Дела кузнечные

Зимы в их краях всегда были щедры снегом, но такой не припомнили бы и старожилы – сугробы росли день ото дня. Зато детворе раздолье – все дворы норами изрыли. - Ух, на силу дошел, - одним вечером Митя едва не ввалился в кузню и тут же утерся треухом от пота. – Опять запорошило. - Давай-ка, отдохни, - Данила уже совершенно привычно усадил Митю на верстак и дал ему воды напиться. – Раз запорошило, надо поспешать, а то, не ровен час, и не дойдем до твоих. Он и правда закончил с работой в пять минут, да все равно было уже поздно. - Вот так-так, - выглянув из кузницы, Данила едва увидел тропинку, уровень которой еще поднялся, а вот калитку за пеленой метели было уже не разглядеть. – Пошли-ка в дом, пока тут совсем не замело. Он помог Мите спуститься, а потом добраться до собственной избы. - Ну что, давай соображать, чем вечерять будем, прасковьиных разносолов нам сегодня не видать, - кузнец развел руками. - Это ничего, - снимая тулуп, Митя из последних сил сдерживал ползущие в счастливую улыбку губы. – Главное, что до тебя дошел, а не сгинул по пути. - Мы с Грибком не дали бы тебе сгинуть, - покачал головой Данила, изучая свои запасы. – Если ты еще не очень голодный, могу поставить кашу вариться. А так, чтобы на скорую руку – молока с хлебом, да с вареньем. - Не очень голодный, - Митя ответил честно, но кузнец приметил, как дернулся кадык паренька на словах про варенье, и рассмеялся. - Кашу утром поедим, как раз за ночь в печи напарится, а сейчас и я от медка бортного, да от варенья не откажусь. Из подвала Данила вернулся с двумя крынками, а молоко с хлебом и так уже ждали на столе. - Налетай, - он вручил Мите ложку, чтобы черпал лакомства из крынок, а вторую взял себе. Добрую краюху хлеба он честно разделил пополам, но Дмитрий свою половину не одолел, наелся раньше. - Ох, благодарствую, Данила, - он сыто вздохнул и подпер голову рукой. - Засыпаешь? – улыбнулся кузнец. – Сейчас устрою тебя на печке. - Нет, не хочу еще, - замотал головой Митя, улыбаясь в ответ – так сидеть бы всю жизнь, глядеть в глаза, зеленее летней листвы. – Просто хорошо. А ты где спать будешь? - Хорошо, - согласился кузнец и кивнул себе за спину. – На лавке устроюсь. - Нет, так не пойдет! – Митя тут же выпрямился. – Это твой дом, твоя печь, что ж я ее занимать буду. - Ты гость, - Данила тоже так просто сдаваться не собирался. Бог весть, сколько они спорили бы, если бы Дмитрий, ошалев от собственной смелости, не предложил устроиться на печи вместе, рассудив, что места там хватит. Глаза Данилы будто бы потемнели, а может, ему это только показалось. - Ты мертвого уболтаешь, - кузнец покачал головой, уверенный, что лучше руку себе отгрызет, чем напугает парнишку своей неправильностью. К тому же, и места на печи было вдоволь, да только под утро Данила все равно проснулся с сопящим ему куда-то подмышку Митей. За окном было еще темно, и лицо паренька едва можно было рассмотреть, но кузнец и так очень хорошо его знал. Стараясь не разбудить, он медленно повернулся на бок и, почти не касаясь, отвел соломенного цвета прядку со лба Мити. Тот не проснулся, только вздохнул глубже и снова придвинулся к источнику тепла, к Даниле то бишь, даром, что и печь кузнец с вечера протопил. - Ох, Митюня, что же ты со мной делаешь… - дальше ему двигаться было некуда, и так уж лопатками стену подпирал, а потому страшился только одного – что сейчас Дмитрий придвинется еще поближе, проснется и поймет, какому чудищу мерзопакостному доверился. Парнишка забормотал что-то во сне и правда придвинулся. Данила, кажется, дышать перестал, а когда понял, что глаза Митя все же открыл, всей душой взмолился, чтобы в этот же миг его поразила молния или поглотила Геенна. Ни того, ни другого не произошло. Случилось иное, совсем неожиданное – Дмитрий оказался так близко, что его лицо стало расплываться в глазах Данилы, а потом вдруг прижался к его губам. - Борода щекотная, - парнишка тихо рассмеялся, завозился, а через пару мгновений уже снова спал, свернувшись уютным комочком вплотную к Даниле, оставив у того в душе такое смятение, в сравнении с которым вчерашняя метель летним ветерком показалась. Получается, Митя решил, что это ему снится? И не испугался, не отодвинулся, сам потянулся. Это что же получается, ему такое снится не первый раз? Даниле показалось, будто чья-то невидимая рука мехами раздувает его голову – до того та сейчас хотела разлететься в стороны. Такими снами он последнее время и сам грешил. Поначалу, проснувшись поутру и вспомнив, чем грезил ночью, ругал себя. Потом смирился, да и, чего уж там, радовался таким снам, понимая, что в жизни такого не будет. А оно вон как обернулось. Вот только как быть со снами, он знал. А сейчас всерьез остерегся, что кондрашка его прихватит от умственного перенапряжения. *** Когда Дмитрий проснулся, кузнеца на печке уже не было, только запах на подушке его остался. Парнишка сладко потянулся и тут же ощутил, что его греховное естество не осталось безучастным к тому, с кем рядом он провел эту ночь. Прислушавшись, Митя понял, что в избе никого нет. Это хорошо, можно успеть умыться и не позориться. Думать о том, что будет, когда Данила узнает, что Дмитрий порченный, не хотелось, и он позволил себе эту слабость – не стал думать. Подойдя к лохани, Митя протянул руки, чтобы набрать воды, да так и замер, глянув в окошко – у кузнеца одного из немногих в деревне окошки были со стеклами, а не слюдяные. На улице Данила в одной косоворотке и штанах лихо разбрасывал снег и, судя по тому, насколько он приблизился к калитке, делал он это либо давно, либо очень быстро. Сколько времени так простоял, Дмитрий не знал, но опомнился лишь в тот момент, когда кузнец, остановившись, чтобы утереть пот, обернулся на избу и, увидев в окне своего гостя, махнул ему рукой. Опомнившись, Митя тоже торопливо помахал и также споро стал умываться, сообразив, что хозяин дома сейчас вернется. Даром, что в избе было тепло, но, стоило Даниле шагнуть из сеней, и в дом словно кипящий котел внесли – от него валил пар. - Доброе утро, Митя, - он сразу шагнул к умывальнику, на ходу стягивая мокрую от пота рубаху. – Ну навалило за ночь! Снова всей деревней будем большак чистить… Дмитрий вроде что-то невнятно квакнул в ответ, но сам в этом не был уверен, полностью поглощенный вновь обретшей реальность картиной широченной груди в густой поросли волосков. - Митрий, - очнулся он, лишь когда сильная рука поразительно нежно растрепала его и без того торчащие после сна во все стороны волосы. - Говорю, садись за стол, обещанной кашей завтракать будем. - Ага, - Митя сглотнул ком в горле и похромал к лавке, испытав облегчение и в то же время чувство невосполнимой утраты, когда Данила натянул чистую рубаху. Сметанка тоже приготовился завтракать, и Митя переключил свое внимание на кота, чтобы чем-то занять глаза, руки и голову. - Думаю, до обеда докопаю до Прошки, а оттуда уже проще будет твоим передать, что ты жив-здоров, - поделился своими мыслями Данила. Обычно в его полуотшельнической жизни не было никаких недостатков, не считая таких вот моментов. - Надеюсь, они не сильно тревожатся. Спасибо, - поблагодарил Дмитрий, получив свою миску. Понимая, что от него толку в уборке снега никакого, он выторговал себе право приготовить обед, хотя кузнец и пытался урезонить его, напоминая про больную ногу. Но и Митя был не лыком шит, убедил, что нога ему никак не помешает делать по два шага от печи к столу и обратно. - Правда, кухарить, как матушка я не умею, - честно предупредил он. – Но похлебку, даст бог, не испоганю. - Митя, ты же знаешь, я не привередливый, - Данила усмехнулся в бороду. - Прасковья, дай ей Бог здоровья, избаловала меня, конечно, но и простую кашу, да похлебку я любить не перестал. Скажи только, чего достать, чтобы в подпол самому не лазать. Оставив Дмитрия хозяйничать, кузнец вернулся к работе, размышляя о сегодняшнем утре. С печки он попросту сбежал и даже порадовался тому, что натворила погода – только ухнув в снег, он смог усмирить свое непотребное естество. И сколько бы он не махал лопатой, по всему выходило, что и этой ночью ему клясть дьявола, испоганившего его мужескую природу. Только к сумеркам он докопал тропу настолько, чтобы докричаться до Прошки. - Прохор! Прохор, - глядя на светящиеся зыбким светом слюдяные окошки, прокричал он. После третьего раздалось ответное: - Данила, ты? - Я! Прохор, передай по цепочке Федору и Прасковье, что Дмитрий, старшой их, у меня обретается, все с ним в порядке. - Понял, Данила! Передам, - Прошку просьба ничуть не удивила. Тем же манером он сообщил, что в сторону Данилы пока не копали, надо было Агафью проведать и еще пару стариков одиноких. Да кузнец и не думал обижаться, сам раскопается, не впервой. - Ну все, твоим передал, – отчитался он, вернувшись в избу, когда уже совсем стемнело. Оставленный на хозяйстве Митя, накормивший его в обед вкусной похлебкой, к вечерней трапезе напек блинов и натушил капусты. - Ну вот, а говорил не мастер кухарить, - Данила обвел яства голодным взглядом. Судя по аромату, Дмитрий и чай травяной заварил, агафьиного сбора. И так Даниле стало хорошо, вопреки всем его терзаниям, спокойно, уютно, что он на мгновение даже позволил себе размечаться о такой вот жизни, почти семейной. - Скажешь тоже, - покраснев кончиками ушей, парнишка отмахнулся, отложив брусочек, из которого вырезал очередную фигурку. Не привыкший бездельничать, он занял руки привычным делом, когда приготовил ужин. - Может, тебе и не понравится, - смущенно добавил он. - Это еще почему? – возмутился Данила, садясь за стол и легко уступая Мите право распоряжаться за столом, раз он хозяйничал, и, ни капли не покривив душой, похвалил вечернюю трапезу. – Спасибо, Митя, очень вкусно.