Дела кузнечные

И если самоустрашением можно было как-то пресечь такие мысли, то во сне они одолели Митю в полную силу. Утром, проснувшись в мокром исподнем, он порадовался, что на лето перебрался в конюшню, и рванул к дождевой бочке, чтобы застирать все следы ночного греха. В избу он шел, раздираемый противоречиями – если матушка отправит к Даниле сейчас, надо будет поспешать, ведь потом с батей в поле идти. Зато весь день доведется провести с мыслями о кузнеце. Так оно тож на тож и выйдет, если и вечером к нему идти, только тогда Митя будет встречу предвкушать. Вышло по второму. Прасковья пока напекла пирожков, только чтобы домашних накормить, да мужу с сыном с собой дать. - Митя, вечером к Даниле-кузнецу сбегаешь, - напомнила она. – Я как раз потрошков в пироги нажарю. - Хорошо, матушка, - послушно кивнул он, прикусив губу изнутри, чтобы не разъехалась в дурной улыбке. Конец августа на их северах выдался непривычно жарким, так что к концу трудового дня в поле Дмитрия можно было отжимать от пота. Но об усталости он не думал и одергивал себя, чтобы не подгонять матушку. Разве что от ужина со всеми вместе отказался, рассудив – если Данила пригласит, можно будет повечерять с ним, а если не пригласит, матушка накормит. - Данила Михайлович! – от калитки позвал Митя, и кузнец, как раз закончивший работы, выбежал из кузни, решив, что-то случилось. А решил он так потому, что парнишка был запыхавшийся, едва ли не загнанный. - Что случилось, Дмитрий! С батькой что? – Данила стал торопливо снимать плотный фартук. - Почему с батькой? – растерялся парнишка и только тут понял, что выглядит так, словно его сюда черти гнали. Благо, хоть физиономия и так была красная, и понять, как его моментально залило румянцем от смущения, было уже невозможно. - А, не… - Митя мотнул головой, так что со слипшихся прядок сорвались капельки пота. – Это… матушка пирожков передала, вот не хотел, чтобы остыли, - он все же выкрутился и от того, что выдумал достойную причину для спешки, не сдержал облегченный вздох. - Пирожков? – опешил Данила. – Дмитрий, батя Зорьку подковывать вчера приводил. И вчера ты мне уже блинов приносил. - Это за сахар еще, - смущаясь все сильнее под его испытующим взглядом, пробормотал Митя. - Вот тебе и здрасте, - кузнец упер руки в бока и прищурился. – Дмитрий, с чего Прасковья решила, что я за сахар еду покупаю. - Господь с вами, Данила Михайлович, это ж от души, - что-то такое вспыхнуло в глазах гостя, что кузнец невольно устыдился собственного предположения. - Ладно, Дмитрий Федорович, не серчай, не со зла я, - повинился кузнец, с прищуром посмотрев на гостя. Тот вздрогнул едва заметно, но намек понял. - В общем, вот, пирожки вам к ужину… Данила, - справившись с собой, Митя протянул ему корзинку и стал отступать к калитке. - Стоять! – потребовал кузнец и, заглянув под полотенце, сам себе кивнул. – Ужинать нам с тобой снова вместе. Прасковья, не иначе, забыла, что я один живу. Радость от приглашения очень быстро перевесила в душе у Мити смущение, так что он лишь выдавил из себя какой-то невнятный бубнеж и шагнул к Даниле. - Погоди, - хозяин дома поставил корзинку на крыльцо и поманил гостя за собой на угол дома, где у него в большую деревянную бочку собиралась дождевая вода, и протянул Мите черпак. – Полей, ополоснусь, - попросил он, стягивая рубаху, которая за день у него не раз пропиталась потом. И тут Митя окончательно понял, что с ним что-то не так. Он ведь не красна девица, чтобы у него подкашивались колени от вида крепкой, густо заросшей курчавыми волосами груди. Благо, Данила уже склонился к бочке и конфуза своего гостя, вынужденного ухватиться за стену дома, не заметил. Лишь чудо помогло Мите взять себя в руки. Он покрепче сжал ручку ковшика, зачерпнул воды и осторожно полил Даниле на шею. - Лей-лей, не жалей, - потребовал тот и, когда вода полилась щедрым потоком, довольно крякнул и стал отфыркиваться, обмывая весь торс, так что и пояс штанов намок. К тому моменту, когда он распрямился, руки у Дмитрия ходили ходуном, и чтобы хоть как-то урезонить предательское тело, он и сам торопливо умылся. - Жарко сегодня, - пробормотал он и сглотнул, проследив, как капелька воды пробежала по шее Данилы, увлекая за собой еще несколько таких же счастливиц, и потерялась под завитками его волос на груди. - Так давай полью тебе! Скидавай рубашку, - Данила забрал у него ковшик. - Я… это… - никакие возражения в почти пустую голову Мити так и не пришли, кроме очередного сравнения с девицей на случай, если он заартачится. – Ага, - сдался парнишка, стянул рубаху и склонился рядом с бочкой. Через пару минут и он точно так же, как хозяин дома обтекал, отфыркиваясь от воды, с той лишь разницей, что его грудь была совершенно безволосая. Толковая борода у него тоже отрастать пока никак не хотела, росли лишь какие-то невнятные пучки, словно трава из-под снега по весне, так что Митя предпочитал бриться, чтобы не позориться. - Ну идем, - Данила легонько подтолкнул его к крыльцу, а в доме выдал отрез чистой ткани, чтобы Дмитрий вытерся. Сам он предпочел обсохнуть, даже не догадываясь, что продлевает тем самым терзания своего гостя. Сладкие терзания, что уж там. - Что пить будем? – спросил он. – У меня морс есть вишневый, и чай могу заварить. - Если вы не против, я бы лучше морс, - ответил Митя, не желая, к тому же, лишний раз утруждать хозяина. - Чего ж мне противиться, сам ведь предложил, - Данила наполнил морсом две кружки и поставил на стол между ними миску с пирожками. Наглому Сметанке тоже досталось немного потрошков из пирожка. Кузнец, хотя и стыдил его, но Митя не смог противостоять театрально-жалобному мявку вкупе с лапой, положенной ему на руку. - Передавай матушке мой поклон, - попросил Данила, провожая гостя, когда они повечеряли. – Да скажи, что стряпня у нее хороша, но больше ничего просто так не приму, а тебя прогоню хворостиной по голой заднице, - шутливо пригрозил он. У Мити уши до самого дома полыхали от мысли, что возможна ситуация, в которой Данила увидит его филейную часть. И одолеть это смущение было тем сложнее, чем дольше он размышлял, не вынудить ли кузнеца к таким мерам. Благодарность матушке он, конечно, передал и честно поделился, что ужинал у Данилы. Требование не подкармливать его больше тоже пришлось передать, на что Прасковья только усмехнулась.