Алая королева

      На улице стояла прекрасная для мая погода. Королева уже многие годы подряд наблюдала за тем, как переменчив климат Англии. Порой она скучала по родной Сарагосе, где даже в Рождество было тепло и солнечно. Здесь же, ясный и безоблачный день можно было назвать редкостью. В честь такого великолепного дня, подаренного им Господом, король решил устроить для придворных день отдыха и праздников.       — Неужели эти арбалеты так хороши, как о них говорят французы? — нахмурился Ричард, когда Уильям, расставив мишени, вернулся к королю.       — С нашими луками они не сравняться, это понятно любому, — ответил Саффолк, прицелившись. — Французы имеют свойство возвеличивать что угодно, если оно будет связано с ними.       — Стоит напомнить им об Азенкуре, — усмехнулся Джон, который учил принца Уэльского драться на мечах.       — Дерись со мной, Оксфорд! — Генри возмутился тем, что де Вер посмел отвлечься от их урока.       — Прошу прощения, милорд, — Джон кивнул, извиняясь.       — Генри! — крикнула королева, сидящая с младшими сыновьями под навесом вместе с фрейлинами. Когда ребенок уловил недовольный взгляд матери, он вновь повернулся к Джону.       — Пожалуйста, лорд Оксфорд, — поправил сам себя принц. Взглянув на мать и уловив на её лице нотки одобрения, Генри улыбнулся, продолжая свой урок.       — Вы отлично воспитали его, — сделала комплимент Екатерина. — Уверена, он станет великим королем.       — Ему ещё надо многому научиться, — вздохнула королева, не отводя взгляда от старшего сына. Спустя несколько секунд его загородил слуга, учтиво доливая в её бокал красное вино. Хотя Мария и благодарно кивнула, но глядела на напиток с отвращением. — Меня уже тошнит от него.       — Если хотите, чтобы ребенок родился здоровым и сильным, нужно пить много вина, — объяснила Анна де Вер, сидящая рядом с королевой, и держащая на руках маленького принца Уильяма.       — Вам легко говорить, — Мария взглянула на Анну и Елизавету. — У вас всего двое детей, рожденных с большим перерывом во времени, — королева перевела взгляд на беременную Екатерину. — Ты единственная, кто меня понимает: в 24 года — пять детей, и шестой на подходе.       — Сама не понимаю, только родила — уже беременна снова, — пожала плечами леди Пембрук, усмехнувшись.       — Я ещё не отлучила Уильяма от груди, а к концу года родится новый ребенок, — вздохнула королева, погладив себя по слегка округлившемуся животу. — Меня на всех не хватит.       — Неужели Вы самостоятельно вскармливаете своих детей? — в один голос сказали три девушки.       — А вы нет? — Мария свела брови, удивившись не меньше их. — Конечно, в первый месяц меня не подпускали к Генри, поэтому о нем заботились кормилицы. Но после этого я решила для себя, что буду кормить детей самостоятельно.       — С двумя малышами так не получиться, — сообщила печальную новость Елизавета. — Вы же не дойная корова, Ваше Величество! Это пагубно влияет на Ваше тело, для этого и нужны кормилицы.       — Тогда, леди Элизабет, я поручаю Вам найти мне лучшую кормилицу Англии до родов, — вскинула брови Мария. Она всё же сделала глоток вина, поморщившись, отвела взгляд в сторону, где заметила вдалеке силуэт французского посла. — Месье Жонсьер? — удивилась королева, по приближению мужчины отметив его взволнованный вид.       — Ваше Величество, — француз поклонился. Король оторвался от своего арбалета, взглянув на посла с явным недоверием.       — Ваше Превосходительство, — лицо короля не поменялось, он кивнул ему в знак уважения, как того требовал этикет, однако больше не проронил ни слова, внимательно наблюдая за действиями посла.       — Милорд, произошло… ужасное для меня, и, вероятнее всего, приятное для Вас событие, — начал он, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь рассказывать.       — Не томите, месье, — Ричард свел брови, переглянувшись с Саффолком.       — Мой господин, король Людовик, не справился со своей продолжительной болезнью, и позавчера уснул вечным сном, — растягивая это предложение, говоря настолько медленно, насколько он мог, посол всё же объяснил причину своего волнения.       — Ему было всего 23 года, разве нет? — удивилась Мария, подходя к мужчинам.       — Верно, мадам, — посол решил пояснить, что за болезнь сгубила его повелителя. — Антониев огонь, или как мы ещё его называем — эрготизм.       — Кто же теперь правит Францией? — удивился Ричард, вспоминая наличие у Людовика взрослых сыновей.       — У моего господина есть трое детей, — ответил месье Жонсьер. — Сыновья-близнецы Франциск и Николя, которым четыре года, и дочь Анна-Луиза, которой три. Так как Франциск был старшим из детей, именно он стал новым королем Франции.       — По договору в Труа, новым королем Франции являюсь я, если Вы подзабыли, месье, — Ричард начал медленно закипать от злости. — Кто же тот самозванец, кто сейчас занимает место регента?       — Вдовствующая королева Мария-Тереза, — кивнул посол, и решил самоустраниться, чтобы не вызвать гнева короля.       — Женщина? — Ричард сначала удивился, а потом расхохотался так сильно и громко, будто услышал лучшую шутку от придворного шута. — Передайте «королю» Франциску мои поздравления, месье посол.       — Как пожелаете, милорд, — кивнул Жонсьер, и направился в сторону замка.       — Бог видимо решил сделать меня самым счастливым человеком в этом мире! — король взглянул на небо, не скрывая своей радости. — Кто бы мог подумать, что этот дурак умрет так рано? Это значительно облегчило мою задачу: самозванка Мария-Тереза слишком глупа и боязлива для того, чтобы попытаться оказать сопротивление могущественной Англии.       — Осталось послать туда нашу армию, и тогда уже в этом году Вас коронуют как короля Франции, — подбодрил его Уильям.       — Зачем посылать целую армию? — рассмеялся Ричард, испытывая чувство приятного волнения. — Достаточно отправить месье Жонсьера с посланием. Я, так уж и быть, пощажу её детей, если она мирно сдастся и прибудет с ними в Лондон. Тут она поклянется мне в верности, и мне на голову возложат французскую корону, — Ричард в ту же секунду представил, как его отец гордится им и проделанной работой, ведь сам он в своё время такого добиться не сумел.       — А что, если она не захочет тебе подчиниться? — уточнила Мария, понимая, что муж слегка недооценивает женщин. Ведь всем известно, что мать, защищающая своих детей, пойдет до последнего.       — У неё не останется выбора, — король взглянул на жену мягким взглядом, прощая её за её «глупый» ход мыслей. — Только подумайте, — он оглядел всех присутствующих, — против меня пойдет женщина с кучкой детей!       Все придворные дружно рассмеялись, деля со своим правителем вкус победы. Лишь Мария и Джон недоверчиво переглянулись, понимая, что в этой жизни ничего так легко не достается. Они оба знали Ричарда, и то, насколько сильно он любит радоваться победе, когда битва даже не началась.

***

      Прошло три месяца, а французская королева так и не присягнула на верность английскому королю, решив продолжить войну. Безусловно, это не могло не расстраивать и злить Ричарда, чей план пошел по абсолютно другому пути. Он даже не задумывался о таком исходе событий, будучи полностью уверенным в том, что хрупкая женщина не сможет, и не захочет, воевать против него, сильного и жестокого мужчины, побоявшись последствий. Однако Мария-Тереза была не из простых девушек: надев доспехи и кольчугу, она взяла в руки меч и щит, запрыгнула на коня и повела свою армию в бой.       Мария, хоть и не должна была, всё же в тайне восхищалась этой женщиной. Она защищала не только будущее своей страны, но и своих детей. Как мать, она могла её понять, ведь ради сыновей она готова была убить. В какой-то момент Мария пришла к мысли, что если бы всеми королевствами управляли женщины-матери, то в мире не было бы начато ни одной войны.       — А, Норфолк, входи, — Ричард, до этого наматывавший по комнате круги, готовясь рвать и метать, всё же немного успокоился, увидев своего лучшего полководца. — Я хочу, чтобы ты собрал все наши лучшие войска. Мы отправимся во Францию немедленно!       — Ваше Величество, не сочтите это предательством, но я устал, — нахмурился герцог. — Я стар для войн.       — О чем ты? Ты молод и здоров, — он осмотрел вид герцога, в недоумении взглянув на жену, сидящую в кресле с младшим сыном.       — Мой отец умер в этом же возрасте, — напомнил Норфолк. Ведь 40 лет действительно было зрелым возрастом, к таким людям выказывали уважение младшие, как к просвещенным мудрецам, наполненным жизненным опытом. На войну, как правило, отправляли молодых и крепких людей, у которых ещё была сила и энергия для боя. — Я планировал провести старость в окружении дам и вина, занимаясь исключительно документацией. А сейчас Вы говорите, что вместо обещанного покоя я должен ехать во Францию, сидеть на холоде, ожидая, пока обе армии поубивают одна другую?       — Мне нужен человек, приведший страну к победе при Азенкуре и Краване, — Ричард попытался разжалобить его, напоминая о предыдущем успехе. — Я не прошу тебя сражаться на поле боя, рискуя своей жизнью. Я прошу тебя быть стратегом, коим ты всегда и являлся. Осади Орлеан, заставь Марию-Терезу подчиниться, и тогда ты получишь обещанный покой и спокойную старость вдали от кровопролитных боевых действий, Норфолк! Если хочешь, я даже подпишу указ. Но эта французская шлюха должна покориться!       Норфолк согласно кивнул, хоть по его глазам и было видно всё недовольство данной ситуацией. Несмотря на то, что герцог зарекомендовал себя как воин, в глубине души проскальзывали идеи гуманиста, из-за которых Говард часто твердил о том, что хотел бы родиться в другое время. Когда он был совсем юнцом, оруженосцем у одного рыцаря, к его господину приехал его брат, путешественник и историк, вернувшийся из Византии. Он привез брату несколько трудов античных философов, и тот, по пьяни, подарил их юному Говарду. Томасу было очень интересно читать Гомера, Платона и Аристотеля, после чего у него сформировалось четкое убеждение, что всё в этом мире относительно.       Для чего нужны были войны? Каждый хотел быть господином, иметь множество вассалов, которые бы тебе подчинялись. Страх и уважение, вот о чем мечтал каждый монарх в этом мире. Но разве оно того стоило? Разве не лучше посвятить себя учебе, чтению и искусству, запомниться как справедливый король, а не жадный и властный тиран? Политика была гиблым делом, а власть могла вскружить голову мгновенно, сделав из ничтожного человека гордеца.       Все эти мысли крутились в голове герцога, порой мешая ему спать, и именно тогда он понимал, что стране нужны необразованные глупые рабы, не знающие грамматики, истории и даже своих прав. Стране не нужны мыслящие люди, чьи идеи в данный момент не актуальны, ведь если человек начнет думать, он осознает, насколько важна человеческая жизнь. Он откажется воевать, откажется быть рабом.       Мария тоже не чувствовала ничего замечательного в идее войны. Она не желала смертей, как французов, так и собственных подданных. Любой конфликт можно было разрешить мирным путем, путем переговоров. Не зря же в стране было столько красноречивых политиков? Марии не верилось в то, что ни один из них не может закончить войну, длящуюся уже 88 лет. Ей также было страшно за свою жизнь и будущее своих сыновей. Именно в тот момент, когда опять начали ходить слухи о бунтующем родственнике короля, претендующем на престол, Ричард вдруг решил покинуть свою страну для исполнения своих бешеных амбиций.       У королевы было плохое предчувствие, касаемо того, что она останется беззащитна, но она решила не высказывать своих мыслей мужу, примерно представляя его реакцию. Поэтому Мария поспешила покинуть мужчин, и направилась в свои покои. Там она передала младшего сына одной из служанок, а сама подошла к горящему камину. Не в силах оторвать взгляда от языков пламени, королевой будто завладел какой-то дух.       Она двинулась в сторону своего рабочего стола, где лежал личный дневник и несколько переписок с иностранными королевами. Наугад Мария взяла одно из писем, даже не взглянув на отправителя, и подошла к камину. Она подожгла уголок письма и бросила его в пламя. Спустя несколько секунд из костра вылетел обугленный кусок бумаги с текстом, и королева поспешила поднять его. Взглянув на слово, она обомлела. «Смерть» — гласил отрывок из письма, чей текст уже не суждено было прочесть.

***

      Марии снился занимательный сон, будто бы она стоит с детьми у реки. Поток был сильным, поэтому её невозможно было перейти. На другой стороне стоял Ричард, он, будто бы не видя бурного течения, ступил в воду. Сделав несколько шагов, его, как и ожидалось, унесло в глубину реки. Дети рванулись за своим отцом, но Мария сумела их удержать, не позволяя им допустить ту же глупую ошибку.       — Ты всех нас потянешь в пропасть, — прошептала королева, с ненавистью и сожалением глядя на мужа, которого всё дальше уносило от них потоком.

***

      Резко проснувшись от сна, королева глубоко вздохнула. Она чувствовала, будто у неё вот-вот закончиться дыхание, однако спустя секунду она осознала, что её разбудили от кошмара. В темноте осенней ночи она смогла разглядеть мужской силуэт, в котором почти сразу разглядела Джона. Эмоции на его лице она разглядеть не смогла, однако по голосу было слышно, что он чем-то взволнован.       — Мария, просыпайся, — он помог девушке переместиться в сидячее положение, так как на последнем месяце беременности любые движения вызывали у неё усталость. — Послушай меня очень внимательно.       — Джон? — королева, ещё не отойдя от резкого пробуждения, пыталась понять где сон, а где реальность. — Что произошло? Не томи.       — Час назад прибыл гонец… раненый гонец, — он поправил сам себя, пытаясь быть как можно более понятным. — У него прострелена нога, поэтому он скакал около нескольких часов, пока не прибыл из Кентербери в Лондон. Он сообщил о том, что армия герцога Йоркского, выделенная ему французами, пересекла английские границы.       — Если он прибудет сюда, и взойдет на трон — меня и моих детей казнят, — эта мысль мгновенно отогнала былую вялость и сонливость от королевы, она быстро встала с кровати, начиная одеваться. В ту же секунду в её голове возникло воспоминание о том самом послании из костра, которое предвещало чью-то неминуемую гибель. — Мы с детьми успеем сесть на корабль и приплыть в Арагон?       — К сожалению, нет, — он заметил, как задрожали губы Марии, поэтому в ту же секунду обнял её так крепко, как только мог. — Я послал гонца королю как только узнал, но, боюсь, он не сумеет добраться до Франции. Вы с детьми должны перебраться в Вестминстерское аббатство, там за вами приглядят.       — А как же ты? — глаза Марии застилала пелена из слез, но после сказанного Джоном эти слезы потекли тонкими струйками по лицу королевы. — Я тебя не брошу.       — Я должен защищать Англию теми скромными запасами армии, что у нас имеются, после того как король решил забрать всех лучших бойцов во Францию, — ответил он. — Собери детей, я приготовлю экипаж.       — Нет, — Мария вспомнила про обещание, данное Уильяму, однако в силу ситуации не смогла его сдержать. — Я знаю о том, как пробраться к аббатству тайно. Где Елизавета и Екатерина?       — Их мужья отвезли детей за город, чтобы спрятать у крестьян, если всё же герцогу удастся пробраться в Лондон и возложить себе на голову корону, — пояснил он. — Но они, как королевские фрейлины, обязаны быть рядом с тобой даже во время смуты.       — Тогда позови их ко мне, мне нужна их помощь, — попросила королева, пытаясь осознать происходящее и придумать дальнейший план действий. Однако в голове была каша, страх и злость смешались в одно целое, сводя с ума.       Когда все были готовы и одеты, Мария достала ключ, подвязанный на веревочку вокруг её шеи, и открыла им люк в полу. Дамы смотрели на неё в недоумении, однако времени объяснять не было. В ту же секунду в комнату ворвался Томас Бофорт с мечом наготове в руках.       — Данте? — Мария растерянно оглядела юного графа Дорсета, которого совсем не ожидала тут видеть: после казни отца его пусть и не лишили титула, однако отослали от двора. — Что ты тут делаешь?       — Нет времени объяснять, я — Ваша защита, — кивнул он, подбежав к окну. Томас порывисто вздохнул, увидев вдали на горизонте факела приближающейся конницы. — Скорее, они уже здесь!       Замешкавшись лишь на секунду, Мария прижала Уильяма ближе к себе. Аккуратно, но при этом достаточно быстро, как для беременной девушки, королева спустилась вниз, после чего ей по очереди передали её сыновей. После детей спустились обе графини, а за ними быстро спрыгнул лорд Дорсет, успевший зажечь факел.       Мария держала на руках младшего сына, Екатерина подхватила на руки принца Эдуарда, чтобы не терять скорость, а Елизавете дали факел, чтобы она освещала путь. Томас был замыкающим, в случае чего он бы задержал нападающих сзади сторонников герцога. Генри был достаточно взрослым, чтобы бежать самому, поэтому он всегда держался около матери, пытаясь не отставать.       В панике Мария заплутала, забыв в какой именно коридор им надо свернуть, чтобы попасть в аббатство. От страха и переизбытка эмоций королева заплакала, при этом пытаясь утешать детей. Однако оглядев удивленные и жалостливые лица своих подданных, Мария перестала нервничать, понимая, что её задача — спасти этих невинных людей.       Единственный выход, который невозможно было не найти, был тем самым люком, ведущим в лес. Открытое пространство, они становились идеальной добычей для армии герцога. Однако другого выбора не было, и они подошли к тому самому люку, моля о том, чтобы в темноте их никто не заметил. Ради этого Елизавете пришлось потушить факел.       Все вылезли в таком же порядке, как и залезали, однако теперь они не знали, куда идти. В кромешной тьме не было понятно, где огни Виндзорского замка, осажденного врагами, а где спасительная пристань, где можно было снять лодку за пару монет, чтобы на ней переправиться в аббатство. Однако, видимо убежище им найти было не суждено. Вдалеке послышался галоп коней и крики врагов, обнаруживших королевскую семью и придворных.       — Обратно в подземелье! Скорее! — приказала Мария, размахивая руками. Елизавета, стоявшая ближе всех к люку, запрыгнула в него, не обращая внимание на высоту. Мария подняла взгляд на врагов, у которых было преимущество в скорости, поэтому быстро бросила графине сначала Эдуарда, а потом Уильяма. Королева схватила Генриха за руку, собираясь бросить его вниз, однако было слишком поздно — их настигли.       Конь, на котором сидел один из воинов, наступил на крышку люка, закрывая его. Пятеро воинов спрыгнули со своих скакунов, окружая людей, из которых лишь Томас имел при себе оружие в виде длинного и острого меча, блестящего под светом луны. Когда один из воинов начал приближаться, лорд Дорсет замахнулся и отрезал его кисть руки, держащей меч. Воин закричал от боли, его напарники тут же сбили графа с ног, держа у его горла заточенный клинок, дабы тот не шевелился.       Мария старалась дышать глубоко и ровно, не привлекая к себе лишнего внимания. Она понимала, что будет бессмысленно врать о том, кто она такая, так что прикинуться безродной крестьянкой — не вариант. Она жалела о том, что не успела бросить Генриха в люк к Елизавете, однако знала, что вместе с графиней её младшие сыновья в безопасности. Отчасти она корила себя за то, что поддалась панике и забыла о том, в какой коридор им нужно идти. Однако это было позади, и уже ничего изменить она не могла, так что королеве оставалось лишь ждать своего вердикта. Две беременные женщины и ребенок не могли не подчиниться четверым вооруженным мужчинам.       — Добрый вечер, дамы, — один из воинов снял с себя шлем, оглядывая своих пленников при свете факела, который держал один из его воинов. — Вы наверное наслышаны обо мне? Я — Уильям Йорк.       — Разумеется, милорд, — ответила Мария. В такой ситуации дерзость была лишней, ведь в руках этого человека были их жизни.       — Тогда я попрошу не лгать о том, кто Вы, миледи, — попросил он представиться, подходя ещё ближе.       — Меня зовут Мария, я королева Англии, — негромко, но четко ответила девушка. Герцог обернулся назад, перекинувшись взглядами со своими приспешниками, после чего вернулся к королеве, насмешливо ей кланяясь.       — Королеве — королевское обращение, в Тауэр их! — рассмеялся он, напомнив о том, сколько ранее свергнутых королей казнили именно в этой лондонской тюрьме. Однако сердце и душа Марии, как и 7 лет назад, чувствовали, что именно она должна была принести династии Йорков долгожданный баланс. Её так просто сломить невозможно.       Томаса увели в неизвестном направлении воины герцога, королеву же с сыном поселили в сырой и холодной комнате тюрьмы. Екатерину отвели от них в самую дальнюю камеру, оставив её совсем одну. В какой-то момент Марии показалось, что герцог даже сжалился над ней, ведь слуги короля принесли в комнату ведерко с водой, для нужд королевской семьи.       — Зачем это, если он собирается нас казнить? — сквозь слезы спросила Мария у одного из охранников.       — Его Величество сказал, что не Вашим выбором было замужество за тираном-узурпатором, поэтому он благородно сжалился над Вами и позволил Вам провести свои последние дни с сыном, наслаждаясь всеми возможными благами, — охранник учтиво кивнул, выходя из камеры.       Мария села на единственную кровать, которая была в этой маленькой темной комнате, и укутала себя и сына в тонкое одеяло, что имелось в наличии. Обняв ребенка, она горько заплакала, пытаясь не думать о том, где сейчас Елизавета с её детьми. Они вероятно, вынуждены скитаться по узким коридорам подземелий в поисках убежища. Она пыталась забыть Джона и Томаса: мужчин, скорее всего, сейчас подвергали мучительным и страшным пыткам.       Единственное что должно было беспокоить королеву в данный момент это её муж, который должен как можно скорее узнать о случившемся и вернуться в Англию, чтобы покончить со смутой на корню. Однако она не могла. Мысли о друзьях терялись в голове, мешались одна с другой. Её мозг сам додумывал страшные сценарии о казнях и пытках, так что королеве оставалось лишь прижимать к себе сына, стараясь успокоиться.       — Всё будет хорошо, — лишь под утро Мария смогла произнести хоть что-то, поглаживая сына по спине. Им принесли немного еды, так что королева пыталась не отчаиваться, и пошла за тарелкой, чтобы накормить сына. — Твой отец вернется и остановит эти беспорядки. Мы будем жить так, как жили раньше.       — И одним днем я стану королем? — брови мальчика подлетели вверх, он воодушевленно глядел на мать. Ведь для любого ребенка слово мамы — закон.       — Разумеется, Энрике, даже не сомневайся, — усмехнулась королева, пряча грустный взгляд от сына. — Однажды ты взойдешь на престол, станешь мудрым и справедливым правителем. Ты будешь защищать свой народ от врагов.       — Я готов защищать Вас, Мама, — признался он, съев одну ложку каши. — Смотрите, — он прислонил палец к губам, достав из-за шиворота закрытый клинок, подаренный ему отцом на день рождения.       — Когда ты успел его взять? — удивилась Мария, мельком осмотрев оружие, прежде чем сын успел спрятать его обратно.       — Это секрет, — улыбнулся он. — Так что ничего не бойтесь, я Вас защищу.       «Если бы все проблемы возможно было решить одним клинком» — подумала про себя Мария. Внезапно она ощутила до боли знакомые спазмы внизу живота, осознав, что она позабыла о самом главном, пока всю ночь нервничала из-за друзей. У неё начались роды, а здесь нет ни повитух, ни придворных дам. Только она, маленький ребенок, и ведро с водой. Однако роды — вещь, которую не возможно задержать или отложить на другое время.       Спустя несколько часов фаза схваток перешла в фазу активных родов. Всё это время Генри паниковал, не понимая, что же происходит с его мамой, и почему она так сильно кричит. Однако Мария понимала, что на этот раз ей придется рискнуть всеми своими принципами и нормами морали.       — Энрике, сынок, — в перерыве между схватками, королева подозвала к себе сына. — Мне нужна твоя помощь, — порывисто вздохнула она. — Сядь у моих ног, и, когда появится головка, придержи её. Очень аккуратно. После чего, когда появятся плечики, ты одной рукой держи голову, а другой — медленно и нежно тяни за плечи. Ты меня понял?       Он кивнул, пытаясь не показывать явное волнение. Спустя примерно час Генри начал выполнять материнские поручения, помогая ребенку родиться, при этом не имея никакого образования в этой сфере. Однако, спустя долгие часы мучений, мальчик уже держал младенца на руках. Пока Мария отходила от родов, Генрих медленно и аккуратно обмыл ребенка водой, после чего встал рядом с матерью.       — Это девочка, — он улыбнулся, глядя то на маму, то на маленькую сестру. — Я буду защищать тебя до конца жизни, — пообещал он, укутав девочку в собственную рубашку. Глядя в эти глубокие глаза, Генрих будто бы осознал, в чем смысл его жизни: защищать тех, кто слабее. В данный момент это была его сестра, и, как он думал, его мать. Однако он знал, что рано или поздно настанет тот день, когда он сядет на трон отца и наденет его корону. И с того дня он будет защищать и заботиться о своих подданных, и пусть будет уверен народ Англии — Генри приведет эту страну к развитию и могуществу.