Пепел

If you noticed —

Something's happening to me

Если ты заметил -

со мной что-то происходит

      Всю ночь парни проболтали, потратив сон на бессмысленный трёп. Как ни странно, сна не было ни в одном глазу ни у Коко, ни у Сейшу. Для последнего — не очень неудивительно, а вот для демона — странно. Конечно, Коконой отличался превосходным демоническим слухом, зрением и всякими прочими нелепицами, однако поспать любил не меньше простого люда. Вопреки всему, нынешней ночью брюнет не сомкнул глаз, участвуя в вялом диалоге.       Перекидывались в основном о своем пережитом опыте путешествий. В общем-то, более подходящей темы для разговора и не нашлось бы.       Никто из них не собирался переходить к настоящим откровениям. — Вот я один раз, идя в город к собо-сан, выбрал другой путь, — говорил Инупи. — И, знаешь, набрел на поляну с Паучьими Лилиями… Это напомнило мне кое-что забавное и очень далекое…       Коко понятливо кивнул, продолжая слушать весьма занятный эпизод из детства блондина. — Подожди немного, Инупи, я не успел полностью осмыслить сказанное, — смеясь, демон приподнялся на локте и склонился над лежащим человеком. — Когда ты был мал, то сбегал за город за… Ликорисами?       Блондин спрятал игривый взгляд и лукавую улыбку в сгибе локтя, теперь уже полностью осознавая весь масштаб. Он, маленький ребенок, отправлялся за город, туда, где он ничего не знал, только чтобы сорвать запретный могильный цветок.       Теперь-то ему стало ясно, от чего Изаму-чан и собо-сан чуть ли не в истерику впадали, когда узнавали, где он был. — Да, звучит смехоподобно и ужасно, — всё же выдавил из себя блондин, как бы «соглашаясь» с интонацией брюнета.       Коко нервно хохотнул, пораженный таким тоном. в конце концов, даже демоны знали, что ликорисы — обманчиво красивы.       И не стоило позволять им обмануть себя. — Но я ничего не мог с собою сделать, — вдруг продолжил блондин. — Они мне нравились, и нравятся до сих пор. — Чем же? — Меня манит их уникальный запах. Я верю в то, что для каждого эти цветы пахнут по-своему. Уже за это я бы посвятил им жизнь, — тихо проговорил Инупи и пожалел, что не мог в данную минуту данного часа прикоснуться к тонким лепесткам Паучьей лилии. — И чем же они пахнут для тебя?       Блондин хитро улыбнулся, а Коко это заставило нахмурится. — Не хмурься, тебе не идет, — сказал серьезно блондин, вмиг вздымая руку к лицу демона. Тот, уклоняясь от прикосновения кожи к коже, завалился набок, просто-напросто ложась на живот наглого человечишки. Прямо туда, где под легкой юкатой распространяется уродливая и страшная болезнь: болезнь человека, связавшегося телами с демоном.       Инупи же не стал настаивать на прикосновении, просто списав это на нежелание демона сейчас нежничать. — Я ловил от цветов много запахов, — начал все же отвечать на вопрос Хаджиме Сейшу. — Но какой-то один всегда присутствовал: его либо было слишком мало, либо непозволительно много. Знаешь, будто когда я вдыхаю этот аромат, то оказываюсь в определенном месте. Там всегда догорает закатное солнце, и очень тихо. И пахнет… теплом и костром.              Демон прикрыл глаза и едва заметно улыбнулся, тут же пряча свою улыбку в животе человека. — То есть, ты хочешь сказать, что Ликорис для тебя пахнет… костром? — Не думаю, что могу сравнить тебя с огнем.       Хаджиме приподнялся и посмотрел в глаза Инупи нечитаемо. — Ликорисы для меня пахнут тобой.       Что на это ответил Хаджиме, Сейшу так и не понял, потому что брюнет вновь уронил свою голову ему на живот.       Так они и пролежали, желая остаться в этом моменте подольше.       Вот только долго это продолжаться не могло, ночь не может длится вечно. всему всегда приходит конец.       Они не сразу поняли, что начал заниматься рассвет, а когда в их темную и мрачную комнату стали пробиваться первые лучи солнца, они переглянулись, и Инупи сжал свои губы в тонкую линию.       В стране восходящего солнца наступил новый день.       Коко, поймавший взгляд мягких зеленых глаз — к тому моменту демон уже лёг рядом с блондином — направленный аккурат на него, криво улыбнулся. Он, в силу своей неосведомленности — Сейшу так и не сказал прямо, какой именно сегодня день — мог лишь строить догадки, от чего они остались тут на ночь.       Складывая пазл из слов советника и реакции Инупи, Коко сделал только один вывод: брат Сейшу попал, и попал крепко.       За двенадцать лет скитаний по Японии демон побывал в разных жизненных ситуациях, набрался опыта и волей неволей узнавал о том, чем жили люди. Это были вынужденные знания, но они приносили пользу для разума. Гений всегда искал истину в знаниях.       Однако сейчас эти знания отравляли мозг. Он не хотел быть жертвой своих выводов и так же не желал знать всего, что происходит в жизни блондина.       Это не было порождено безразличием, нет, просто Хаджиме ощущал себя на пороге какой-то новости, которая ему явно не понравится. То, от чего он бежал, вот-вот его нагонит.       И почему-то это было связанно с блондином. Может быть, даже не напрямую, но определенно непозволительно близко.       Что же делать, если думать в сторону брата Инупи… Тут Коконой был уверен в своей правоте: самураю точно предстоит пройти через ритуал сэппуку. Или как там среди простолюдин его называют.       И во время проведения его, Сейшу, скорее всего попросили быть доверенным лицом.       Брюнет, к тому времени успевший поменять позу, тяжело вздохнул и отвернул голову от блондина, уперев свой взгляд в потолок комнаты.       Если закрыть глаза, хотя бы на несколько минут сомкнуть уставшие очи, то можно было бы представить будто они в рёкане, в номере — выход на красивейшую террасу, фуро , а так же мягчайшие футоны. И всё это — только для них, только для демона и человека.       В дверь тихо, но настойчиво постучали. Коко почувствовал, как вокруг его бока сжался Инупи от этого звука.       Новый день настал, и его надо было просто пережить.       Не отдавая отчета своим действиям, они оделись, привели себя в порядок и забрали свои вещи. От чего-то и Коко и Инупи понимали: в эту комнату они больше не вернутся.       Стоило только им убрать следы пребывания в этой комнате, Сейшу весь застыл. Лицо его, точно маска из фаянса, было немногословно и неподвижно. Никаких эмоций, движений мышц и тем более улыбки. Блондин весь закрылся и заледенел в одночасье. Натянув шляпу на лоб, он двинулся на выход.       Коко напряженно нахмурился, мысленно, наоборот, радуясь тому, что смог быть с блондином всю ночь. Он видел его открытость, почти физически мог потрогать распахнутую настежь душу, вот только не совсем понимал, за какие заслуги ему представлена такая возможность — видеть то, как блондин раскрывается. Пусть на ночь, пусть больше от горя, нежели от истинного желания сделать это именно перед Коко, все равно: брюнет на мгновение почувствовал, что они стали ближе.       Потом стали собираться, подгоняемые лучами рассветного солнца.       В то утро и весь оставшийся день с губ блондина не слетело и слова.       Было тяжело находится с Инупи рядом, даже несмотря на желание подержать, успокоить. От блондина ощутимо веяло напряженностью, нервозностью, что уже говорить о колючих иглах беспокойства. Их частые и больные уколы Коко ощущал душой. — Проходите сюда, господин Коконой и Инуи-сан, скоро всё начнется, — склоняясь в неглубоком поклоне, указал им низенький старичок.       Парни свернули, тут же оказавшись в темном коридоре. Потребовалось пройти пару метров, чтобы точно понять, куда они идут.       Сырость и полумрак. Они спускались по лестнице ниже, судя по всему, в темницу.       «Туллианум» — подумал Коко и оказался прав.       По обе стороны от них были клетки с железными прутьями, ограничившие свободу тех, кто сидит в самом нутре темницы. Факелы, висевшие под потолком, справлялись со своей работой плоховато и помогали мало. Там, где было мало кислорода, огонь не разгорался в полную свою силу, от того всегда было едва ли светло.       Интересно, сходят ли с ума заключенные от постоянной темноты?       Или они лелеют надежду на скорое освобождение и от этого просто вынуждены терпеть?       «Не думаю, что такие условия можно вытерпеть, — подумал Коко, — и хотя человеку нужно ровно двадцать один день, чтобы привыкнуть к чему-либо, это явно не тот случай».       Может, его рассуждения и были верны, вот только демон никогда не сможет проверить на себе правильность своих мыслей. На такой случай уже очень давно существует древнеримская поговорка: «Ne sutor supra crepidam judicet».       Пока демон в своей голове занимался демагогией, больше похожей на антимонию, они подошли к большой и широкой двери. Подле этих ворот стояли привратники, так же серьезно настроенные и безучастные ко всем. По всей видимости, ныне происходит очень важное событие, напрямую связанное с целью их прихода сюда. Самураи, только взглянув на двоих парней, молча открыли им тяжелые двери.       Заходя внутрь, оба четко и ясно осознали: то, что произойдет за этими воротами, не будет забыто.

***

~~~ — Кто это был? — догнав-таки черноволосого, спросила Инуи.       Хаджиме, молчавший всю дорогу, проигнорировал вопрос. Ей даже на некоторое время показалось, что спутник просто слишком сильно ушел в себя и свои мысли, и его вообще стоит сейчас не трогать, что она честно и добросовестно хотела сделать, однако он заговорил сам. — Это братья Хайтани, они… — он запнулся лишь на несколько мгновений, чтобы уверенно продолжить. — Мы с ними связаны клановыми узами. — То есть они — твоя семья? — наивно и открыто спросила девушка, припоминая ограниченную информацию о Хаджиме из его же уст о семье и клане. — Да, — нехотя подтвердил ее догадку Коко. — Почему звучало так, будто тебе этого совсем не хочется? — не унималась девушка.       Признаться честно, ей было до боли в груди обидно за тех незнакомцев — Хайтани — только из-за тона, которым было сказано это жалкое «да». Если они семья, почему Хаджиме так отреагировал на них еще на поляне? Если они семья, почему он буквально предостерегающе на них рычал? Если они семья, почему сейчас брюнет с таким отвращением подтвердил их родство? — Мне этого не хочется, — вновь этот черствый и издевательский тон. — Хаджиме, объясни свою реакцию! — Акане-таки не сдержалась и остановилась.       Требовательный взгляд девушки остановился на демоне, который прекратил двигаться вместе с ней. И отчего она такая упрямая и неусидчивая?! Как бы он хотел одним словом поставить границы в этом разговоре, однако понимал: нельзя. Коконой сам привел ее в Тристис, сам позволил наткнуться на ту поляну, и не ему сейчас истерить от неожиданной встрече с хозяевами этой поляны.       Стоило взять на себя ответственность и рассказать то, что требует девушка. — Послушай, — стараясь успокоится, Хаджиме всё же заговорил. — Это не самая приятная история, и я бы не хотел, чтобы ты ее знала… — Хаджиме! — Дай мне договорить, — все еще терпеливо продолжил Коко, сам не понимая, откуда черпает терпение. — Так вот, я бы не хотел, чтобы ты знала эту историю, однако я расскажу.             После этого он замолк, но Акане не торопила его. Отчасти потому, что ей было неловко, когда она его так бестактно перебила, отчасти потому, что понимала: он собирается с мыслями. — Как я уже сказал, они — моя семья, потому что мы связаны клановыми узами, но спешу развеять твои представления о подобной связи. Она отличается от вашей семейной, и главное их отличие — клановые узы можно полностью аннулировать.       Всё время своего короткого введения Хаджиме не смотрел на девушку, но та и не просила. Предчувствовавшая тяжелую историю, она присела на изогнутое у земли дерево. — Но их можно не только аннулировать, но и приобрести, — не услышав от слушательницы никаких вопросов или уточнений, продолжил он. — У Хайтани они приобретённые. Между собой, я имею в виду. — Подожди… то есть они неродные братья? — да, неродные, — ответил Коко и сделал небольшую паузу, дабы дать девушке шанс: углубиться в эту тему или остановится на поверхности. — Я думаю, мне не хочется лезть в их… взаимоотношения, — аккуратно обошла тему Акане, — а ты знаешь про них, благодаря… — Связи, да, — солгал он. — Связанные клановыми узами демоны узнают прошлое друг друга, чтобы вместе существовать в настоящем и строить совместное будущее.       Инуи понимающе кивнула и закусила нижнюю губу, перерабатывая информацию. На самом деле девушке ужасно хотелось знать о этих братьях (?) больше, однако она понимала, что там может быть что угодно. А лишние жестокости она бы не перенесла даже на слуху. — Так вот, связь. Наш главарь — Майки — как ты уже могла услышать о нем от Рана… — Прости, а как зовут второго? — Второго… Риндо, — медленно протянул Коко. — Риндо и Ран Хайтани. Ран — старший, Риндо — младший. Они пришли к нам в клан около сотни лет назад, это ничтожно мало по сравнению с тем, сколько наш клан существует в принципе. Майки принял их, однако братья не захотели иметь постоянных клановых уз, поэтому заимели временные. — А какие у тебя? — У меня постоянные клановые узы, потому что Майки собрал нас ещё тогда, когда мы заключали с вами контракт. — Сто лет воистину маленький срок по сравнению с твоим, — тихо заметила девушка, от чего-то стала смотреть на Коко совсем под другим углом. — И поэтому мы не знаем, когда они воспользуются положением и уйдут. Временные узы, как я уже сказал, можно аннулировать. Только их. С постоянными мы живем вечно. Это нужно для таких, как они. Которые не могут найти пристанище и просто временно останавливаются где-то, чтобы переждать нехорошее. Для нас же долг перед кланом превыше всего, но так уж получилось, что клан и был создан с целью осуществления нашего контракта, тот долг перед кланом и есть соблюдение контракта. Братья же прямо пренебрегают долгом. Точнее, правильнее будет выразится… не исполняют его. Они не помогают, и не мешают.       Закончив свой рассказ на непонятном месте, Коко замолчал. Дал Акане время для размышления и понимания. А обдумывать с её стороны действительно было что.       Да, она хотела знать об этих загадочных братьях… Хайтани больше хотя бы потому, что Коко при них же недобро щурился, сейчас же на ее душе остался неприятный осадок. Нерастворимый осадок. Акане хотела знать больше. ~~~

***

      Они вошли туда, что по ощущениям напоминало мрачную пещеру. Всюду висели факелы, излучая едва ли яркий свет. Однако из-за их количества всё же, здесь — где это, здесь? — было светлее, чем в коридоре темницы. Ощущалась минимальная наполненность помещения, отдаленно напоминающая комфорт. Это всё существовало одновременно с запахом сырости, вязко оседающем в дыхательных путях.       Это уж точно — выкопанный сырой подвал, оборудованный под темницу. Коко, только оказавшись в новом пространстве, на чистых инстинктах начал осматриваться. Его глазам не требовалось много времени на привыкание к черноте. Оглядевшись, Хаджиме тяжело выдохнул: это место было полно людей, и все они сидели преимущественно в темных углах. Там, откуда не будет видно их довольных и счастливых рож.       Они двинулись вглубь. Тихо шагая по притоптанной земле, Инупи ощущал холод даже через свои гэта.       Стоило как можно быстрее занять любое место и ожидать начала.       Они присели совсем недалеко от входа, сильно не убегая от света. Ведь ни Сейшу, ни Хаджиме не стеснялись своих лиц. Вот только демон всё равно был в своей шляпе, по обычаю, натягивая ее на левый бок. Но на это его движение никто не обратил и толики внимания: все присутствующие находились в ажитации от предстоящего… мероприятия.       Коко наклонился к человеку, сидящему рядом, и спросил тихо: — Я не думал, что тут будет так много людей.       Вопросы в здешней компании стоило задавать аккуратно, не выдавая себя и своего незнания. Одно дело — догадываться и делать выводы, а другое — знать наверняка. — А как же! Такое громкое дело, в котором замешан сам вассал государя! — Я думаю, что они потратили слишком много времени. — Воистину, господин. Дворец слишком долго ждал, чтобы покарать этого негодяя. Господин Сатоши был так добр к своему самураю, а тот осквернил долг и предал доверие господина. Уважаемый сёгун впал в ярость, когда узнал, что его вассала не стало, да ещё и по вине самурая, который должен охранять его!       Коко поджал губы и отвернулся от старичка, выпрямляясь.       Переведя взгляд, демон нахмурился: Инупи рядом не оказалось. То ли сбежал от неприятного разговора, то ли вовсе ушёл…       Пропажа нашлась прямо напротив.       Инупи стоял далеко впереди, опустив голову и внимательно слушая человека. По ощущениям демона, Сейшу находился как раз на той площадке, где и должно происходить… действие.       Около Инупи и человека, говорившего с ним, расстелилась аккуратная циновка и короткий кинжал. Последний предмет лежал на полотенце в шаговой доступности. Как раз для того человека, кто сядет на циновку.       Пьедестал был виден как на ладони. Именно его хорошо освещали факелы, их света хватало на кусок пространства.       А люди упивались этой доступностью. Коко не хотел оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в своих ощущениях, а чувствовал он следующее: осязаемые, скользкие и липкие взгляды людишек жаждали жестокости.       Они хотели красочной казни для того, кто допустил смерть вассала самого сёгуна.       Долго томить людей никто не стал. Большие двери открылись, и внутрь прогнившего помещения вошел сёгун, ведя за собой двух самураев и четверых сопровождающих. Последние завели Изаму Куроки к месту его гибели.       Когда государь занял почетное место аккурат напротив освещённого пьедестала, всё происходящее стало обрастать новыми мышцами. Будто без сёгуна и Изаму это напоминало безобидное развлечение, болтающийся скелет. Стоило в этот мир проникнуть важным фигурам, скелет стал набирать мощь. Сейшу-таки осознал всю серьезность.       Блондин, как ему и указали ранее, встал рядом с братом. Последнего к тому моменту уже усадили на циновку. — Я не хотел бы тратить драгоценное время на объяснение причин нашего с вами здешнего присутствия, все вы давно наслышаны о последних событиях, — послышался голос господина Сасаки, о существовании которого забыли и Коко и Инупи. — Так что прошу начать, с позволения уважаемого сёгуна.       Мрачного вида воин кивнул, давая разрешение. Коко со своего места видел лишь его лысый затылок, а Инупи мог разглядеть суровое лицо во всей красе. Вот только желания смотреть в эти злые глаза, туго сомкнутые губы и нахмуренные брови не было.       Блондин отвернулся и поморщился, уже успев набить оскомину за те жалкие секунды, что он смотрел на сёгуна. — Мы просим господина Куроки приступить к выполнению последнего долга.       Советник уселся на место подле сёгуна, и обряд считался начатым.       Сейшу, стоявший около брата, но не смеющий смотреть на него в последний раз, замер. Коко, кажется, чувствовал его замешательство кожей, но ничего сделать не мог. Демон как никогда ранее почувствовал кандалы на своих руках. Они связывали, сковывали его движения.       Что ему вообще стоило сделать в этот момент? И возымели ли бы его слова какое-то впечатление на блондина?       Как Коко может ему помочь?       Изаму же, со стойким терпением поднял листок, лежавший перед ним, и стал читать лично написанную предсмертную поэму. Её содержание ускользнуло от слуха блондина.       Всё это казалось человеку нереальным. все эти взгляды, бегавшие от него к брату, марали его. Было физически больно терпеть и ждать.       Катана Изаму, которую дали Сейшу, была тяжела, её вес оттягивал руку блондина, но он должен вытерпеть. Он не уйдет отсюда ни с чем.       Сколько Инупи себя помнил, живя в городе, он всегда находился в компании брата. Хоть это совместная трапеза, поход на базар или дневная тренировка — всё равно. Сейшу следовал за братом.       Для младшего нужно было находится рядом с тем, кто живет.       Тогда маленький Сейшу наивно полагал, что брат оправился от смерти своей горячо любимой возлюбленной. Как же Инупи восхищался этой силе духа, изредка ловя себя на мысли, что не смог бы.       Возможно, блондин был слишком мал и не в полной мере осознал потерю, но ему определенно точно помогла семья Куроки. За это он горячо их благодарил бы.       У Изаму же не было никого, кроме единственной бабушки и новоиспеченного брата. Её брата.       И если бы Инупи был в осознанном возрасте и в полной мере осознал свою потерю, то понял бы: Изаму не справился.       Никто от хорошей жизни не уходит в самурайство, когда ему за двадцать. Никто не идет на осознанный риск, никто не расстается с семьей насильно, только если он не знал другой жизни.       Но ведь Изаму знал, и он жил.       Когда все случилось, Куроки впал в беспамятство. Он заперся в своей комнате, в поместье, и гнал взашей всех, кто бы к нему не заходил. Запускал только бабушку.       А потом, по истечение нескольких дней, вышел. И зажил.       Только сейчас Инупи понял: Изаму попрощался со своим прошлым весьма болезненно.       Всё что он любил — насильно забыл.       И это убило его.       А время шло. Изаму закончил читать, его последние слова миру были сказаны.       Отложив листок, Куроки избавился от верхней части своей одежды, оставаясь только в хакама, демонстрируя голый торс.       Даже если в этом подвале и было холодно, тело молодого воина давным-давно стало равнодушно к перепадам температур.       Все слова сказаны, речи прочитаны, а молитвы… молитвы не должен слышать никто, кроме него и того, к кому он обращается. Да и зачем тревожить сейчас Богов? Разве могут они помочь ему, если Изаму уже всё решил?       Он напоследок всё же смотрит туда, где сидело, по ощущениям, целое полчище народу. И все собрались здесь из-за него.       «Все эти люди… знаю ли я хотя бы половину?» — задал себе вопрос Куроки и остановился взглядом на одном лице.       На его голове была шляпа — зачем ему в помещении головной убор? — а взгляд направлен прямо на Изаму. Они пересеклись.       Коко нахмурился сильно от этого зрительного контакта.       Изаму улыбнулся.       Сейшу не понимал, почему брат и демон переглядываются.       Судьбы первого, второго и третьего пересеклись в этом затхлом подвале.       Атмосфера в помещении накалялась.       Взяв в руки свой вакидзаси, который для удобства уже лежал рядом, Изаму прикрыл уставшие веки. Нельзя было больше тянуть.       Он надолго задержался в этом мире без неё. — Скоро увидимся, Акане Инуи… — одними губами проговорил Куроки, прежде чем оружие в его руках пришло в движение.       Коко сжался от этих слов, его глаза сделались матовыми, а Инупи зажмурился и опустил голову, так и не узнав, что его брат прошептал напоследок.       Двумя уверенными движениями — слева направо и вверх — Изаму Куроки вспорол себе живот, демонстрируя смесь своих внутренних органов жаждущей толпе.       Длинный кишечник вывалился первым, и самурай ощутил это. Ощутил он и то, как другие органы, такие горячие и живые, покидают границу его тела. От переполняющих чувств и боли самурай закричал, как тут же его сердце достигло нирваны. Страдания кончились: Сейшу отрубил ему голову.       Вот, что осталось от славного самурая Изаму Куроки. Лишь куски мяса, кости и литры крови.       Вокруг тут же началось копошение, писцы излагали произошедшее на бумаге, самураи низших рангов накрыли остывающее тело и органы белой тканью, а толпа питала жажду крови из воздуха.       Глаза ненасытных людей пылали, они наконец-то добились того, чего ждали долгое время: смерть предателю. Смерть недостойному.       Коко, окруженный какофонией звуков, ушел в себя и не мог отойти от шока, но люди вокруг едва ли обращали на него внимание. Опять.       Их лица горели жаждой крови, все нутро этой толпы алкало насладится видом вывернутых внутренностей и отрубленной головы.       Жестокие люди.       А Сейшу… Его глаза среди всего этого безобразия были оглушающе пусты.

***

— И что же мне для этого сделать? — проскакав рядом, спросила Инуи.       Изаму снисходительно улыбнулся, явно довольный тем, что девушка приняла условия его маленькой игры.       По ощущениям, девушка какое-то время пыталась уговорить Изаму вырезать для неё что-нибудь из дерева. Куроки был очень хорош в этом, об этом знали все лесные жители, вот и Акане на правах близкого человека тоже хотела получить заветную деревянную безделушку. — Даже не знаю… мне нужно подумать… — Эй, чего же тут думать?! — легонько стукнув его по плечу, надулась Акане.       Куроки громко засмеялся, перехватывая руку девушки и прикладывая ладонь к своей груди.       Туда, где под кожей, за ребрами, билось сердце. — Чувствуешь? — тихо спросил парень.       Девушка кивнула.        — Это моё сердце. Оно всегда будет биться ради тебя.       Она хихикнула, игриво высовывая кончик языка, и сказала весело: — Ты сдержал свое обещание. — Что?       Лес пропал.       Пропала трава, деревья, небо и солнце. Осталась только Акане. В легком белом платье из хлопка, она сливалась с местом — где они? — посреди которого стояла.       Такая же молодая, какой он её запомнил.       Она прямо напротив него со сложенными за спиной руками.       Ждала, когда же он придет в себя. — Где я? Акане? — Ты разве не понял? — снисходительно улыбнувшись, спросила она.       Изаму нахмурился.       Пришлось опустить голову, и он был благодарен этому внезапному действию: на нем всё еще надета белая хакама, вот только тяжести в теле не было.       Лишь легкость и… спокойствие.       Он неверующе посмотрел на девушку. — Ты так ничего и не понял?       Руки.       Он осмотрел свои руки.       К горлу стали подходить сдерживаемые годами эмоции.       Девушка терпеливо ждала.       Ладони в мозолях, ссадинах и шрамах. И это он еще не осматривал все свое тело.       За все годы службы он знатно постарел, в некоторых местах остались следы его сложного пути. Боль в плечах и руках переросла в хроническую, а на душе и вовсе не осталось целого места.       А вот она осталась прежней.       Такой же, какой он её запомнил двенадцать лет назад. — Я умер. — Конечно, ведь человек не может жить с вырванным сердцем.       Он быстро кивнул, раскрывая руки.       Девушка будто только этого и ждала, тут же юркнула навстречу и прильнула своим телом к его.       И это то, чего не хватало.       Так должно было быть всегда.       Чувства, что стремительно заполняли его грудь и душу, вылились за край: он заплакал.       Спустя столько лет она снова в его объятьях.       Неужели ради этого стоило так долго ждать?       Его щека легла на мягкую макушку девушки. От ее белых, как первый снег, волос исходил аромат солнца. — Я сохранила твое сердце, Изаму. — Спасибо, Акане. Оно всегда билось только для тебя.

***

      Как можно предотвратить обрушение своего внутреннего мира? Есть ли способ всё постоянно держать под своим контролем? Если жить по совести, помогать ближнему своему и самому не грешить, станет ли такая жизнь залогом счастья?       Ведь, живя счастливо, ты точно будешь уверен в хорошем «завтра».       А потом твой близкий человек погибает в уличном пожаре.       От чего зависит счастливая жизнь?       Неужели Сейшу своим появлением в поместье Куроки накликал на их дом беду?       Если подумать, это именно он принес весть о смерти сестры, а потом Изаму…       Самурайство…       Какова цена счастья?       «Дорого, Сейшу»       Сможет ли он сказать бабушке о произошедшем? Да и стоит ли?       Она не уймет рой мыслей, когда узнает, что старший внук не навестит её в последний раз.       Да и стоит ли говорить ей об этом именно сейчас?       Они с Коко по планам отправились в путешествие, а после него Сейшу непременно вернется домой. Вот тогда уже и подумает, как лучше сказать бабушке правду.       Внезапно он почувствовал себя гадко: его брат Изаму-чан… скончался. А он, Сейшу, думает о том, как бы выгородить его перед бабушкой. Даже после смерти.       Как бы они оба отреагировали на это?       Было больно, несомненно, Инупи чувствовал безысходность, как и любой другой человек, когда рядом с ним проходит смерть.       Блондин ощутил, как старушка погладила его по щеке своей костлявой рукой.       Но что теперь? Изаму решительно хотел закончить свой путь именно так. Тогда кого винить? Его? В том, что он остался верен самурайскому пути до конца?       Глупо и инфантильно.       Изаму Куроки поступил верно.       И Сейшу принял его решение ещё в комнате брата, когда был с ним во дворце.       Каким бы жестоким он не казался, но потеря оказалась не столь сильной и не так тяжело отразилась на нем. Изаму страшно отдалился от них, а в последний год они так вообще не слышали о нём ничего нового. Было неправильно это признавать, но Инупи отвык.       Семейные узы натянулись, рискуя лопнуть. Что и сделали.       Несомненно, боль от потери это нисколько не умаляло, но делало её терпимей.       Хотя бы из уважения к брату.       Когда на земле по человеку слишком сильно скучают и не могут отпустить, то в том мире ему будет неспокойно, так ведь?       Было ли ему легче знать, что ментальная смерть брата наступила задолго до физической? Как долго человек сможет жить без своей души?       «Человек не может жить с вырванным сердцем»       Да, определенно легче.       Брат сейчас находится на своем месте.

***

      За недолгими — сколько вообще прошло времени? — размышлениями умер день. Они всё это время шли в полной тишине, не кидая в стороны друг друга и взгляда.       Слишком чужие они друг для друга в этот день просто находились около. На разных краях километровой пропасти.       Можно ли говорить о близости физической, если они не чувствовали дыхания друг друга?       Это всё так… неопределенно. Что стоит сказать другому? Поговорить о произошедшем, тогда, что сказать? Завязать разговор на тему совершенно ответвленную… вот только нужны ли слова во всей этой круговерти событий?       Они оказались за чертой столицы, выброшенные из общего людского потока. Ненужные, разбитые и совершенно потерянные.       Будто неисправные детали в какой-нибудь конструкции. Ведь что делают с поломкой? Её заменяют другой, а хлам выкидывают.       Правая рука Сейшу все ещё время от времени дергалась от судорог, но это уже не те болезненные ощущения, как после выхода из дворца. Он немного успокоился, ушёл в себя и не стал сильно зацикливаться на подрагивающей руке.       Потому что тремор уже охватил ладони. — Зайдем? — хриплым голосом спросил Коко, тем самым обращая все внимание блондина на себя.       Инупи поднял голову.       Они стояли в самом начале длинной лестницы, убегающей вверх. Нетрудно было догадаться, что демон привел их к алтарю какого-то божества. Может, это был удаленный храм, кто знает. В одиноких и редких деревьях в округе ответа не нашлось.       Массивные оранжево-чёрные тории, стоявшие вдоль убегающей лестницы, также говорили о том, что они забрели в священное место.       На симэнаве висели колыхавшие на ветру сидэ. Зигзагообразные бумажки колыхались на ветру и плакали, шебурша хрупкими тельцами. Только плач бесполезных бумажек нарушал царившую вокруг тишину.       Решив не отвечать на вопрос демона, человек лишь двинулся вверх по лестнице. Сотрясать воздух вокруг звуками показалось чересчур неуважительно. Мир и так оглох от бесполезных слов.       Когда они взобрались по ступенькам вверх, то оказались на территории небольшого храма, что и стоило ожидать от такого места.       Посреди небольшого леса сокрытое святилище ощущалось каким-то потусторонним мирком. Будто Сейшу и Коко случайно набрели на эту лестницу.       Будто не каждому проходящему мимо разрешалось посетить это место.       В подтверждение своих мыслей, Сейшу взглядом нашел не так уж и много людей. Постояльцев храма можно было сосчитать едва ли дюжину.       Сейшу сделал шаг, ступая ногой на вытоптанную тропинку и, найдя неподалеку ото входа источник с чистейшей водой, двинулся к нему.       Подойдя к оному, он взял в руку деревянный ковш, зачерпнул немного воды и поднес ко рту. Вода была очень вкусной и насыщенной кислородом — и это совершенно неудивительно, ведь храм находился посреди леса — что блондин почти что проглотил её. Сплюнув в сторону, Инупи закончил очищаться и отправился к святилищу, напрочь забыв о Коко.       Последний, так и оставшись стоять, не в силах зайти на священную территорию, предпочел смотреть в пустые глаза комаину. Большой лев с белыми глазницами глядел куда-то поверх макушки демона, будто бы высматривал недоброжелателей издалека. Вот только дуэт охранников не знал, что нелюдь находится у них прямо под носом.       «Нелюдь»       И ведь правда. Он, ни больше ни меньше, всего лишь демонёнок из леса. Тот, кто даже не в силах избавить себя от внутренних метаний.       В какой-то момент ему показалось, что все терзающие мысли разгладились. Тогда, ночью, около леса. Он лежал на коленях блондина, выпуская из себя всю тяжесть, скопившуюся за двенадцать лет. Коко думал, что всё закончилось. Что ему больше не нужно жить в тревоге и вечной боли. Что ему…       Но в тот самый момент, когда Изаму Куроки произнес то… то что произнес, на этом мир перестал крутится.       Под демоном будто взревела кровожадная бездна. Мир сузился до размеров игольного ушка, в которое умещается только её имя.       Акане Инуи.       Он глупо думал, что забыл.       Стер.       Пережил.       Пережил?       Такое не забудешь, не сотрёшь и не переживешь, сколько бы лет не прошло.       Как жаль, что он понял это только сейчас. Обманчивое облегчение затуманило ему голову. Это чувство было сродни глотку воздуха после долгого кислородного голодания. Эйфория закрыла ему глаза, заблокировала все дыхательные пути.       Эйфория от того, что он сможет жить дальше.       Жить после этого всего.       И жить не с кем-то еще, не в одиночестве, а с ним.       С Сейшу Инуи.       С её братом.       «Демон», — мысленно выругался Коко.       Сделать шаг было легче, чем показалось на первый взгляд.       Земля не разошлась под ногами, шею не сдавило удавкой, ничего плохого не произошло.       Просто демон ступил на святую территорию.       Инупи почувствовал чьё-то присутствие рядом, ему не надо оборачиваться, чтобы узнать. Это точно был Коко.       Знакомое тепло исходило от его тела. Он встал слишком близко.       Что бы не скрывалось за этим, человек обрадовался, человеку было приятно, что демон стоит рядом. Это определенно что-то значило и для одного, и для другого.       Инупи к тому моменту уже закончил вырезать на эме пожелание. Покуда блондин не повесил свою табличку к таким же, демон даже не наклонил к нему голову. А когда деревянная табличка покинула руки Инупи, тогда демон посмотрел на последнего. Пристально. Не отводя взгляда.       Сейшу ответил на его взгляд своим.       Так и не доведя дело до конца, оба — демон и человек — очень долго простояли в зале подношений, общаясь только взглядом.       Когда же они ушли, солнце потихоньку стремилось уступить место луне.

***

      Коко знал, что ни сегодня, ни завтра, и, может, даже ни послезавтра вряд ли получится вытащить блондина в то самое место, с которого началось их путешествие. Он принимал это знание спокойно, решив не торопить блондина. Пусть спутник приходит в себя столько, сколько потребует его душа. Демон будет явно не прав, если поторопит его.       Именно поэтому они сейчас вновь устроили привал под открытым небом. Оставаться в городе блондин отказался, а Хаджиме и не настаивал. Только сам Инупи знал, что для него лучше.       Покуда они ушли из храма, бесцельно бродили по окрестностям столицы и искали место для ночлежки, наступил вечер. Парни вообще в их нынешнем состоянии не сильно замечали, как утро сменяется днем, а день — вечером.       И именно поэтому каждый из них был занят своим делом: Коко разводил костер, а Сейшу копался в их снеди. Точнее в том, что от неё осталось.       Поужинав тофу с дайконом, демон и человек принялись за отдых. Вот только к Коко отдых совсем не шёл.       В его сумке пригрелась шкатулка, которую отдал ему советник Сасаки прямо перед их уходом из дворца. — Господин Коконой! Подождите, — окликнул демона советник.       Коко, шедший рядом с блондином, остановился, косясь на последнего. Сейшу и вовсе не услышал криков и как ни в чем не бывало пошел дальше. — Господин… благодарю за задержку, — уперев руки в колени, пытался отдышаться человек. Демон же в высшем проявлении нетерпения приподнял одну бровь, побуждая на разговор. Однако советник и сам понял его. — Я всего лишь хотел отдать вам, точнее, вашему спутнику — Инуи-сану — одну вещь господина Изаму. Мы нашли её в его комнате.       В руки Хаджиме упала маленькая шкатулочка, на вид запечатанная. Советник же, больше не говоря ни слова, ушел, стуча подошвой деревянных тапочек.       И именно сейчас, когда они нашли ночлег и успокоение в этом месте, только эта шкатулка в сумке Коко была приветом из недалекого прошлого. Она могла нарушить их покой или наоборот, принести умиротворение. Может быть, Инупи что-то скажет, а может, замолчит ещё на долгие дни.       Демон же, борясь со вновь вспыхнувшем раздражением — работники дворца серьезно стали копаться в вещах брата Инупи почти сразу, как последнего вынесли из помещения? Его тело едва успело остыть… — пару раз вздохнул тяжело. Стоило отдать вещь тому, кому её и передали.       При любом раскладе, демон не любил лжи и сам врать не стремился, поэтому, встав, он подошел к Сейшу. Блондин сидел чуть поодаль от него, погружённый в свои тяжелые мысли, а появление демона в непосредственной близости он застал не сразу. — Инупи? — тихо позвал его Коко.       Блондин встрепенулся и повернулся к демону. Брюнет лишь тяжело вздохнул и закусил в бессилии нижнюю губу. Рука утонула в сумке через плечо, и скоро из её недр демон достал что-то.       Сейшу взял протянутое нечто в руки, однако смотря далеко не на вещь в своих руках. Блондин был готов задать вопрос, состоящий из одного слова, вот только звуки не лезли из его горла. Их просто не было.       Он не узнавал вещь в своих руках, оттого искал ответ во взгляде напротив. — Эту шкатулку мне отдал советник, когда мы выходили из дворца. Сказал, это вещь твоего брата.       Инупи нахмурился, а Коко лишь виновато пожал плечами, встал и ушёл.       Блондин остался один на один со странной вещью.       На проверку это и правда оказалась шкатулка, только была она запечатана. Сейшу сразу узнал способ сокрытия ценных вещей.       «Изаму запечатал её при помощи печатей. Знал, что открыть смогу только я»       Что он и сделал.       Блондин достал уже из своей сумки маленького размера листочек и кусочек угля. Написал на бумажке нужное слово, и минуту спустя шкатулка со щелчком отворилась.       Внутри лежали сложенные листы бумаги.       «Письма» — подумал Инупи и оказался прав.       Их совсем немного, только самое дорогое, как подумалось блондину. Ему вмиг стало неловко их читать, ведь это что-то такое… личное. То, что хоронят вместе с воспоминаниями о хозяине вещей.       Однако Сейшу стало очень интересно, он ощутил необходимость ухватиться за последнюю соломинку, напоминающую о брате. Поэтому достал первое письмо. «Здравствуй, дорогой Изаму! Я рада, что мы сегодня встретились, хотя не планировали. Для меня это было очень ценно и дорого. Я хотела увидеться с тобой сегодня. Больше я не знаю, что написать. Все слова были сказаны. Я по собственному желанию пишу тебе после встречи, потому что очень хочу ещё раз сказать тебе «спасибо». За то, что ты есть и в моей жизни тоже.

Твоя невеста, Акане Куро Инуи.»

      У блондина сжалось сердце.       Это не просто личные письма его брата, а переписка с Акане.       Больно.

***

      Просидев над шкатулкой добрую половину вечера, Инупи, измотанный, уснул. Уснул прямо около разбросанных листов.       Демон, вздремнув под деревом, проснулся и застал эту картину: блондин лежит на земле, а около него разбросаны листы.       Коко, покачав головой, подошел к блондину, чтобы перенести его на место для ночлега. Уже подойдя к Инупи и присев около его тела на корточки, взгляд демона невольно зацепился за кусок бумаги.       Взяв его в руки, демон узнал подчерк брата блондина: "… Я бы простил, и я бы смог, Но лабиринт тот неустанно, Этих хитросплетений слов, Слетал с твоих просохших губ. Я каждый слог ловил, Вместе со взглядом, утруждая, И складывал под водопадом, Который льется в Вашу честь."