Пепел

«It was late at night, you held on tight

From an empty sea, a flash of light

It will take a while to make you smile

Somewhere in these eyes, I′m on your side.

Была поздняя ночь, ты крепко держался за меня.

Из пустого моря — вспышка света.

Потребуется время, чтобы заставить тебя улыбнуться.

Где-то в этих глазах я на твоей стороне.»

      Коко смотрит, не отрывая пристального взгляда от пятна на животе блондина, от чего последнему до ужаса неудобно.       Хочется закрыться, прикрыть голое тело, а еще больше хочется не ощущать смущение- — Старайся не показывать это никому, — только и произносит демон, подходя ближе, а вещи, которые он до этого держал в руках, грузно падают где-то у стены.       Сейшу хмурится и начинает пятиться от приближающегося собеседника назад, пока и вовсе не упирается в ширму.       Коко стоит аккурат напротив, но ближе дозволенного не подходит.       Не позволяет случиться близкому контакту вновь. — Что… что ты имеешь в виду? — осторожно спрашивает блондин, когда понимает, что ближе к нему никто идти не намерен.       Коко молчит.       Сначала смотрит в глаза Инуи, потом переводит взгляд на его живот. И так несколько долгих, неприятных секунд.       Сейшу чувствует себя грязно. — Я не думаю, что ты будешь способен ответить тем, кто будет спрашивать природу этого пятна, — спокойно говорит Хаджиме и все внутри у блондина сжимается. — Так… ты знаешь, что… — снова начинает Инуи, не совсем справляясь со всем, что разрывает его мысли. — Это пятна. Демонические метки, если тебя это успокоит, — говорит демон и тут же добавляет-добивает. — Такие появляются, когда демон касается… человека.       У Инуи кружится голова.       Он хватается за неё и пытается устоять на месте, и когда его ведет в сторону, Коко не ловит его. Он вообще не пытается до него дотронуться. Просто делает шаг назад.       Сейшу замечает, и это бьет по нему не физически, но ощутимо. Он еле выдавливает из себя: — Когда… когда это пройдет? — Не пройдет.       И ему все хуже от его ледяного тона. Есть что-то… обреченное в том, как он ему это говорит. — Я не должен был тебя касаться кожа к коже. Никак и ни при каких обстоятельствах, — Коко говори и будто не видит его, Сейшу, состояния.       Или же видит и специально… добивает. — Это было одним из условий… контракта демонов с вашим людским родом, — практически выплюнув последнюю фразу, он продолжает. — Во избежание соития между демонами и людьми. Конечно, эти пятна не будут пожирать тебя изнутри или что-то в этом роде, но они заметны. Так можно было сразу выявить… испорченного.       Сейшу душно.       Но ему нужно спросить. — Ты ради этого… поцеловал меня?       И сейчас, только сейчас, демон выглядит виновато. Вот только почему смотрит так, словно ему есть, что сказать и почему, забери его бездна, он не говорит? — Нет. — Тогда… почему? — Я не мог выносить твоих слез. Мне от них было больно.

***

«Вы правы, погода, пожалуй, действительно прекрасная. Однако признаться, если бы вы не упомянули о ней намеренно, я бы и не заметила её с такой стороны. Прекрасной стороны. Помнится мне, последний ливень был, когда я едва начала ходить сама. Мы с матушкой гуляли около ворот, и вдруг пошел он. Дождь. Было волнительно. Теперь я люблю дожди вместе с вами. Скажите, вы не заболели по приходу домой?

Ваша собеседница о дождях, Акане Инуи.»

      Он сжимал пергамент бумаги в руках в последний раз.       Её первое письмо.       Кажется, он уже выучил каждую строчку наизусть.       Даже если бы чернила совсем выцвели, а он сам потерял зрение, каждое слово будет живо в памяти. Оно всегда будет с ним до и после смерти.       Её первое письмо.       После он получал еще много писем от неё, и каждое было сохранено, но первое… оно было особенным. Оно удостоилось чести лежать отдельно ото всех. Именно потому, что оно особенное, он открывал его намного чаще, чем другие.       Даже если он уже забыл цвет ее глаз и волос, забыл звук её голоса, то письмо — первое письмо — написанное её рукой, будет помнить всегда. Прошло слишком много времени с последнего момента их встречи.       Непозволительно много, чтобы помнить, но ничтожно мало, чтобы забыть.       В дверь постучали, и ему пришлось отложить дорогой сердцу свиток в сторону. — Господин Куроки? — Да, войдите.       Ширма отодвинулась в сторону, и на пороге комнаты, которую он может временно называть своей, стояли трое: советчик и двое самураев, охраняющих вход в его комнату. — Господин Куроки, — учтиво поклонившись бывшему самураю, начал советник. — Вы уже подумали над тем, кто же будет вашим доверенным лицом? — Да. — Назовите же его имя и мы доставим его сюда так быстро, как только сможем. Уважаемый сёгун требует немедленного выполнения обряда.       Изаму, услышав это, позволил себе легкую улыбку, перед тем как четко и громко произнести имя «счастливчика». — Сейшу Инуи. — Кем же вам является этот человек? — чирканув пару иероглифов на бумаге, поинтересовался советник скорее для себя, нежели для протокола. — Этот человек — мой брат.

***

— Мальчики, идите на ужин!       Крик Азуми вырвал обоих парней из неловкой тишины, которая возникла между ними. Оба стояли напротив друг друга, а последняя фраза Коко повисла в воздухе, будто зацепилась за что-то и давила на них.       Никто после этой фразы так и не произнес и слова.       Подумать только, как мало надо для того, чтобы заполнить все свои мысли одним человеком. Это как… проснутся и начать делать свои привычные утренние дела. Все происходит обычно. Вот только появляется что-то такое незначительное, ничтожно малое, но исключительно важное.       И именно оно меняет все мышление.       Будь то медитация с утра, вместо завтрака, или может ужин одним только рисом, хотя обычно его было вкусно есть вместе со свежей рыбой. Вот только когда ты ловишь себя около пустой тарелки с доеденным ужином, тут же понимаешь: ты не сходил с утра на базар, просто потому что медитировал, и поэтому рыбы нет.       И это могло бы показаться смешной параллелью, ведь, правда, кто в своем уме сравнивает мысли с едой? Неужели можно быть настолько простым человеком?       Вот и Сейшу так же думал, а потом весь день убегал от тревожных мыслей. И от Коко, разумеется.       Такой молодой человек, как Инуи, никогда не мог позволить себе просто плыть по течению и смотреть, на какой берег бухты выбросит его жизнь. Возможно, останься он с собо-сан в городе, живи он в этом большом доме со старушкой, ходи он на базар каждое утро, и появилась бы возможность отпустить себя и свой внутренний дух в свободное плавание… — Ты тут вообще?       … вот только внешние обстоятельства не всегда потакают нашим желаниям. И мысли забиваются совершенно не тем, чем мы хотим. — Я? — переспрашивает Сейшу и не совсем понимает, где он находится после таких глубоких погружений в свои мысли.       И долго он так простоял?       И почему, черт возьми, он стал так часто уходить в свои мысли в последнее время? — Ты.       Сейшу в упор смотрит на демона и ищет в его глазах хотя бы намек на тот разговор, который они вели между собой. Ожидаемо не находит, но Коко ему в этом помогает. — Твоя бабушка нас звала. Пойдем, — и уходит, даже не обернувшись на него.

***

— Ваш брат?       Советник отрывает любопытный взгляд от пергамента и смотрит на бывшего самурая. Взгляд последнего ничего не выражал, голова держалась прямо, а руки были сложены на его коленях.       Вся его поза выглядела то ли напряженно, то ли расслабленно. — Не родной.       Короткий и простой ответ. Советник привык слышать такие от самураев и не стал настаивать на разговоре. Легонько кивнул напоследок и удалился, оставляя Изаму наедине со своими мыслями.       Совершенно очевидно было для обоих, что советник вернется позже.       Бывший самурай вновь поднял рядом лежащее письмо и посмотрел на смятую бумагу.       Её брат.       Его брат.       Сейшу Инуи.       Тихий малец, пришедший к ним одним вечером раз и навсегда.       Поначалу было не совсем понятно, кто именно настоял на его пребывании в доме: он или его бабушка, однако они сошлись на одном. Маленький Инуи был настолько задерган, испуган и тих, что Изаму думал о его боязни новой обстановки. Справедливости ради, блондин не мог нормально спать, будь то Азуми или Изаму в комнате.       Однако спустя несколько месяцев мальчик заговорил — все это время он молчал и выдавливал из себя тихое «да» или «нет» — то рассказал о причине его прихода. Тогда-то вопросов о его пребывании в этом доме не возникло.       Остался навсегда.       А Изаму не знал, куда себя деть после этой новости.       Акане.       Инуи Акане.       Старшая сестра Сейшу, погибшая при лесном пожаре.       Невеста Изаму. До недавнего времени.       До времени, покуда не погибла.       Какой-то период после первого разговора с Сейшу Куроки не помнит. Это был продолжительный делирий, не иначе. Он забылся в беспамятстве на несколько дней и не впускал к себе никого, кроем бабушки. Даже маленького Инуи выгонял с криками и бреднями.       Изаму Куроки тяжело перенес новость о смерти его возлюбленной невесты.       Однако он не заперся надолго. Пару дней спустя вышел, как смерть бледный и истощенный, к обеденному столу и просто… продолжил жить.       Вот только это не назовешь полноценной жизнью. Что-то сломалось внутри него. Сломалось и изогнулось под таким неестественным углом, что он несколько лет спустя ушел в самурайство, оставив дом, хозяйство и бабушку на Сейшу, которого воспитывал.       И, как будут говорить через много столетий, тяжело в учении — но легко в бою. По карьерной лестнице старый-молодой самурай поднимался достаточно быстро.       Господины, прознавшие, что Изаму житель тех самых сгоревших в ходе пожара деревень, быстро завербовали самурая себе. Его искусство печатей значительно помогало в походах, от того долго ждать не пришлось: под свою опеку Изаму взял один из вассалов самого сёгуна.       На службу самурай не жаловался, да и не положено было. Все, чем он дорожил, утратилось и с годами начало обесцениваться. Брата и бабушку он перестал часто видеть уже через два года после поступления на службу, а когда стал служить у своего ныне покойного господина, то и вовсе приезжал только по случаю хорошего расположения своего господина.       Однако платили щедро и все остальные неудобства утратили свои… «неудобства». Он исправно посылал деньги со всех своих жалований бабушке — Изаму так и не узнал, что брат сьехал — и был уверен, что этого им вполне достаточно. Он был прав. Тех денег, что они получали ежемесячно, было более чем достаточно, вот только они были им рады намного больше, если бы Изаму сам привозил их.       Вот только он не привозил.       И сам не появлялся.       Сейчас он об этом жалеет, да только поздно уже. Сейчас ему разрешено только находится в своей комнате и молится. Не выходя из комнаты, разумеется.       А обращался к Шиве он достаточно часто.       Только тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал эти мантры. Так же тихо затрекотали чётки в его ладонях, когда он обернул их вокруг двух запястий.

***

— Наконец-то! Сейшу, Коко, почему вас так долго не было? — Азуми скрестила руки на груди и строго посмотрела на вошедших.       Под раздачу попали оба. Старушка даже слышать не хотела внука, который пытался оправдаться и обьясниться. Демон, к слову, не пытался, но все равно получил, от чего так же не сильно горевал. Слишком вкусно пах ужин, от которого было просто невозможно отказаться. — Слишком много шума не из-за чего, — проворчал в последний раз блондин, сев за низкий столик.       Куроки, услышав лишний шум, повернулась на звук, но тот затих. Если быть точнее, то затих даже Коко от такого пронзительного взгляда. — Знаешь, Коко, Сейшу говорил мне, что вы ненадолго задержитесь у меня, — начала разговор старушка как ни в чем не бывало.- Так куда вы отправляетесь?       Сейшу от такого вопроса весь напрягся: куда они отправляются?       Помнится ему, он более чем четко показал, что не очень хочет разговаривать на эту тему. Ни тогда, когда узнал плохую новость о здоровье своего родителя.       Если быть до конца честными, блондин рассматривал — и склоняется к нему больше всего — вариант с отказом от путешествия с Коко. Собо-сан больна, до Изаму он не может дописаться уже несколько месяцев, да и сомневается Инуи, что брат смог бы уйти со службы и начать ухаживать за бабушкой.       «Воин обязан забыть свою семью, будто её не существует»       Так однажды сказал Сейшу сам Изаму.       Спрашивается, может ли блондин рассчитывать на его помощь? Нет.       Служба своему господину для самурая превыше всего. Сейшу это понимает, но на душе легче от этого понимания не становится. Собо-сан тоже понимает, он уверен, вот только понимает ли сам Изаму? И даже не о его службе речь. — Насчет этого мы еще не говорили, — прожевав, сказал блондин и добавил: — Ни с вами, собо-сан, ни с Коко.       Старушка остановилась и приподняла в удивлении брови. Ей никак не ожидалось услышать, что она каким-то образом участвует в их посредственном диалоге насчет путешествий. Женщина отставила в сторону плошку и присела к парням за столик. Преимущественно обернувшись к внуку, она заглянула к нему в глаза.       Коко, оказавшийся между двух огней, тихонько похлебывал свой бульон (палочками он есть так и не научился) и следил за ними взглядом. — Сейшу, скажи, о чем ты хотел поговорить? — осторожно начала диалог Азуми, пододвигая порцию со вторым к Хаджиме.       Блондин поджал губы и поставил тарелку с палочками на стол.       Он хотел… определенно точно хотел поговорить с Коко насчет… всего, но та ночь все усложнила в разы. Он так же хотел поговорить и с собо-сан. Точнее не так. Он нуждался в разговоре и так же чувствовал на себе ответственность, упавшую ему на плечи вместе с новостью, но как начать разговор он не знал. Мало того, он не имел и малейшего представления о том, как бы строился их диалог.       Сейшу просто ощущал потребность поговорить с бабушкой.       Прокашлившись, он ответил Азуми, бросив перед этим беглый взгляд на Хаджиме. В первый раз за весь ужин. — Я не думаю, что нам стоит обсуждать это за едой, — «я не думаю, что нам стоит обсуждать это при посторонних» хотел сказать он. — И я хотел поговорить о нашей дальнейшей жизни с тобой.       Было правильней на его взгляд в общих чертах разрисовать тему для их диалога хотя бы потому, что Азуми задала вопрос. А на вопросы нужно получать ответы. Вот только Сейшу проигрывал в этом бою. Он сам не знал, чего хотел добиться этим возможным диалогом с родителем.       Но Куроки старшая и тут пришла на помощь своему внуку, пусть даже неосознанно. — Ты не должен чувствовать за собой потребность оставаться со мной именно сейчас, — сказала она, и уголки её губ приподнялись в легкой улыбке. — Я прекрасно понимаю тебя и твои чувства, ведь узнать о том, что твой родитель… — Собо-сан… — предупреждающе позвал он старушку, на что та осеклась и закивала. — Да-да, прости, я не должна была. Просто я хотела этим сказать, что за мной есть кому ухаживать. — Вы же знаете, Изаму-чан не сможет приехать даже при всем своем желании и состоянии… — начал было блондин, но его прервало старушечье хихиканье. — О нет, Сейшу, я не надеюсь на Изаму. Поверь, я все еще люблю его больше жизни и продолжаю любить, ведь он моя семья, но не всегда родственные души живут в правильных телах.       Все внутри блондина сжалось, холодок пробежал от нутра до трахеи, образовывая в горле непроходимый болезненный ком. Ему вспомнилась история Сато-сан, длинною в жизнь.       И, как выяснилось, не зря. — Моя родная Мисаки позаботится обо мне лучше любых лекарей. Ей я могу доверить свое благополучие, а ты можешь довериться мне.       Это всегда было так тяжело для него: довериться кому-то. Он привык тащить все на себе. Начиная с наставлений отца, который готовил его к возглавлению клана, потом чувство, будто он очень обязан семье Куроки за теплый дом и вкусную еду. Когда он съехал из поместья, было попроще, но уход за собо-сан всегда держал его рядом с домом.       Женщина приютила его, вырастила, заменила мать и достойно со всем справилась, и теперь его долг позаботиться о ней в ответ. Поэтому он не мог так просто попросить помощи даже у этой самой Мисаки, хотя знал, что та будет не против и вообще ей не в тягость. Последнее уже со слов самой Сато-сан. Однако тогда и условия были другими, Сейшу не знал то… что узнал недавно. Да и не хотелось ему спихивать семью на кого-то чужого. Инуи думал, что и сама Куроки такого же мнения.       Оказалось, что нет. Это не могло не волновать.       Волновать в хорошем смысле. — Вы… были бы не против, чтобы за вами поухаживала Сато-сан? — неверяще прошептал блондин, сглотнув тяжелый ком в горле.       Старушка хихикнула и кивнула. — Не против. Знаешь, в нашем с ней возрасте было бы разумно держаться друг друга. Тем более, тебя я никогда не выгоняла, а даже наоборот… — Не начийте, собо-сан. — Хорошо-хорошо, но мы к этому еще вернемся, — сдав позиции , примирительно сказала Азуми. — Когда ты вернешься из путешествия. — Вернусь… из путешествия? — Знаешь, Сейшу, я бы хотела, чтобы ты отправился куда-нибудь с Коко. — Почему же? — с интересом уточнил Инуи. — Он кажется мне особенным для тебя. Ты никогда раньше не приводил домой гостей.

***

      В комнате четко ощущалось присутствие двух людей.       Блондин, бушующий над целым скопом одежды и брюнет, меланхолично пожевывающий бамбуковый стебелёк. — Если бы ты мне помог хотя бы немного, уверяю, я бы справился намного быстрее, — кряхтя, сказал Сейшу, вытаскивая с верхних полок полотенца и отвечая на немой вопрос от Хаджиме.       Хлопковая ткань, зацепившись за большую занозу, не хотела вытаскиваться с полки. Блондин сначала не понял, почему тряпка застряла, от чего на пробу дернул пару раз. Не помогло. Когда же Инуи приложил намного больше сил для рывка, полотенца поддались и с характерным звуком рвущейся ткани вывалились ему прямо на макушку.       Сиё развлекательное зрелище наблюдал один зевака, который был не прочь похохотать над неудачливым шутом. Что он, в общем-то, и сделал. — Коко! Хватит смеяться! — срывая с себя тряпки, злился блондин непонятно на что.       Демон к тому моменту отошел поближе к двери на энгаву, во избежание разных непредвиденных обстоятельств.       Мало ли что может выкинуть этот шут.       Или кого. — О, я правда не вижу здесь ничего смешного, милый, — похихикивая себе под нос, ответил демон.       Инуи еще пару раз метнул в его сторону молнии взглядом, а потом замер. «Милый?»       Ему не послышалось? — А ну повтори-ка, — прищурившись, попросил-потребовал Сейшу.       Демон сощурил свои и без этого узкие глаза, проверяя, шутит он или серьезен.       На проверку серьезен. — Я сказал, что не вижу здесь ничего смешного. — А дальше? — Милый? — И как это понимать?       Коко прикусил свой длинный язык. Разве он сказал что-то неправильно? Его бабушка и Сато- сан часто так называли его, так значит это его имя, правда же? — Это… разве это не твое имя? — …       Сейшу пару раз похлопал глазами, перед тем как разразится громким хохотом, который свалил его прямо на татами. Демон, смотря на истерику блондина, искренне не понимал, что он сказал не так и уже начал обижаться на такую бурную и определенно точно необоснованную реакцию, как блондин и вовсе затих. — Эй, ты как там? — решил приличия ради уточнить демон, мыском потыкав тело куда-то в позвоночник.       Собеседник издал только какие-то полувсхлипы-полухрюки, но к нему перевернулся. Поднялся с пола, сел и сложил ноги, параллельно утирая слезы, скопившиеся в уголках глаз.       Лицо у блондина было краснее камелий. — Так… в чем дело? — повторил свой вопрос демон, присаживаясь напротив блондина. — Итак, смотри, — похлопав себя по щекам пару раз, начал успокоившийся Инуи. –Твоё имя — Хаджиме, а фамилия — Коконой, так ведь?       Демон утвердительно кивнул после недолгой паузы. — Так вот мое имя — Сейшу, а фамилия — Инуи. Милый — это не мое имя. — Тогда… что значит это слово? — искренне спросил демон. — Это как… что-то вроде ласкового обращения к чел… к кому-то, вот, — неловко закончив, он запустил руку в свои волосы на затылке и взлохматил прическу.       Коко, казалось, это действительно озадачило и насторожило, от чего он ушел в свои мысли. Свел брови, нахмурился и поджал губы, даже подпер свой подбородок кулаком для лучшего равновесия головы.       Неужели он никогда не слышал такого обращения? Он что, в лесу…       Точно.       Поджав виновато губы, блондин отвернул голову от демона, а последний и вовсе не замечал присутствия кого-либо в своем личном пространстве.       Вот только Инуи действительно поначалу было неудобно и неловко за мысли про глупого Коко, а когда вспомнилось происхождение упомянутого… что ж, теперь Сейшу было тоскливо на душе.       Получалось, что Хаджиме не только не слышал такого обращения к кому-либо, к нему самому так никто и никогда… не обращался.       Почему-то только при одной мысли об этом у блондина кольнуло то место, называемое душой. — Слушай, Коко… — хотел разбавить тишину Сейшу, но резко был перебит: — Тогда ты — Инупи! — …?       Демон вздернул было опущенную голову и на лице его было ни что иное как победный оскал. Даже язык высунул от удовлетворения своей выходкой. Чему только радоваться?       Вот и Сейшу не очень понимал, чему он радуется и что празднует.       Инупи.       Исковеркал его фамилию и сидит, давит лыбу. — Да, очень оригинально, — чавкнув для вида, ровным тоном произнес блондин.       Он поднялся, оставляя демона в гордом полуодиночестве для празднования своей маленькой пакости. Мешать ему, увы, не хотелось.       Ему нужно еще собрать им вещи в дорогу. И хотя сумка была почти готова, он все равно пытался задержаться всеми возможными способами.       Ему верилось, что каждая секунда станет той самой, ведь случится то, что заставит его остаться дома. Именно это замедляло его продуктивность, но заставляло неуклюжесть расти.       Доказательства тому те полотенца.       Их, к стати, надо бы зашить. — Ну мы долго еще собираться будем, Инупи? — ноюще произнес демон, который уже успел высунуть свою пустую голову на энгаву.       Сейшу выдохнул. «Мы?»       Конкретно он, демон, сделал ровным счетом ничего, однако это его ни разу не беспокоило.       И опять это «Инупи.»       До чего же ужастно звучит.       Вот только уголки его губ поднялись вопреки мыслям.

***

      Возможно, эта ночь в этой комнате или же в этом доме, станет последней. Может, просто другое место будет домом, а может, дом уже был найден.       Насколько тяжело удержать теплоту внутри себя?       В этот раз они лежат рядом. Делят один футон, одно одеяло, однако одно остается неизменным: никто из парней не спал. Собирались, вот только усталость оставалась лишь приходящей. Разговор не клеился, да и не нужен он был в такой обстановке. За них говорили звуки из сада, что сочились тонкой струей сквозь приоткрытую ширму. Шелест опадающих листьев шептался на своем, природном, а ветер, мягко подхватывающий засохшие листочки, вторил им своим воем.       Спокойно и тяжело было всем в этой комнате. Спокойно и тяжело не в равной степени. Больше спокойно, чем тяжело. вот только кто-то спокойно несет тяжесть, а кому-то претит даже спокойствие.       А можно ли остаться спокойным, если мир сходит с ума?

***

— Вы точно все взяли? — щебетала вокруг них собо-сан, по нескольку раз заглядывая в сумку.       Проверяла, точно ли они положили именно тот мешочек с травами, который принесла Сато-сан, или другой. А лучше сразу два. — Да, собо-сан, мы все взяли, — упокоил родителя блондин в очередной раз и взглянул на Мисаки, что стояла поодаль. Женщина лишь понимающе пожала плечами в духе «она не успокоится, пока все не проверит, не тебе мне об этом говорить». На это у Сейшу аргументов не было. — Вам не принести сумку побольше? Может положите еще пару… — Не нужно, правда, — мягко перебил её внук и кивнул, выпрямляясь. — Мы не уходим куда-то за границу и не собираемся дойти до Китая, правда. — Кто знает, — подал голос Коко, скучавший до недавнего времени. — Я знаю, не слушай его, — блондин улыбнулся бабушке, и та поверила внуку, вот только беспокоится меньше не стала.       Она лишь отошла назад, к Мисаки, и посматривала на парней, стоявших в прихожей. Было непривычно видеть в своем доме за столько лет так много людей сразу. Не одних и тех же, а разных. Даже если это одно новое лицо, все равно. Если Коко пришел с Сейшу, это уже не могло не радовать старушку.       Мисаки с ней позже согласится в этом за обеденным чаем на энгаве. Позже.       Парни собирались со вчерашнего вечера. Начали после их совместного ужина, о чем Азуми узнала от самого Сейшу буквально… недавно. Когда внук пришел и сказал: «Мы готовы уходить. Провожай.» вот она и провожает. И как Сато-сан вовремя пришла с полезностями. — Увидимся, собо-сан, — перехватив сумку через плечо покрепче, сказал блондин.       И даже если прощались они так достаточно часто, то у Куроки все равно неспокойно на сердце каждый раз.       Когда она машет ему в ответ, улыбаясь на прощание и ворча что-то о том, что она уже давно хочет стать бабушкой в его устах, её не отпускает тревожное ощущение.       Но ведь это ощущение было при каждом таком прощании, верно?