Падение / Falling

Их так давно назревший разговор так и не состоялся. Ни этим утром, ни в оставшуюся часть субботы. Постоянно переглядываясь за спиной у Юнги, и не имея возможности ни на минуту уединиться в оставшиеся утренние часы, они никак не могли избавиться от беспокойства, которое оба чувствовали, ощущая дискомфорт друг друга через их связь, которая становилась все сильнее и сильнее с каждой секундой. Тэ не мог не задумываться о том, что совсем скоро он будет подсознательно чувствовать Чонгука, даже если его не будет рядом, и что альфа будет чувствовать то же самое. Такая близость к тому, кому он еще не до конца доверял, пугала его. И, возможно, только, возможно, вчерашняя ночь была ошибкой. Но он не мог ни на секунду заставить себя пожалеть о том, что снова почувствовал радость жизни после стольких лет тоски. Юнги наблюдал за ним, глядя то на него, то на Чонгука, в то время как Ханыль буквально на голове ходил, носясь по всему дому. Инстинктивно Тэ понимал, что его сын таким образом реагирует на прибавление в их семье, на связь, которой раньше не было в его жизни, и которая теперь пыталась преобразоваться во что-то, что ощущалось завершенным, даже не будучи этим на самом деле. В их жизни всегда чего-то не хватало, и взрослые в их семье прекрасно это понимали. Юнги, его отец, и сам Тэ, они все понимали, что все трое были неполноценными без кого-то еще в своей жизни, и не потому, что каждому омеге был нужен альфа, как любили напоминать об этом традиционалисты, а потому, что и он, и Юнги втайне жаждали чего-то другого, чего-то большего. Когда подошло время обеда, Юнги напомнил Тэ, что им вскоре нужно уходить, удивив этим заявлением Чонгука, который рисовал с Ханылем, сидя за обеденным столом. Альфа в недоумении приподнял бровь, посмотрев на двух омег, которые, казалось, избегали говорить друг с другом. Тэ объяснил ему, что Феликс, их молодой бариста, переезжает на этих выходных, и они пообещали ему помочь с транспортировкой его вещей. К тому же, у Юнги были права на вождение грузовика, так что они могли гораздо больше перевезти за один раз, чем если бы воспользовались обычными машинами. Перед тем, как уйти с Юнги, Тэ крепко обнял Ханыля, осыпав его поцелуями, а потом к удивлению Юнги и Чонгука, быстро поцеловал Чонгука. После их ухода Чонгук вместе с Ханылем еще немного порисовали, потом удобно расположившись на диване посмотрели несколько телешоу, которые Чонгук счел подходящими Ханылю по возрасту. Они поужинали бутербродами с молоком, а потом Чонгук уложил сына спать. К его удивлению, Ханыль не стал просить его почитать ему книгу, он только улыбался и поудобнее устроился под одеялом, обнимая мягкого, бежевого, плюшевого кролика, с которым он спал с тех пор, как отдал Куки Чонгуку. После того как Ханыль заснул, Чонгук отправился в ванную, чтобы освежиться перед сном, а затем улегся в постель. У него не было настроения смотреть телевизор, или заниматься документами, как он делал в предыдущие вечера. Он медленно пересел из коляски на кровать, его мышцы все еще отдавались болью, из-за повышенной нагрузки. Он не мог сдержать улыбку, вспоминая прошлую ночь, особенно, когда он лег на подушку, и почувствовал запах Тэ, все еще остававшийся на ней. Впервые за много месяцев после несчастного случая, изменившего его жизнь на корню, он чувствовал себя спокойно. Уставший за день, он быстро провалился в сон, и ему приснился солнечный пляж и прекрасный омега, который гнался за ним сквозь набегающие на берег волны, он счастливо смеялся, в его глазах было столько тепла и любви, которых ему так отчаянно не хватало в его жизни. Его разбудили звуки, доносящиеся из гостиной, он услышал шорох, а потом что-то упало на пол, за чем последовало тихое ругательство. Чонгук сразу узнал голос Тэ, понимая, что Тэ, наконец-то, вернулся домой, и стал ждать. Он ожидал что Тэ присоединится к нему в спальне, не планируя ничего более интимного, чем просто быть рядом друг с другом, спать вместе. Но Тэ не пришел. Чонгук расстроился, но решил не принимать близко к сердцу решение Тэ провести ночь в гостиной, хотя он был немного разочарован тем, что не сможет снова держать своего омегу в объятиях и тонуть в его тепле и запахе. В воскресенье он проснулся поздно, и еще некоторое время оставался в постели, занимаясь поисками информации в Навере. Потом он решил, что ему следует встать и посмотреть, не проснулись ли Тэ и Ханыль. Он знал, что они оба любят поспать подольше. Но нашел их обоих на кухне. Ханыль выглядел так, будто все еще не проснулся, сидя на стуле за столом. А Тэ что-то смешивающий в серебряной миске, поднял голову, когда Чонгук показался на пороге. — Доброе утро, — улыбнулся Тэ и поставив миску, подошел к Чонгуку, поцеловав его в макушку. — Хорошо спалось? Чонгук кивнул, нахмурившись. — Почему ты не разбудил меня, когда вернулся домой? — спросил он. — Было уже поздно, — пояснил Тэ. — Я не хотел тебя будить, и я все еще думаю, что нам нужно поговорить, прежде чем мы предпримем какие-либо дальнейшие шаги. Чонгук снова кивнул. — Мы можем поговорить сегодня? Тэ кивнул, снова беря миску в руки. — Юнги и мой отец придут сегодня на обед, — начал он. — Мы можем поговорить после того, как они уйдут, если ты не против? — Конечно. — Или ты хочешь поговорить сейчас? — О чем поговорить, папа? — с любопытством спросил Ханыль. — Ни о чем, зайчонок, — Тэ улыбнулся и пожал плечами, взглянув на Чонгука. Тот тоже пожал плечами, и они оба улыбнулись, понимая, что они не смогут обсудить все, что у них на сердце, в присутствии мальчика. Может быть, Юнги или отец Тэ возьмут Ханыля на ночь, и дадут им возможность разобраться во всем, или они поговорят после того, как уложат Ханыля спать. У них все должно получиться. — Я встречаюсь с друзьями во время обеда, — сказал Чонгук, и Тэ повернулся, посмотрев на него широко раскрытыми глазами, не ожидая услышать такую информацию. — Мы обычно встречаемся каждое первое воскресенье месяца. Тэ улыбнулся, но Чонгук заметил, что ему не понравилось, что Чонгук собрался встретиться с ними. Хотя он ничего не сказал, принимая тот факт, что у Чонгука есть своя жизнь, и свои друзья. Точно также, как Чонгук принял Юнги и остальных, даже после того, как его отец и Чимин угрожали ему. — Мне нужно собраться, — сказал Чонгук, направляясь из кухни к ванной. — Ты не мог бы вызвать для меня такси через полчаса? — Конечно, — Тэ улыбнулся и подмигнул ему, давая понять, что совершенно не против его планов на сегодня. Спустя полчаса Чонгук попрощался с Тэ и Ханылем, поцеловав обоих, и выехал из квартиры, чтобы дождаться внизу такси, которое Тэ вызвал для него. Спустившись вниз, он написал своим друзьям, спрашивая, остается ли в силе их сегодняшняя встреча. Сообщение вскоре было помечено, как просмотренное. Тэ глубоко вздохнул, как только Чонгук покинул квартиру, чем заставил Ханыля вопросительно посмотреть на своего омега-отца. Но его сразу отвлек звук открывающейся входной двери, а потом послышались хорошо знакомые, почти бесшумные шаги его дяди. — Дядя Котик! — закричал Ханыль. — Потише, — вздохнул Тэ, но Ханыль уже побежал поприветствовать другого омегу. Юнги подхватил его на руки, и войдя вместе с ним на кухню, с улыбкой сказал: — Я видел Чонгука внизу, он сказал, что ждет такси? — И тебе привет, мой дорогой Юнги, — усмехнулся Тэ. — Да, он встречается со своими друзьями. Юнги скривился. — Эх, — произнес он. — Я надеялся, что он будет здесь сегодня. Тэ нахмурился. — Ты не захотел говорить со мной вчера, поэтому я надеялся, что сегодня смогу поговорить с вами обоими о том, что произошло. — А что произошло? — спросил Тэ. — Юнги, при всем уважении, все, что произошло между мной и Чонгуком, тебя не касается. Юнги отпустил Ханыля, который сразу побежал в гостиную, заявив, что собирается смотреть воскресные мультфильмы, так как разговоры взрослых слишком скучные. — При всем уважении, Ким Тэхён, я твой брат и часть этой семьи, — спокойно сказал Юнги. — Все, что вы оба делаете, имеет отношение к нашей семье, и касается меня. И беспокоит меня. Тэ со вздохом кивнул. — Ты прав, извини, — сказал он. — Просто… я тоже надеялся, что он будет здесь сегодня, нам о многом надо поговорить, и если честно, я очень боюсь этого. Очень боюсь. — Ты сожалеешь об этом? — О чем именно? — Обо всем. Тэ пожал плечами. — Нет, не жалею. Если ты имеешь в виду совсем все, это включает в себя и прошлое тоже. И если мы начнем с этого, нет, я ни о чем не жалею. Я не могу сожалеть о том, что встретил его и влюбился, потому что без этого у меня не было бы Ханыля. Я не могу сожалеть о том, что у меня есть Ханыль, потому что… эх. Я не могу сожалеть о том, что стал его парой, потому что на тот момент это было правильным, и это сделало меня счастливым, пусть только на несколько часов. Юнги посмотрел на своего лучшего друга, и увидел, что Тэ был предельно серьезен, в его глазах не было и следа слез, как он мог ожидать, наоборот, он был воплощением сильного, независимого омеги. — И если ты спросишь меня, жалею ли я о том, что случилось в пятницу вечером, то нет, не жалею, — продолжил Тэ. — У меня был прекрасный, интимный, и очень горячий секс с моей парой, и нет, я не собираюсь жалеть о том, что у меня была близость с мужчиной, который, как я когда-то считал, был для меня всем. — И вы снова вместе? Ты ведь знаешь, что изменил нашу семейную динамику, укрепив связь с ним, Тэ. Аппа будет… — Я знаю, — вздохнул Тэ. — Было бы проще, если бы Гуки был здесь с нами. — Что случилось, папа? — спросил Ханыль, вернувшись в комнату, и обняв ногу отца, чувствуя, что он расстроен. — Я надеялся, что Чонгуки-аппа сегодня проведет с нами время, — честно сказал он. — Он вернется, — сказал Ханыль, похлопав отца по ноге. — У нас полно вемени, и он так хорошо рисует, папа, хочешь посмотреть? Тэ усмехнулся. — Конечно, — сказал он, следуя за своим сыном в гостиную, где Ханыль показал ему свой альбом, страницы которого были заполнены рисунками милых кроликов, которые были очень похожи на Куки, которого Ханыль отдал Чонгуку. — Это так мило, — сказал Тэ, улыбнувшись. — Кролики похожи на Куки! Ханыль взволнованно кивнул. — Чонгуки-аппа сказал, что нарисует для меня большую картину с Куки, чтобы я мог повесить ее на стене в моей спальне. Но он сказал, что сделает это только, если ты не против, — сказал Ханыль. — Я сказал ему, что ты не против, потому что ты тоже любишь Куки! — Конечно, я люблю Куки, зайчонок, — сказал Тэ, усаживая Ханыля к себе на колени, и целуя в голову. — Почти так же сильно, как я люблю тебя. — А меня кто любит? — раздался голос из коридора, напугав Тэ, так как он не слышал, чтобы кто-либо входил. Когда он поднял глаза, то увидел своего отца, прислонившегося к косяку двери. Ханыль соскользнул с его колен и побежал обнять дедушку, который немедленно поднял его на руки, обнюхивая его шею. Затем он нахмурился, и через плечо Ханыля посмотрел на Тэ, который сразу понял, что отец заметил изменение в их запахах, которое началось после усиления брачной связи. — Как поживает мой самый любимый внук? — спросил Чонджэ. — Но, — вздохнул Ханыль, немного подумав. — Я твой единственный внук. Вы все такие глупые. — Знаешь, ты начинаешь говорить прямо как твой дядя Котик, — усмехнулся дедушка. — А это разве плохо? — спросил Юнги, стоя у него за спиной, и заставив старшего альфу почти подпрыгнуть от неожиданности. — Я знаю, что в сердце ты кот, но ты должен перестать подкрадываться ко мне со спины. Я старый человек, это нехорошо для моего сердца. — Пффф, — сказал Юнги, принюхиваясь к нему с мягкой улыбкой, он никогда не забывал, что нашел настоящую семью в лице Кимов. Он закатил глаза. — Ты еще нас всех переживешь, старый человек. — Надеюсь, что нет, — шепотом ответил Чонджэ, вспомнив потерю своей пары, и то, как он едва пережил это. Он понимал, что увидеть смерть одного из его сыновей или внуков, наверняка причинит ему невыносимую боль. — Где Чертгук? Тэ сердито уставился на него. — Его зовут Чонгук, — вздохнул он, и добавил: — И у него сегодня встреча с друзьями. Чонджэ кивнул, поняв по голосу Тэ, что тот немного разочарован тем, что Чонгук не будет присутствовать на семейном обеде, даже несмотря на то, как прошел обед на прошлой неделе. — Давайте закажем пиццу и какие-нибудь закуски, — мягко улыбнулся Чонджэ, давая понять Тэ, что поддержит его, несмотря ни на что. И осознавая, что тот еще не готов говорить. — Но никаких ананасов. Тэ драматически вздохнул. — Но… — заныл он. — Ананасы такие вкусные! — Ни один из моих сыновей не будет есть пиццу с ананасами. — Я буду! — А я — нет, — усмехнулся Юнги. — Это мой сын! — воскликнул Чонджэ, обнимая Юнги за плечи, и заставив обоих омег рассмеяться. *~*~*~*~*~*~*~*~* Чонгук заказал уже второй стакан воды, пока ожидал прибытия своих друзей. Каждые несколько минут он проверял телефон на наличие новых сообщений. Но за исключений сообщения от Тэ, спросившего его мнение о пицце с ананасами, на что он ответил большим пальцем вверх, никаких других сообщений он не получил. То и дело облизывая губы, что он делал по привычке, когда начинал беспокоиться, он снова достал телефон и набрал номер Ханеля. Но ни учитель, ни Джихун, ни Юнхо не брали трубку. Он даже не пытался звонить Кайи, так как было очевидно, что его лучший друг решил, что ему больше неинтересна его компания. Но он был разочарован тем, что остальные друзья даже не удосужились позвонить ему и сообщить о том, что их встреча отменяется, оставив его сидеть тут одного. Официантка, симпатичная девушка-бета, смотрела на молодого альфу в инвалидном кресле с жалостью, заставляя его чувствовать себя еще более неловко, и он уже даже начал сожалеть о том, что с таким нетерпением ожидал встречи с друзьями, чтобы узнать, что у них нового, и поделиться с ними своим новообретенным счастьем с Тэ. Он хотел, чтобы его друзья были счастливы за него, также, как он был счастлив за Юнхо и Кайи, когда те обручились. Он хотел, чтобы они порадовались вместе с ним, и гордились тем, что их друг снова нашел своего омегу, и хотел рискнуть всем, чтобы вернуть свое потерянное счастье. Он хотел, чтобы им было не все равно. Но вполне очевидно, что им было все равно. Вообще. Настолько, что они даже не удосужились сообщить ему, что их встреча отменяется, даже не потрудившись придумать причину. Словно он даже не был достоин того, чтобы услышать от них пару слов, чтобы успокоить его расстроенные нервы. Его тревога и печаль медленно сменялись чем-то более похожим на гнев. Что, по-видимому, отразилось в его глазах, когда он невидящим взором уставился на стакан воды, стоящий перед ним на столе, к которому он так и не прикоснулся. Он заметил, что молодая пара за соседним столиком явно чувствует себя некомфортно, и он был уверен, что в этот момент явно не выглядел как дружелюбный человек, его гнев, вероятно, отражался на его лице, так как он никогда не умел скрывать свои эмоции. Он хотел, чтобы у него был шанс выпустить пар, хотел связаться хотя бы с одним из своих друзей, и рассказать, что он чувствует, и что они очень обижают его, ведя себя так, будто он ничего для них не значит. Особенно Кайи, который был его лучшим другом еще со школы, человеком, на которого он когда-то равнялся, и считал своей семьей, и который теперь показал свое настоящее лицо, как только Чонгук перестал быть прежним собой. Ему хотелось кричать и швырнуть телефон об стенку, разбить что-нибудь в ярости, а потом просто заплакать и принять эту боль от потери не только здоровья, работы и жилья, но и самых близких ему людей. Он понимал, что нашел что-то старое и в то же время новое в Тэ и его близких, его семье и друзьях Тэ. Но все еще чувствовал себя не совсем комфортно. Он посмотрел на телефон, и спустя еще несколько минут, так и не получив никаких сообщений, написал последнее сообщение в их групповой чат, попрощавшись со всеми. После чего, без сожалений покинул чат, приняв это как намек, что ему пора двигаться дальше без них, найти что-то новое для себя, и надеяться, что он уже нашел это с Тэ. Заплатив за воду, он медленно, старательно выговаривая слова, попросил официантку вызвать ему такси, собираясь отправиться домой. Домой к его Тэ. К его семье. *~*~*~*~*~*~*~*~* После того, как Ханыль, наконец, согласился вздремнуть после обеда, двое омег и Чонджэ устроились на диванах в гостиной, какое-то время проведя в тишине, пока Чонджэ, наконец, не заговорил. — Я думаю, это была ошибка. Тэ сузил глаза. — Почему ты так говоришь? Отец перевел взгляд с него на Юнги, который поднял руки, показывая, что пока не хочет ничего говорить. — Разве это не очевидно? — спросил старший Ким. — Чертгук обидел тебя, очень сильно обидел. А ты просто так позволил ему вернуться в свою жизнь. Ты когда-нибудь задумывался о том, как это может отразиться на всем. На нас, или на Хан-а? Тэ покачал головой, уставившись на свои руки. — Нет, по крайней мере, не в тот момент, папа, — сказал он почти шепотом. — Но я понимаю это теперь, и не вижу в этом никакой опасности. Он… он такой же, как и тогда. Я тоже это не понимаю. Он милый и заботливый, и видеть его с Хан-а, это все, о чем я когда-либо мечтал, понимаешь? Как будто судьба дала мне то, чего мне так не хватало? Я знаю, что это, возможно, не имеет для тебя смысла, но… — Но это так, — вмешался Юнги. — Это имеет смысл, и в то же время — нет. Ты скучал по своему альфе, ты связан с Гуки, он — вторая половинка твоей души. Конечно, ты скучал по нему, и теперь чувствуешь себя гораздо лучше, — продолжил он. — Я тоже это заметил. — Что ты заметил? — спросил Чонджэ, наклонившись вперед, и опершись руками в колени. Он смотрел на него с любопытством и интересом, не оставляющим сомнений в том, что он глава семьи, сильный, но в то же время добрый, альфа, которым Юнги восхищался, и которого любил уже много лет. — Когда Тэ рассказал нам о том, что произошло тогда, о том, как Гуки порвал с ним отношения, он показался нам жестоким придурком, кем-то, кто трахнул Тэ, попользовался им, и бросил, когда он стал обузой, — пояснил Юнги. — Но этот альфа, которого мы знаем сейчас, даже несмотря на то, что он теперь инвалид, он совсем не такой, и это то, что совершенно не укладывается в голове. Если он был таким мудаком, неужели падение так изменило его личность? Тэ говорит, что он ведет себя так, как вел себя до того, как они расстались, и… — он покачал головой. — Я тоже не могу понять. Что-то… не сходится. — Может быть, это, действительно, последствия несчастного случая, — сказал Чонджэ. — У нас у всех разные характеры. Ты можешь быть милым и заботливым в один момент, и холодным и жестоким — в другой, Юнги-а. Тэ, ты просто великолепен, и у тебя самое большое сердце, но ты также можешь быть эгоистичным и злым, когда захочешь. Ну а я, конечно же, просто идеален, — усмехнулся он, заставив сыновей закатить глаза. — Чертгук тоже, милый и заботливый, но он также показал тебе свою жестокую сторону. Может быть, именно то, что он увидел тебя с Ханылем, увидел свою пару, и своего ребенка, дало ему понять, что упустил все это из-за того, как он себя повел тогда? Юнги кивнул. — Ты хочешь сказать, что он подсознательно пытается что-то исправить? Это возможно, — сказал он. — Я просто надеюсь, что он больше не причинит тебе вреда, потому что… — Да, я знаю, — вздохнул Тэ. — Я тоже на это надеюсь, но папа, Юнги, я просто хочу, чтобы у нас все получилось. Ради Ханыля. И ради самого себя. И ради Гуки. Мы все заслуживаем чего-то большего в этой жизни. Разве не так? Гуки и я — пара, у нас никогда не будет другого шанса найти пару. Он был единственным для меня пять лет назад, и я хочу этого… разве это так глупо, хотеть этого? Альфа покачал головой, протягивая руку, которую Тэ тут же принял. — Ты просто хочешь быть счастливее, — сказал он. — У тебя есть все права так себя чувствовать, медвежонок. И ты можешь быть уверен, что мы всегда тебя поддержим. Но прости меня, если я не смогу просто так забыть, что мы чуть не потеряли тебя, когда… — Потеряли тебя? — повторил Чонгук с порога, никто из них не заметил его возвращения, и теперь они удивленно смотрели на младшего альфу. Они уже привыкли к объединенному запаху их пары, из-за чего тому удалось проникнуть в квартиру незамеченным. — Что это значит? — Ничего, — быстро ответил Тэ. — Ты рано вернулся. Все нормально? — Они не пришли, — сказал Чонгук, в его глазах отразилось что-то среднее между грустью и гневом, и у Тэ невольно дернулся левый глаз, когда он почувствовал эмоции своей пары, отчего у него появилось желание хорошенько прочистить мозги его друзьям. — Я хотел попросить их принести кое-какие вещи из моей квартиры, но теперь… — Мы можем это сделать, — не задумываясь, сказал Юнги, — просто скажи нам адрес, составь список того, что тебе нужно, и дай нам ключ. Мы принесем тебе все в ближайшие несколько дней, не беспокойся об этом. Мы поможем. Чонгук кивнул, благодарно улыбнувшись Юнги. Но потом он вспомнил, что он только что ненароком подслушал. — Что вы имели в виду, говоря, что почти потеряли его? — повторил он свой вопрос. — Мы чуть не потеряли Тэ, когда он рожал Хан-а, — сказал Чонджэ. — Папа, — Тэ попытался остановить отца, но тот только покачал головой. — Он имеет право знать. Он имеет право знать, что то, что он сделал, едва не стоило тебе жизни, медвежонок, — сказал он. — Что…? — прошептал Чонгук, подъезжая поближе к ним, и останавливаясь напротив кофейного столика, возле диванчика, на котором сидел Тэ. — Врачи тогда не сказали мне, почему он был в таком плохом состоянии, но теперь, когда мы узнали, что вы пара, все это обрело смысл, — сказал Чонджэ. — Мы предполагали, что он просто был в плохом психическом состоянии, после того, как вы расстались, и это сказалось на его здоровье. Но когда омега, у которого есть пара, в одиночку переживает беременность, и рожает без присутствия своего альфы, это очень небезопасно. — Я не понимаю, — спросил Чонгук, нахмурившись. — Они позвали папу в родильное отделение, потому что мне… мне было очень плохо, — прошептал Тэ. — Врачи сказали, что без присутствия альфы я не выживу, но я умолял их не говорить папе, почему. Без него я бы… мы… Тэ сморгнул слезы. — Я не знал, — прошептал Чонгук, чувствуя, как у него кружится голова от новой информации. — Не многие об этом знают, — сказал Чонджэ. — Метки уже не так распространены, как в мое время, и просто состоящая в браке пара, не имеет такой зависимости друг от друга. Ты, наверное, тоже чувствовал все эти годы, будто тебе чего-то не хватает? Чонгук кивнул, но затем покачал головой, показывая отцу Тэ, что тот неправильно его понял. — Я не это имел в виду, — сказал он. — Я не знал, что Тэ был беременным. Я бы никогда не оставил его, если бы знал. Три пары глаз уставились на альфу, который смотрел в пол, играя желваками, пытаясь скрыть, насколько он был расстроен. Но его черные глаза предали его. Когда он поднял голову, они были полны слез. — Это неправда, — сказал Тэ. — Ты знал. Возможно, это был не самый мой умный поступок, но я послал тебе сообщение о своей беременности, потому что боялся твоей реакции, и я оказался прав. Чонгук покачал головой. — Я помню тот день, когда мы поставили друг другу метки, я помню сообщение, — сказал Чонгук. — Я помню этот день, потому что это был день, когда мы… я… — Да. Это был день, когда ты меня прогнал, — добавил Тэ. — Я очень хорошо помню тот день. Ты открыл дверь после того, как ты и твои друзья целый день не отвечали на мои звонки. Ты посмотрел на меня, и я помню, что ты сказал. И прости меня, если я не хочу сейчас повторять эти слова. Ты толкнул меня, и закрыл дверь, и не открывал, даже когда я умолял тебя выслушать меня и дать мне шанс. Чонгук нахмурился, весь его вид выражал попытки вспомнить то, что его разум явно скрывал от него. — Я… помню это только отрывочно, — сказал он немного погодя. — Но я не помню, что ты был беременный. Из моей памяти столько всего пропало, это правда. Я многое просто не помню. — Ты потерял память, — сказал Чонджэ. — Может быть, твой разум по какой-то причине блокирует эти воспоминания. — Моя беременность была причиной того, что ты со мной порвал, — сказал Тэ, отец все еще крепко сжимал его руку, чувствуя, как сильно Тэ расстроен, и какой стресс у него вызывает воспоминание о том болезненном дне. — За несколько дней до этого, ты сказал мне, что не готов иметь детей. Я пытался рассказать тебе, а потом спросил… и я… прости… Тэ встал, вытирая слезы с лица. — Прости, но я больше не могу об этом говорить. Не сейчас. Мне слишком больно об этом вспоминать. И я не хочу, чтобы Ханыль проснулся и случайно услышал все это, что его Чонгуки-аппа, которого он так любит, не хотел его, и оттолкнул нас, — сказал Тэ, больше не сдерживая слез. — Я хочу этого, Чонгук… Гуки. Я хочу, чтобы у нас все получилось, как я хотел и тогда тоже. И я знаю, что это, вероятно, очень глупо, и причинит боль нам обоим, причинит боль Ханылю, и что мы еще пожалеем об этом. Но мне надоело все время жить прошлым, страдать, и помнить только боль, а не все те счастливые и хорошие моменты, которые у нас были. Встречу с тобой, влюбленность в тебя, встречу с твоими друзьями, то, как мы строили планы на будущее, мечтали вместе, — всхлипнул он. Юнги при этом поднялся, и обнял его, чтобы утешить. — Я могу простить тебя, и я хочу быть с тобой сейчас, и в будущем, и… прости… но я не могу это сделать прямо сейчас… мне нужно побыть одному. Тэ медленно выскользнул из объятий Юнги и скрылся в спальне, закрыв за собой дверь. И до троих оставшихся в гостиной мужчин донеслись его рыдания. Чонгук сначала уставился на дверь, не зная, будет ли лучше последовать за Тэ, или дать ему побыть одному. Он беспомощно посмотрел на Юнги и Чонджэ, они оба выглядели грустными и обеспокоенными, но на их лицах не было злости, как можно было ожидать. Они волновались за Тэ и Ханыля, и за него тоже. — Чонгук, — сказал Чонджэ. — Просто прими к сведению, что у меня есть большой ящик с инструментами, и мне не составит труда забраться сюда ночью и ослабить несколько винтиков на твоем инвалидном кресле, если ты вдруг вздумаешь навредить моим сыновьям и внуку. Чонгук покачал головой, наблюдая за тем, как старший альфа встал, и сняв со спинки стула куртку, надел ее. — До свидания. Тебя подвезти, Юнги-а, или твоя машина уже на ходу? Юнги покачал головой. — Нет, но я задержусь ненадолго. Так будет лучше. Я возьму такси позже, или попрошу Тэ отвезти меня, — он грустно улыбнулся, глядя вслед уходящему альфе, которого считал своим отцом. Он понимал, что обоим Кимам сейчас нужно побыть наедине с самими собой. Омега подошел к буфету, взял два стакана и бутылку дорогого виски, ведя себя так, будто был у себя дома. Он наполнил стаканы, и протянул один из них Чонгуку, который смотрел на янтарную жидкость, понимая, что ему нельзя пить из-за лекарств, которые он принимал. Он поднял глаза на мужчину, который уселся рядом с ним. — А теперь расскажи мне все, что ты помнишь о том дне, — сказал он, ожидающе посмотрев на Чонгука. — Я говорил Тэ и папе, что что-то тут не так, и я не могу избавиться от ощущения, что это связано с твоей потерей памяти.