Пепел

«Так смотри, я как сталь

Закаляй меня, о-о, закаляй

За гроши обнажай

Нищая душа, смотри, нищая…»

«Сегодня был теплый дождь, не правда ли? Я действительно был поражен этим ливнем. Давно в нашем лесу не было таких непогод, так что я, признаюсь, был немного обеспокоен и вынужден задуматься: не заболею ли я по приходу домой. Но это все не волнует меня так же сильно, как жажда знать… нравятся ли вам дожди?

Любящий природу Изаму Куроки»

      Его трогают слова демона, но по каким-то причинам становится грустно на душе и сердце от содержания. Содержания его слов и того, что он имел в виду. Непривычные и знакомые чувства вновь трогают ему душу, и Сейшу едва ли вспоминает, при каких обстоятельствах они всплывали вновь. Это неосязаемое нечто, зарождающееся что-то.       Так ощущается дружба?       Так много мыслей и ни одна надолго не задерживается в его голове. Слишком… неожиданно все навалилось на него и что-то внутри подсказывает ловить эти спокойные мгновения.       Передышка представится не скоро.       Мысли. Мысли и чувства. Чувства и мысли. Так ли много человеческое тело может выдержать, как о нем говорят? И если на душу обрушатся все шторма и невзгоды разом, получится ли в одиночку пережить эту непогоду?       Ведь корабли в море справляются с такими проблемами только командой.       Может стоит наконец позволить хоть кому-то помочь себе?       В его жизни не было людей, с которыми он ощущал себя на равных. С которыми мог делиться чем-то сокровенным и неважным. Его всегда окружали те, в ком он видел тех, кто сможет и будет его оберегать, защищать. Если поначалу это были… родители, Акане, то позже — собо-сан и Изаму-чан.       Все те, кто были рядом, кто остаются рядом до сих пор, нуждались в нем посредственно, в то время как Сейшу был от них зависим. Даже сейчас, живя отдельно от бабушки, он все равно чувствует ее влияние на свою жизнь. Не то чтобы он был против, ее волнение понятно, но то, что он все еще ощущает себя под ее непосредственной опекой, ставит под сомнение его переезд в собственный дом. Так ли он оказался действенным или собо-сан просто позволила ему жить отдельно, чтобы на фоне доверия к нему продолжать контролировать жизнь внука так же, как раньше.       И вся эта зависимость, помощь и опека со стороны родственников порой порождала причины для размышлений: как строятся отношения между людьми, которые не связанны семейными или кровными узами? Берет ли кто-то на себя ведущую роль? А что же касается другого человека? По своему ли желанию он становится ведомым?       Отсутствие примера таких отношений перед глазами покрыло туманом взгляд Сейшу на это.       Когда он жил в деревне, перед глазами была их семья и, безусловно, другие поселенцы, но было ли дело мальчишке до того, как живут люди в домике по соседству? Он едва ли бывал дома, предпочитая носится по деревне с дворовыми мальчишками. Когда же он стал жить в городе… что ж, Изаму отлично научил его обращению со старшими. Замкнутый и запуганный маленький мальчик едва ли выходил из дома, даже в сопровождении бабушки или брата, что можно говорить об общении со сверстниками.       Несомненно, в городе было много приличных семей с детьми, Азуми знала их и пыталась помочь внуку с поиском друзей, однако такие попытки были провальными. Конечно, сейчас Инупи жалел, что не перешагнул через себя и не начал общение с какими-нибудь детьми, однако сейчас это дела давно минувших дней. Помнится ему, тогда он не хотел ни с кем общаться кроме Изаму-чана, потому как в старшем брате он видел безопасность. Куроки точно его защитит. С ним Сейшу будет безопасней.       Изаму, быстро поняв что к чему и почему младший вечно носится за ним, больше не потакал желанию бабушки завести Сейшу друзей. Они поговорили, и негласно с того момента Изаму стал лучшим и единственным другом блондина. Старший постоянно что-то рассказывал, учил и шутил вместе с младшим, потому как Сейшу не сразу после прихода в поместье вновь заговорил. А когда он сделал это, то все равно продолжал слушать брата. С Изаму даже молчать было приятно.       Вообще, честно говоря, большей части от всего этикета его учил именно Изаму в силу того, что Сейшу просто не отставал от старшего брата. Он буквально везде ходил за ним хвостом. Куроки со всеми был вежлив, никогда не позволял резкости и колкости в своей речи, когда говорил со старшими. Особенно уважал он собо-сан, чему и научил Инупи. А когда Изаму ушел из поместья, за бабушкой стал приглядывать Сейшу уже сам.       При всем таком скудном опыте в плане межличностных отношений было порядком… тяжеловато находить с кем-то общий язык.       Сейшу не был стеснительным и далеко не глупым, нет. Он всегда умел поддержать беседу и подбодрить, но на слова он был скуп. Его немногословность и безучастный вид трактовали как незаинтересованность в разговорах, от того люди предпочитали побыстрее ретироваться. Инупи же свято верил, что все разговоры и должны так происходить.       Именно неосведомленность в таком рода вопросе напрягала его. Ждет ли Коко от него каких-то определенных действий? Сейшу должен как-то обозначить…что? Что он должен обозначать с чело...демоном, с которым знаком от силы несколько дней?       Это все происходило на равне с тем, что этот самый демон не выглядел как тот, кто нуждается в развлечении или чьем бы то ни было попечительстве. Его напускная беззаботность, бесспорно, могла сбить с толку, но ведь Сейшу знает больше, чем должен.       И как ему прикажете общаться с Коко?        — Близкими, — повторил за Хаджиме блондин и дернул уголком губ. — Думаю, нас так можно назвать.       Демон резко выдохнул, и плечи его опустились, будто он все это время боялся сказать что-то не то. И как только Сейшу заметил это его маленькое движение, тут же понял: Коко тоже переживал проблему их разговоров.       Ведь если подумать, Хаджиме прожил в лесу многие десятилетия, мало общаясь с кем-то из себе подобных, что уж говорить о людях. И если говорить и думать откровенно, если бы Коко было куда — и к кому — идти, он хотя бы навестил их, или написал письмо. Однако, демон сохранял свой круг общения в секрете. Либо же его просто не было.       Коко зашевелился, кладя большую бумажку на место, а Сейшу с некой долей стыда осознал: демон все это время держал ее в руках. Проблема была не в том, что человек не доверял своему спутнику, вовсе нет, просто получилось как-то… невежливо. Он сам отдал ему эту печать, значит, сам и должен был ее забрать. — А что может сделать… печать большого круга? — спросил Коко, тем самым отвлекая блондина от мыслей.       Сейшу вздрогнул и нахмурился.       Что могла сделать печать большого круга? — Пожалуй, значительно вмешаться в человеческую жизнь или даже вызвать наводнение. Может пожар или обвал камней, — медленно начал рассуждать Инупи вслух. — Я думаю да, она могла бы это сделать.       Брюнет прищурился, смотря то на блондина, то на печать. Его взгляд с каждой проходящей секундой все дольше оставался на белом листе рисовой бумаги. Неужели такая маленькая диковинка могла устроить целое наводнение? И что Сейшу имел в виду под «вмешаться в человеческую жизнь»? — Что значит, — озвучивает свои мысли демон после минут размышлений. — Вмешаться в жизнь? — Это может быть что-то сию минутное. Понятно, мы не имеем в виду что-то вроде изменений наших прошедших дней или вернуть ушедшие души, но… лишить себя рассудка вполне можно.       Шелест листьев пронесся между ними вместе с ветром, и Коко наклоняется к нему ближе, чтобы уточнить одно единственное «но»: — Лишить себя рассудка… то есть?.. — Потерять память.

***

Задолго до событий нынешних… ~~~ — Мне даже не верится, Хаджиме… — увлеченно шепчет девушка, прижимая к своей груди руки. — Не так я представляла Тристис…       Коконой самодовольно хмыкает, как будто хвалят лично его, но ни слова не произносит. Было куда интересней исподтишка следить за восторгами Инуи, идущей сзади, но рядом.       А посмотреть и правда было на что.              Природа леса на стороне демонов будто входила в спор с жителями: мрачная и нелюдимая нечесть жила средь алых и сиреневых растений. Меж широких листьев так удачно протискивались солнечные лучики. Здесь не было жарко или холодно, а может и было. Просто она не замечала таких мелочей, когда вглядывалась в редкие волосинки на очередном дереве. Белки на деревьях высоко прыгали с ветки на ветку, иногда пикируя ниже и ниже. Они фырчали, скребли ногтями кору и карабкались наверх. Игрались.       Девушка изучала и бегала шустрым кроликом от одного местечка к другому. Ее легкая фигура огибала кусты, а когда кожи касались шипы каких-то растений, от ее вскриков Хаджиме вздрагивал. — Не носись ты так сильно. Никто тебя не торопит, — произнес вслед удаляющейся фигуре демон.       Из-за кустов, в которых и скрылась Акане, донесся приглушенный голос, но затих так же быстро, как и начался. Лишь теплый летний ветер волновал листья на высоких деревьях, от чего создавалось ощущение громкого шепота вокруг. Это место было очень удачным. Всегда когда демоны, не только Коко, хотели прогуляться по округе, создавалось впечатление, будто тут не только ты.       Сами демоны, по природе своей одиночки, редко общались друг с другом и не имели дружеских связей, потому каждый из их клана прятался по своим норам и полянам. Демоны больше других существ ценили одиночество. Хаджиме тоже ценил, но не отказывал себе побыть в компании вечно хмурого Какуче. Последний никогда не ворчал на Гения, как делал с другими. Они просто приятно молчали в компании друг друга.       Возможно даже, они могли бы назвать себя друзьями, вот только никто из двух эгоистов-демонов не хотел первым признавать привязанность к другому.       Коко, хотевший все-таки узнать, что же ему ответила девушка, когда сбежала в кусты, не спеша двинулся за ней. Перешагнув через высокие корни деревьев, отодвинув рукой большой зеленый лист, он оказался на маленькой полянке. В середине, играя с солнечными бликами в салки, бегала Инуи. Девушка босыми ногами ступала на открывающиеся солнечные следы, тут же отбегая в другое место за ними же. Она хихикала и фырчала, кажется, вовсе забыв о Коко. Однако демона это вовсе не расстроило, наборот: Хаджиме усмехнулся и, скрестив руки на груди, оперся плечом о ствол широкого дерева.       Если посмотреть на них со стороны, то парочка бы напоминала вполне счастливую семью. Коконой показался бы заботливым отцом, а Акане — его резвой и счастливой дочерью. Коко — как и подобает заботливому отцу — смотрел на нее и не сводил взгляда с ее танцующей фигуры. Девушка кружила по поляне, словно бабочка на лавандовом поле, и ничего ей не казалось интереснее игры в салки с солнышком. — Хаджиме, а что это за поляна? — остановившись, спросила устало девушка.       Вместо ответа демон оглянулся. Они были на поляне, которая была словно под куполом. Высокие и широкие деревья закрывали поляну своими кронами, образовывая крышу, и Коко внезапно поймал себя на мысли, что знал только одних жителей леса, кому могла бы принадлежать эта территория. — Пойдем отсюда, — сказал Хаджиме, однако уже учуял знакомый запах. — Что? Почему?.. — И кого же наш Гений привел в гости?       Хаджиме и Акане замерли: демон в раздражении, девушка в непонимании и нарастающем страхе. Инуи, уже было рванувшая за Коко, застыла. Неизвестно откуда взявшийся голос парализовал всю ее сущность. Девушка не смогла ничего сделать со страхом перед неопределенной ситуацией. Смотря на Коко, он тоже не сильно предвидел такой исход, что не могло еще сильнее не давить. — Мы уходим. — Уже?       Голос прозвучал четко и низко, от чего девушка вмиг вышла из оцепенения и мотнула головой в сторону звука. Незнакомый ей человек (человек ли) с длинными волосами, яркими лиловыми глазами смотрел на нее, не отрываясь. Как только девушка отпрыгнула от него, он выпрямился. — Ну-ну, такая взрослая, а боишься, — обманчиво — ласково произнес незнакомец, чуть склонив голову набок. — Ран, я же сказал: мы уходим. — чуть ли не рыча произнес Коко, двинувшись в сторону девушки. — Но ведь тут же не только Ран, — прервав речь Коко, произнес еще один неизвестный голос.       Акане мотнула головой на звук и вновь встретилась взглядом с парой голубых глаз. Нежданный гость смотрел на нее в упор и, кажется, не замечал утробного рычания Коко. Или замечал и специально провоцировал. — Прекратите свои игрища, — дойдя до Инуи и встав перед ней, сказал Хаджиме.       Девушка стала понемногу приходить в себя, когда поняла, чья спина стоит перед ней. Чья спина закрывает ее от двух странных личностей. Коконоя все больше и больше стала напрягать сложившаяся ситуация, но еще больше было неприятно ощущать утекающий из рук контроль над ситуацией. Демону очень не нравилось оставаться в проигравшей позиции. — Игрища? О чем ты? — недоуменно спросил высокий из парней, названный Раном. — Хотя сейчас нам кажется, что игрища устраиваешь как раз — таки ты, — изогнув бровь, скептически заметил второй из незнакомцев.       Из-за плеча Хаджиме ей открывался отличный вид, да и чувствовала она себя в безопасности, так что, немного обнаглев, высунула голову из своего «укрытия». — Причем в нашем же месте, — добавил Ран.       Диалог Коко и Рана проходил мимо неё, их слова теряли для нее смысл, потому что Акане встретилась взглядом со вторым парнем. Его голубые глаза изучали ее лицо, но во взгляде первого не было ничего, кроме скуки. Он как будто находился не здесь, происходящее не сильно его беспокоило. Только от этого, или еще по какой-то своей причине, обладатель блондинистых и голубых волос запихнул руки в полы своего соде. Действительно, высшая степень скуки. — И как же ты объяснишь вот это, — кивнув на девушку, спросил-сказал Ран. — Тебе — никак, — отрезал Коко и Инуи увидела, как сжались его руки в кулаки. — Я и не сильно требую, — беззаботно пожал плечами парень-косички. — и это не смотря на то, что мы застукали вас на нашей поляне, однако, думаю, Майки это ой как не понравится. — Я сам ему об этом расскажу, — четко и без лишних эмоций. — Уж постарайся побыстрее, а то мы и проговориться можем… — нахально протянул Ран и ни сколько не постеснялся своей недвусмысленной фразы.       Коко снова едва слышно — для них — прорычал и Акане стало не по себе: слишком много настораживающих звуков издавал Хаджиме. Так же от парня неприкрыто веяло злостью и напряженностью, что было очень непривычно для вечно спокойного демона.       А Ран, даже не удосужившись услышать или требовать ответа на свое высказывание, развернулся и скрылся в кустах. Воистину независимый и своенравный собеседник. — В следующий раз думай, кого и куда ты приводишь, — напоследок сказал второй, до этого молчавший, собеседник и насмешливо добавил. — Гений.       После этих слов на поляну опустилась воистину гробовая тишина, прерываемая лишь шелушением листьев, в коих скрылись два незнакомца. — Пошли отсюда, — развернувшись, сказал Коко.       Он даже не удосужился дождаться девушку: скрылся в кустах быстрее, чем она успела обернуться. — Хаджиме, постой! — выкрикнула Акане и поспешила за демоном. ***       Акане — высокая девушка с длинными, словно первый снег, и чистыми волосами. Однако падает низко и марается. Ладони в грязи, а белоснежные локоны и подавно. Кончики слипались нещадно — это мокрая земля их сплетала и забивалась меж кудрей. — Хаджиме, прошу, — шепчет и просит. — Только не Сейшу.       Сверху доносится надломленный смешок; а может и правда смешно? Или она сказала не так, как хотела? — Он не должен… не обязан жить среди пепла только из-за нас… — «Нас»? — с иронией в голосе вопрошает демон. — О каких «нас» ты говоришь, Акане?       Девушка поджимает губы, но головы не поднимает, да и оно не надо. Коконой продолжает без просьбы. — О тех «нас», которые предавали наши семьи ради простого влечения? Или о тех, которые друг друга не понимали? — выдержав паузу, он все-таки договаривает. — Я думаю о тех, которых никогда не было.       Внутри демона — сильнейшие непогоды, а девушка лишь медленно выпрямляется, но с колен не встает, да и головы не поднимает. Неужто и смотреть на него противно стало? — Я выхожу замуж за наследника Ассумсан и переезжаю в город. — Демон! — ругается грязно Коко, рубашкой вниз выкладывая перед ней все козырные карты. Показывает, что ему не все равно. — … прошу, умоляю, Сейшу должен жить. Я люблю его… — она все-таки надрывает голос и закрывает маленькими ладонями беззащитное лицо.       Больно.       Грязь впитывается в кимоно, капает с волос и щиплет глаза. Хотя в последнем могут быть виноваты слезы. Все равно: она в грязи. — … Хаджиме, я правда люблю его и не хочу, чтобы ему пришлось расплачиваться за мои грехи, — Инуи плачет и еле перекрывает своим голосом звук дождя, но Коко ее слышит. Не может не слышать. — Я разозлила тебя… расстроила и предала нагло…       Черноволосый отворачивается и уже не хочет слышать, потому что больно. Ее светлая судьба была предрешена уже тогда, когда они встретились. Потому что не должны были, но встретились.       Сейчас же она ломается сама, попутно ломая его. — А Сейшу… он же еще ребенок… позволь мне забрать его с собой в город и ты нас больше не увидишь… — Замолчи, Акане, не надрывайся и не убивай нас. — Но ведь… ты сказал… — еле говорит, всхлипывает и все же поднимает на него взгляд. — Да, сказал. Нас никогда не было. ~~~

***

      Сано Манджиро — глава демонического клана «Бонтен» уже долгие десятилетия — сейчас подозрительно и пугающе спокоен.       Какуче, стоящий напротив главы, так же внешне не подает признаки паники, но Майки чувствует его страх. — Ты действительно не догадываешься, почему я позвал тебя? — спрашивает Сано, и Хитто звучно сглатывает. — Догадываюсь.       Длинные отросшие седые волосы у главы обрамляют его худое лицо. Смертельно бледный цвет его кожи пугал не на шутку, сквозь прозрачность его кожи были видны синие вены, вот только демоны, наблюдавшие за медленным увяданием своего главы, беспокоились за его внешние данные в последнюю очередь.       Глава до неузнаваемости менял себя и свою манеру общения ни меньше ни больше после ухода Гения: стал груб, резок и отказывался как-то выходить на разговор с другими демонами. Даже если предоставлялась редкая возможность поговорить с соклановцами, Манджиро общался очень грубо и не брезговал применять физическую силу. — Я дам тебе шанс исправить нынешнее положение карт на нашем игральном поле, не подведи меня, Какуче.       Первые года после ухода Коко особенно тяжело дались главе. После стало все налаживаться, если те перемены можно назвать хорошими.       Майки перестал улыбаться вовсе, говорил мало и только по делу, однако на радость Санзу хотя бы присутствовал на собраниях. Правда, уходил он достаточно быстро и никто не знал куда. — Что для этого мне нужно сделать?       Однако это «улучшение» было ошибочным. Сано пустил им пыль в глаза, показывая, что справляется с ситуацией по — своему и никто ему не нужен.       Сано оказался в заложниках у своей силы. Она ела его ежечасно, и никто не догадался, что с уходом Гения — который мог сдерживать его Импульс — ушел и рассудок главы.       Сано Манджиро под закат истории «Бонтена» натурально сошел с ума. — Найди Гения. Я разрешаю выйти из леса, только найди его и притащи сюда.       Когда же именно другие демоны узнают о неразумности и сумасшествии своего главы — вопрос времени.

***

      На рассвете они вновь двинулись в путь.       Ранние подьёмы для Коко было что-то сродни пыткам и издевательствам, от того тот сейчас шел и причитал на жаворонка-Сейшу. Инупи же, прекрасно выспавшийся, подпортил себе настроение когда пытался поднять засоню Хаджиме. И вдобавок узнал о себе много нового. — Я надеюсь, мы не будем надолго задерживаться в городе, — сладко зевнув, сказал Коконой.       Блондин закатил глаза, вполне понимая, чем обусловлено такое стремление поскорей покинуть город, и разделял его.       На самом деле хотелось побыстрее повидаться с братом, разрешить их недомолвки. Он как обычно скажет, что забегался, заработался, а потом и вовсе забыл ответить на их письма. И вообще он сам собирался приехать со дня на день, зачем же ты, Сейшу, шел на своих двоих так далеко.       Блондин очень надеялся на такой исход.              В любом случае, что-то загадывать слишком рано. — А этот твой… ну… — Изаму-чан. — Да, он, — отмахнувшись небрежно от имени брата блондина, демон быстро продолжил: — нормальный?       Инупи завис.       Демон смотрел на человека и не понимал причины такой реакции. Он сказал что-то не то? Спросил то, что не нужно было спрашивать?       Как же сложно с этими людьми! — Коко, что… нормальный? О чем ты? — переспросил Сейшу, рукой убирая белые пряди с лица. — Я хотел спросить про его образ жизни. Только ненормальный добровольно уйдет в самурайство. Сколько говоришь ему было? Под тридцать?       Наконец поняв, что конкретно пытается сказать ему Хаджиме, Сейшу невольно улыбнулся и кивнул. На самом деле у демона было тяжеловато с выражениями, некоторых слов он просто не понимал, а иногда и вовсе не знал, как сказать что-то определенное. Это могло бы стать проблемой, если бы Инупи не провел всю свою сознательную и несознательную жизнь среди взрослых. Они-то уж точно выражали то, что хотели получше всяких демонов. — Я тебе говорил про него немного, тогда, когда учил писать, помнишь? — уловив кивок со стороны слушающего, он продолжил. — Так вот. Изаму — чан… он… у него не очень хорошо сложилась судьба.       Блондин прикусил губу, внезапно раздумывая: а можно ли такое рассказывать?       Они с Коко знакомы всего ничего, а он уже делится, выкладывает важные для него вещи. Жизнь брата для Сейшу священна. Путь, который избрал Куроки, не поддавался никаким упрекам и укорам со стороны младшего. Сейшу полностью принимал все то, что делал Изаму.       Вот только, это не отменяет того поглощающего чувства одиночества, которое не покидало их дом со дня ухода старшего брата.       Несомненно, каждый справляется с горем так, как может и хочет, но иногда, сидя в тишине и темноте, Инупи думает. Думает о брате, о семье, о сестре, о времени, которое у них отняли. О времени, которого было так много и не стало. Даже самому себе тяжело признать: он скучал по брату.       Скучал по нему все то время, что его не было.       На самом деле он хотел бы, чтобы однажды Изаму просто приехал и не уезжал больше. Как много раз он мечтал о брате рядом. Те вещи, которые казались в детстве такими обыденными, сейчас невозможны. Рабалки, походы на базар и даже те минуты воспитания, когда брат возвращал маленького Инупи после очередного побега в лес за Ликорисами.       Больное сердце исправит только здоровое.       Душу излечить невозможно.       Или может быть есть шансы?       Это так сложно и неопределенно… думать обо всех событиях давно прошедших лет… вот так. Ведь тот период не был прожит, с Сейшу никто о произошедшем не говорил. Все просто… забыли. Не упоминали, считали неважным, а то и вовсе запретным. Конечно, его не ругали за простые упоминания того чего — кого — уже нет, но с темы быстро соскальзывали. Ни собо-сан, ни Мисаки, ни тем более Изаму не позволяли теме развиваться. Вот и… не прижилось как-то разговаривать.       А сейчас демон хочет услышать историю Изаму. — Он просто захотел самостоятельности, — в конце концов сказал блондин, не поворачиваясь к демону. От воспоминаний стало горько и неприятно, он почувствовал свою уязвимость натурально.       Коко настаивать не стал. Хмыкнул напоследок, поправил шляпу и отвернулся от вечно серьезной моськи спутника.       Странный, очень странный человек попался на этом веку демону. Молчалив, постоянно сосредоточен на чем бы то ни было, угрюм и… красив.       Его белые короткие волосы очень ему шли. Такой красивый и редкий цвет притягивал взгляд, а бледная кожа этого парня делала его изящным и неприкосновенным.       Кисти рук его — продолжение кисточки, которой пишет.       Тонкие губы — шелест срывающихся с них слов.       А глаза… его безумно красивые глаза. К сожалению, демон слишком глуп в словах и много не понимает, однако очень старается это исправить.       Как бы демону хотелось, чтобы человек узнал о красоте своих глаз.       Ему ведь хоть раз говорили, что они прекрасны?       Но будет ли это уместно? Нужно ли подбирать место и время для таких комплиментов? Будет ли все нормально, если он внезапно скажет об этом?       Было слишком тяжело.       Коко жалел о наличии у себя низкой эмпатии всего дважды в жизни: второй — нынешний случай.       И можно ли говорить о чувствах, если демон не уверен буквально ни в чем? — И надолго мы к этому самостоятельному Изаму-чану? — напоследок интересуется демон, когда вдалеке виднеется верхушка императорского дворца столицы.       Блондин хмурится еще больше, однако отвечает без долгих пауз: — Надеюсь, что нет.

***

      Мисаки готовила на кухне уже второй час кряду, не прерываясь ни на отдых, ни на легкий перекус. В её руках было сразу все, и не было ничего. Деревянная посуда падала, да так и оставалась на полу, женщина попросту устала ее поднимать. Её движения были неуклюжи, мысли ни о чем. Сато несколько раз порывается приготовить ужин, однако когда тянется за морковкой или порывается нарезать тофу, то спотыкается. Её ноги встречают невидимую преграду. Женщине тяжело собраться с мыслями.       Азуми стало хуже буквально тем же вечером, когда парни ушли. Сначала женщина невзначай обмолвилась о слабости, а потом чаще чем обычно стала чесать свою кожу через ткань одежды. Сато забеспокоилась сразу же, а тревогу забила на сильном зуде и недомогании подруги.       Хозяйка травяной лавки уложила Куроки на футон и стала стягивать с неё одежду, чтобы помазать беспокоящие её нарывы. Увиденное поразило её: вся грудь, плечи и руки гноились, а украшали старческое тело большие волдыри. Большая часть из них уже были лопнуты, потому как Азуми слишком сильно расчесала их. Однако в противовес всей ужасающей картины, от тела Азуми исходил сладковатый аромат. Он не приторный, шлейф его был едва уловим, но настойчив. При всей его безобидности Сато насторожилась еще сильнее.       И вот сейчас, стоя на кухне в доме единственной и горячо любимой подруги, Мисаки не находила себе места. Азуми спала, потому что Сато приготовила ей чай из успокоительных и целебных трав, но в скором времени она проснется, и ей снова надо будет обработать нарывы. С этим она решила не медлить.       Поставив целебную мазь на поднос вместе с чаем и салатом, женщина двинулась в комнату к подруге. Зайдя, она заметила, что спящая проснулась. Куроки лежала на том же месте, в том же положении было её тело, но голова была повернула в сторону приоткрытой ширмы. Женщина смотрела на свой сад.       Всего на миг Мисаки замешкалась у входа, но не хотела заставлять подругу себя ждать и прошла к лежащей. Села перед ней на колени и поставила поднос со всем нужным рядом. — Как тебе спалось? — поинтересовалась Сато, однако в ответ не получила даже взгляда.       Она тяжело вздохнула: подругу можно понять. Такая ужасная болезнь сразила её под старость лет и ей приходится доживать свой век в муках. Рядом с ней не было по большей части никого: ни мужа, ныне покойного, ни вкуков. Сама Мисаки находилась с подругой по мере своих сил и возможностей, но ведь Куроки нуждалась в постоянном уходе и наблюдении. И залогом её здоровья и настроения были члены семьи. Если раньше это был муж, прекрасная дочь и внук, то после смерти первых двух свою любовь она отдавала Изаму. А потом и Сейшу. Сато же всегда так и оставалась простой подружкой, с которой можно поболтать вечерами, сходить на источники и посплетничать. И она давно привыкла к такому положению, полностью довольствуясь хотя бы этим, но… когда твой любимый человек умирает у тебя на руках — это ранит. Даже если Мисаки для Азуми была простой подругой, то Куроки для Сато — всем. — Разреши мне позаботиться о твоих ранках еще раз, — тихо, не нарушая идиллии слишком громкими звуками, попросила цветочница. — Почему тебе не противно?       Вопрос застает врасплох. Противно? Мисаки не думает об этом от слова совсем. Она никогда даже вида не подавала, что ей может как-то быть неприятно ухаживать за подругой, так отчего в ней вдруг родились такие мысли? — Почему ты так думаешь, дорогая? — спрашивает Сато и сжимает старческое запястье подруги в своих руках. — Потому что… даже мне неприятно смотреть на себя.       Азуми вдруг поворачивает к ней голову и в глазах ее стоят слезы. У Мисаки замирает дыхание: она впервые видит слезы подруги, и могла бы она подумать, как ей будет больно на них смотреть?       Куроки слаба: кожа иссохла, глаза впали, а руки холодны. И могла ли болезнь так быстро и точно ударить по ней всего за несколько часов? Оборвалось ли в ней что-то после ухода внука? Может, она ждала именно этого, вот только заслужила ли эта добрая и любящая женщина такого конца? — Что тебе приготовить на ужин? — всхлипывая, спрашивает цветочница. Такой простой и обыденный вопрос. Но уместен ли он сейчас?

***

      Они пришли в город, когда улицы оного были переполнены людьми. Жизнь кипела, народ развлекал себя громкими разговорами и публичными песнопениями. То была вторая половина дня.       Может, это было глупо, однако тут люди были другими: их лица не выражали лишних эмоций, а даже если они и разговаривали друг с другом, то старались быть сдержанными. Это было так странно и нелепо, ведь при ощутимой шумихе на рынке отдельно взятые люди много не говорили. Блондин поневоле осматривал случайных прохожих, но от них не доносилось и звука. Тогда почему на рынке так шумно? В родном городе все было с точностью наоборот: люди говорили громко, торгаши еще громче. Один продавец перекрикивал другого, просто чтобы до людей в этом балагане донести вести о своих товарах.       Этот рынок был другим. Не только в людях дело.       Среднего размера лавки выстроились в два ровных ряда прямо напротив друг друга. Это не были беспорядочно установленные стеллажи с натянутой тканевой крышей, а целые прочные на вид маленькие киоски. Если присмотреться и хотя бы одним глазом заглянуть внутрь, то можно даже заметить небольшой склад внутри лавки. Проход в этот склад, правда, отделяла штора, но чем богаты.       Хозяева своих палаток торговали товарами направо и налево. В изобилии было всего: ткани, свежая рыба, мясо, заграничные диковины. Кто-то даже продавал гусей.       Парни медленно двинулись вдоль оживленной улицы. Сейшу впитывал происходящее, словно губка, для него все это было в новинку. Как бы он не старался сохранять непринужденный вид, однако впечатляющая атмосфера города соблазнили и его. — Тут так… красочно, — зашептал блондин, однако демон его услышал.       Он, в отличии от человека, в этом городе бывал и не раз. Видел его преображение — с момента становления столицей — и видел время, когда город Эдо оставлял желать лучшего. Когда в нем не было ничего, кроме домов и улиц. Коко даже помнил время, когда через реку, делящую город надвое, был построен один прямой мост.       Это сейчас на месте старого красовался и возвышался новый, красивый, крепкий и статный мост. Однако были и у города плохие времена.       Натянув шляпу поплотнее, Коко молча принял сумку от блондина и перекину её лямку через плечо. Инупи тут же убежал в толпу, ближе к лавкам. Коконой неторопливо зашагал за ним.       Блондин несется сквозь людей, на ходу бросая извинения и тут же теряя к ним интерес. Так широко! Так просторно и действительно есть на что посмотреть! Разные шарфики, красивейшие юкаты с прекрасными узорами. Была даже косметика. Столько всего! — Коко! Смотри! Тут даже есть тушь! — кричит через плечо блондин и тянется к заинтересовавшей его вещи.       Продавец, чей товар заинтересовал Сейшу, гордо хмыкает и задирает подбородок. — Ну дак, конечно! Самые лучшие поставщики, прямиком из Китая!       Блондин вскидывает сияющие глаза на продавца, поворачивает голову прямо к скучающему рядом Коконою, и снова смотрит на продавца. — Что у вас еще есть для живописи? — Ну смотри малец, эдак это твое рисование только-только в моду входит, то и вещей -грош, да ни гроша, — дед хмурится сосредоточено и сбегает внутрь лавки.       Демон же наклоняется неспешно к товарам, которые предоставляет этот торговец и цокает. Глиняные кружки, все та же тушь, ворсистые кисточки, тарелки и очень много пестрой ткани. — Я могу просто поинтересоваться? — спрашивает Хаджиме у Инупи. Блондин же, едва ли не вибрирующий от радости и возбуждения, поворачивается к нему довольно резво. — О чем? — У тебя этих… красок много. Зачем еще?       Блондин по-доброму цокает, закатывает глаза, наклоняет голову к плечу и улыбается. Смотрит на Коко снизу вверх своим сверкающим взглядом, а демон вдруг ловит себя на мысли, что и устыдить Сейшу не может. Он так искренен, его любовь к краскам передается и демону. Блондин не был так сосредоточен и напряжен одновременно даже когда рассказывал про семью или печати.       Наверно, живопись занимает какое-то особое место в его душе. «Как и ты в моей» — Ты не понимаешь, дай обьясню, — отвечает блондин и в порыве сжимает ладонь демона в своей.       Привлекает внимания, всего лишь, думается Хаджиме, однако он в его власти и без тактильного контакта. — Очень много зависит от того, где именно была изготовлена краска, она может быть густой или более жидкой, от чего страдает насыщенность цвета… — Ну, в общем-то, вот, — дед выходит, держа в руках холсты. — Свежая рисовая бумага. Тоже из Китая       Сейшу пищит, а Коко закатывает глаза, сжимая руку блондина в своей.

***

— Ты доволен? — спрашивает демон, когда они вышли с шумного рынка прямиком на дорогу к императорскому дворцу.       Блондин активно кивает, все еще не веря в свое счастье: Коко, мало того что все время слушал его нечленораздельные эмоциональные речи о живописи в целом, так еще и оплатил все его хотелки на рынке. На вопрос, откуда у демона деньги, Хаджиме отмахнулся со словами: «они всегда у меня были». И вот сейчас, они неторопливо вышагивают по дороге вдоль домов, впереди виден сёгунат, а настроение не может быть лучше, чем сейчас. — Я правда не знаю, как отблагодарить тебя, Коко, — грустно улыбается Инупи. — Ты мне теперь обязан всю жизнь будешь, — беззлобно язвит брюнет.       Блондин хихикает, а они тем временем подходят неторопливо к первым воротам, ведущим на территорию дворца.       Дорогу им преграждают двое высоких и широкоплечих самураев. Те строго взирают на чужаков, снимая с них скальп одним только взглядом.       Эти двое самураев смотрелись очень массивными, засчет тяжелых До и маски Кабуки.       Высокие стены, которые охраняли эти два самурая, так же придавали им грозности, от чего весь пыл и хорошее настроение от недавней покупки у Сейшу поубавился. — К кому? — строго спрашивают привратники. — К брату, — помедлив, отвечает Инупи. Блондин теряется, потому как не совсем понимал, как будет заходить на территорию сёгуната. — Он самурай. — Имя. — И-Изаму Куроки.       Привратники переглядываются. Молчат, обдумывая что-то у себя в голове, но от дальнейшего диалога их спасает некий мужчина, быстро движущийся в сторону ворот в компании еще двух самураев. Выходит неизвестный из территории дворца.       Коротким кивком неизвестный дает понять привратникам, что дальше будет говорить он, и теперь его взгляд обращен прямо к блондину. — Вы — Сейшу Инуи? — коротко интересуется незнакомец. — Я… да, — блондин совсем опешил от происходящего, Коко же на опыте проживших лет просто молча наблюдает. — Я прошу вас пройти со мной. Ваш брат заждался вас.