Падение / Falling

Тэ, побледнев, во все глаза уставился на своего сына, а потом перевел взгляд на Чонгука, и обратно на сына. Что он может на это ответить? Ему никогда, даже на секунду, не приходило в голову, что Ханыль может просто задать этот вопрос. Он не думал, что его сын сможет так быстро обо всем догадаться. Думай, Тэ. Придумай что-нибудь, скажи что-нибудь, чтобы уйти от вопроса. Отвлеки его десертом или фильмом. Можно сходить в кино на выходных с его отцом, и может быть, с Юнги, Ханылю бы это понравилось. Можно приготовить его любимый торт в воскресенье, как десерт к семейному обеду, и позволить ему помочь украсить его. Можно отправиться с ним завтра на реку Хан, и покормить утят. Сходить в Lotte World. Или в торговый центр. Пригласить его лучшего друга из детского сада на ночевку. Навестить Намджуна, Чимина и Хару, ему ведь так нравился их малыш, он так нежно касался его мягких волос, с полными удивления глазами, и расспрашивал о том, когда он сам был в животе своего папы. Тэ сглотнул. — Что? — прошептал Чонгук, прежде чем Тэ успел что-либо сказать. — Ханыль-а, почему ты спрашиваешь об этом? Это… — Да, это он, — Тэ перебил Чонгука, глядя ему прямо в глаза, когда тот шокировано посмотрел на омегу. — Ты прав, Хан-а, Чонгук — твой альфа-аппа. Ханыль кивнул, продолжая жевать, и глядя то на одного, то на другого мужчину. — Почему тогда его раньше тут не было? — Он… — начал Тэхён, не зная, как объяснить это своему сыну, не причинив ему вреда. — Твой папа и я были влюблены друг в друга еще до того, как ты родился, — объяснил ему Чонгук, его руки нервно подрагивали, а произношение становилось все более невнятным. — Но мы поссорились, и потеряли контакт. Тэ чувствовал настоятельное желание протянуть руку и успокаивающе погладить Чонгука, который нервно крутил палочки для еды дрожащими руками. Он не только слышал, насколько расстроен был Чонгук, но и чувствовал запах страдания и паники, которая поднималась в нем. Но вместо этого, он только мягко улыбнулся и утвердительно кивнул. Мальчик снова кивнул, положив в рот еще один кусочек еды, пережевывая его, и выглядя так, будто он глубоко задумался. — Вы собираетесь пожениться? Как дядя Джуни и дядя Чимини? Тэ еще сильнее выпучил на него глаза, и усмехнулся. — Нет, зайчонок, мы не собираемся жениться. Чонгук… только друг? — он произнес последнее слово неуверенно, как будто и сам точно не знал, кем ему вообще был Чонгук, или может однажды стать. — Он останется с нами на несколько дней, пока не найдет место получше, понимаешь? — Но. Это и так самое лучшее место, — проговорил Ханыль, опустив палочки для еды, и аккуратно, идеально ровно, положив их на тарелку. — Может он остаться у нас? — попросил он. — Ханыль, — сказал Тэ чуть более суровым, хотя все еще мягким голосом, но запнулся, увидев, как надулся его сын. — Знаешь что? Почему бы мне не принести тот торт, что дядя Котик дал нам с собой. Чтобы ты мог поесть что-нибудь сладкое на десерт, как Чонгук предложил раньше. Ханыль на мгновение задумался над словами отца, а потом кивнул. — Хорошо, — сказал он. — Но ты должен очень быстро за ним сбегать! Я холоден. — Голоден, — поправил его Тэ. — И да, я побегу. «Я побегу, потому что не хочу, чтобы мой сын был здесь один с моим бывшим», — подумал он, вставая, и в последний момент сдерживая себя от прикосновения к плечу Чонгука, когда проходил мимо него. Он чувствовал, что альфа все еще нервничает, глядя на маленького мальчика, который весело ему улыбался. — Дядя Котик делает самые лучшие торты на свете, — пояснил свое нетерпение Ханыль. — Он такой классный. — Я тебя слышу, — крикнул Тэ из-за двери. — Твои торты мне тоже нравятся, — пробормотал Ханыль. — Но мне больше нравятся твои кексы и пирожные на палочках. — Дядя Котик? — почти незаметно усмехнувшись, спросил Чонгук. — Это мило. Ханыль кивнул. — Ты знаешь дядю Котика? — Я не уверен, — сказал Чонгук, пытаясь дотянуться до стола, чтобы сложить тарелки одну на другую. — Это Юнги? Ханыль взволнованно кивнул. — Только мне можно называть его дядя Котик, потому что он похож на котенка, а я очень люблю котят, — пояснил он, помогая Чонгуку нести тарелки на кухню. — Но его все так называют, и он грозится всех убить. Но он этого не сделает, потому что дядя Котик — очень хороший котенок. Чонгук улыбнулся и вздохнул, когда не смог дотянуться до верхней полки с тарелками, но по крайней мере, он смог достать вилки для торта, который Тэ должен был вскоре принести, и улыбнулся, когда Ханыль открыл посудомоечную машину, обнаружив там чистые тарелки. Вернувшись в столовую, Ханыль расставил тарелки на столе, закончив как раз к тому времени, когда Тэ вернулся с коробкой, которую передал им Юнги. — Ладно, — начал он, и остановился, когда увидел на столе тарелки и вилки. — Оу, вы двое так быстро справились. Давайте посмотрим, что твой дядя приготовил для нас. Он поставил коробку на стол и открыл ее. — Тут два кусочка шоколадного торта с грушами, — сказал Ханыль, забравшись с ногами на стул, и заглядывая в коробку, он издал такой звук, будто его сейчас вырвет. — Это мой любимый торт, Хан-а. Тут еще несколько кексов с лесным орехом, сливочным кремом с черникой, и с ванильным кремом с фисташками. Это чизкейк с ежевикой, он настолько хорош, что может вызвать привыкание, а еще пакетик с печеньем, и несколько пирожных на палочках. — Тэ посмотрел на своего сына. — Хан-а, что бы ты хотел попробовать в первую очередь? — Пирожные на палочках! — радостно завопил мальчик, протянув к ним обе руки. Чонгук почувствовал, как по его груди растекается тепло, от вида восторженного маленького мальчика, который снова уселся на стул, когда получил красивое, светло-фиолетовое пирожное, украшенное крошечной бабочкой. Он думал, что Ханыль немедленно съест его, но он только смотрел на него широко раскрытыми глазами и словно чего-то ждал. Чонгуку снова показалось, что он смотрит на самого себя, и ему хотелось одновременно и смеяться, и плакать, глядя на мальчика, сидящего перед ним. — А ты, — услышал он голос Тэ, вернувший его в реальность. — Оу, — произнес он. — Могу я попробовать кусочек шоколадного торта с грушей? Или ты хочешь оба? Тэ посмотрел на него, и Чонгук подумал, что он размышляет над тем, хочет ли он оба куска торта для себя, или над тем, не лучше ли поделиться с ним. Но Тэ думал совсем о другом. Он очень хотел ненавидеть альфу, который сидел за его столом, альфу, который сломал его и причинил ему столько боли, из-за которого он чуть не потерял жизнь, и которому было наплевать на него тогда. Но альфа сидящий перед ним сейчас выглядел так, будто время остановилось, и он вернулся на пять лет назад, снова встретив нежного альфу с глазами, в которых сверкали звезды, такого доброго и милого, что у него просто не было другого выбора, кроме как влюбиться. Это не был альфа, который брал, но тот, который отдавал первым, и ничего не ожидал получить взамен. Раньше… Он сглотнул, ненавидя себя за то, что к его глазам непроизвольно подступили слезы, и коротко кивнул. — Буду рад поделиться, — честно сказал он. — Это очень вкусно, Юнги просто превзошел себя с этим рецептом. Мы даже выставили его на конкурс, и я уверен, что Юнги выиграет. Ты все еще любишь шоколад? Чонгук кивнул, у него уже потекли слюнки при виде сочного на вид кусочка торта. Честно говоря, торт не выглядел, как что-то очень особенное, это был просто шоколадный торт с кусочками груши, и какой-то начинкой. Но его текстура была одновременно и мягкой, и плотной, и как только Тэ поставил перед ним тарелку, он уловил восхитительный запах, в котором смешивались интенсивный аромат горького шоколада, груши, и чего-то еще. Он закрыл глаза, вдыхая аромат, а когда открыл, увидел Тэ, сидящего на стуле напротив, и наблюдающего за ним с намеком на легкую улыбку. — Попробуй, — сказал он, откусывая кусочек, и мыча от удовольствия, прикрыв глаза. Чонгук не стал больше ждать, и сунул первый кусочек в рот, медленно пережевывая, чтобы оценить вкус, наполнивший его рот. Его глаза тут же расширились. — Это… — прошептал он, проглотив, при этом между бровями у него залегла глубокая складка, как будто он сердился. А когда Тэ посмотрел на Ханыля, то увидел точно такое же выражение лица и у мальчика, евшего пирожное. — Просто, вау! — Я знаю. — согласился Тэ. — Юнги просто гений, когда дело доходит до вкусовых сочетаний. Чонгук кивнул и откусил еще кусочек. — Я помню, что ты тоже был весьма неплох, — сказал он, заставив Тэ приподнять брови. — Тот чизкейк, который ты приготовил тем летом? Там была клубника, и еще что-то. Это было так вкусно. Тэ на мгновение задумался. — Шоколадные чизкейки с клубникой, — ответил он, нахмурившись. — Я помню. Но я удивлен, что ты это помнишь. Чонгук глянул на него, одновременно подталкивая коробку поближе к Ханылю, который пытался дотянуться за еще одним пирожным, после того как вопросительно посмотрел на своего омегу-отца, согласно кивнувшего ему. — Да, — ответил Чонгук. — У меня есть пробелы в памяти. Я не помню всего. Особенно того, что связано с несчастным случаем, эти события как бы размыты у меня в голове. Но я помню… я помню нас. Тэ кивнул. Медленно. Он посмотрел на альфу, задержав взгляд еще только на секунду, и после этого избегал смотреть на него до самого конца вечера. Значит, Чонгук помнил. Помнил, что он разбил ему сердце и душу. После того, как они доели свой десерт, Чонгук извинился и отправился в ванную, умывшись так быстро, как только смог, а затем лег спать, в то время как Тэ вместе с Ханылем смотрели мультфильмы, пока мальчик не сказал, что он хочет, чтобы тот почитал ему сказку в кровати. Тэ погнался за сыном в ванную, обнаружив, что Чонгук оставил ее после себя в полном порядке, даже полотенце, которое до этого небрежно лежало возле раковины, теперь было аккуратно сложено. Он наблюдал за тем, как Ханыль чистил зубы, все еще витая глубоко в своих мыслях, потом помог ему переодеться в пижаму, и отнес его на спине в спальню, удобно устроившись с ним на кровати. Потом он вопросительно посмотрел на своего сына. — Какую сказку ты хочешь послушать? — спросил он, заранее зная ответ. Взгляд, которым одарил его Ханыль, заставил его усмехнуться, и он взял с тумбочки потрепанную книгу, открывая страницу на том месте, где они остановились прошлой ночью. — Готов? — спросил он у Ханыля. Тот кивнул в ответ, и прислонился головой к плечу своего омеги отца. — Тогда начнем. — Тэ прочистил горло и начал читать: — Обыкновенная принцесса перестала стыдиться себя, и хихикнула. — Нельзя шлепать королевское высочество, — сказала она. — Почему нет? — сказал Перегрин с таким видом, будто он мог это сделать прямо сейчас. Но обыкновенная принцесса подергала его за рукав своей маленькой рукой, измазанной в ежевике, и сказала: — Но это не моя вина, Перри! Я не могу не быть принцессой. В любом случае, все это не имеет никакого значения. Разве не так? — с тревогой добавила она. — Нет, — ответил Перегрин, мило улыбнувшись ей. — Для меня это не будет иметь никакого значения. А что насчет тебя? Ты ведь королевское высочество, а я… всего лишь мастер на все руки. — Какое это имеет значение? Ты нравился бы мне ничуть не меньше, если бы даже оказался… угольщиком! — горячо возразила Обыкновенная принцесса. — Именно так! Тэ заметил, что Ханыль пошевелился рядом с ним, все еще прижимаясь головой к его руке, и держась за его рукав. — Что такое, зайчонок? — спросил он. — Почему это имеет значение? Я не понимаю, — прошептал Ханыль. — Какая разница, кто они? Тэ пожал плечами. — Потому что люди глупы, — ответил он, и Ханыль поднял голову, внимательно посмотрев на него. — Они смотрят на твой внешний вид, на то, чем ты зарабатываешь на жизнь, сколько у тебя денег, и где ты живешь. Для многих людей это важнее того, что у тебя в голове, — сказал он, проведя пальцем по лбу Ханыля, а затем по его груди. — Или в сердце. — Это так глупо, — сказал Ханыль. — Да, — согласился с ним Тэ. — Как Чонгуки, — прошептал Ханыль, и Тэ сразу понял, что имеет в виду его сын, даже не спрашивая его. Инвалидная коляска. Проблемы с речью. Ханыль был чутким ребенком, чем Тэ очень гордился, потому что его сын всегда был добрым и нежным, всегда предлагал помочь, и беспокоился о других людях, даже незнакомых ему. — Да, как Чонгуки, — кивнул он. — С ним случилось несчастье, и теперь у него проблемы, которых у него не было раньше. Ханыль кивнул, поджав губы, и Тэ понял, что мальчик пытался осознать эту новую для него информацию, что кто-то может так внезапно столкнуться с проблемами, и забеспокоился, что ненароком напугал его. — А где его друзья? — спросил мальчик немного погодя. Это был вопрос, которого Тэ не ожидал, и на который у него не было ответа, потому что он и сам был не прочь его задать. Где друзья Чонгука? *~*~*~*~*~*~*~*~*~* — Как у тебя дела? — спросил его лучший друг, когда двумя днями позже двое омег стояли на кухне Тэ, вместе готовя воскресный обед. Тэ кивнул и продолжил нарезать овощи соломкой. — Я в порядке. Наверное, — ответил он, задумавшись на несколько секунд. — Это так странно. Юнги прислонился к кухонному столу, держа бутылку соджу в руке, и немного склонив голову набок. — Ты же знаешь, что можешь быть со мной откровенен? — Я знаю, — вздохнул Тэ, опуская нож. — Это так странно. Очень странно. Вчера он почти не выходил из спальни, только в ванную и на ужин. Я слышал, как он звонил кому-то, и когда заглянул проверить его, он выглядел так, будто только что плакал. Не знаю, Юнги, я не должен его жалеть, но… — Но твое глупое сердце не дает тебе покоя, — мягко улыбнулся Юнги. — Я так и знал. Юнги поставил бутылку на стол, и сделав шаг к другу, заключил его в успокаивающие объятия. Тэ сразу почувствовал, как его окутывает знакомый запах его лучшего друга, запах его семьи, и закрыл глаза, наслаждаясь моментом. — Можешь назвать меня идиотом, — прошептал он Юнги в плечо. — Мы это уже давно установили, — сказал Юнги, целуя Тэ в голову. — Он все еще ищет какое-нибудь другое жилье? Тэ кивнул и отступил назад, возвращаясь к овощам. — Да, но сейчас в городе проводится куча всяких выставок и ярмарок, и такое впечатление, что все отели просто забиты людьми. К тому же многие отели даже не оборудованы для людей с ограниченными возможностями. Ханыль сказал, что это очень глупо, и я с ним согласен. Это просто чертовски глупо. Я хотел бы как-то ему помочь, но не знаю, как. — Ты позволил ему оставаться здесь, что еще ты можешь для него сделать, Тэтэ? — спросил Юнги, проверяя пекущийся в духовке хлеб, наполнивший всю квартиру вкусными запахами дома. Тэ пожал плечами. — Просто… я не знаю. Почему он такой милый? Почему он так похож на альфу, в которого я… — Влюбился? Тэ кивнул. — Я хочу ненавидеть его, Юнги. Я не хочу испытывать к нему жалость, сочувствие или еще что-либо. Гораздо разумнее было бы просто вышвырнуть его тогда из UGH, чтобы он спал на чертовой скамейке в парке, а вместо этого, идиот в моем лице, предложил ему остаться здесь. Ух! — Я тебе уже говорил. У тебя слишком большое сердце, — сказал Юнги, закрывая дверцу духовки. — Еще тринадцать минут, и будет готово. Тэ, одетый в широкую белую футболку и брюки цвета хаки, с волосами, убранными со лба назад широкой резинкой, только удивленно поднял брови. — Как ты это делаешь? Почему не десять, или пятнадцать минут? Почему именно тринадцать? Юнги только небрежно пожал плечами, делая еще один глоток фруктового соджу. — Я гений, что я могу сказать? Тэ рассмеялся. — Ты мое наказание, дядя Котик. Юнги закатил глаза. — Это прозвище, — вздохнул он. — Твой сын — вот кто настоящее наказание. — Честно говоря, я боюсь даже представить, какое прозвище он придумает для Чонгука, — сказал Тэ, ставя тарелку с нарезанными овощами на стол рядом с плитой. — Папочка? Аппа? Папа? — в шутку предположил Юнги, не сразу заметив, как Тэ замер. — Тэ? Что случилось? Тэ глубоко вздохнул. — Ханыль знает. Юнги уставился на него. И так и смотрел, пытаясь осознать его слова. — Он… что? — Он догадался об этом в первый же вечер, — простонал Тэ. — И спросил нас во время ужина, не является ли Чонгук его альфа-аппой. — И ты, идиот, подтвердил это? Тэ! — А что, по-твоему, мы должны были делать? Солгать? Ханылю? Если бы он узнал об этом позже, он бы никогда мне этого не простил, Юнги. Он очень смышленый мальчик, и о многом догадывается, — вздохнул Тэ. — Серьезно, Юнги, только посмотри на них. Как будто кто-то уменьшил Чонгука, и назвал его Ханылем. Они даже двигаются одинаково, это так жутко. Я не хотел замечать это раньше, но я всегда это знал. Я знал, но что я мог с этим поделать? Попытаться научить моего маленького зайчонка двигаться по-другому? — голос Тэ задрожал. — Юнги, мне так больно. Все эти годы мне было так больно смотреть на Хан-а и видеть в нем Чонгука. Что я за отец такой? Юнги снова обнял его. Он сам научился ценить физический контакт только после того, как семья Кимов практически усыновила его. До этого он воспринимал физический контакт совершенно по-другому. Как необходимость. Или боль. Но никогда так, как сейчас. Никогда, как тепло, уют и любовь. — Самый лучший, — прошептал он, прижимая друга к себе, и заметив, что Тэ тихо плачет ему в плечо. — Ты самый лучший отец, о котором Хан-а, мог только мечтать. Но ты также и человек, со своими эмоциями, а этот ублюдок причинил тебе боль. Тебе позволено так себя чувствовать. — Но… — вздохнул Тэ. — Он мой ребенок. — И ты любишь его. Это не вид Хан-а, твоего ребенка, причиняет тебе боль. Его вид просто напоминает тебе, через что ты прошел. Ты… — Дядя Котик! — закричал Ханыль из гостиной, перебивая их. — Мы поговорим об этом позже, хорошо? — сказал Юнги, пока Тэ вытирал слезы. — Что случилось, зайчонок? — прокричал он в ответ. — Можно мне завести щенка? Тэ закатил глаза. — Я ведь уже говорил, что нет! — крикнул он. — Я спрашиваю дядю Котика! — Который здесь не живет! — Чонгуки-аппа! — крикнул Ханыль. — А вот и его прозвище… — вздохнул Юнги. — Сколько ты поставишь на то, что он сейчас спросит это у Чонгука, потому что он живет здесь? — Я точно проиграю это пари. — Да. Юнги направился в гостиную, чтобы отвлечь Ханыля, но Тэ остановил его, сказав: — Юнги? Старший омега обернулся и посмотрел на своего друга, в который раз уже любуясь его нереальной красотой, которой он когда-то завидовал, прежде чем понял, что очень искусный и талантливый студент-кондитер не только великолепно выглядит, но еще и самый лучший друг, которого он когда-либо мог желать. — Что, малыш? — Я тебя люблю. Юнги закатил глаза и продолжил свой путь в гостиную. — Ответь мне! — рассмеялся Тэ позади него. — Да пошел ты! — крикнул Юнги в ответ. — Дядя Котик сказал плохое слово, — заявил Ханыль, поднимая взгляд от своей раскраски. — Определенно, — сказал Юнги, садясь рядом с ним на диван, и внимательно наблюдая за тем, как мальчик старательно закрашивает участки картинки акварельными красками. — Дядя Намджун сказал, что у них есть потеющая банка, и что он разбогатеет, потому что дядя Чимини много потеет. Юнги с трудом сдерживал смех, прикрывая рот рукой. — Ругательная банка, — поправил сына Тэ. — А не потеющая. — Мне не помешала бы банка для пота, — сказал Чонгук, появляясь из спальни. — Я так много потею. — Привет, — сказал Юнги. — Прости, я не хочу показаться грубым. Тэ только фыркнул, заработав этим обещающий скорую смерть взгляд друга. — Но ты сказал, что ты много ругаешься или потеешь? — Потеет, — ответил за Чонгука Тэ, а тот удивленно посмотрел на него. — У тебя проблемы с произношением твердых согласных. Но не со звуком «Р». Чонгук кивнул ему, еле заметно улыбнувшись, будто ему было приятно, что кто-то обратил на это внимание. — Просто восхитительно пахнет, — сказал он. — Это хлеб? Юнги кивнул. — Это новый рецепт Юнги, чиабатта с оливками и беконом. Очень вкусно, — пояснил Тэ. Чонгук кивнул, сложив руки на коленях. — Папа готовит гальби джим, — сказал Тэ. — Попробовав их, можно подумать, что попал в рай. Альфа улыбнулся, но все еще выглядел неуверенно, теребя ногтем кутикулу на пальце, и закусывая нижнюю губу. Спустя несколько минут повисшего между ними молчания, Юнги поднялся, заявив: — Пойду, достану хлеб из духовки. Тэ кивнул, все еще глядя на Чонгука. — У тебя все нормально? — спросил он, снова внутренне укоряя себя за беспокойство о нем. Чонгук кивнул. — Немного нервничаю. Твой папа знает, кто я? — Да, — сказал Тэ. — Но я не сказал ему, что ты здесь. Он знает только то, что у меня гость. Чонгук поджал губы. — Мне не следует есть вместе с вами, — прошептал он. — Я просто побуду в спальне. — Не говори ерунды, — прошипел Тэ, заставив Ханыля поднять голову и посмотреть на него. — Это все еще мой дом, а не дом моего отца. Ты здесь гость, а не… ну ты меня понимаешь. Чонгук кивнул. — Я бы предпочел не влезать в ваши отношения, — сказал он, смущаясь от того, что его речь с каждым словом становилась все неразборчивее. — Я не смогу нормально себя вести, если останусь здесь. Он начал было поворачивать коляску в сторону спальни, но остановился, когда Тэ подошел ближе, ухватившись за ручку на спинке кресла. — Сможешь, черт тебя побери, — прошипел он. — Папочка! — раздался голос Ханыля. — Не сейчас, Хан-а, — сказал Тэ. — Послушай… — Но, папа, я устроил беспорядок. Тэ повернулся, чтобы посмотреть, что произошло, и увидел опрокинутый стакан с водой, которую Ханыль использовал для ополаскивания кисточки. Грязная жидкость уже испачкала футболку Ханыля и капала со стола на деревянный пол. — Черт, — сказал он, поднимая Ханыля, и совершенно не заботясь о том, что его собственная рубашка тоже испачкалась. — Мы поговорим об этом позже, но ты не можешь прятаться в спальне. Чонгук посмотрел на него с таким выражением на лице, которое ясно говорило, что он вполне мог бы это сделать, но сдался, не желая пререкаться. Он опустил голову, снова сложив руки на коленях, и нервно теребя пальцами ногти. — Мы пойдем быстро переоденемся, — сказал Тэ, и Ханыль обнял его за шею. Они отправились в его комнату, где Тэ достал из шкафа чистую футболку и помог сыну переодеться. В тот момент, когда он хотел зайти в спальню, чтобы и самому переодеться, он услышал, как в двери поворачивается ключ, и заметил, что Чонгук замер на месте. Услышав голос отца с кухни, когда тот поздоровался с Юнги, он решил подождать с переодеванием, а затем увидел, как в гостиную заходит человек, который его вырастил. Ханыль уже висел на нем, обнимая дедушку за ногу. — Эй, медвежонок, — сказал Чонджэ с нежностью, переводя взгляд с сына на незнакомца в инвалидной коляске, желая немного смутить Тэ, когда воспользовался этим прозвищем. Но он сразу нахмурился, когда увидел инвалидную коляску. Тэ, стоящий позади Чонгука, увидел, как напряглись его плечи, поэтому он положил руку на плечо альфы. Он первый раз коснулся Чонгука, и от этого прикосновения, по его телу прошла волна электричества, и у него на мгновение перехватило дыхание. Это была совершенно неожиданная реакция. — Папа, — сказал Тэ, потирая руки о штанины. — Это Чон Чонгук. Гук, это мой папа, Ким Чонджэ. Чонгук слегка поклонился, насколько возможно в сидячем положении, но не смог заставить себя улыбнуться под холодным, оценивающим взглядом старшего мужчины. — Чонджэ-ши, — сказал он, довольный тем, что смог произнести имя правильно, и не выставить себя в дурном свете. Он сглотнул, тревожно ожидая, что скажет старший Ким, ведь Тэ говорил, что его отец знает его имя. Чонджэ уставился на мужчину в инвалидной коляске, который выглядел намного моложе, чем он ожидал. С почти невинным, детским лицом, большими глазами и гладкой кожей. Он знал его имя, и знал, что этот человек был причиной того, что он чуть не потерял последнего члена своей семьи. Он сжал руки в кулаки, его темные глаза сузились, и если бы Тэ не знал его так хорошо, можно было бы подумать, что они стали еще темнее. — Он… кто? — Это Чонгуки-аппа, — сказал Ханыль, все еще висящий у него на ноге, заставив Кима Чонджэ тихо зарычать.