Пепел

Термин произошел от латинского слова placebo, что означает «понравлюсь».

И только к жаждущему знаний придут эти знания вслед за тринадцатью режущими предметами.

***

— Мы признаем вашу силу, люди, но и вы не относитесь к нам с предвзятостью, — спокойно проговорил Сано Манджиро, стоя напротив людей, облаченных в белые одежды. — Помните, кто стоит перед вами.       Человек, что разговаривал с Майки, прикрыл глаза и глубоко поклонился последнему. За ним в уважительном поклоне склонились и все остальные присутствующие люди. На некоторое время после этого жеста на поляне воцарилась гробовая тишина. Один только шелест листьев и стрекотание насекомых могли разряжать напряженную обстановку. Когда же человек, стоящий во главе толпы, выпрямился, то во взгляде его не было страха. Он открыто смотрел на Майки. И тот отвечал ему точно таким же взглядом. Коко видел и чувствовал, как рядом с ним напрягся от такой наглости Санзу. Последний поднял было руку, чтобы вступится за Сано, но Коко сжал его конечность во избежание непредвиденных обстоятельств. Майки попросил всех демонов леса присутствовать во время этого разговора. Значит, они будут просто присутствовать и ничего не делать. Однако Санзу хвостиком носился на Манджиро, и об этом знали не только демоны. Печально известная история с несчастным началом. — Именно поэтому мы и вышли с вами на контакт, — сказал человек. — Люди, живущие в этом лесу, могут за себя постоять. Теперь могут. И ни один демон не в силах сразится с нами. Майки молчал и слушал. — Вы сами были свидетелями того¸ на что способна наша сила печатей… Кто-то из толпы демонов оскаблился и зло выкрикнул, делая шаг вперед. — Вести себя так нагло при всей толпой демонов этого леса! Вы и смелость свою поместили в эти куски бумаги, раз так разговариваете? — Баджи, — прорычал Майки, полуобернувшись к толпе. — Закрой сам свою пасть, пока я не сделал это. Голосивший Баджи презрительно дернул верхней губой, обнажая клыки, но сделал шаг назад. Негласного лидера Сано Манджиро уважали все демоны. — … — человек, что был так нагло перебит, выждал пару секунд, прежде чем продолжить: — но это не значит, что мы можем продолжать сосуществовать в этом лесу спокойно. Майки понимал, к чему приведет этот разговор. Понимал еще тогда, когда приглашал всех демонов на эту встречу. — Мы предлагаем… — Контракт? — мягко закончил за человека Майки, и впервые за всю беседу на его губах расцвела лукавая полуулыбка. Человек глупо похлопал глазами и кивнул. Он не ожидал, что демон с самого начала предполагал такой исход их диалога. — Да. Контракт, — твердо сказал человек, тем самым подтвердив свой кивок словом. — Контракт на взаимных условиях. — Вы хотите обоюдной защиты, но разделения территории, — предположил Майки. — Именно. Но вы будете иметь дело с кланом — носителями печатного дела. От вас мы хотим того же. Сано прищурил глаза, высматривая намеки на желания этого человека. Последний замолчал, давая возможность Майки самому додумать или додуматься до правильного решения. До этого он вполне хорошо с этим справлялся. — Клан. Вы хотите собрать всех демонов, как собрали людей, верно? — Верно. — Но демоны — не люди. У нас все устроено совершенно по — другому, — покачав головой, ответил блондин. — Вы хотите расприй? Если мы не заключим контракт, демоны и люди буду сталкиваться друг с другом, будут происходить бои и смерти. Так недалеко до войны. Это ли то, что нам всем нужно? На это Майки ответить было нечего. Как и другим демонам, однако в их глазах читалось явное несогласие. — Мы можем рассчитывать на вас? — уточнил человек. — Приходите сюда в это же самое время завтра. Тогда мы и дадим свой ответ. На том они и разошлись.

***

Они стояли перед всем кланом, всматриваясь в каждого и слушая вполуха речь Майки. Последний представлял новых членов своему клану, который тогда еще носил название «Черные драконы». И как помнилось ему — а помнилось не очень ясно, прошло более ста лет с того момента — их с Риндо облизывали жадные и заинтересованные взгляды. Особенно тщательно рассматривали татуировки братьев, выглядывающих из-за разреза кимоно на груди. Такое внимание раздражало и нервировало, Ран завел руки за спину, схватился одной за свое запястье и сжал ладонь свободной конечности в кулак. «Позже останутся следы» — как-то само собой подумалось ему, но мысль растворилась, стоило ему встретиться взглядом с демоном, который сидел поодаль ото всех с другим мрачным существом. Тоже, к слову, демоном, награжденным выраженным шрамом на пол лица. Тот, чей взгляд поймал Хайтани старший, отличался. Этот демон на него щурился, клонил голову в сторону, аки змей на охоте, и под конец своих разглядываний высунул длинный язык, чтобы провести им по своей верхней губе. Да так и оставил его в уголке своего рта. Какая же гадость. Однако каких-то подтекстов в этом действии Ран не заметил и очень зря. Он в ответ прищурился на него, на что незнакомец широко и со вкусом ухмыльнулся одной стороной рта. Было видно, что ему понравилась реакция Рана. И если подумать, стало как-то не до рассуждений на эту тему, на то, от чего старший ответил так взглядом именно ему, потому как Манжиро закончил свою речь и дал слово братьям. Пришлось отвлечься, а после старший и не вспомнил об этом. — Имя мне — Ран Хайтани, а этот демон, стоящий рядом — мой брат. Риндо Хайтани, — начиная свою речь, Хайтани старший выпрямился и весь подобрался. Ему трудно давались такие речи, и не мог он похвастаться частотой, с которой представлял кому-то свою персону и персону брата. Приходилось выкручиваться на ходу, ежели не придумал слова заранее и потратил все время на битву взглядов с каким-то языкастым демоном. — По обстоятельствам, стесняющим нас, мы вынуждены просить вас примкнуть к вашему клану. Однако когда нам станет удобно и достаточно свободно, мы бы хотели оставить за собой возможность покинуть клан. На какой-то момент после его слов на поляне стало тихо до безобразия. Ветер, порождающий шелест листьев, потонул в чаще, далекой от места собрания демонического клана. Высокие и широкоствольные деревья перестали своими движениями сбрасывать с верхушек редкие листья. А солнце, яркое рыжее солнце закатного вечера, несмотря на застывшую в этот миг природу все еще пыталось пробиваться сквозь стволы и ветки. Оно тянуло свои лучи-руки к каждому живому существу. Оно, слишком нежное, стремилось упасть в ноги каждому и позволить посмотреть на свои угасания. Посмотреть хотя бы жалкие мгновения перед тем, как оно отдаст себя в руки Луне. Ведь Луна не может светить без Солнца. А ночь неумолимо приближалась. Каждый демон, растягиваясь на своих камнях, поваленных деревьях или прямо на земле, неотрывно смотрел на стоявших братьев. Те, казалось, и не замечали этих взглядов, а если и замечали, то продолжали стойко стоять перед кланом. В ожидании их решения. Вот только клан не торопился выдвигать своё мнение на этот счет. Ран, прекрасно видящий борьбу в глазах своего младшего, чувствовавший его скованность и волнение, незаметно двинулся к нему боком. Позволил Риндо сделать шаг назад и встать позади старшего. Незаметно, почти неощутимо скрыться за его плечом, но ощущение старшего перед собой, а не рядом, успокаивало. Давало нужную защиту и уверенность в завтра. Ран показал, что они не зависят от решения клана, они зависят друг от друга, а это очень важно для Риндо. Риндо, который еще несколько месяцев назад не знал жизни после смерти. — И вы действительно настолько обречены, что вынуждены были прийти в наш лес? — гаркнул крикливый демон. — Это наш Баджи, у него никогда рот не закрывается, — пояснил Майки братьям, смотря на этого самого «крикливого Баджи». Баджи, демон с резкими чертами лица, наглым оскалом и длинными торчащими клыками, смотрел на каждого Хайтани в упор. Он ожидал застать своим вопросом врасплох, хотел почувствовать от них страх, неуверенность или смущение: хотя бы что-то, что могло бы спровадить незваных гостей, претендующих на место в доме. — Я всего лишь хочу защитить свою семью, — только и сказал Ран, смотря аккурат в глаза Баджи. Тот нехорошо оскалился и откинулся обратно на ствол, продолжая не таким звонким и провокационным голосом: — Знаешь ли ты, с какой целью был создан наш клан? — Баджи, — протянул слегка удивленный Майки. — Пусть он ответит! — рявкнул на главу длинноволосый и вновь посмотрел на Рана. — Ну так что? Знаешь? Желваки на лице старшего пришли в действие, а взгляд лиловых глаз потяжелел. Держать себя в руках удавалось все меньше, но тот, кто стоит за его плечом, нуждался в его трезвом разуме и рассудительности. Нуждался в доме, защите и постоянстве. Нуждался в Ране. — Неужели ты думаешь, что можно просто переждать у нас какие-то эфемерные «обстоятельства» и уйти, тем самым потом навлечь на клан, на деревни беду? — Баджи! — рыкнул Сано, на что Баджи только сильнее ощерился. — Да как ты еще не понял, Майки! Два взрослых, сильных и здоровых демона пришли в наш лес, прикрываясь какими-то… — он потряс руками перед собой, пытаясь показать жестами слово, напрочь им забытое. — И ты вот так их пустишь к нам? Подпустишь к людям? Забыл, что приоритет — деревня? — Я прекрасно знаю, когда и зачем был создан ваш клан, — тихо, но твердо начал Ран, перебивая вскипевшего Баджи. — Но мы с братом пришли к вам с чистой просьбой. Наши намерения не несут вреда ни вашему клану, ни поселениям в лесу. — Он прав, — подал голос тот языкастый. Все на поляне, включая говорившего Рана, повернулись на внезапный голос. Демон, нарушивший поток споров и оправданий, сидел, развалившись на своем камне на пару с другим демоном. И если второй демон, чье лицо уродовал длинный шрам, проходящий через лоб и глаз, молчал и слушал, не сильно показывая свою заинтересованность, то языкастый явно знал больше, чем говорил. — Гений, — обозначил языкастого уже порядком раздраженный Майки. — Ты думаешь, мне и клану стоит их принять? Тот, кто носил имя Гений, приложил к подбородку руку и поводил указательным пальцем по своей щеке, имитируя тяжелый мыслительный процесс. И было видно, что он играл на публику, подогревал интерес к своим дальнейшим словам, однако на удивление обоих братьев, его никто не одергивал. Его никто не торопил и не прерывал его маленькое шоу, наоборот. Весь клан будто замер и в ожидании, пусть и тяжелом, но принялся терпеливо наблюдать, пока Гению не надоест это хвастовство своим талантом. Ран, растерявшийся от такого момента, неосознанно повернулся к Риндо, и, на удивление, поймал его удивленный взгляд голубых глаз. Посмотрев ему в глаза пару секунд, Ран отвернулся и встретился взглядом с Гением второй раз за это собрание. Тот, явно поняв что-то для себя, легко кивнул и вновь заговорил. — Они могут остаться с нами, и будьте уверены, ни один из этих… братьев, — на последнем слове Гений замешкался, но решил придерживаться легенды братьев. — Не несет злых намерений. Баджи, ты зря волновался. — Да откуда ты… — хотел было вновь вздыбится упомянутый, но его перебил тот, что носил на своем лице шрам. — Если Коко сказал, что все в порядке, значит нам не стоит сомневаться в этих демонах. Главное решение всегда останется за Майки, — только и сказал демон со шрамом, прежде чем снова замолчать и отвернутся ото всех, принимая отчужденный вид. — Правда, Баджи, когда наш Гений подводил нас своими словами? — произнес тот, кто сидел аккурат подле главаря. Демон, который развалился прямо на земле, смотрелся весьма… смехоподобно в такой позе, в которой пребывал, вот только от его голоса Рану стало не по себе. «Пес» Почему-то именно так Ран бы назвал этого демона. Он так смотрел на Баджи, словно готовый вот-вот сорваться с места и вцепится ему в разговорчивое горло, сидел подле Майки, будто охранял. Да и еще голос, интонация, которой он заговорил… все же — пёс было самым подходящим словом, описывающим этого демона. Баджи же, сцепился с «псом» взглядами, не желая уступать и как-то позволять кому-то сомневаться в своем мнении. Майки учил их отстаивать свою позицию, но то, что сказано без подтверждений, могло и быть откинуто без объяснений. Ни у кого не было ни того, ни другого. Однако все в клане, включая Майки, безоговорочно доверяли Гению. Именно его слово порой было решающим во многих вопросах. — Я никогда не ставил под сомнение слова Коко, но в этот раз я выбираю послушать свою чуйку, — все же выдал Баджи уже спокойно. «Пес» однобоко улыбнулся, и только сейчас Хайтани старший заметил в уголках его рта шрамы. Неужели у каждого члена этого клана были какие-то увечья? — Я считаю, что вопрос на принятие братьев Хайтани в клан закрыт. Это — Какуче, а это Санзу. Там сидит неразговорчивый Мочи и трубка — Такеоми — спрыгивая со своей ветки и хлопнув в ладоши сказал Майки, поочередно указывая на тех демонов, которых еще не успел представить. — Давайте же приступим к официальной части нашего собрания. «Трубка-Такеоми» ухмыльнулся, перекатывая между губ дымящуюся трубку с опиумом, Мочи же лишь сильнее нахмурил густые брови. Крепкие ладони главы легки меж лопаток Рана и Риндо, подталкивая демонов вперед, к центру. Напоследок переглянувшись друг с другом, Хайтани поддались давлению главаря и пошли туда, куда им направляли. После этого они стали связаны одной цепью с кланом, и так же позже они узнали у Гения-Коко подробности и причину, почему он сделал такие выводы на собрании. Эти знания были полезны, даже если ждать пришлось несколько месяцев. Все это время после их принятия в клан на особых условиях братья искали подход к Хаджиме. И нашли. — Понимаете, все сокрыто в мелочах, — сидя в личной части леса, служащей укрытием для Коко, Ран, Риндо и названный забивали трубки опиумом и разговаривали на интересующую братьев тему. — Наблюдательность, сообразительность и хладнокровие — вот три составляющие правильного мнения о ком бы то ни было. Демон затянулся, после того как прошептал определенные слова и поджег трубку пламенем из длинного пальца. Тягучим ручейком потянулся дым от зажженного препарата, а вслед ему добавились еще два. Немного раскурив свои трубки, они вновь принялись за разговор, правда, не такой, какой был с самого начала. — М-м-м, Такеоми, — протянул довольный Коко, растягивая губы в блаженной улыбке. — не знаю, что буду делать без твоих фокусов, если оставлю клан. Братья синхронно переглянулись и одновременно сошлись на мнении, что этого «Такеоми» не помнят. Более того, они его не знают. Уловив настроение и непонимание собеседников, Коко лениво пояснил: — Такеоми — черт, из рук которого сыпятся разные травы, как из рога изобилия. Мало того, он еще может решить, чем именно сможет побаловать меня. Братья понимающе кивнули, вновь припадая губами к тонкому концу трубки. Не прошло и нескольких минут, как они вспомнили демона, что держался особняком и раскуривал трубку на собрании. Он был единственным, кто курил. Спустя минуту разговор вновь возобновился. — Вы не братья, — начал Коко, приоткрывая один глаз и смотря на реакции демонов напротив. Ран, нахмурившись, посмотрел на него в ответ и ждал пояснений, а вот Риндо вспыхнул и опустил голову, пряча за волосами от чего-то виноватый взгляд и красные щеки. — Не такие, какими показались нам с самого начала, — все же решил пояснить Гений, меняя положение своего тела. — Но это волнует меня в самую последнюю очередь. Скажите, сколько вы друг друга знаете? Ран нахмурился еще сильнее, напрочь забыв о трубке в своих руках. Неужели это было настолько очевидно? Откуда Коко узнал об этом? Кто еще в курсе? Слишком много вопросов. И вряд ли они получат ответы на них от Гения. По крайней мере, не сегодня. Гений слишком хорошо мог прикидываться несмышленым и глупым. За то недолгое время, что братья пожили с кланом, они успели уловить одни важный момент: Коко не станет говорить, если не хочет. Отвернется, притворится спящим, начнет вавакать так долго, что кто-то вроде Мочи не «попросит» его заткнуться. К слову, этот самый Мочи и сказал братьям, что от гения бесполезно ожидать каких-то слов, если он сам не захочет говорить. — Только с Какуче он общается и ничего от него не скрывает, — сказал тогда Канджи, сидя рядом с Такеоми. — Больше он ни с кем не сближался в клане. Ран еще тогда взял эту пищу себе на размышление. И с каждым прожитым днем убеждался в словах Мочи все больше и больше. Коко действительно был слишком скрытен. Вот только он не терпел этой же скрытности от других. Ему натурально не нравилось не получать ответы на свои вопросы, игнорирование и просто открытое препирательство. — Я надеюсь, вы задумались над подсчетами, — произнес Гений, сощурив и без того узкие глаза. Ран перевел на него взгляд и незаметно пытался вспомнить, о чем же спрашивал Коко. Опиум начинал проникать в тело и обволакивать мозг своим тягучим, смолянистым дымом. Думать становилось ленивее и неохотнее. — Это имеет какое-то отношение к тебе? — вскинув голову, вдруг нагло спросил Риндо, до этого отмалчивающийся. Коко гадко ухмыльнулся. — Вы намереваетесь скрывать отсутствие родственных связей от всего клана? — ответил вопросом на вопрос Гений. — Никто не отвечает вопросом на вопрос! — начал распалятся младший Хайтани, поддаваясь вперед корпусом. — Риндо, ты делаешь точно так же, потому что боишься сказать, что знаешь Рана месяц? — вдыхая дым, ответил на выпад Хаджиме. — Я знаю его несколько месяцев и я не позволю кому-то вроде тебя влезать в мою семью! Коконой, удовлетворенный ответом, сыто улыбнулся во весь рот, смотря на старшего, что медленно прикрыл глаза и младшего, отходившего от недавней истерики. Поистине интересная семья. Риндо же, отдышавшись, продолжал смотреть на Коко во все глаза и не совсем понимал, почему же тот замолчал и выглядел довольней всех в этом лесу. Немного света на сложившуюся ситуацию пролил Ран, на выдохе произнеся имя младшего такой интонацией… — Риндо… …что младший все понял. — Ран! — испуганно вскрикнул блондин и прикрыл рот одной рукой. Он не знал, как вести себя после такого, не знал, что говорить, на кого злиться, чего ожидать… Но тут до этого молчавший Гений засмеялся. Громко, со всхлипами и криками, от души рвя глотку в несдерживаемом смехе, тем самым напугав братьев, явно не ожидавших такой реакции. И если подумать, посмотреть… хотя бы попытаться посмотреть на них со стороны, возможно они и правда были настолько смешны. Так что неудивительно, что Коко даже не пытается быть потише. Ран от этого лишь прыснул и помотал головой из стороны в сторону, сохраняя улыбку на своих губах. Риндо рядом даже дышать перестал от такого настроения старшего. Отличались Хайтани в этот момент только непониманием: а чего ожидать от этого демона? Риндо, впервые услышавший что-то похожее на смех от старшего не знал, к чему это приведет, потому что не очень уж хорошо ощущалась эта улыбочка, а вот Ран… он не знал, что последует от Гения после окончания его истерического смеха. Теперь, зная факт их лжи главе и всему клану, неизвестно что с ними случится. Они ведь так и не рассказали все Майки и теперь, когда они связаны клановыми узами — пусть и временными — глава не потерпит лжи. Не потерпит же? — Давно меня… давно меня так не смешили, — отдышавшись, Хаджиме успокоился так же быстро, как и покатился со смеху. — Видели бы вы свои лица в этот момент, о камисама, спасибо вам за такое развлечение раз в столетие. Братья вновь уставились на Гения во все глаза. Теперь они перестали понимать откровенно… все. — Я наверно должен как-то пояснить свой внезапный… порыв, — прокашлявшись и затянувшись, покивал Коконой. — Что ж, думаю, я могу начать свое рассуждение. Снова затянувшись, демон незаметно для себя оценивал братьев, сидящих перед ним: одиноких, сильных и потерянных братьев. С самого первого взгляда, как только они вошли на поляну собрания, Коко сразу же увидел в Ране старшую фигуру для Риндо. И дело было даже не в росте или выражении лица, нет. Ран будто всем своим видом пытался показать, что он защищает того, кто идет с ним плечом к плечу, правда плечом к плечу они тоже стояли недолго. Коко увидел, оттого что сидел сбоку, как Ран едва уловимым движением вышел перед блондином и дал тому опору в виде своего плеча. Такое могли не заметить только те недоумцы, что сидели прямо напротив того места, где стояли Хайтани. Им же с Какосиком с их ракурса все было прекрасно видно. — Мелочи, как я вам и говорил, были, есть и будут важны. Если что-то важное можно скрыть, не сказать, умолчать, то вот мелкие повадки останутся… — Ближе к делу, — хмуро поторопил Гения Ран, понемногу начиная раздражаться его нерасторопности. — Все мы спешим, и не понятно куда хотим успеть, — пропел Коко, но к сути действительно перешел. — Ваше взаимодействие — то, что вы даже не пытались скрыть или наладить. — И что же с нашим… взаимодействием не так? — скривился Риндо. — Его отсутствие. По вашей легенде вы — братья. Каждый из вас сам по себе на вид — крепкий, сильный, в общем, на рассвете жизненных сил, что значит… — многозначительно закончил Коко, выразительно смотря на братьев. Никто из них не продолжил. — Какие вы несговорчивые. Что значит, что живете вы не первое десятилетие, а то и столетие. Родство в нашем мире определяется одинаковым началом, а доказательство этого одинакового начала — метка. Или же татуировка. Любой отличительный знак, обязательно одинаковый, но это я уже углубляюсь. Уверен, вы и без меня это знаете. Судя по лицам братьев, действительно знали. — И жить в нашем мире столько лет, значит быть ближе друг к другу, научится понимать с полуслова, да что там с полуслова, с полувзгляда, — хихикнул своим мыслям Гений. — Вот только у вас этой идиллии не было. Вы едва ли перекинулись несколькими взглядами, не то чтобы словами, и поправьте меня, если придираюсь, я согласен, звучит не совсем убедительно, но послушайте дальше. Твои руки, Ран. Протяни мне свои руки. В этот момент Хайтани старшему померещился в образе Коко оракул, который вот-вот предскажет по его руке какое-то древнее пророчество. Он так думал, но руки вытянул. Гений тут же схватил их чуть выше запястья. — На этой руке след, — проведя большим пальцем по выцветшим желтоватым следам, сказал Коко и отпустил чужие запястья. — Я видел, как тогда на собрании ты пытался не сорваться. Это, — кивок на руки, которые Ран еще не успел убрать. — Мое первое доказательство. Стал бы ты настолько нервничать ради какого-то вступления в клан? Я уверен, что ты достаточно силен, чтобы защитить и себя, и Риндо, но это уже лишь мои догадки. Вообще если честно, все что я говорил до этого — лишь одни догадки и додумки, я не надеюсь всерьез попасть ими в цель, но есть то, что сделало меня более чем уверенным, — он замолчал, вновь затягиваясь. Братья, все еще молчавшие, притихли настолько, что даже перестал слышаться звук их дыхания. Коко позабавила эта отзывчивость, ему впервой было ощущать такое пристальное внимание. Демоны было буквально готовы впитывать каждое слово, сказанное им. И братьям уже было неважно, что их собеседник едва ли соображал из-за выкуренного наркотика, в его глазах едва ли высматривалось осознание. Очи Гения опухли, вены лопнули и он почти «плакал» кровавыми слезами, но речь его была ясна и связна. Укладывая докуренную трубку около себя, Коко поправил съехавшее с плеча кимоно и заговорил. Желание рассматривать другие гамбиты пропало. — Ваши глаза и татуировки. Да, действительно у братьев по крови есть одинаковые метки, и вы почти ввели в заблуждение клан, демонстративно показывая наличие оных на груди, но они далеко не идентичные. Родственные татуировки — есть нечто одинаковое, ваши же — разные части одного целого. Так не бывает, — довольно ухмыльнувшись и мысленно ставя шах, сказал Гений, тут же продолжая. — Ваши глаза. Хоть они и разного цвета — это совершенно не важно — их форма. Разная. Когда я это заметил, я понял, что вы скрываете и какой секрет делите на двоих, — мат. С того дня, как Гений вывалил на них все свои рассуждения, братья старались как можно меньше оставаться с ним наедине. Но этого и не требовалось. Как оказалось, Коко не только безоговорочно доверял Какуче, но и проводил с ним все свое время, попросту не желая как-то перестраиваться и делить его с кем-то.

***

Дул прохладный ветер, от его порывов капли падали с листьев и орошали округу новым легким дождиком. Казалось, никто не додумается выйти в такую прохладную погоду, но нет. Коко понял, что на поляне он не один только тогда, когда вместо шороха и шепота начал слышать реальные голоса. Причем очень знакомые голоса. — Ран, думается мне, что нам не стоит гулять… тут. — И почему же ты так думаешь? Стало тихо. Старшему так и не ответили, а, может, ответ и последовал, но Коко его однозначно не слышал. Он точно не собирался скрывать свое присутствие, да и братья должны были его почувствовать. Вот только отчего-то Хайтани замолкли, и демон подумал, что они и вовсе ушли, пока звук их голова не раздался ещё раз — Риндо, не бойся, ты был прав, тут лежит Коко. Брюнет разлепил один глаз чисто из праздного любопытства, тут же увидев перед собой две до боли знакомые головы. По обе стороны от него, наклоняясь, стояли Ран и Риндо Хайтани, внаглую рассматривая лежащего Коконоя. Он выгнул одну бровь и открыл уже второй глаз, явно намекая на очевидный вопрос. Братья поняли без слов… — И что же ты тут делаешь? — нагло спросил старший, складывая руки на груди и ехидно улыбаясь. Вот только отвечать не собирались. — Медитирую, — ответил Коко и закрыл оба глаза. Тут же послышался смешок и плюх. Оба незваных гостя опустили свои тушки рядом с ним. — Очень звездная ночь выдалась за этот месяц. — Да, достаточно. Между братьями завязался диалог, в котором Коко не изъявлял желания участвовать до самого конца. Однако братья были не только беспардонными, но и наглыми. — Что такое по природе своей звезды? Гений, ты же знаешь, так ответь нам, — щуря узкие глаза спросил старший Хайтани. Коко не издал и звука, продолжая лежать в своей позе трупа, а когда к расспросам старшего добавился еще и младший, Хаджиме резко захотел уйти. — Ну Коко, обожди покидать нас. Это было смеха ради, не более. Но если ты и взаправду знаешь что-нибудь про звезды, то, прошу, расскажи. Риндо до ужаса и трепета их любит. Брюнет сел, кидая взгляд от одного брата к другому. Издеваются? Подначивают? Не похоже. Но вот только Хаджиме не знал об этих небесных телах и толики, мог лишь догадываться и строить теории. — Я знаю едва ли больше вашего, но мне нравится одна теория… — Поведай, прошу, — нетерпеливо перебил его вмиг оживившийся Риндо. Под тихий хохот старшего Коко начал рассказывать одну единственную историю о звездах, известную ему. — Важно заметить, что умирают не только люди. Если так посмотреть, то люди вообще-то бессмертны. Их души, требующие красоты и вечного умиротворения, заключены в клетках из костей и кожи. И когда оболочка умирает, душа освобождается и вселяется в другое тело в надежде хотя бы там насладится красотой. Но душа не уходит вся. Её крохотный лёд остается в теле и умирает вместе с ним. Однако у демонов всё не так. Мы бессмертны, но души наши могут погаснуть и замолчать навсегда. Наше тело не умрет, но оно будет разлагаться изнутри, а чем это отличается от смерти? — К чему ты это говоришь? — нахмурившись, спросил младший. — К тому, что после смерти есть что-то иное, третье. Среднее между жизнью и смертью. Тут-то звезды и делают свой первый шаг. Умирающее человеческое тело, которое уже покинула душа, но оставила след, оставляет мир живых. Вот только куда податься этому телу? Оболочка уже давно сожжена, а та частичка души, которая не покинула тело? Она становится одной из звёзд в небе. — Она просто… упорхнет в небо? — недоверчиво спросил старший. — Напоминаю, что это всего лишь теория, но да. Частичка души становится яркой, новой звездой. — Так люди же… каждый день умирают. Так и места на всем небе для них не хватит. Демон лукаво улыбнулся и задрал голову, всматриваясь в сверкающие звезды. — Посмотрите на него. Что вы там видите? Братья невольно последовали его совету и стали всматриваться в плавающие небесные тела. — Коко… я не понимаю, — спросил в конец запутавшийся Риндо. — Ответ прост и находится на поверхности. — Звёзды? — Именно, но они разные. Какая-то светит ярче, какая-то — тускнее, и именно в этом и заключается ответ на твой вопрос. Людские души связаны между собой, и даже на небе они стремятся найти друг друга. Но может ли крохотная частичка найти такую же крохотную частичку среди миллиардов таких же? Это невозможно, а если той самой частички нет на небе и вовсе? Именно поэтому звезды умирают. Они горят, до самого последнего вздоха горят и ищут, пытаются привлечь к себе ту самую частичку родной души, а когда никто не отзывается на их плач, то они умирают. Вот так у кого-то может быть частичка души на небе, а у кого-то — нет. Братья, как завороженные, смотрели то на звезды в небе, то на демона. Потрясение, страх и восхищение роились в их душах. Понравилась. Абсолютно точно понравилась ужасно красивая история про связь звёзд и людских душ. Вот только как может быть, что люди, эти хрупкие людишки, заслуживают для своей души такой истории, а демоны — нет? Несправедливо и грустно. Ужасно больно. Можно быть полвека вместе, но, умерев душой, так и остаться чужими. Твоя частичка души не будет светится, гореть, рисковать свой жизнью, чтобы найти другую, такую дорогую частичку чужой души. Чёрт возьми, их души даже не попадут на небо. Им даже не дали шанса найти себя после смерти. Риндо опускает голову и закусывает губу. Непрошенные слёзы катятся по его щекам. Это ненависть выталкивает их из глаз. Почему он не может быть с Раном всю жизнь? Обязательно губить свою душу и не жить? — Я так не хочу… — шмыгает он носом и вжимает голову в плечи. Ран оборачивается на шмыганье, и у него сжимается сердце. Младший, едва сдерживая надрывные всхлипы, с низко опущенной головой трясётся всем телом. Старший прикусывает губу до крови и пересаживается, оказывыаясь рядом с ним. Риндо вмиг подается к Рану, ищет защиты и утешения, а старший — на удивление Коконоя — даёт ему это всё и даже больше. Они так ещё долго просидели втроем. Кто-то успокаивал Риндо, а кто-то — ломал голову над развернувшейся картиной. Когда же младший, утомленный своими же эмоциями, заснул, Коко всё же задал интересующий его вопрос. — Что это было? — Я успокоил его. — Почему ты это сделал? — Потому что он моя семья.

***

«Перед младой девой расступались самые сильные течения, останавливались тайфуны, а ветер даже не смел как-то трогать её роскошные и пышные волосы. Эта нимфа точно была лесной хранительницей, я в этом уверен! Почти своими глазами видел — я уже начал думать, не мерещится ли мне — как она, сев перед животным на колени, говорила с ним. Это был лось, вот только могучий зверь тоже полусидя-полулежа находился перед нимфой. От него исходил страшный смрад запекшейся крови и гниющей плоти, однако нимфу это, кажется, не смущало. Вдалеке завыли волки. Неужели почувствовали запах мяса? Но я пока не мог оторвать взгляда от картины, представшей передо мной. Девушка, в белоснежных одеяниях, с пышными белыми волосами, просто легла на раненого зверя всем своим телом. Я опешил, когда животное вдруг тихонько так стало пофыркивать. Звук был едва уловим, но кроме нас — и возможных волков — не было никого рядом. Больше сомнений я не испытывал, был точно уверен: лесные жители умеют лечить самое страшное, что только может сделать человек». — Мам, а кто такие нимфы? — тихо спросил Сейшу, когда женщина остановилась, чтобы достать другой листок бумаги. — Нимфы, — задумалась Аруми. — Нимфы — это лесные феи. Они присматривают за всеми жителями леса, лечат их, помогают скрыться от охотников. На самом деле, они просто путают лесные тропинки и выбрасывают охотников из леса прочь. Однако сильно настойчивым могут вырвать глаза, чтобы они больше никогда не могли добраться сюда. — А вот он, — мальчик кивнул в сторону записей очередного путешественника. — Тоже охотник? Нимфа вырвала ему глаза? Инуи лишь тихо рассмеялась и помотала головой в разные стороны. — Как бы он тогда смог написать эти записки без глаз, милый? Да и приходил он вполне себе целым. По крайней мере, все глазки у него были на месте. »… иногда меня пугает этот образ. Он предстает прямо перед моими глазами и так же быстро исчезает. Или, может, я слишком сильно испугался неизвестного? И эта нимфа мне просто померещилась. Мне ничего не мерещилось! Нимфа самая что ни на есть настоящая! Я хотел подружится с ней, но она была чем-то расстроена или зла. Думаю, все-таки зла, потому что девушка в белом пререкалась и спорила с каким-то молодым человеком. Неужели в этом лесу живут еще и лешие? В любом случае, парочка ссорилась и даже не обращала внимания на прекрасную природу вокруг, да и на меня тоже. Мне стало неловко наблюдать за ними, хотя я даже не пытался как-то подслушивать их разговор. Все было слышно без лишних усилий, и, Ками-сама, как же тут все-таки красиво. Такая тихая и прекрасная бухта и такое же прекрасное море. Никогда я не видел чего-то похожего на это. Я с многих сторон и берегов видел море, но в этой бухте все воспринимается по-другому. Уверен: сюда забредают случайно и потом не находят дороги обратно. Ведь песок чист, по нему никто не ходил, (кроме тех двух, они все еще ссорятся) ветра почти не было, а если и был, то лишь теплый бриз. Здесь очень спокойно. Я хочу остаться подольше». — Море такое же красивое, каким его описывали здесь? — резко спросил Сейшу и схватил мать за запястье. Аруми улыбнулась и аккуратно высвободила свою руку из крепкой мальчишеской хватки. Всегда, что бы она не читала ребенку, Инуи младший задавал уйму вопросов, на которые иногда нельзя было найти правильные ответы. Откуда Аруми знала, как выглядит море? Женщина всю свою сознательную и бессознательную жизнь прожила здесь, в деревне, никогда не выходила за пределы ворот. Только если встречать путешественников или группы с продуктами. — Мам? — Что? — очнулась она. — Ах, море. Море. Наверно, оно и взаправду было красивым. — Я думаю, что море намного красочней, чем написано на бумаге. Именно поэтому мальчик полюбил море.

***

— Почему ты никогда не берешь меня с собой? — надулся мальчик и обиженно сложил руки на груди. Девушка, чьи волосы были белее снега, тихо усмехнулась и присела перед младшим братом на корточки. Её всегда забавлял четырехлетний Инуи, но когда он начинал конючиться и просить что-то, не удерживался никто. Мальчику всегда всё давали и всегда всё разрешали, потому что в капризах ему равных не было. Акане на это смотрела сквозь узкий прищур глаз и не раз говорила родителям перестать баловать брата. Но что греха таить: сама довольно часто приносила всякие вкусности с города только для него. — Потому что тебя туда не звали, — легко ответила девушка и щелкнула брата по насупившемуся носу. Тот с громким «ай» отлетел от неё и прижал обе руки к лицу. Инуи старшая выпрямилась и уперла одну руку в бок, снисходительно наблюдая за этой картиной. Она знала, что щелчок был не настолько болезненным, каковым его показывал Сейшу, но, чтобы не ранить хрупкое детское зарождающиеся самолюбие, погладила того по голове. — И тем более, ты же знаешь: мама с папой не разрешили тебе выходить за пределы деревни, — она напоследок потрепала короткие волосы на затылке брата и заговорщически добавила, — пока что. Мальчик в ту же минуту засиял и поспешно закивал головой, как бы уже предвкушая интересные походы в лес. Так много за собой скрывали стены деревни, что даже не передашь словами всё то нетерпение, которое хранил в себе Сейшу. Сестра смотрела на сияющее лицо брата с мягкой улыбкой, и всю её переполняло от нежности к Сейшу. Он всегда любил её больше, от того отпускать каждый раз в лес было трудно, поэтому Акане старалась уходить во время дневного сна мальчика. Однако не всегда это получалось. Брат с сестрой на самом деле были достаточно близки. Каждый в деревне знал о крепких семейных узах семьи Инуи хотя бы потому, что частенько замечали Акане и Сейшу, играющими во дворе или бегающими по деревне с поручениями матери из дома в дом. И не было бы в таком времяпровождении ничего такого, мол, старшая сестра помогает и заботится о младшем, однако не каждая такая старшая сестра будет готова таскать младшего с собой повсюду. Даже совсем маленький Сейшу тянулся к Акане, а та не могла отказать в своих ласках брату уже тогда. Вторым словом после «мама» Инуи произнес «А-анэ». Девушка еще долго после того вечера не спускала его с рук и все утирала счастливые слезы с глаз. Настолько сильно она любила своего младшего брата. И Сейшу любил её не меньше. Когда Инуи младший достаточно подрос, Акане стала всё чаще и чаще уходить из деревни. Её частые «прогулки» никак не были связаны со взрослением брата, это стало простым стечением обстоятельств, никак от неё не зависящих. И Сейшу всё не нравилось в корне, о чем он не ленился и говорил ей всегда. Ибо негоже оставлять скучающее чадо одно дома. Девушка отнекивалась о целях своих визитов, каждый раз придумывая разные истории, а иногда и вовсе переводила тему, чтобы не отвечать на вопрос. Сейшу велся, потому что не понимал, насколько искусно его водят за нос. Он искренне верил, что сестре очень интересно, какой колосок из цветов он сегодня с мамой сплёл. Конечно, успехи брата, хоть и маленькие, волновали девушку, но не настолько, как она показывала. Когда же Сейшу стал постарше, ему уже самому не сиделось, и уже он пропадал на улице днями напролет. Одно оставалось неизменным: привязанность и любовь к сестре. Инуи постоянно провожал её до ворот деревни и встречал вечером, а потом они шли вместе домой. Каждый делился, как у кого прошел день, и больше они не поднимали тему уходов Акане. Мать и отец были более чем довольны отношениями между детьми. И хотя мать иногда говорила что-то вроде «с нашим Сейшу Акане никогда не получит от Изаму-чана красную камелию!» по-настоящему её это не волновало. Девушка на эти заявления заливалась краской и шикала на мать, ну а та по-доброму смеялась и радовалась счастливым положением их дружной семьи.

***

— Я хочу посмотреть, как ты составляешь из этих цветов икебану! — протягивая широкий букет цветов беловолосой девушке, громче ожидаемого выпалил молодой юноша. Девушка воззрилась на цветы, потом на юношу, и, в конце концов, не сдержала снисходительной улыбки. То, как парень неловко переступал с ноги на ногу, то как он отвернул голову в сторону, чтобы не смотреть прямо ей в глаза (но при этом все равно редко стреляя в её сторону взглядом) и то, что он, несмотря на все эти неуверенные детали, так упорно и крепко держал этот букет… Акане просто не могла не улыбнуться. Она просто не могла не взять этот букет. Поставив около себя пустую плетенную корзинку, девушка с готовностью приняла подарок. — Изаму… они прекрасны, — протягивая руки к свежесобранным цветам, сказала Инуи. Обхватывая букет за ножку, она прижала его к груди и вдохнула запах леса. Ей было все равно в тот момент, что она едва ли умела составлять достойные икебаны, как это делали девушки из столицы. Не тогда, когда Куроки смотрит на неё так. Она потерлась носом о мягкие бутоны и прикрыла глаза, позволяя аромату проходить через неё. Роднее и приятнее всего было именно то, что напоминает о доме. Об их доме. Лес, что приютил их несколько сотен лет назад пах родным домом. Каждое дерево, трава, листья и цветы. Все это было родным и знакомым до дрожи в сердце. Этим прекрасным утром, среди высоких и могучих граболистных берез, обдуваемые теплым летним ветром, стояли двое: парень и девушка. И не сказав ни слова, они, взявшись за руки, пошли гулять по лесу. Лесу, просыпавшемуся ото сна. Лучи утреннего солнышка пробрались сквозь листья и окропили дорогу, по которой шагали Изаму и Акане. Девушка время от времени на носочках ступала аккурат по этим солнечным следам, стараясь не оступиться, а парень крепко держал её руку, чтобы она не упала или не поскользнулась на ровном месте. Чистый, свежий и свободный ветер путался в ее волосах, белых, как первый снег, играл с подолом её легкого платья и уносил с собой звуки её голоса. И даже если случится что-то лучше этих встреч с ней — думалось Изаму — то он непременно захочет проснутся. Потому что счастливее, чем с ней наяву, он может быть лишь во сне.

***

— Мне даже не верится, Хаджиме… — увлеченно шепчет девушка, прижимая к своей груди руки. — Не так я представляла Тристис… Коконой самодовольно хмыкает, как будто хвалят лично его, но ни слова не произносит. Было куда интересней исподтишка следить за восторгами Инуи, идущей сзади, но рядом. А посмотреть и правда было на что. Природа леса на стороне демонов будто входила в спор с жителями: мрачная и нелюдимая нечесть жила средь алых и сиреневых растений. Меж широких листьев так удачно протискивались солнечные лучики. Здесь не было жарко или холодно, а может и было. Просто она не замечала таких мелочей, когда вглядывалась в редкие волосинки на очередном дереве. Белки на деревьях высоко прыгали с ветки на ветку, иногда пикируя ниже и ниже. Они фырчали, скребли ногтями кору и карабкались наверх. Игрались. Девушка изучала и бегала шустрым кроликом от одного местечка к другому. Ее легкая фигура огибала кусты, а когда кожи касались шипы каких-то растений, от ее вскриков Хаджиме вздрагивал. — Не носись ты так сильно. Никто тебя не торопит, — произнес вслед удаляющейся фигуре демон. Из-за кустов, в которых и скрылась Акане, донесся приглушенный голос, но затих так же быстро, как и начался. Лишь теплый летний ветер волновал листья на высоких деревьях, от чего создавалось ощущение громкого шепота вокруг. Это место было очень удачным. Всегда когда демоны, не только Коко, хотели прогуляться по округе, создавалось впечатление, будто тут не только ты. Сами демоны, по природе своей одиночки, редко общались друг с другом и не имели дружеских связей, потому каждый из их клана прятался по своим норам и полянам. Демоны больше других существ ценили одиночество. Хаджиме тоже ценил, но не отказывал себе побыть в компании вечно хмурого Какуче. Последний никогда не ворчал на Гения, как делал с другими. Они просто приятно молчали в компании друг друга. Возможно даже, они могли бы назвать себя друзьями, вот только никто из двух эгоистов-демонов не хотел первым признавать привязанность к другому. Коко, хотевший все-таки узнать, что же ему ответила девушка, когда сбежала в кусты, не спеша двинулся за ней. Перешагнув через высокие корни деревьев, отодвинув рукой большой зеленый лист, он оказался на маленькой полянке. В середине, играя с солнечными бликами в салки, бегала Инуи. Девушка босыми ногами ступала на открывающиеся солнечные следы, тут же отбегая в другое место за ними же. Она хихикала и фырчала, кажется, вовсе забыв о Коко. Однако демона это вовсе не расстроило, наборот: Хаджиме усмехнулся и, скрестив руки на груди, оперся плечом о ствол широкого дерева. Если посмотреть на них со стороны, то парочка бы напоминала вполне счастливую семью. Коконой показался бы заботливым отцом, а Акане — его резвой и счастливой дочерью. Коко — как и подобает заботливому отцу — смотрел на нее и не сводил взгляда с ее танцующей фигуры. Девушка кружила по поляне, словно бабочка на лавандовом поле, и ничего ей не казалось интереснее игры в салки с солнышком. — Хаджиме, а что это за поляна? — остановившись, спросила устало девушка. Вместо ответа демон оглянулся. Они были на поляне, которая была словно под куполом. Высокие и широкие деревья закрывали поляну своими кронами, образовывая крышу, и Коко внезапно поймал себя на мысли, что знал только одних жителей леса, кому могла бы принадлежать эта территория. — Пойдем отсюда, — сказал Хаджиме, однако уже учуял знакомый запах. — Что? Почему?.. — И кого же наш Гений привел в гости? Хаджиме и Акане замерли: демон в раздражении, девушка в непонимании и нарастающем страхе. Инуи, уже было рванувшая за Коко, застыла. Неизвестно откуда взявшийся голос парализовал всю ее сущность. Девушка не смогла ничего сделать со страхом перед неопределенной ситуацией. Смотря на Коко, он тоже не сильно предвидел такой исход, что не могло еще сильнее не давить. — Мы уходим. — Уже? Голос прозвучал четко и низко, от чего девушка вмиг вышла из оцепенения и мотнула головой в сторону звука. Незнакомый ей человек (человек ли) с длинными волосами, яркими лиловыми глазами смотрел на нее, не отрываясь. Как только девушка отпрыгнула от него, он выпрямился. — Ну-ну, такая взрослая, а боишься, — обманчиво — ласково произнес незнакомец, чуть склонив голову набок. — Ран, я же сказал: мы уходим. — чуть ли не рыча произнес Коко, двинувшись в сторону девушки. — Но ведь тут же не только Ран, — прервав речь Коко, произнес еще один неизвестный голос. Акане мотнула головой на звук и вновь встретилась взглядом с парой лиловых глаз. Нежданный гость смотрел на нее в упор и, кажется, не замечал утробного рычания Коко. Или замечал и специально провоцировал. — Прекратите свои игрища, — дойдя до Инуи и встав перед ней, сказал Хаджиме. Девушка стала понемногу приходить в себя, когда поняла, чья спина стоит перед ней. Чья спина закрывает ее от двух странных личностей. Коконоя все больше и больше стала напрягать сложившаяся ситуация, но еще больше было неприятно ощущать утекающий из рук контроль над ситуацией. Демону очень не нравилось оставаться в проигравшей позиции. — Игрища? О чем ты? — недоуменно спросил высокий из парней, названный Раном. — Хотя сейчас нам кажется, что игрища устраиваешь как раз — таки ты, — изогнув бровь, скептически заметил второй из незнакомцев. Из-за плеча Хаджиме ей открывался отличный вид, да и чувствовала она себя в безопасности, так что, немного обнаглев, высунула голову из своего «укрытия». — Причем в нашем же месте, — добавил Ран. Диалог Коко и Рана проходил мимо неё, их слова теряли для нее смысл, потому что Акане встретилась взглядом со вторым парнем. Его лиловые глаза изучали ее лицо, но во взгляде первого не было ничего, кроме скуки. Он как будто находился не здесь, происходящее не сильно его беспокоило. Только от этого, или еще по какой-то своей причине, обладатель блондинистых и голубых волос запихнул руки в полы своего соде. Действительно, высшая степень скуки. — И как же ты объяснишь вот это, — кивнув на девушку, спросил-сказал Ран. — Тебе — никак, — отрезал Коко и Инуи увидела, как сжались его руки в кулаки. — Я и не сильно требую, — беззаботно пожал плечами парень-косички. — и это не смотря на то, что мы застукали вас на нашей поляне, однако, думаю, Майки это ой как не понравится. — Я сам ему об этом расскажу, — четко и без лишних эмоций. — Уж постарайся побыстрее, а то мы и проговориться можем… — нахально протянул Ран и ни сколько не постеснялся своей недвусмысленной фразы. Коко снова едва слышно — для них — прорычал и Акане стало не по себе: слишком много настораживающих звуков издавал Хаджиме. Так же от парня неприкрыто веяло злостью и напряженностью, что было очень непривычно для вечно спокойного демона. А Ран, даже не удосужившись услышать или требовать ответа на свое высказывание, развернулся и скрылся в кустах. Воистину независимый и своенравный собеседник. — В следующий раз думай, кого и куда ты приводишь, — напоследок сказал второй, до этого молчавший, собеседник и насмешливо добавил. — Гений. После этих слов на поляну опустилась воистину гробовая тишина, прерываемая лишь шелушением листьев, в коих скрылись два незнакомца. — Пошли отсюда, — развернувшись, сказал Коко. Он даже не удосужился дождаться девушку: скрылся в кустах быстрее, чем она успела обернуться. — Хаджиме, постой! — выкрикнула Акане и поспешила за демоном.

***

— Кто это был? — догнав-таки черноволосого, спросила Инуи. Хаджиме, молчавший всю дорогу, проигнорировал вопрос. Ей даже на некоторое время показалось, что спутник просто слишком сильно ушел в себя и свои мысли, и его вообще стоит сейчас не трогать, что она честно и добросовестно хотела сделать, однако он заговорил сам. — Это братья Хайтани, они… — он запнулся лишь на несколько мгновений, чтобы уверенно продолжить. — Мы с ними связаны клановыми узами. — То есть они — твоя семья? — наивно и открыто спросила девушка, припоминая ограниченную информацию о Хаджиме из его же уст о семье и клане. — Да, — нехотя подтвердил ее догадку Коко. — Почему звучало так, будто тебе этого совсем не хочется? — не унималась девушка. Признаться честно, ей было до боли в груди обидно за тех незнакомцев — Хайтани — только из-за тона, которым было сказано это жалкое «да». Если они семья, почему Хаджиме так отреагировал на них еще на поляне? Если они семья, почему он буквально предостерегающе на них рычал? Если они семья, почему сейчас брюнет с таким отвращением подтвердил их родство? — Мне этого не хочется, — вновь этот черствый и издевательский тон. — Хаджиме, объясни свою реакцию! — Акане-таки не сдержалась и остановилась. Требовательный взгляд девушки остановился на демоне, который прекратил двигаться вместе с ней. И отчего она такая упрямая и неусидчивая?! Как бы он хотел одним словом поставить границы в этом разговоре, однако понимал: нельзя. Коконой сам привел ее в Тристис, сам позволил наткнуться на ту поляну, и не ему сейчас истерить от неожиданной встрече с хозяевами этой поляны. Стоило взять на себя ответственность и рассказать то, что требует девушка. — Послушай, — стараясь успокоится, Хаджиме всё же заговорил. — Это не самая приятная история, и я бы не хотел, чтобы ты ее знала… — Хаджиме! — Дай мне договорить, — все еще терпеливо продолжил Коко, сам не понимая, откуда черпает терпение. — Так вот, я бы не хотел, чтобы ты знала эту историю, однако я расскажу. После этого он замолк, но Акане не торопила его. Отчасти потому, что ей было неловко, когда она его так бестактно перебила, отчасти потому, что понимала: он собирается с мыслями. — Как я уже сказал, они — моя семья, потому что мы связаны клановыми узами, но спешу развеять твои преставления о подобной связи. Она отличается от вашей семейной, и главное их отличие — клановые узы можно полностью аннулировать. Всё время своего короткого введения Хаджиме не смотрел на девушку, но та и не просила. Предчувствовавшая тяжелую историю, она присела на изогнутое у земли дерево. — Но их можно не только аннулировать, но и приобрести, — не услышав от слушательницы никаких вопросов или уточнений, продолжил он. — У Хайтани они приобретённые. Между собой, я имею в виду. — Подожди… то есть они неродные братья? — да, неродные, — ответил Коко и сделал небольшую паузу, дабы дать девушке шанс: углубиться в эту тему или остановится на поверхности. — Я думаю, мне не хочется лезть в их… взаимоотношения, — аккуратно обошла тему Акане, — а ты знаешь про них, благодаря… — Связи, да, — солгал он. — Связанные клановыми узами демоны узнают прошлое друг друга, чтобы вместе существовать в настоящем и строить совместное будущее. Инуи понимающе кивнула и закусила нижнюю губу, перерабатывая информацию. На самом деле девушке ужасно хотелось знать о этих братьях (?) больше, однако она понимала, что там может быть что угодно. А лишние жестокости она бы не перенесла даже на слуху. — Так вот, связь. Наш главарь — Майки — как ты уже могла услышать о нем от Рана… — Прости, а как зовут второго? — Второго… Риндо, — медленно протянул Коко. — Риндо и Ран Хайтани. Ран — старший, Риндо — младший. Они пришли к нам в клан около сотни лет назад, это ничтожно мало по сравнению с тем, сколько наш клан существует в принципе. Майки принял их, однако братья не захотели иметь постоянных клановых уз, поэтому заимели временные. — А какие у тебя? — У меня постоянные клановые узы, потому что Майки собрал нас ещё тогда, когда мы заключали с вами контракт. — Сто лет воистину маленький срок по сравнению с твоим, — тихо заметила девушка, от чего-то стала смотреть на Коко совсем под другим углом. — И поэтому мы не знаем, когда они воспользуются положением и уйдут. Временные узы, как я уже сказал, можно аннулировать. Только их. С постоянными мы живем вечно. Это нужно для таких, как они. Которые не могут найти пристанище и просто временно останавливаются где-то, чтобы переждать нехорошее. Для нас же долг перед кланом превыше всего, но так уж получилось, что клан и был создан с целью осуществления нашего контракта, тот долг перед кланом и есть соблюдение контракта. Братья же прямо пренебрегают долгом. Точнее, правильнее будет выразится… не исполняют его. Они не помогают, и не мешают. Закончив свой рассказ на непонятном месте, Коко замолчал. Дал Акане время для размышления и понимания. А обдумывать с её стороны действительно было что. Да, она хотела знать об этих загадочных братьях… Хайтани больше хотя бы потому, что Коко при них же недобро щурился, сейчас же на ее душе остался неприятный осадок. Нерастворимый осадок. Акане хотела знать больше.

***

      Ведомая желанием, девушка скрывалась в серединах больших листьев. Вышагивала и мысленно отчитывала удары разволновавшегося сердца до долгожданной встречи.       Вот только одному небу было известно, что братьям эта встреча ничего не стоила. — Мы не думали встретиться настолько скоро, беловласка, — прошуршал голос младшего из братьев прямо над самым ухом девушки.       Значит, встретились. — Неужто настолько сильно спешила? — подхватил речи младшего старший.       Их не было видно, но кожа ощущала чье-то присутствие. Благо, Акане успела выудить поляну, на которой сейчас и стояла.       Пытливая и любопытная голова металась из стороны в сторону, ища глазами и слушая ушами; они были здесь, но отчего-то не изъявляли ярого желания показываться. — Ран? — окликнула старшего девушка и ненадолго оставила попытки найти их взглядом.       Ответом её не наградили, лишь едва слышным шелестом кустов. За каким-то из них прятались братья-искусители. — Риндо? — М?       Отшатнувшись резко в сторону, Инуи испуганно ахнула. Младший Риндо смотрел на неё своими невозможными лиловыми глазами. В миллиметре от её лица. — Разве не меня ты звала, беловласка? — играючи и тягуче произнес он, наклоняя голову в сторону. — Ты меня… испугал, — прошептала Акане, опуская задранные к груди руки, — я не думала, что ты так неожиданно покажешься.       Фыркнув и дернув головой в сторону, Риндо запустил руки в содэ, принимая, казалось бы, незаинтересованный вид.       Девушка лишь сморщила нос, но расслабляться было рано: где-то в кустах высоких акаций прятался Ран.       В доказательство её мыслей — а может он их просто прочел — головы невесомо и ненадолго что-то коснулось. Инуи повернулась на прикосновение и снова встретилась лицом к лицу с лиловым взглядом. Ран. — Так спешила, так спешила, что позабыла о своем образе, — промурлыкал на манере кота старший, ловя непонятный взгляд своим, — листочек в твоих белых волосах был очень хорошо виден.       Сжимая зелень между указательным и средним, он продемонстрировал находку, тут же сжигая листик черным пламенем. Остатки от него осыпались пеплом между Акане и Раном. — Спасибо за заботу, — приподнимая уголки губ в улыбке, поблагодарила девушка и тут же потянулась маленькими ладошками к уху.       Старший следил за её движением и знал, что та хочет кокетливо заправить прядь за ухо. — Давай лучше я, — раздалось откуда-то сзади. Дежавю.       Легкая рука Риндо почти невесомо прошлась по линии роста волос у лба, чтобы так же неторопливо заправить белую прядь за ухо. Аккуратно, почти ювелирно. Как будто она драгоценность. Как будто.       Когда пальцы младшего из братьев на мгновение коснулись кончика уха, она почувствовала, насколько ни были холодными. « У Хаджиме теплые, приятные» — ненадолго она позволила себе подумать о ласковых руках Коко. Ненадолго. — Так же лучше, правда ведь? — спросил Ран, поднося к её лицу правую руку, но не касаясь.       Дал выбор.       Движения младшего за спиной тоже пришли в равновесие.       Минута на раздумье, век на сожаление, но это будет потом.       Её теплая щека сама прильнула к холодным костяшкам Рана, немного потираясь о них. Глаза Акане прикрыла невзначай, самопроизвольно.       Возможно, смешки ей почудились, потому как все происходящее хотелось считать самым сладким сном.       Риндо прижался к ней ближе, носом упираясь в макушку и шумно выдыхая в неё же. Приятно пахло травами и немного костром. Такая красивая и белая, нетронутая, незапятная ничьими прикосновениями. Абсолютный белеющий лист из рисовой бумаги.       Ладонь Рана расправилась и теперь уже покоится на её щеке, едва поглаживая пухлую нижнюю губу большим пальцем.       Выбор был сделан еще на той поляне.       Риндо положил правую руку Инуи на шею, упирая уже свой большой палец в бьющуюся жилку, а она и не вздрагивает. В руке младшего её короткая человеческая жизнь, но Акане лишь откидывает голову ему на плечо. Открывает и открывается, а пальцы младшего — сильные и огрубевшие — сжимают понемногу тонкую шею.       Первый вздох она издает, а старший из братьев под этот вздох наклоняется и сцеловывает его. Крадет бесстыдно, а после облизывает губы в наслаждении. Смакует вкус девичьих уст и смотрит пристально, потому что понимает — это только начало. Конца она не увидит еще очень долго.       Пальцы Рана — тонкие и длинные — пробегаются по поясу кимоно и дергают за конец. Полы одежды распахиваются, и ему открывается вид на бледное тело девушки. — Такая чистая кожа… — шепчет Ран и вдыхает её запах, проводя носом меж грудей девушки, — бледная и открытая.       Акане жмурится и смущается, потому что не так представляла себе самый желанный момент для любой девушки. Мечтала, как и подруги в деревне: с красавцем — печатником или воином из города, на мягких постелях сразу после обряда обручения.       Риндо прихватывает зубами её местечко под волосами, и мысли пропадают. Вот так, на поляне, с двумя демонами, в тайне ото всех и полностью соглашаясь — её уже и устраивает. Тогда и думать сразу становится лишним, а сожаления забирает Ран, когда ведет руками вверх по груди до плеч.       С плеч спадает кимоно, и сразу становится прохладно; Акане ощутила кожей прохладный ветер и поежилась. Мурашки покрыли все тело от неготовности перемен температуры. Хотелось тепла.       Руки Риндо легли на её оголенные бока и потянули, вынуждая Инуи полностью облокотиться на него. Голова, что покоилась на плече младшего, перекатилась, и теперь она часто дышит ему в изгиб шеи и боится прикоснуться губами сама.       А вдруг околеет от холода? — Посмотри на меня… — слышится откуда-то снизу, и девушка приоткрывает глаза, — вот так, хорошо.       Ран усмехается и высовывает язык, проводя кончиком по её животу. И когда старший успел спуститься вниз? — Я хочу, чтобы ты наблюдала за моими действиями, — продолжая кривить губы в усмешке, лепечет ласково он.       И руки его снимают нижнюю часть кимоно, открывая девушку полностью.       Акане же хочет быть везде и одновременно здесь больше всего; потому что слишком много… слишком.       Ощущения, доселе не испытанные, бьют через край, и нет им конца. Ей холодно, но холод — последнее, на что она будет обращать внимание. Его забирают братья Хайтани. Братья — искусители. И нет ей жизни в этом мире больше.       Риндо обхватывает маленькие груди своими руками — полушария приятно грели холодные руки и удобно устроились там — и целует-кусает открытую шею. Оставляет нестираемые метки.       Тонкие пальцы пробегаются по задней стороне левого бедра девушки и тут же мягко направляют. Инуи по зову закидывает ногу Рану на плечо и кусает нижнюю губу. Взгляда не отводит, потому что и он смотрит в упор. Смотрит и тогда, когда медленно склоняется к её месту, пока нос не упирается в редкие волосы чуть ниже нутра. — Знаешь, что я хочу сейчас сделать? — обманчиво-ласково.       Соврет и скажет, что знает. — Расслабься, и узнаешь.       А потом наперекор напрягается, как струна. От ощущения и осознания, что Ран делает, не знает, куда себя деть. Риндо ей в этом помогает. Сильнее сжимает горошины сосков меж пальцев и утягивает в поцелуй. Демон-младший соизволил-таки оторваться от помеченной шеи и уделить внимание её губам.       Грубо и несдержанно он сминал её губы своими, иногда кусал их до крови и с удовольствием слизывал выступавшую кровь. Инуи держалась за его плечо, а другой рукой сжимала Рана. Последний же почти поднял её над землей, усаживая на свои плечи худые ноги девушки.       Язык старшего Хайтани двигался уверенно, меняя напор и темп, от чего Акане извивалась и тяжело выдыхала в губы Риндо. — Я… я… — зашептала девушка, оторвавшись от губ младшего.       Неизвестное чувство вдруг охватило её мозг почти натурально. Пальцы на ногах поджались, а голова вжалась в плечо Рина сильнее прежнего. Братья же хищно оскалились, прекрасно понимая и чувствуя скорую разрядку девушки. — Ран… — рука сжала волосы старшего сильнее. — Риндо!..       Несколько мгновений, и Акане Инуи выгибается, её голос теряется в области трахеи.       Большего сказать она не сможет еще очень долго. Братья — искусители только начали свою игру.

***

— Ты сделала… что? — его голос понижается до хрипа от удивления и неверия. Ему послышалось. Всё это неправда, у него слуховые галлюцинации и слабоумие в придачу. Так просто не может произойти, не с ним, не с ней. — Да, Хаджиме. Я сделала это, — Акане с силой кусает нижнюю губу и мгновение спустя не чувствует её вовсе. Всё это ради сохранения трезвости ума. Только чтобы не заплакать перед ним. Не сейчас. — Я говорю тебе это, потому что не сказать будет неправильным. Коко смотрит на нее беззащитным зверем, открывает и закрывает рот, рвет внутреннюю сторону ладони когтями и сгорает от чувств. Она не может говорить об этом так просто, так буднично, будто все, что было с ними до этого — пустяк. Простая случайность и детское ребячество. Он любил её — и она знала это. Ему не надо было произность эту тривиальную фразу вслух, потому что Акане догадвалась и в своих догадках была полностью права. Но эти чувства? Кому из них они были нужны? Коко знал, что она никогда не будет с ним, просто потому что она погибнет от порочности их связи, а демон будет проклят волочить свои кости и муртвую душу дальше. Без нее. Он смотрит на нее, бегает взглядом воспаленных глаз по родному и любимому лицу, по разрезу мягко-зеленых глаз, обводит нос и губы. А ниже, на шее, ключицах, видит страшные метки. Их много, они потемнели и хорошо видны из-под краев кимоно. Однако она их не скрывает, наоборот. Стоит перед ним такая складная и смелая. Совсем не пытается скрыть следы греха. Будь они кем угодно, кем не являются сейчас, Хаджиме бы посочувствовал ей. Бедная, несчастная девушка, попавшая в сети тех, кому она была безразлична. Бедная, бедная и несчастная девушка. — Зачем ты это сделала? — Я этого захотела. Как фраза, произнесенная таким голосом, может быть еще холоднее? Что их связывает до сих пор? Невыносимо, просто невыносимо любить того, кого ненавидишь.

***

Тогда стояла пасмурная погода. Небо хмурилось, свинцовые облака застилали всю голубизну над ними, но ненастье едва ли виднелось. Лес с его высокими деревьями и широкими листьями закрывал вид на темнеющий свод. Всё давало знать о скором дожде, но лесные жители уверены — его не будет. Слишком редко в их лесу проливалась вода с неба, и это несколько печалило. Но даже в такую погоду Изаму и Акане сидели в их любимом месте, прижавшись друг к другу в волнующей ласке. Изаму было мило видеть смущающуюся девушку, так стыдливо держащуюся за полы своего кимоно. Инуи не допускала, чтобы молодой человек увидел хотя бы намек на ее голую кожу, но при этом не отодвигалась и не убегала от его прикосновений. Именно это и казалось Куроки очень душевным. Он полюбил тот день с этого момента. Вновь подул слабый ветер, и его порывы слабо игрались с краями одежды парня. Он, в отличии от девушки, не смущался вида на свой оголённый торс, куда очень часто поглядывала сама Акане. Несомненно, Куроки замечал эти взгляды, но не обмолвился о них ни словом. Слова сорвались с языка совершенно случайно. Не было понятно, кто именно ошеломлен больше: он или девушка. — Ты будешь моей женой? — спросил Изаму тогда настолько беззаботно и легко, от чего тут же притих и испугался, что Инуи засомневается в его намерениях. Вопреки тону Изаму был серьезен. Он любил Акане, сильно любил, вот только в ее чувствах сомневался. Но была бы она с ним, позволяла бы за собой ухаживать, если не чувствовала к нему хотя бы симпатии? Стоило попытаться узнать об этом, пусть даже таким способом. — Я люблю тебя, Акане, — сказал он серьезней и пересел на колени, прямо перед ней. Девушка смотрела тогда на него во все глаза, ещё сильнее сжимая кимоно в области груди. Её легкое тело упало назад, и спина стукнулась о ствол дерева, на который опирался сам Изаму до того, как сел по-другому. Она молчала достаточно долго. Куроки пододвинулся ближе и взял ее за плечи, и сжал их в своих руках. — Скажи, я противен тебе? — Акане помотала головой, вызывая у парня улыбку. — Тогда я уверен, я дам тебе все. Наш дом не будет знать несчастья. Ты можешь доверит мне свое счастье. Я прошу, выходи за меня, Акане. Она тогда ничего не ответила, лишь кивнула. Изаму было обиделся на такую скупость в эмоциях будущей жены, но тут же простил за это: невеста со всхлипами бросилась к нему на грудь. Изаму принял её в свои объятия, гладил по голове, плечам, спине, пытался успокоить, но она плакала всё сильнее и сильнее. Куроки тогда подумал, что сделал ей больно. Ненамеренно, но сделал. Вот только какого рода была эта боль? Он отстранил ее от себя, держа за плечи, и спросил, глядя в глаза: — Я сделал тебе больно? — Нет, Изаму, я просто очень благодарна тебе, — прохрипела она и наклонилась к его лицу. Такая маленькая в тот момент, Инуи украла его сердце раз и навсегда.

***

Акане — высокая девушка с длинными, словно первый снег, и чистыми волосами. Однако падает низко и марается. Ладони в грязи, а белоснежные локоны и подавно. Кончики слипались нещадно — это мокрая земля их сплетала и забивалась меж кудрей. — Хаджиме, прошу, — шепчет и просит. — Только не Сейшу. Сверху доносится надломленный смешок; а может и правда смешно? Или она сказала не так, как хотела? — Он не должен… не обязан жить среди пепла только из-за нас… — «Нас»? — с иронией в голосе вопрошает демон. — О каких «нас» ты говоришь, Акане? Девушка поджимает губы, но головы не поднимает, да и оно не надо. Коконой продолжает без просьбы. — О тех «нас», которые предавали наши семьи ради простого влечения? Или о тех, которые друг друга не понимали? — выдержав паузу, он все-таки договаривает. — Я думаю о тех, которых никогда не было. Внутри демона — сильнейшие непогоды, а девушка лишь медленно выпрямляется, но с колен не встает, да и головы не поднимает. Неужто и смотреть на него противно стало? — Я выхожу замуж за наследника Ассумсан и переезжаю в город. — Демон! — ругается грязно Коко, рубашкой вниз выкладывая перед ней все козырные карты. Показывает, что ему не все равно. — … прошу, умоляю, Сейшу должен жить. Я люблю его… — она все-таки надрывает голос и закрывает маленькими ладонями беззащитное лицо. Больно. Грязь впитывается в кимоно, капает с волос и щиплет глаза. Хотя в последнем могут быть виноваты слезы. Все равно: она в грязи. — … Хаджиме, я правда люблю его и не хочу, чтобы ему пришлось расплачиваться за мои грехи, — Инуи плачет и еле перекрывает своим голосом звук дождя, но Коко ее слышит. Не может не слышать. — Я разозлила тебя… расстроила и предала нагло… Черноволосый отворачивается и уже не хочет слышать, потому что больно. Ее светлая судьба была предрешена уже тогда, когда они встретились. Потому что не должны были, но встретились. Сейчас же она ломается сама, попутно ломая его. — А Сейшу… он же еще ребенок… позволь мне забрать его с собой в город и ты нас больше не увидишь… — Замолчи, Акане, не надрывайся и не убивай нас. — Но ведь… ты сказал… — еле говорит, всхлипывает и все же поднимает на него взгляд. — Да, сказал. Нас никогда не было.

***

Первое, что приходит в память: огонь. Яркие языки пламени и черный, черный дым, который вытравливался из каждого дома, когда из него вываливались жители. Запах плавленой плоти еще давно не выходил из носовых пазух блондина. Так вонять не может ничего и никто. Все бежали, спотыкались друг о друга и не разбирали дороги перед собой, потому что все пространство застилал плотный туман из дыма. Это действительно был не обычный огонь. Потому что свалить все то, что он творил с людьми, только на ситуацию было нельзя. Их племя всегда было достаточно хорошо скоординированным, но тогда… люди озверели. Все больше поддавались панике, и не было в их глазах больше осознания, кто перед ними: знакомый или чужак. Сейшу только стоял и смотрел на это все из-за угла своего дома. Он как выбежал из него с Акане, но сестра тут же забежала вовнутрь. Инуи младший в этот раз не пошел за сестрой хвостиком. Остался стоять и стоял, парализованный, покуда белокурая Акане не схватила его за руку и не понеслась вперед. Сейшу даже показалось, что её разум тоже поддался безумию. Так остервенело и быстро она не бежала никогда. Он не видел, чтобы она так бегала. И помнил он не только это. Он видел, пока стоял за домом, как у старушки Ми-чан вытекал расплавленный глаз прямо на траву, по которой они с матерью ходили еще утром. Он видел, как его друг в панике споткнулся об горевшую палку и лицом улетел в огонь. Сейшу почти снова слышит его предсмертный, долгий, нечеловечий крик. Он видел, как его отец остался с матерью в горящем доме, потому что та не смогла выбежать из него. На неё упали потолочные доски и придавили всю нижнюю часть тела. Тогда отец первый и последний раз не смог выполнить свой долг главы клана. Он остался с его матерью в доме, в котором родился сам и вырастил своих детей, умирать. Он так же видел — очень хотел забыть, боже, как же он не хотел этого помнить — смерть Акане. Они с сестрой сделали только одну ошибку: хотели выбраться из деревни. Вот только они не знали, что пока огонь царствует в этом маленьком мире, никто никуда не сбежит. Огонь их не выпустит. Вот и их не выпустил. Вообще, было такое чувство, будто он только их и ждал, хотя это ощущение можно списать на страх. Почти сразу, как они подбежали к воротам — месту, где они были — на них сверху повалилось дерево. Сейшу повезло, и ему прилетело только концом горевших веток по лицу, Акане же придавило почти полностью, потому как сестра просто… закрыла его собой. И отпихнула подальше от горящего дерева. То, как сестра уходила из жизни, он помнил слишком хорошо. Предательски хорошо, потому что это происходило… рядом с ним. Он тряс ее за горячие руки, тянул в ту сторону, в которую она сама приказала ему бежать и прятаться, но та применила печать и замуровала его на время под землей. Все то время, что Сейшу не то спал, не то был в бреду, он видел предсмертное выражение лица Акане. Она улыбалась ему, даже когда поглаживала левую щеку брата и совсем не ругалась на него за расплавленную кожу над его глазом. Она просто… улыбнулась и…       Сейшу сжимает дрожащими пальцами лист бумаги в его руках. Впивается жадным взглядом в первую строчку, самую гадкую и плохо пахнущую строчку в своей жизни. «12 августа 1627г. Я покинул бухту.»