Падение / Falling

Боль и тревога, которые Тэ ощущал всем своим существом, когда он отправился в гостиницу немного позже, вызывали у него тошноту, и как только он разделся, и стал под душ, он не смог больше сдерживать слезы. Он никогда не думал, что снова увидит Чонгука, и если бы это случилось, он был уверен, что Чонгук бы проигнорировал его, и он снова испытал боль. И вот он здесь. И испытывает боль совсем по-другой причине, будто это он упал со скалы, прыгнул из-за глупого спора, устроенного друзьями Чонгука, будто это его спина и кости были сломаны, будто это его тело было безжалостно превращено из воплощенного совершенства в… это. Он так много раз проклинал Чонгука за последние годы, столько раз плакал на груди у своего отца или друзей, не в силах справиться с болью, столько раз он желал смерти и страданий Чонгуку, что вдруг почувствовал себя виноватым. Что, если все его проклятия, вся ненависть, которую он пытался чувствовать, каким-то образом повлияли на нынешнюю ситуацию? Что если судьба и карма действительно существовали, и теперь Чонгук был на смертном одре, и это было по его вине? Тэ опустился на колени в душе, свернулся в клубок, и зарыдал еще сильнее. Он рыдал до тех пор, пока вода не остыла и он не начал дрожать. Все еще напряженный, он медленно выбрался из душевой кабины и завернулся в колючий банный халат, который казался совершенно неподходящим для его чувствительной кожи, сделав мысленную пометку, что ему нужно будет купить необходимые туалетные принадлежности и смену одежды. Он задумался над тем, нужно ли ему купить шампунь и гель для душа и для Чонгука, или больница предоставит ему все необходимое, пока он находится под их опекой. Или, возможно, ему нужно будет что-то еще. А что насчет отеля, в котором он остановился? Он ведь жил в Сеуле, значит должен был остановиться в отеле. Когда он вернется завтра в больницу, ему нужно будет обо всем этом разузнать и, возможно, позаботиться об этом. Завтра. Завтра он должен был провести время с Ханылем, должен был весь день печь и пререкаться с Юнги, приготовить для них ужин, и посмотреть вместе фильм. Он должен был пойти в магазин за продуктами, постараться удержать Ханыля от покупки сладостей, должен был закатывать глаза на флиртующих альф, и просто… он должен был просто жить. Он должен был продолжать жить своей счастливой жизнью и не беспокоиться о жизни того, кого он знал раньше, того, кого он не хотел больше видеть рядом с собой. Он упал на удивительно удобную кровать и посмотрел на свой телефон, читая сообщения, которые прислал ему отец, беспокоясь и не понимая, что происходит. Тэ знал, что должен объясниться, и что нельзя было это больше откладывать, поэтому со вздохом набрал номер отца. — Тэ? — отец почти сразу ответил на звонок. — Что происходит? У тебя все нормально? Тэ улыбнулся, услышав теплый голос отца, но ему стало грустно от беспокойства, звучащего в его голосе. — Я в порядке, папа, — ответил Тэ, пытаясь скрыть слезы. — Но это… это сложно. — Тэ, — сказал отец, и Тэ услышал шуршание бумаг, понимая, что тот работал над сценарием, который ему нужно было закончить. — Я знаю тебя с момента твоего зачатия. Что случилось? Тэ вздохнул. — Иногда мне хочется, чтобы ты не знал меня так хорошо, — прошептал он, переворачиваясь на спину и вытирая слезы. — Это… Чонгук. Отец молчал. В телефоне повисла мертвая тишина. Затем он сказал: — Чонгук. Чон Чонгук. Мудак альфа, который… — Да, он, — ответил Тэ, мысленно приготовившись к выговору, который теперь наверняка за этим последует. Но отец снова замолчал на мгновение, а затем Тэ услышал глубокий вздох. — Клянусь богом, если он попытается… — Произошел несчастный случай, и он в плохом состоянии, — сказал Тэ, заметив, что его голос снова начал дрожать. — Он… он в коме, и врачи не знают, проснется ли он когда-нибудь. — Хорошо. — Папа, — сказал Тэ со стоном. — У него… у него никого нет. Я все еще его экстренный контакт даже спустя столько… боже, что я здесь делаю? — Честно говоря, я понятия не имею. Где ты, черт возьми, вообще находишься? — Надеюсь, Ханыль спит, — Тэ цокнул языком на ругательства, сорвавшиеся с языка его отца. — Пусан. — Ты… и да, Ханыль спит, но он скучает по тебе и спрашивал, где ты. Я пытался отвлекать его, но Тэ, он слишком умный ребенок. Ты просто смотришь на него, и понимаешь, что он знает, что что-то не так. Ты должен позвонить ему завтра утром и сообщить, что с тобой все в порядке, — посоветовал ему отец. — Ты проделал такой долгий путь до Пусана только ради этого куска дерьма? — Я не знаю, зачем я это сделал, но теперь я здесь, — ответил Тэ. — Я позвоню утром, обещаю. Я собираюсь остаться здесь на несколько дней. Врач сказал мне, что они попытаются перевезти его в Сеул как можно скорее. — Ты ничем ему не обязан, ТэТэ, — продолжил Ким Чонджэ спокойным и успокаивающим голосом. — Я ничем ему не обязан, и в то же время обязан ему всем, — прошептал Тэ. — Без него у меня не было бы… — Без него, ты бы не плакал неделями. Без него ты бы не был на грани смерти. Без него у тебя не было бы… — Без него у меня не было бы Ханыля. Чонджэ вздохнул. — Ты взрослый человек, я верю, что ты знаешь, что делаешь, но если этот придурок снова причинит тебе боль, я сам приду и отключу ему систему жизнеобеспечения. Наверное мы воспитали тебя слишком хорошим, твое сердце слишком велико, если в нем есть место и для Дургука. Тэ усмехнулся. — Я уверен, что ты так и сделал бы, — сказал он, не обращая внимания на то, что отец намекнул, что у него до сих пор остались чувства к Чонгуку. — Я люблю тебя, аппа. Поцелуй от меня Ханыля, ладно? — Я передам ему твои поцелуи, ТэТэ, — ответил отец. — И я тоже тебя люблю, медвежонок. Позвони нам завтра, хорошо? — Я позвоню, — пообещал он. Тэ улыбнулся и закончил разговор, позволив телефону упасть на матрас рядом с ним, и уставившись в потолок. Отец был прав. Он ничем не обязан Чонгуку. Кроме самого главного в его жизни. Снова взяв телефон, он посмотрел на экран блокировки и не мог сдержать улыбку, глядя на милое личико любви всей его жизни, маленького мальчика, играющего очками своего отца. Ким Ханыль. Его сын. Сын Чонгука. *~*~*~*~*~*~*~*~*~* На следующее утро Тэ быстро позавтракал на ходу, и отправился в ближайший крупный магазин, где купил пачку недорогих футболок, нижнего белья, носков, и необходимые туалетные принадлежности на ближайшие дни. Ему совершенно не понравилось то, что ему нечем было даже побриться утром и пришлось пользоваться стандартным набором предлагаемых гостиницей туалетных принадлежностей. Добравшись до машины, и поставив пакеты с покупками на заднее сиденье, он вытащил телефон и позвонил отцу. И снова на звонок ответили буквально через два гудка, но это был не низкий голос его отца, а смущенный голосок, сказавший: — Ким Ханыль? Сердце Тэ сразу же наполнилось в равной степени теплом и болью от тоски, которую он чувствовал, когда был далеко от своего сына, и он улыбнулся про себя. — Здравствуйте, мистер Ким, — сказал Тэ, пытаясь говорить серьезно. — Я говорю с Ким Ханылем, самым милым мальчиком во всем мире? Он услышал, как мальчик хихикнул. — Папочка! — рассмеялся Ханыль. — Ты такой глупый. — Кто? Я? — Я не милый, — ответил мальчик, все еще хихикая. — Хм, это странно. Я помню своего любимого сына очень милым. Должно быть, я разговариваю не с тем Ким Ханылем. — Папа, у тебя только один сын, — сказал Ханыль тоном, который не оставлял сомнений в том, что он подумал, что его отец сошел с ума. — О, верно, — засмеялся Тэ. — Хан-а, ты слушаешься дедушку? — Всегда, — последовал ответ. — Дедушка сказал, что дядя Котик заберет меня сегодня? Тэ постарался сдержать смех, услышав имя, которым Ханыль называл Юнги с тех пор, как научился говорить. — Да. Ты рад? Дядя Котик очень рад возможности провести с тобой время. На какое-то мгновение повисла тишина, а затем Тэ услышал тихое «Да», прозвучавшее так, будто Ханыль тихонько всхлипнул. — Ханыль, что случилось? — спросил Тэ, уже зная ответ. — Когда ты приедешь домой, папа? — Я… я не знаю, зайчик, — честно ответил он. — Думаю, что через несколько дней. Кое-кто… один друг очень болен и ему нужна моя помощь. — О, он ранен? — Да. И ему очень, очень больно, и он совсем один, — сказал Тэ. — Я так по тебе скучаю, зайчик. Я обещаю, что буду звонить тебе по крайней мере два раза в день, и приеду домой, как только смогу, и когда я приеду, мы с тобой поедем в Lotte World, хорошо? Ханыль, казалось, какое-то мгновение обдумывал его слова. — Хорошо, — сказал он немного погодя. — Ты поцелуешь его? Тэ округлил глаза от удивления. — Что? Зачем… зачем мне это делать? — Когда у меня что-то болит, ты целуешь меня и говоришь, что так я быстрее поправлюсь. Я думаю, тебе надо поцеловать его, чтобы он поскорее поправился, и ты смог вернуться домой. Его красивый, заботливый, чудесный сын, который был так, может быть, даже слишком, похож на него самого. — Дедушка говорит, что нам пора идти к дяде Джэ, — сказал Ханыль, напоминая, что ему пора идти в детский сад. — Я люблю тебя, папочка. — Я тоже тебя люблю, зайчик, — сказал Тэ. — Я позвоню тебе вечером. — Пока, папа! — закричал Ханыль и повесил трубку, не дожидаясь его ответа. Тэ улыбнулся. Но улыбка не коснулась его глаз, наполненных слезами. Он так скучал по дому и сыну, хотя прошел всего один день, и он не знал, как он справится с тем, что ему придется быть так далеко, и неизвестно, как долго. Он вышел из машины, запер ее и, повесив сумку на плечо, отправился в больницу, которая находилась всего в двух кварталах отсюда. Уже было позднее утро, но коридоры были по-прежнему пусты, если не считать нескольких медсестер, которых он встретил по пути в отделение интенсивной терапии. Как только он оказался на нужном этаже, его шаги стали медленнее, нерешительнее, как будто что-то тянуло его назад. Его удерживала мысль о том, что он снова увидит Чонгука в этой больничной палате, в его нынешнем состоянии. Что Чонгук был уже не тем человеком, которого он последний раз видел пять лет назад. Что то, что произошло вчера, было реальностью, а не просто сном или его воображением, это было то, что он до сих пор пытался осознать. Он взялся за ручку двери, ведущей в палату Чонгука, и застыл, делая глубокие вдохи, пытаясь успокоиться. — Тэхён-ши? Он обернулся и увидел приближающуюся к нему медсестру Чанг. — Как хорошо, что вы вернулись, — сказала она, а он в ответ лишь кивнул. — Честно говоря, я не знаю, почему я здесь, — сказал он. — Я не знаю, что мне там делать, но… я полагаю, у него больше никого нет. Медсестра кивнула. — Поговорите с ним, — сказала она. — Но он спит. — Пациенты в коме иногда могут чувствовать присутствие других людей рядом с ними, особенно если это тот, кого они знают. Господин Чон знает вас, он знает ваш голос, это успокоит его и поможет ему поправиться. Тэ нахмурился. — Просто поговорите с ним, расскажите ему что-нибудь, — улыбнулась она и положила руку ему на плечо. — Мне нужно идти, но я постараюсь зайти немного позже. — Спасибо, — только и мог сказать Тэ, и открыл дверь, а медсестра отправилась по своим делам. Какая-то часть его надеялась, что комната будет пуста, что Чонгук проснулся посреди ночи, с ним все в порядке, и его перевели в другое отделение, и он сможет отправиться домой, больше не думая о нем. Но он все еще лежал на больничной койке, подключенный ко множеству машин, помогающих ему дышать и следящих за его состоянием, пока он спал, и не знал, что происходит вокруг него. — Привет, Гуки, — прошептал Тэ и вошел, закрыв за собой дверь. Он медленно подошел к кровати, обошел ее, и взяв стул, пододвинул его ближе и сел лицом к двери, неподвижно застыв и ничего не говоря следующие несколько минут. — Я действительно не знаю, почему я до сих пор остаюсь твоим экстренным контактом, — сказал он тихим голосом. — Думаю, ты просто забыл об этом, но вот, я здесь. Прошлой ночью он пробыл в палате всего несколько минут, прежде чем эмоции захлестнули его и он не мог дольше оставаться рядом с Чонгуком. — Ты знаешь, — продолжил он. — Я хотел бы не ненавидеть тебя за то, что ты сделал, но я ненавижу. Я, правда, ненавижу тебя, и в то же время я не могу ненавидеть тебя. Я через многое прошел с тех пор, понимаешь? У… у меня есть сын. Ему почти четыре с половиной года, и он самый милый ребенок, которого только можно представить. Его зовут Ханыль, и он весь мой мир. Он все для меня, — Тэ вытер набежавшие слезы. — Боже, я даже не знаю, почему я плачу. Меня не должно так волновать… это. Но я волнуюсь. Гуки, видеть тебя таким, так больно. Я всегда думал, что однажды… — он остановился. — Но это не имеет значения. Единственное, что имеет значение, это то, что ты должен проснуться и поправиться. Он снова замолчал и огляделся, глядя на мигающие огни на машинах, на вещи, о которых он не имел ни малейшего понятия, пока его взгляд не остановился на собственной сумке. Со вздохом подняв ее, он перебрал все, что в ней было: салфетки, два пакетика с соком, протеиновый батончик, пакет мармеладных мишек, и книга. Он нахмурился, а потом вспомнил, что хотел отдать книгу своему отцу, когда привез к нему Ханыля. Какое-то мгновение он смотрел на обложку, а затем открыл ее на первых страницах, немного испачканных и помятых из-за того, что он много раз читал эту книгу Ханылю, практически помня ее наизусть, и все еще наслаждаясь каждым словом. Он начал тихонько напевать мелодию, вскоре запев мягким голосом: Синяя лаванда, дилли, дилли Зеленая лаванда Когда я стану королем, дилли, дилли, Ты будешь королевой. Кто тебе так сказал, дилли, дилли Кто тебе так сказал? Это мое собственное сердце, дилли, дилли, Подсказало мне. Слезы снова наполнили глаза Тэ, когда он беспомощно посмотрел на спящего альфу. — Я всегда читаю это Ханылю, — прошептал он. — Он не хочет больше ничего слушать, он может процитировать эту книгу, практически слово в слово, понимаешь? Он сразу замечает, когда я пропускаю предложение или заменяю слова, и сердится на меня за обман. Он такой умный и такой добрый. Я думаю, ты бы полюбил его, если бы когда-нибудь встретился с ним. — Тэ всхлипнул, снова подумав о том, как несправедлива была к нему жизнь, и слезы снова увлажнили его щеки. — В общем, я думаю, тебе понравится история Ее Светлости и Королевского Высочества принцессы Аметисты Александры Августы Араминты Аделаиды Аурелии Анны. Он откашлялся и улыбнувшись раскрытой книге, положил свободную руку на руку Чонгука и начал читать: — Как это началось Давным-давно, когда Оберон был королем фей, в прекрасной стране Фантасморании правил монарх, у которого было шесть прекрасных дочерей. Они были такими, какими и должны быть настоящие принцессы во всех отношениях. Их волосы были цвета золота, которое добывают маленькие гномы в северных горах, их глаза были голубыми, как живокость в дворцовых садах, а цвет лица напоминал лепестки дикой розы и сливок. Лепестки дикой розы и сливки. Тэ не мог сдержать улыбку, вспоминая красивого парня, которого он встретил пять лет назад. Молодого альфу, подошедшего к нему, пока его друзья наблюдали за ним. Он пытался вести себя круто и смело, но был не в силах скрыть, как ему было страшно просто пройти к бару и заговорить с омегой, который стоял там и пил что-то безалкогольное, — Тэ вспомнил, что это был клубничный сок, — и попытался неуклюже с ним флиртовать. Ему потребовалась всего одна секунда, один взгляд, чтобы почувствовать влечение к альфе, немного моложе его, немного ниже, но все же он знал, что незнакомец с большими, как у Бэмби, глазами, сможет его защитить. Он внезапно почувствовал себя омегой из глупых детских книжек, которые давно устарели. Он был сильным. Он был независимым. Он не нуждался в альфе, чтобы обеспечивать его, у него были мечты и планы на будущее, но пробыв совсем недолго рядом с Чонгуком, он понял, что это был /его/ альфа. Лепестки дикой розы. Цвет улыбающихся губ Чонгука. Сливки. Цвет его безупречной кожи. Тэ вспомнил те времена, когда он прикасался к Чонгуку, и тот прикасался к нему, как будто он был чем-то особенным, чем-то драгоценным. Нежными пальцами и ласковыми движениями. Он вспомнил, как они шептали слова любви, мечтали о совместном будущем и делились надеждами, которые у них были. Вспомнил ночи, проведенные в объятиях друг друга, и утра, когда альфа просыпался с растрепанными волосами и сонными глазами, но тут же ярко улыбался, как только видел омегу, лежавшего рядом с ним. Он вспомнил тот день, когда у него все это отняли. День, который начинался с бабочек в животе и осознания того, что его мечта скоро станет реальностью, а закончился тем, что у него отняли все. Жестоко. Без малейшей жалости. В тот день он вынужден был осознать, что его Чонгук был просто еще одним эгоистичным и черствым альфой, когда его маска, наконец, упала. Он вздохнул и потер лицо обеими руками, отложив книгу, но потом подняв ее обратно и продолжив читать Чонгуку. Его голос был низким и теплым, как будто он читал Ханылю, меняя голос для разных персонажей. Ханылю это очень нравилось и он всегда аплодировал ему и посмеивался над его манерой чтения. Глубоко задумавшись, он не заметил, как начал рисовать большим пальцем круги на руке Чонгука, будто пытаясь его успокоить, хотя его собственные слезы текли, не переставая. — Мне всегда хотелось, чтобы однажды он встретился с тобой, и ты прочитал бы ему эту книгу, — прошептал он. — Я так часто желал, чтобы ты был другим, и захотел бы стать частью его жизни. Он посмотрел на альфу, лежащего в коме, который выглядел таким умиротворенным и безмятежным, и совсем не таким, как тот альфа, который накричал на него в тот день, вытолкнул его за дверь и закрыл ее, не заботясь о том, что Тэ упал с двух ступенек, ведущих к двери. Не таким, как тот альфа, чей смех он услышал, пока в шоке и слезах лежал на полу, не понимая, что только что произошло. Не таким, как тот альфа, который совершенно не реагировал, когда он снова и снова стучал в дверь, умоляя его открыть и выслушать его, и пожалуйста, пожалуйста, поверить ему и не оставлять его одного. Не сейчас, когда… Он опустил глаза и отложил книгу, потирая одной рукой свое уставшее, с отросшей щетиной, лицо, и чувствуя, как влажны его щеки. Ему начало казаться, что его слезы не переставали течь с прошлого вечера. Он не мог понять что он чувствует сейчас. Отчаяние. Грусть. Боль. Безнадежность. Или может, печаль. Вздохнув, он снова взял книгу и продолжил чтение. — Дитя мое, — сказала Фея Ракообразных, — продолжал читать Тэ. — Я собираюсь подарить тебе то, что, возможно, принесет тебе больше счастья, чем все остальные подарки, вместе взятые. Ты будешь Обыкновенной! — Тэхён? — вдруг раздался голос от двери, прервав его мысли. Тэ поднял взгляд, настолько удивлённый, что уронил книгу, и уставился на красивого молодого альфу, стоящего в дверях. Его глаза были широко раскрыты от удивления, но затем он нахмурился. Сердце Тэ на мгновение остановилось. Это было последнее, чего он хотел. Это был последний человек, которого он хотел когда-либо снова увидеть. Пока он был способен дышать. Никогда больше. Только не он. — Какого хрена ты здесь делаешь? — зарычал альфа, оскалив зубы. Омега сглотнул. — Привет, Кайи.