тарелка с тремя большими оладьями, а Чонгук в это время достал мороженое из морозилки, и кленовый с шоколадным сиропы из холодильника, а потом принялся нарезать бананы и клубнику. — Кофе? — спросил его Тэ. — Лучше чай, — сказал Чонгук. — Тебе не обязательно делать для меня кофе. — Мне не трудно, зайка, — сказал Тэ, включая для него кофеварку, на что Чонгук сразу нахмурился. — Я сказал, что мне не нужно кофе, — сказал он, отчего нахмурился уже Тэ. — Я только… ладно, если ты не хочешь кофе, я сделаю тебе чай. Чонгук кивнул и развернулся к столу, оставив Тэ удивленно хлопать глазами, но он не хотел начинать обсуждать что-либо с Чонгуком сейчас, не после того, как они все еще приходили в себя после того, что они узнали вчера. Он подхватил Ханыля со стола, где он терпеливо сидел, наблюдая за ними глазами, полными любопытства. Мальчик забрался на свой стул, и облизал губы в предвкушении, глядя на оладьи, которые Чонгук положил на другую тарелку, добавив к ним нарезанные фрукты и мороженое. — Шоколадный сироп? — спросил Чонгук у сына, и тот кивнул. — Столько всего сладкого, ты явно сегодня будешь ходить на голове в детском саду, — рассмеялся Тэ, и удивился, когда Ханыль посмотрел на него большими глазами. — Но папа, — сказал он, хихикая. — Детский сад сегодня закрыт! — Что? — спросил Тэ, но тут же вспомнил, что сегодня в детском саду планировались какие-то ремонтные работы на крыше. — Вот, черт. — Плохое слово, — прошептал Ханыль, почувствовав, что его отец вдруг расстроился. — Можно я пойду к тебе на работу? — Можно… — Ты мог бы провести день со мной, если хочешь? — предложил Чонгук. — У меня сегодня назначен сеанс с Хоби, но после этого мы могли бы пойти покормить уток, или еще что-нибудь. Ханыль радостно закивал. — Можно, папа? — спросил он у Тэ, который улыбнулся своей паре, и взял его лежащую на столе руку в свою. — Конечно, — сказал он. — Это отличная идея. Ты мог бы зайти в UGH после этого, и мы могли бы поехать домой вместе, или заняться чем-то другим, может быть, сходить в кино? — Да! — обрадовался Ханыль, не обратив внимания на то, что на телефон Чонгука пришло какое-то сообщение, и он сильно нахмурился, прочитав его. — Гуки? Все хорошо? Чонгук покачал головой. — Нет, — сказал он. — Все не хорошо. Это сообщение из колледжа, в этом семестре у них нет для меня места. — Черт. — Плохое слово. — Да, я знаю, Хан-а, — вздохнул Тэ. — Но это не так уж плохо, если так подумать? — спросил он Чонгука, который выглядел еще более подавленным и расстроенным. — Ты можешь зарегистрироваться у них сейчас, и пройти курс в следующем семестре? Мы ведь никуда не торопимся. В этом случае, ты мог бы побольше узнать о курсе, который ты хочешь пройти, тем более, что Хоби ведь уже предложил тебе пройти у них стажировку. — Просто, — сказал Чонгук, сжимая руку Тэ. — Я чувствую себя таким бесполезным. Я хочу этого, Тэ. Я, правда, очень хотел пойти на эти курсы. — Зайка, просто подожди несколько месяцев, — сказал Тэ. — А тем временем, ты мог бы пройти какие-то другие курсы, поговори об этом с Хоби, может, он что-нибудь тебе подскажет? Чонгук кивнул, но старался не смотреть Тэ в глаза, отчего у того сложилось впечатление, что с ним явно не все в порядке. — Я останусь дома с тобой сегодня, — решил он. — Нет, — быстро возразил Чонгук. — Вчера ты ушел рано, и Юнги нужна твоя помощь. Со мной все в порядке. — Ты уверен? — спросил Тэ, с явным беспокойством в голосе. — Ты действительно уверен? Я могу… — Я уверен. Тэ задержал на нем взгляд на долгое мгновение, а потом кивнул. — Хорошо, но ты ведь позвонишь мне, если почувствуешь себя плохо? Обещаешь? Чонгук слабо улыбнулся. — Обещаю. — Хорошо. Потому что я люблю тебя, и я всегда с тобой, что бы ни случилось. Чонгук снова кивнул, но больше ничего не сказал. *~*~*~*~*~*~*~*~*~* — Детка, я дома! — крикнул Тэ, входя в пекарню, и заставляя Юнги закатить глаза, и оторваться от рецепта, который он в это время записывал. — Как ты умудряешься быть в таком бодром настроении после… — спросил Юнги. — Хотя, знаешь что, мне все равно. — Тебе не все равно, и мое настроение не такое уж и бодрое, — сказал Тэ, садясь на стул, и даже не потрудившись снять пальто. — На самом деле у меня ужасное настроение. У нас все далеко не так хорошо. Юнги кивнул. — Могу себе представить, — сказал он. — Как Гуки держится? Тэ пожал плечами, и поднявшись, снял с себя пальто, убрав его в шкаф. — Трудно сказать, он почти не говорит, а судя по тому немногому, что он сказал… явно не очень хорошо. Он убит горем от предательства. Он так много потерял, Юнги, — ответил Тэ. — Он потерял почти все только потому, что этот ублюдок почему-то решил… я даже не знаю… он что, влюблен в меня? Одержим мною? Или он просто хочет что-то, что есть у Чонгука, только потому, что это у него есть? — Хотел бы я знать, — сказал Юнги, скрестив руки на груди. — Я так думаю, он просто сумасшедший. Никто в здравом уме так не поступил бы. Даже если завидуешь, или хочешь чего-то недосягаемого, так нельзя поступать. То, что он сделал… уму не постижимо. — Эй, это у тебя засос? — Как ты можешь так легко отвлекаться от темы разговора? — сказал Юнги, подходя к зеркалу над раковиной, и осмотрев свою шею, действительно нашел на ней красное пятно. — Блять. — Ты или столкнулся с пиявкой, — усмехнулся Тэ. — Или… — Или что? — Во и я тебя о том же спрашиваю. — А если я тебе не скажу? Тэ закатил глаза. — Ну, я как бы не жалуюсь на отсутствие воображения. Юнги ткнул в него пальцем. — Держи свое богатое воображение при себе! — он не смог удержаться от смеха. — Оу! Так у меня теперь богатое воображение? Юнги вернулся к столу, и взяв рецепт, который он записывал, передал его Тэ, который только что закончил завязывать фартук. — Я работал над этим большую часть ночи и утра, — сказал он. — Что ты об этом думаешь? — Ночи, да? — сказал Тэ, пошевелив бровями. — И у вас было время между…? — Тэ, — вздохнул Юнги. — Веришь ты или нет, но ничего, кроме этого не было, — сказал он махнув рукой в сторону засоса на шее. — Ничего, кроме этого прошлой ночью не случилось, мы тоже были сильно потрясены всем этим. Тэ кивнул, вчитываясь в рецепт, который ему дал Юнги. — Что это? — Радужный торт, — сказал Юнги. — Семь слоев в цветах радуги, и каждый слой имеет свой вкус. Тэ снова кивнул. — Это весьма амбициозно, — заметил он. — Семь разных вкусов, которые должны сочетаться друг с другом, — это очень сложно осуществить. — Я знаю, тогда давай сделаем шесть, — сказал Юнги. — Я думаю, что это будет больше похоже на фруктовый салат. — Это может сработать, — сказал Тэ. — Я бы заменил абрикос на персик, потому что у него в выпечке обычно более насыщенный вкус. Но это потрясающе. Мы должны попробовать это приготовить сегодня. Думаю, у нас есть все ингридиенты для этого. — Как мне повезло. — Заткнись, дядя Котик, — улыбнулся Тэ. — Я только хотел сказать… — Что такое? — Будь осторожен, — сказал Тэ. — Я вижу, что между тобой и Ван… Кайи что-то происходит. И я не уверен, что мне это нравится… пока что. Так что, пожалуйста, будь осторожен, если он обидит тебя, я выцарапаю ему глаза. — У меня есть ложка, которая отлично для этого подойдет, — сказал Джиён позади него. — Так, все, сегодня же купим тебе колокольчик на шею, — сказал Тэ. — Какого хрена ты так бесшумно подкрадываешься? — Многолетний опыт, — сказал Джиён. — Я просто хотел спросить, все ли у вас нормально, ребята? Вчера вас буквально трясло после стычки с той королевой всех сук на свете. — У нас все в порядке, — сказал Тэ, а Юнги возразил: — Полный бардак. — Хотите поговорить об этом? Вы удивитесь, но я очень хорошо умею слушать, — сказал Джиён, без приглашения усаживаясь на стул. — Мы узнали, что наш с Чонгуком разрыв и его травма были спровоцированы кем-то, кто нас ненавидит, — сказал Тэ, и Джиён округлил глаза от удивления. — Какого хрена? И этот мудак еще жив? — К сожалению, — сказал Юнги. — У нас нет доказательств. Он взломал их телефоны, и я уверен, что очень трудно будет доказать, что это его рук дело. — Этот парень, Кайи, имеет к этому какое-то отношение? Потому что, если да, ему конец. И я сейчас совсем не шучу. — Нет, похоже, что он хороший парень, — сказал Тэ. — Просто… Гуки сейчас очень потрясен, потому что это был один из его друзей. — Я бы не назвал того, кто такое сотворил, другом, — сказал Юнги. — Да, навряд ли, — согласился Джиён. — Послушай, мы не так давно знакомы, но я на твоей стороне. Ладно? Если тебе нужно выговориться, или что-то в этом роде, ты знаешь, где меня найти. Тэ кивнул. — Это очень мило, — сказал он, а затем простонал. — Черт, мне нужно позвонить отцу, и все ему рассказать. — Он возвращается с Чеджу сегодня вечером, — сказал Джиён, подмигнув, а потом встал, и направился к выходу из пекарни, пока двое омег ошарашенно смотрели ему вслед. — Откуда…? — спросил Юнги. — Я не хочу знать. По крайней мере, не сегодня. — Думаешь, он и аппа? — Ты же сам только что сказал, что не хочешь об этом знать сегодня? — заметил Юнги, и Тэ рассмеялся, бросив в него полотенцем. — Давай попробуем сделать это радужное безобразие. У меня сейчас творческое настроение. — Ура! — невозмутимо ответил Юнги, начиная доставать миски и необходимые ингредиенты. Несколько часов спустя, они закончили первый прототип радужного торта, заодно не забыв о выпечке для продажи в кафе. Они стояли перед тортом, глядя на то, что у них получилось. Юнги скрестил руки на груди, а Тэ вопросительно приподнял бровь. — Выглядит красиво, — наконец, сказал Тэ. — Ты тоже выглядишь красиво, но это еще ни о чем не говорит. — Заткнись, — фыркнул Тэ, уже держа в руке вилку. — Если я умру, то моя доля в пекарне достанется Ханылю, потому что ты меня убил. — Можно подумать. Тэ подцепил вилкой небольшой кусочек торта, и медленно прожевал его. — Он очень сухой, — сказал он. — И вкус малины перебивает все остальные. — Хм, — сказал Юнги, тоже пробуя кусочек. — Мне нравится вкус черники. Очень хорошо сочетается с другими, не думал, что он так хорошо подойдет. — Ага, — сказал Тэ. — И клубника вместо малины, это слишком обыденно. Возможно, мы могли бы как-то приглушить ее вкус? — Мне нужно поэкспериментировать с этим, — проговорил Юнги, откусывая еще один кусочек. — О, вау, вкус лайма просто идеально подходит. — Да? — спросил Тэ, пробуя еще немного. — Вау, это просто отлично. Как тебе нравится вкус персика? — У него какой-то искусственный привкус, — сказал Юнги. — Может, стоит добавить мандаринов? — Ты серьезно? — рассмеялся Тэ. — Ты просто хочешь впихнуть мандарины в торт, признай это. Юнги начал заводиться. — Мандарины всегда отлично подходят, — усмехнулся он, вытаскивая мандарин из кармана, и тут же очищая его, не сводя глаз с Тэ, который только с улыбкой покачал головой. — Ты просто невероятен. — Но ты все равно меня любишь. — Да. — Я не собираюсь говорить это тебе, — Юнги улыбнулся немного по-кошачьи, и положил в рот дольку очищенного мандарина. — Кефир с дольками мандарина. Вот что я сделаю на десерт! Тэ снова покачал головой и подойдя к духовке, вытащил готовый хлеб, наполнив всю пекарню ароматом свежеиспеченного хлеба. — Ты… — Эй, — сказал Джиён, остановившись в дверях, и заставив Юнги посмотреть на него недобро прищурившись. — Да, да, я знаю, мне нужен колокольчик. Я просто хотел напомнить, что я не работаю сегодня после обеда, а еще твой парень сидит снаружи, и пялится на стену, как влюбленный придурок. Он распугивает нам всех посетителей. — Что? — Кто? — Джексон Ван, — сказал Джиён, закатывая глаза. — Я схожу к нему, — сказал Юнги, снимая испачканный фартук. — Ты… не говори ни слова, — продолжил он, указывая на Джиёна, который тут же поднял обе руки вверх. — А я ничего и не говорю, — сказал старший омега, ожидая, пока Юнги уйдет. — Этот парень, Ван, он, правда, хорош? Тэ кивнул. — Думаю, да, — ответил он. — Кажется, он искренне беспокоится о Чонгуке. — Хорошо, — ответил Джиён, возвращаясь в кафе, откуда тут же донесся его голос, радостно приветствующий очередного посетителя. Тэ покачал головой, не зная, что ему думать о человеке, которого они только недавно наняли, и который за это время уже стал неотъемлемой частью их кафе. Он все еще витал в своих мыслях, когда зазвонил его телефон, и он с улыбкой ответил на звонок, увидев имя звонящего. Тем временем Юнги вышел из кафе, и обнаружил, что Кайи действительно сидит снаружи, несмотря на то, что на улице было холодно и немного ветрено. Он подпер подбородок одной рукой, и мечтательно смотрел перед собой в никуда. — Привет, — сказал Юнги, садясь за стол напротив него. Кайи посмотрел на него. — И тебе привет, — сказал он, мягко улыбнувшись. — Что ты здесь делаешь? Кайи указал на чашку перед ним. — Пью кофе? — ответил он вопросом на вопрос. — Этот ваш бариста — просто волшебник. — Не говори этого при нем, — ответил Юнги. — Он, и правда, очень хорош. Но что ты здесь делаешь на самом деле? — Может быть, я просто хотел тебя увидеть? Юнги кивнул, скрестив руки на груди. — Могу я задать тебе вопрос? — спросил он. — Ты мне не доверяешь. — Не то чтобы очень сильно. — Это не так уж плохо, — усмехнулся Кайи, откидываясь назад на стуле. — Что ты хотел спросить? Юнги кивнул, на мгновение закусив нижнюю губу. — Вчера ты сказал кое-что странное, — сказал он, заставив Кайи приподнять бровь. — Сначала ты сделал вид, что не знал, что Тэ и Гук пара, а потом сказал, что знаешь об этом уже целых пять лет. Кайи глубоко вздохнул. — Я надеялся, что ты не обратил на это внимание, — сказал он. — Ты довольно наблюдателен. — Это один из моих талантов. Так ты объяснишь? — Пять лет назад, когда я узнал, что ДжейКей обменялся с Тэхёном метками, он попросил меня никогда никому об этом не рассказывать, и притворяться, что я ничего об этом не знаю, если это вдруг всплывет в разговоре, — пояснил он, фыркнув. — У меня это уже вошло в привычку. Всякий раз, когда кто-либо говорил, что ДжейКею не нравится ни с кем флиртовать, или знакомиться, я уходил от вопроса, говоря, что это потому, что у него нет пары. Поэтому, когда я услышал об этом вчера… — Это уже вроде сильной привычки, — закончил Юнги за него. — Это так странно, но в этом есть смысл. Вроде бы. — Я понимаю, что на самом деле, в этом не было смысла. Не тогда, когда оба, Тэхён и ДжейКей были там, и ДжейКей сам сказал, что они пара. Черт, я, наверное, сильно смутил его, ведя себя таким образом. — Думаю, ничто не могло вчера смутить его больше, чем то, что мы выяснили, — вздохнул Юнги. — Но все равно, спасибо за объяснение. — Ты меня проверял? — Зачем бы мне это делать? — Потому что мы с тобой… — Ребята, — воскликнул Тэ, выбегая из кафе, и на ходу натягивая пальто. — Мне нужно идти домой, там что-то не так. Я не могу связаться с Гуки. Юнги нахмурился, а Кайи выглядел встревоженным. — Что? — спросил альфа. — Что ты имеешь в виду, говоря, что ты не можешь с ним связаться? — Я пытался позвонить ему, но звонок уходит на голосовую почту. А он не пользуется голосовой почтой, и никогда не выключает телефон, тем более, что Хан-а сегодня с ним, — задыхаясь, проговорил Тэ. — Извини, но не мог бы ты с Феликсом присмотреть за кафе сегодня, у Джиёна выходной, и мне действительно… — Мы закрываемся, — сказал Юнги, и добавил, увидев растерянное выражение лица Тэ. — Мы поедем с тобой. — Почему ты так переживаешь? — Хоби только что звонил мне, — сказал он. — Это наш друг и физиотерапевт Гуки, — объяснил Юнги недоумевающему Кайи. — Да, — сказал Тэ. — Он позвонил мне и сказал, что Гуки был явно не в себе сегодня. В этом нет ничего удивительного, но он упомянул о том, что он решил отменить стажировку, которую собирался вскоре начать у них. Он так этого ждал, но сегодня он получил плохую новость из колледжа, и теперь хочет все прекратить, он… — Вау… колледж? Стажировка? О чем ты говоришь? — спросил Кайи. — Если коротко, — сказал Юнги, вставая, чтобы сходить за своей курткой, и сообщить Джиёну и Феликсу, что они закрываются. — Гук хочет стать физиотерапевтом, и собирался начать стажировку и поступить на курсы в колледже. — Да, но сегодня утром ему сообщили, что не могут принять его в этом семестре, и он не очень хорошо воспринял эту новость, я очень беспокоюсь за него, — сказал Тэ. — Его телефон обычно всегда включен, особенно, когда он с Ханылем, на тот случай, если я захочу поговорить с ним, или проверить, все ли в порядке. Может быть, у него просто села батарея, или что-то в этом роде, но… — Эй, — сказал Кайи. — Я понял, давай проверим его, хорошо? Я уверен, что ничего особенного не случилось. *~*~*~*~*~*~*~*~*~* — Гуки? Хан-а? — крикнул Тэ, входя в квартиру, которая была освещена лишь тусклым светом заходящего солнца. — Вы дома? Ему никто не ответил. Не слышно было ни звука. Юнги и Кайи, которые вошли сразу за ним, склонив головы, молча прислушивались, пытаясь уловить хоть малейший звук. Что-то было не так, и все трое точно это чувствовали. — Гуки? — снова позвал Тэ, почти шепотом, словно боясь кого-то спугнуть. — Хан-а? — он повернулся лицом к Юнги. — Может, они еще не вернулись домой? Гуки говорил, что хочет взять Ханыля в парк, покормить уток, может быть… — Шшш, — сказал Кайи. — Я что-то услышал. Все трое снова замолчали. — Я ничего не слышу… — начал было говорить Тэ, но потом тоже услышал. Шепот. Что-то вроде шепота, который звучал, как… — Ханыль? — снова позвал он, быстро войдя в комнату сына, но никого там не обнаружив. — Зайчонок? Это папа, ты играешь со мной в прятки? — Папочка? Он снова услышал шепот, исходящий из шкафа, который Тэ тут же быстро открыл. — Хан-а? — спросил он, и увидел, как его сын выползает из-за коробки, которая стояла в дальнем углу шкафа. Он потер глаза, и по его лицу было видно, что он плакал. — Малыш? Что случилось? — Чонгуки-аппа… — всхлипнул мальчик. — Он такой злой, сказал мне, что я должен спрятаться в шкафу, а он потом придет меня достать отсюда, но он не пришел, и я не знал, можно ли мне выходить. — О, — сказал Тэ. — Он… почему? Ханыль пожал плечами. — Я не знаю, — прошептал он, обнимая Тэ, который поднял его на руки. Сам Тэ в это же время беспомощно и вопросительно посмотрел на Юнги, который вошел в комнату вслед за ним. — Ребята? — позвал их Кайи из столовой. — Здесь… идите сюда, и посмотрите на это. Оба омеги быстро прошли в столовую, найдя альфу стоящим у стола, на котором лежал блокнот и несколько ручек. Тэ нахмурился. — Что это? — Тэ… — сказал Кайи. — Я думаю, это для тебя. Он протянул Тэ сложенный лист бумаги. Тот поставил Ханыля на пол, и взяв листок, посмотрел на него. Он узнал почерк Чонгука. ТЭХЁН Он чувствовал, как у него дрожат руки, когда он разворачивал бумагу, обнаружив, что это письмо, которое он сразу же прочитал. Задыхаясь от только что прочитанных слов, он чувствовал, будто весь мир померк перед ним, будто вся жизнь покинула его тело, у него было ощущение, что он просто не может больше дышать. — Тэ, где Чонгук? — спросил Кайи, заранее боясь услышать его ответ. — Что там написано? — Он… он ушел, — прошептал Тэ, во второй раз читая письмо, которое он держал в руках. Юнги читал его вместе с ним, заглядывая через плечо. — Похоже на то… будто он не хочет больше жить… пожалуйста… нет… Привет Тэ, После всего случившегося, мне становится все труднее и труднее дышать, как будто у меня в голове настал Весенний День посреди метели. У меня такое впечатление, что ничто больше не сможет остановить мою боль. Мое сердце разрывается от боли из-за всех этих сочувствующих взглядов незнакомых людей. У меня больше не осталось надежды и цели на будущее. Твоя любовь поддерживала меня в живых, но что, если и она пройдет, теперь, когда ты поймешь, что я совершенно бесполезен? Каждый день я просыпаюсь со страхом потерять тебя. Потерять Ханыля. Потерять жизнь, которую мы могли бы иметь. В этом мире для меня важны только ты и Ханыль, больше ничего. Любимый человек, который страдает, потому что я живу. Тебе было бы намного легче, если бы меня не было. Выбрать смерть вместо жизни, было моим самым трудным решением, которое я когда-либо принимал. Любовь моя, прости меня. Я тебя люблю. Ты и Хан-а — это все, что имеет значение, поверь мне, я очень сильно вас люблю. Найди для себя новое счастье, свободное от обузы, коей я являюсь. Навсегда твой, Гуки Все трое уставились на письмо в руках Тэ. Его руки начали трястись, а с лица исчезли все краски. — Нет, — прошептал он. — Гуки, нет. Он не… он не может… Юнги? Он беспомощно посмотрел на своего лучшего друга, по лицу которого тоже текли слезы. Юнги, его друг, который всегда мог найти выход из любой ситуации, который сам страдал от невыносимой боли, и в итоге стал сильным и великолепным мужчиной, которого кто угодно был бы горд назвать своим другом; его брат, человек, который просто обязан был знать, что случилось, у которого должно было быть решение, ответ на все происходящее… его друг, который сейчас тоже плакал, совершенно не сдерживаясь. — Тэ, — произнес он тихо. — Я… — Нет! — сказал Тэ с твердостью в голосе, поразившей их всех. — Он бы этого не сделал! Он не оставил бы нас вот так! Снова! Нет! — Тэ, — снова прошептал Юнги, потянувшись к своему другу, и заметив, что Ханыль все это время обнимал Тэ за ногу, не понимая, что происходит, но тонко чувствуя настроение своего отца. — Наверное, все это было слишком для него, — сказал Кайи, тоже борясь со слезами, пытаясь оставаться сильным альфой для двух омег. — Он… после всего, что он потерял, и… о, боже. — Нет, — прошептал Тэ срывающимся голосом. — Мы должны найти его, мы должны… он не может… нет… — Дай мне это, — сказал Юнги, указывая на письмо, которое Тэ все еще судорожно сжимал в руках. — Тэ, дай мне письмо. Кайи осторожно вытащил письмо из рук Тэ, и передал его Юнги. — Что такое, котенок? — спросил он. — Что-то… — сказал Юнги. — Почему он упомянул Весенний День? — Что ты имеешь в виду? Он просто написал, что чувствовал себя как весенний день среди метели, — сказал Кайи, подходя ближе к омеге, и заглядывая в письмо через его плечо. — Да, — сказал Юнги. — Но он написал это заглавными буквами. Как название. Тэ вытер слезы. — Сейчас явно не самое лучшее время обсуждать писательские способности Гуки, — прошипел он. — Моя пара… Чонгук… он… о, боже… Юнги покачал головой. — Нет, медвежонок, — сказал он, подойдя к Тэ, и обнял его, все еще держа письмо в одной руке. — Ты прав. Каким бы убитым горем он не чувствовал себя сегодня, Чонгуки никогда бы больше не оставил тебя и Хан-а одних. Никогда. Как бы ему ни было грустно. Он любит вас больше всего на свете. Он присел на корточки и посмотрел на маленького мальчика, который все еще цеплялся за ногу отца. — Хан-а, — прошептал он. — Кто-то приходил к Чонгуки-аппа сегодня? Он встречался с кем-нибудь после того, как вы посетили дядю Хоби? Или, может, он отвечал на чей-то телефонный звонок? Ханыль задумался на мгновение, а затем кивнул. — Он посмотрел на свой телефон, — вдруг неуверенно проговорил мальчик. — А потом отправил меня в мою комнату, и сказал мне спрятаться в шкафу, и заткнуть уши руками, пока он за мной не придет. Но он не пришел, дядя Котик, — сказал он, снова начиная плакать. — Он не пришел, и я испугался. Но потом пришли ты, папа, и дядя Щенок, и нашли меня. — Он смотрел на телефон? — спросил Тэ. — Он получил сообщение? Ханыль пожал плечами. — Не знаю, — грустно ответил он. — Кто-то отправил ему сообщение, — прошептал Кайи. — Что-то так сильно его напугало, что он решил спрятать Ханыля. Юнги покачал головой. — Но… — прошептал он, садясь за стол, и хватая ручку. Он крутил ее в пальцах, снова и снова перечитывая слова Чонгука. Слова, полные печали, которыми он прощался с Тэ. — О, боже. — Юнги? — спросил Тэ. — Что такое? — Мы ведь все смотрели «Весенний день», — прошептал Юнги. — Конечно, — ответил Кайи. — Котенок, что ты нашел? Юнги начал что-то обводить в письме. — Когда шпион в фильме пытался послать письмо своей девушке, первые буквы каждой строчки складывались в скрытое послание, — прошептал он, указывая на письмо с обведенными красным первыми буквами. — Чонгук знает, что мы все видели этот фильм, мы буквально выросли на нем. Он не ушел, он не пытается убить себя, Тэ. Тэ посмотрел на письмо. Он смотрел широко распахнутыми глазами на то, что обнаружил Юнги. И его сердце на миг перестало биться. — О Боже, нет.