Пепел

«Я держу равнение, даже целуясь, ведь мы скованы одной цепью»

***

~~~       Всё что их связывало, ничего не имело общего с будущем. Потому что её больше нет. Её нет в его будущем, а его никогда и не могло быть в её.       Потому что всё забрал огонь.       Оставив только пепел.       И думать об этом спустя двенадцать лет молчания было, на удивление, легко, несмотря на все представления и остережения. Она унесла с собой всю его прежнюю жизнь, а он и не был против по большей части только потому, что не знал, что ей дать взамен.       Всё, что у неё было, Коконой забрал. — Я демон из Бонтена, — тихо прохрипел Хаджиме, и Сейшу вздрогнул от его голоса.       Они сидели в тишине, и молча наблюдали за заходом солнца. Было что-то в том, как большой и яркий шар скрывается за линией горизонта, оставляя за собой на небосводе россыпь маленьких огоньков. Однако не смотря на заход светила, ночь не была мрачной, в её темноте не утопал лес, и она не покрывала собой тропинки.       Взор парней все еще мог уловить очертания реки вдали, отражение луны в воде, и едва заметные огоньки города еще дальше.       Лес же за ними как будто замер.       Все шорохи стихли, животные заснули, деревья погрузились в ночную дремоту.       Они застыли в ночь, и никого во всей округе не было. — Наш клан… мы живем в этом лесу очень и очень долго. Порядка тысячи лет, — тихо продолжил черноволосый, а блондин слушал его голос, пробивающийся сквозь ночь. — Нас собрал вместе Сано Манджиро. Знают о нем, как о демоне с именем Майки.       И Инуи тоже знал.       Пожалуй, единственного демона — кроме, уже, Какуче и Коко — которого он знал на слуху. Его мать часто рассказывала о демонах, живущих по другую сторону леса — «Тристис». И был им известен только один представитель, который выходил на контакт каждый раз, когда глава рода печатников сменялся.       Сейшу знал о Майки не только от матери, но и от прямого рассказа отца. Отец лично встречался с Майки. Это была одна из любимейших историй, которые мальчик любил слушать от отца. И единственная, потому что глава семьи не слишком баловал детей сказками. — Майки заключил договор с людьми, наделенными силой заклинать простые листки рисовой бумаги…       И прервался, потому как воспоминание освежило его память очередной раз за день. — Мы признаем вашу силу, люди, но и вы не относитесь к нам с предвзятостью, — спокойно проговорил Сано Манджиро, стоя напротив людей, облаченных в белые одежды. — Помните, кто стоит перед вами.       Человек, что разговаривал с Майки, прикрыл глаза и глубоко поклонился последнему. За ним в уважительном поклоне склонились и все остальные присутствующие люди.       На некоторое время после этого жеста на поляне воцарилась гробовая тишина. Один только шелест листьев и стрекотание насекомых могли разряжать напряженную обстановку.       Когда же человек, стоящий во главе толпы, выпрямился, то во взгляде его не было страха. Он открыто смотрел на Майки. И тот отвечал ему точно таким же взглядом.       Коко видел и чувствовал, как рядом с ним напрягся от такой наглости Санзу. Последний поднял было руку, чтобы вступится за Сано, но Коко сжал его конечность во избежание непредвиденных обстоятельств.       Майки попросил всех демонов леса присутствовать во время этого разговора. Значит, они будут просто присутствовать и ничего не делать. Однако Санзу хвостиком носился за Манджиро, и об этом знали не только демоны.       Печально известная история с несчастным началом. — Именно поэтому мы и вышли с вами на контакт, — сказал человек. — Люди, живущие в этом лесу, могут за себя постоять. Теперь могут. И ни один демон не в силах сразится с нами.       Майки молчал и слушал. — Вы сами были свидетелями того¸ на что способна наша сила печатей…       Кто-то из толпы демонов оскаблился и зло выкрикнул, делая шаг вперед. — Вести себя так нагло перед всей толпой демонов этого леса! Вы и смелость свою поместили в эти куски бумаги, раз так разговариваете? — Баджи, — прорычал Майки, полуобернувшись к толпе. — Закрой сам свою пасть, пока я не сделал это.       Голосивший Баджи презрительно дернул верхней губой, обнажая клыки, но сделал шаг назад.       Негласного лидера Сано Манджиро уважали все демоны. — … — человек, что был так нагло перебит, выждал пару секунд, прежде чем продолжить: — но это не значит, что мы можем продолжать сосуществовать в этом лесу спокойно.       Майки понимал, к чему приведет этот разговор. Понимал еще тогда, когда приглашал всех демонов на эту встречу. — Мы предлагаем… — Контракт? — мягко закончил за человека Майки, и впервые за всю беседу на его губах расцвела лукавая полуулыбка.       Человек глупо похлопал глазами и кивнул. Он не ожидал, что демон с самого начала предполагал такой исход их диалога. — Да. Контракт, — твердо сказал человек, тем самым подтвердив свой кивок словом. — Контракт на взаимных условиях. — Вы хотите обоюдной защиты, но разделения территории, — предположил Майки. — Именно. Но вы будете иметь дело с кланом — носителями печатного дела. От вас мы хотим того же.       Сано прищурил глаза, высматривая намеки на желания этого человека. Последний замолчал, давая возможность Майки самому додумать или додуматься до правильного решения. До этого он вполне хорошо с этим справлялся. — Клан. Вы хотите собрать всех демонов, как собрали людей, верно? — Верно. — Но демоны — не люди. У нас все устроено совершенно по — другому, — покачав головой, ответил блондин. — Вы хотите расприй? Если мы не заключим контракт, демоны и люди буду сталкиваться друг с другом, будут происходить бои и смерти. Так недалеко до войны. Это ли то, что нам всем нужно?       На это Майки ответить было нечего.       Как и другим демонам, однако в их глазах читалось явное несогласие. — Мы можем рассчитывать на вас? — уточнил человек. — Приходите сюда в это же самое время завтра. Тогда мы и дадим свой ответ.       На том они и разошлись. — И… вы? — спросил Сейшу. — Понятно, что да. Майки создал Бонтен, хотя тогда он и назывался по-другому. Тех, кто поддержал его идею, было немного… — Ты поддерживал? — не выдержал и выпалил блондин. — Я знал, что он сделает с неподчинившимися, — уклончиво ответил демон, но тут же пояснил. — Я перешел к нему только от того, что не видел другого выхода. — А что он делал с теми, кто не хотел? — Заставлял и брал силой каждого демона, — и в этом простом пояснении умещалось буквально все, что Сано Манджиро делал с ними на той злосчастной поляне весь оставшийся день и ночь. — В конце концов мы заключили контракт как клан «Бонтен» и клан печатников и… ушли на другую половину леса.       Сейшу застыл и просто… впал в ступор.       Как ему следовало понимать все это пояснение? С одной стороны он как бы сам спросил, а с другой стороны…       Что за демон этот Сано Манджиро, если он смог подчинить себе такого сильного, как тот Какуче Хитто. И были ли демоны сильнее Какуче? Существуют ли еще демоны, за пределами леса? Подчиняются ли они Майки, или же это работает только в пределах леса? — Ты чего задумался? — спросил Коко и устроил поудобнее голову на коленях блондина. — М?       Встрепенувшись, тупо помотал головой Сейшу. Задумался? Разве? — А… я просто думал… — неловко начал блондин. — Обо всем, что ты сейчас сказал.       Конечно, ответ был достаточно расплывчат, но они оба понимали, что на большую откровенность Коко не способен.       Сам же демон ощущал, как поддерживающие его нити ослабли и опустили душу. Последняя была удивительно опустошена и молчалива. Даже внутренние голоса затихли.       В голове Хаджиме было пусто.       Эти мысли — тяжелые, неподъемные — утекли сквозь прорези в его стенах. Ему было легко вот так просто лежать на коленях человека, имени которого он не знал, и впервые ловить себя на том, что не думает ни о чем.       Когда он ночевал под деревьями теплыми летними ночами вблизи городов, было холодно. Все, что он делал в то время, когда пытался заснуть — справлялся с мыслями.       И дело было даже не в постоянных головных болях, нет, хотя он знал, что Манджиро пытался воззвать к нему с помощью душевной связи. Дело было больше в том, что так долго он не думал… никогда?       И если сначала это было больше похоже на отрицание произошедшего… то в последние годы он собирался с мыслями. Находил в себе сил — хотя откуда бы им там взяться? — чтобы просто прийти обратно в Тристис и показаться Майки.       Потому что он понимал: когда-нибудь должен был прийти.       Но все меняется со вселенской точностью.       Иногда то, что было важно вчера, неделю, год, двенадцать лет назад, становится простым полярным кругом сегодня.       И Коко благодарен за эту освобождающую пустоту в голове и в сердце сейчас, как никогда раньше.       И как он отвык вот так просто лежать и смотреть на ночное небо. Оно на свежую, зрячую голову оказалось еще красивее, чем по памяти.       И даже блондин, чьего имени он не знает, совсем не напрягает. Его холодные руки, что так внезапно ложатся грузом на голову, не спугивают. Его прикосновения не противны, он не ожидает от них чего-то опасного, нет. Его руки просто… холодные.       И это оказывается спасительным холодом. — Ты весь горячий… — тихо шепчет Инуи и наклоняется к Коко, тем самым загораживая последнему вид на звезды. — У тебя… все хорошо?       Возможно, впервые за двенадцать лет, он готов об этом поговорить… — Нет… но я буду. Теперь буду.       …даже если совсем не так, как хотелось бы. ~~~

***

— И… возможно… я хочу в это верить… сестра была бы жива, — совсем тихо говорит блондин и взглядом прыгает по камням в саду.       Коко внимательно рассматривает его профиль и ловит изменения на лице Сейшу: уголок губ, который дергается вверх и искривляется в подобие улыбки, но является её отдаленной, совсем не веселой копией, расслабленная челюсть и… морщинка меж сведенных бровей. Блондин хмурился, но не так сильно, чтобы светлые брови — вообще, одна бровь — встречались на переносице.       Он говорил, но говорил так отстранено, будто и не здесь вовсе, а в том месте, о котором говорит, или хочет сказать. А может и вовсе не о месте. О человеке. — На меня часто накатывает вот такое желание вспомнить, — в три четверти повернувшись к демону, менее отчужденно говорит Инуи. — Когда я нахожусь здесь. Это очень спокойное и красивое место. «И я просто хотел показать тебе, что ты не один в своих душевных метаниях»       Остается недосказанным, но Инуи очень надеется, что Коко умеет слушать между строк.       Хотя, возможно, их истории — две противоположные ситуации, однако Сейшу не знает и половины того, что гложет демона. И раз уж они оказались в такой ситуации, то им придется хотя бы… говорить?       Наверно, это бывает полезно. — Ты действительно житель той сгоревшей деревни, — спрашивает самый неожиданный вопрос Хаджиме, под «деревни» подразумевая сразу два поселения.       Сейшу на моменты завис и не сразу понял вопрос, просто тупо пялясь на Коко.       Возможно, от внезапности и его, Инуи, неподготовленности, а возможно и от резкого тона демона.       Блондин заводит руку за голову и чешет свой затылок, не сразу решаясь ответить. — Да, — отвечает-таки на вопрос Инуи и вновь поворачивается к саду. — Я был в деревне во время… всего этого. — Пожара, — поправляет его Коко и блондин неохотно кивает, искривляя губы в некрасивую полуулыбку. — Моя сестра спасла меня. Закрыла своим телом, а потом защитила своей магией печатей, — поясняет Сейшу, когда краем глаза ловит вопросительный взгляд слушателя.       Акане тогда была напугана не меньше него самого, однако держала себя в руках намного, намного лучше. И справилась. Вот только родителей спасти не смогла. Да и её никто спасти тоже не смог. В том хаусе вообще мало кого можно было спасти.       Пламя окутало всю деревню и возвышалось над лесом. Оно поедало многовековые ветки деревьев, и те валились прямо на дома жителей. Многие умерли, так и не узнав причины своей гибели. — Огонь тогда как будто взбесился, — вспоминая, начинает Сейшу. — Неконтролируемый. Никто и никак не смог его потушить. Мы даже прибегали к печатям, но они сгорали. Сгорали, понимаешь? — резко повернувшись к Коко, выпаливает блондин. — Зачарованные печати сгорали, как пух. Мне даже показалось поначалу, что после первого применения они вспыхнули у каждого сразу. Именно поэтому очень много людей погибло сразу.       Сейшу поневоле снова вспоминает.       И рассказывает.       Первое, что приходит в память: огонь. Яркие языки пламени и черный, черный дым, который вытравливался из каждого дома, когда из него вываливались жители.       Запах плавленой плоти еще давно не выходил из носовых пазух блондина. Так вонять не может ничего и никто.       Все бежали, спотыкались друг о друга и не разбирали дороги перед собой, потому что все пространство застилал плотный туман из дыма. Это действительно был не обычный огонь. Потому что свалить все то, что он творил с людьми, только на ситуацию было нельзя. Их племя всегда было достаточно хорошо скоординированным, но тогда… люди озверели. Все больше поддавались панике, и не было в их глазах больше осознания, кто перед ними: знакомый или чужак.       Сейшу только стоял и смотрел на это все из-за угла своего дома. Он как выбежал из него с Акане, но сестра тут же забежала вовнутрь. Инуи младший в этот раз не пошел за сестрой хвостиком. Остался стоять и стоял, парализованный, покуда белокурая Акане не схватила его за руку и не понеслась вперед.       Сейшу даже показалось, что её разум тоже поддался безумию. Так остервенело и быстро она не бежала никогда. Он не видел, чтобы она так бегала.       И помнил он не только это.       Он видел, пока стоял за домом, как у старушки Ми-чан вытекал расплавленный глаз прямо на траву, по которой они с матерью ходили еще утром. Он видел, как его друг в панике споткнулся об горевшую палку и лицом улетел в огонь.       Сейшу почти снова слышит его предсмертный, долгий, нечеловечий крик.       Он видел, как его отец остался с матерью в горящем доме, потому что та не смогла выбежать из него. На неё упали потолочные доски и придавили всю нижнюю часть тела. Тогда отец первый и последний раз не смог выполнить свой долг главы клана. Он остался с его матерью в доме, в котором родился сам и вырастил своих детей, умирать.       Он так же видел — очень хотел забыть, боже, как же он не хотел этого помнить — смерть Акане.       Они с сестрой сделали только одну ошибку: хотели выбраться из деревни. Вот только они не знали, что пока огонь царствует в этом маленьком мире, никто никуда не сбежит. Огонь их не выпустит. Вот и их не выпустил. Вообще, было такое чувство, будто он только их и ждал, хотя это ощущение можно списать на страх.       Почти сразу, как они подбежали к воротам — месту, где они были — на них сверху повалилось дерево. Сейшу повезло, и ему прилетело только концом горевших веток по лицу, Акане же придавило почти полностью, потому как сестра просто… закрыла его собой. И отпихнула подальше от горящего дерева.       То, как сестра уходила из жизни, он помнил слишком хорошо. Предательски хорошо, потому что это происходило… рядом с ним. Он тряс ее за горячие руки, тянул в ту сторону, в которую она сама приказала ему бежать и прятаться, но та применила печать и замуровала его на время под землей.       Все то время, что Сейшу не то спал, не то был в бреду, он видел предсмертное выражение лица Акане. Она улыбалась ему, даже когда поглаживала левую щеку брата и совсем не ругалась на него за расплавленную кожу над его глазом. Она просто… улыбнулась и… «Будь осторожней, когда будешь выходить из леса»       …попросила его быть осторожней.       С того времени он еще долго не смог нормально спать. — … — он ошарашено смотрит в доски пола и не помнит себя после, потому что прошло около… двенадцати лет? Но тогда почему он помнит все так хорошо? — Я… не был готов пережить это тогда.       И Коко прошибает от этого тона, поэтому он боится своего вопроса… — Сколько тебе тогда было лет? — Семь.       …точнее, ответа на него.       Хаджиме почти слышит, как внутри него что-то надламывается, и сразу становится бесконечно противно от себя, хотя, казалось бы, что он еще может пережить за последние сутки такого.       Оказывается, может. — Спасибо, что выслушал, — спустя минуты тишины тихо благодарит блондин, однако все еще не смотрит на своего слушателя.       Они оба оказались слишком оглушены услышанным, и хотя для одного это всего лишь воспоминания, для другого — взгляд с другой стороны. И даже если он мог представлять, то рассказ просто выбил его из колеи. — Спасибо, что рассказал, — отозвался Коко в ответ.

***

      Майки смотрит на Какуче, как и остальные присутствующие. Однако если во взгляде Манджиро — пустота и непостижимое спокойствие, то в остальных взглядах можно было найти все, кроме насмешек.       Больше было сожаления и немой поддержки. Потому что всерьез встать и хотя бы попытаться оправдать друга сил и духу не хватало даже у своевольных братьев Хайтани. — Ты упустил его, — выдал Сано и наклонил голову к плечу. — Точнее, отпустил. Я прав, Какуче?       Хитто набирает в легкие побольше воздуха и борется с желанием поставить барьер на свой разум, потому что тогда его точно… просто не станет. И не станет его далеко не сразу, потому что подле Майки сидит Санзу. Последний не даст его духу так просто испуститься.       Сам Майки же задумчиво поглаживает маленького бурундука, умастившегося у демона на ноге. Зверь то ли спал, то ли просто не мог сам прийти с сознание. Это забавляло Сано. — Я не смог его поймать, — уклончиво ответил Хитто и ни один мускул на его лице не дрогнул. Сжатые за спиной руки были видны только сидящим позади него.       Майки оторвал взгляд с животного и посмотрел на Какуче, приподнимая брови. Ждал ответов, но ему их не спешили предоставлять. — Не смог? Или может быть, просто не захотел?       Манджиро не любил задавать наводящие вопросы кому бы то ни было, но сегодня глава демонического клана пребывал в хорошем расположении духа. Несомненно, у всех бывали хорошие и плохие дни, вот у Майки например, сегодняшний день можно было с гордостью и уверенностью назвать хорошим.       Вот только у Какуче этот день был, очевидно, плохим.        — Скажи мне, Какуче. Я же узнаю, — намекает на возможность залезть в его мысли Манджиро и давит.       Какуче же от слов главы только сильнее сжимается, но внешне не показывает своих чувств. Глава узнает, рано или поздно узнает… — Он убежал.       Брови Манджиро приподнимаются в искреннем удивлении. Сбежал? Он бы поверил, если бы Гений сбежал от Санзу, Мочи или даже братьев Хайтани, но Какуче…       Именно Хитто выслеживал и искал для Сано других демонов, забредших на их территории. Именно Хитто умудрялся несколько раз спасать людей из охраняемого ими клана и оставаться незамеченным.       Майки был уверен в Какуче, как в том, кто может сделать дело тихо и бесследно настолько, насколько это возможно. Конечно, признание демона в том, что Коко просто убежал, насторожило главу.       И Хитто не врал. Майки чувствовал правдивость его слов с помощью связи. — Скажи, Какуче, он был один? — нахмурившись, задумчиво спросил Манджиро.       В миг вся эта ситуация с Коко перестала нравится Майки и он перестал изображать чуткого наставника и понимающего главаря. То, что Гений сбежал когда-то, само собой выводило и раздражало Майки на протяжении всех двенадцати лет. Но когда член его клана появляется в лесу после долгого отсутствия и не приходит домой сам, Майки посылает за ним Какуче. И сейчас, даже после всего произошедшего, Коко умудряется не прийти и снова уйти за пределы леса.       Терпение Майки лопается звонко и громко. Каждый на поляне чувствует его гнев.       Бурундук, что лежал на бедре демона, просыпается от неизвестного дурмана, в который его вогнал этот самый демон, и боязливо озирается по сторонам. Майки же, сжимая сильными руками ветку под собой, вспоминает о животном, когда чувствует копошение на своих ногах. Но главе сейчас не до зверя, и в принципе плевать на какие-то моральные устои.       Мешавший бурундук трепыхается в грубой ладони недолго, всего считанные секунды, пока не слышится глухой хруст.       Тельце бурундука падает на землю очень громко. Или клану демонов так кажется. — Я сверну ему голову, но сначала приведу в лес самостоятельно, — рычит Манджиро и сжигает ветку под собой, предварительно спрыгнув с неё.

***

— Ну и что ты просто… всё детство учился вот этому? — выгибая одну бровь, скептически спрашивает демон.       Сейшу, сидящий напротив него, смотрит нечитаемым взглядом.       Перед парнями, уже зашедшими в комнату, лежит алфавит кана, по всему татами разбросаны старые листы, исписанные разными слогами и буквами. Коко, сидевший вокруг всего этого безобразия в позе сэйдза, сжимал руки в кулаки на коленях и смотрел на копошившегося в бумажках блондина. Сидел, и не мог понять, хотел ли он, чтобы их диалог перетек вот… в это?       Они сидели на веранде в комфортном молчании и разглядывали сад. Остатки диалога понемногу ускользали, их уносил появившийся ветер. Поэтому, кстати, парни и зашли в дом. Стало холодать.       В комнате, по всей видимости — бывшая детская — на стене висела одна единственная картина. Коко подумал, что это картина. Заинтересовавшийся демон подошел к картине, и потом только разглядел в ней какие-то письмена.       В иероглифах он, если честно, был не силен и писать не умел. Как и все, кроме главы, демоны.       И именно тогда, за разглядыванием палочек, был пойман блондином. Слово за слово, и вот они здесь. — Не всё, — все-таки решил ответь Инуи и вновь опустил голову к вороху бумаги перед ним. — Большую часть, но для меня это было достаточно легко, потому что в деревне… меня уже обучили основам. Свои первые печати я написал тоже в деревне. — Они у тебя сохранились? — живо поинтересовался Коко, желая посмотреть на зачарованные бумажки.       Блондин скривился и отвернул от него голову.       Воспоминания о своих первых печатях было напрямую связано с пожаром.       Он не сгорел еще раньше возможно потому что оставил бумажки дома. Однако все одно: они были утеряны и как уничтожены, блондин не знал. — Нет, — сухо и лаконично.       Больше пытать Сейшу Коко не стал, однако первый утонул в идее обучить бестолкового второго так глубоко, что пытать стал уже Инуи.       Коко лишь вздыхал и перерисовывал иероглифы со старых записей блондина.

***

— Вот это что за слог? — Инуи ткнул пальцем в написанный Коко иероглиф. — Ку, — блондин удовлетворенно хмыкнул и кивнул. Чисто для себя. — Вот этот? — Ро. — Этот? — Те. — Вот… — Я так больше не могу! — взвыл демон и упал на татами, раскидываясь в позе звезды. - Ты заставляешь меня умирать медленной и мучительной смертью! — Но за все время, что мы тут занимались, ты не сделал ни одной ошибки… — Пока не сделал! — резонно заметил демон, отрывая голову от пола и деловито поднимая указательный палец левой руки. — Но я устаю! Демоны тоже люди, белобрысый.       Белобрысый злобно щелкнул зубами и принялся собирать использованные листы в одну кучу.       Ничего, он еще доберется до этого… чернявого. А пока следовало сходить к собо-сан и спросить, не нужна ли ей помощь с обедом. Точнее, уже с ужином.       Они с Коко прозанимались добрую половину дня.       Сложив все листы в одну стопку, он положил их на котацу и вышел из комнаты, тихо шурша сёдзе.       Хаджиме же, до этого лежавший на полу, начал подавать признаки жизни. Сначала повернул голову в сторону, потому поднялся на локтях и, оглядываясь, заметил бумажку. Белый лист валялся на татами поодаль от него, и на первый взгляд был абсолютно чист.       Возможно, когда блондин убирал бумагу, случайно упустил один или он просто выпал сам.       И Коко встал, чтобы поднять листок и положить его к остальным, потому что ему не сложно и вообще это самое малое, что он может сделать за гостеприимство, проделанную работу и хорошую компанию, вот.       Он поднимается на ноги, а после поднимает листок, на проверку вертит его и обнаруживает письмена, находящиеся на другой стороне. И если подчерк Сейшу Коко уже волей-неволей уже может узнать хотя бы благодаря нескольким часам смотрения на его записи, то этот подчерк…незнаком демону. Его личные писульки лежали вдоль выхода на веранду и высыхали от туши, так что их не могло было быть тут, подчерк Сейшу он уже узнал и просто для сравнения подошел к стопке и вытащил парочку бумажек. Сравнил, и нашел еще пару листов с таким же подчерком.       Отличавшиеся листы были давнишними, по ним видно, тушь на них посерела и выцвела, да и написано более грубовато и… жирно что — ли? Одно дело подчерк Инуи — аккуратный, размашистый и тонкий, а вот этот… грубый. И вряд ли его бабушка могла так писать. Хотя, все может быть.       Сёдзи зашуршала и отодвинулась в сторону, запуская в комнату блондина. Тот постоял пару секунд, задвигая ширму обратно, и повернулся к демону.       Демон так и стоял с двумя листами рисовой бумаги и был похож на того, кого поймали на горячем. — Ты говорил, что больше не хочешь заниматься, — отметил спокойно блондин и двинулся в его сторону.       Хаджиме пожал плечами и поднял руку, в которой держал бумажку с неизвестным подчерком, повыше. — Эта бумажка валялась на полу, так что я решил её поднять, — начал отвечать на немой вопрос Сейшу Коко. — А когда поднял — заметил, что тут, — кивок на бумажку. — Подчерк другой. Чей?       Сейшу усмехнулся, и уже под вопросительный взгляд черноволосого забрал обе бумаги и положил на место. Стопку аккуратно отбил и умастил в одном из шкафов¸ встроенных в стену. — Это записи моего старшего брата. Меня учили так же, как я тебя сегодня, — оборачиваясь через плечо, а после и всем туловищем, сказал блондин. — По написанному как-то проще, и мне, как обучавшемуся, так правда было лучше.       И Коко, как-то сильно не следя за своим потоком мыслей, задумался о маленьком Сейшу. Как он сидел за этим самым столиком, за которым сидел Коко ранее, писал и выводил своим аккуратным подчерком иероглифы. А тот, кого назвали старшим братом, размытой фигурой возвышался над ним и напрягал сложенные на груди руки.       Возможно, даже ругал мальчишку за неправильные ответы и заставлял переписывать уже написанное. — Каким был твой брат, — демон мотнул головой, отрываясь от мыслей.       Сейшу на минуту задумался о том, как же правильней будет описать члена своей семьи. Да так, чтобы понятней было сразу. И лицо его было задумчиво, брови свелись к переносице, рука подперла подбородок одновременно с тем, как он облокотился спиной о шкаф.       Ну… Изаму был… добрым?       Смешным?       Дисциплинированным?        — Он был очень интересным, — сказал Сейшу и сразу пояснил. — Мне было с ним интересно.       И может даже дело было в том, что старший всегда находил чем можно было увлечь младшего, а последний, в силу возраста, велся буквально на все.       Ну, прям на все.       И всегда с Изаму было весело.       Когда они ходили в лес, то очень часто старший специально плутал между деревьями, чтобы запутать маленького и пугливого Сейшу. И пусть леса в округе города были даже близко не такими, в котором вырос блондин и Изаму, но терялся Инуи только так.       Не без помощи брата.       Или когда работали в саду собо-сан, то выстраивали новые фигуры из камней, Сейшу в этом преуспевал, потому что он художник и он так видит, однако бабушка позже заставляла старшего передвигать камни на место. Ибо нечего младшего подстрекать, а потом не получить своего наказания.       Было интересно даже тогда, когда блондин просто сидел рядом с Изаму, когда он проводил целые дни, тренируясь. Старший Куроки тогда просил младшего приносить ведра с водой, небольшой перекус или другие нужные поручения. — Изаму-чан был очень… хорошим и добрым, но незадолго до его ухода из дома, он становился все более холоднее и отстраненнее, — снова заговорил Инуи, однако в его голосе не было грусти, он не звучал тихо. — Но самурайство для него было очень важно, поэтому ему пришлось проходить такие жестокие тренировки. В итоге эти нагрузки подавили в нем его… природную мягкость.       Коко слушал, а в его голове с каждым словом блондина все больше разрушался образ того большого и строгого дяди, стоящего каменной глыбой над маленьким мальчиком. — Так он действительно был таким добрым, каким ты его мне рассказываешь? — Он был очень добрым, Коко, — вдруг мягко улыбнулся Сейшу, поворачивая голову в сторону. Теперь демон мог видеть уродливый шрам собеседника и его профиль. — Когда мы ходили на рынок, то тратили больше положенного времени, потому что помогали доносить нуждающимся еду до домов. Так же, ежели приходилось проходить мимо пристани, то помогали местным рыбакам с их сломанными лодками. Еще чаще Изаму-чан одалживал свою, — вздохнув, Инуи все же повернулся к Коко в анфас. — В общем, с ним было правда интересно.       К ним тихо постучали, и когда Сейшу резко крикнул одобрение для входа, ширма отъехала в сторону и старушка Азуми просунула свою голову в комнату. — Ну долго вас еще ждать на ужин? — она улыбнулась и прикрыла сёдзи.       Сейшу пробурчал себе под нос что-то вроде «забыл совсем позвать к ужину» и двинулся на выход.       Коко старался выбросить из памяти дрожащие руки этой старушки, когда она прикрывала ширму.

***

      Кушали парни в приятной тишине.       Бабушка, сославшись на усталость, оставила Коко и Инуи ужинать вдвоем, и перед уходом попросила внука зайти к ней в комнату.       Поэтому сейчас, когда блондин спокойно и размеренно ел, Коко проклинал бамбуковые палочки и уже пару раз они отлетали в блондина. Сейшу стойко терпел. — Да сколько можно! — взвыл демон и со стуком припечатал палочки к столу. — Тут есть другая посуда?       Сейшу медленно опустил свою тарелку на стол и встал, огибая стол, чтобы сесть рядом с гостем. — Смотри: показываю первый и последний раз. Лучше просто запомни, иначе останешься голодным, — спокойно проговорил блондин и взял палочки, которые Коко минутой ранее от души чуть не сломал.       Одна рука Сейшу подцепила руку Хаджиме, удерживая ее за запястье, другая рука блондина взяла палочку. Он вложил одну палочку тому в сгиб между большим и указательным пальцем. — Эта палочка нерабочая, она всегда будет оставаться неподвижной. Сжимай ее большим и безымянными пальцами, так будет удобнее. Эта палочка, — блондин взял вторую. — Рабочая. Возьми ее так, будто ты держишь перо или какой-нибудь тонкий предмет. Зажми ее средним и указательным пальцами и помогай себе большим. Так будет лучше контролировать подвижность рабочей палочки. Согни немного указательный палец, — скомандовал блондин около лица демона, и тот подчинился.       Шаткая конструкция в его руках вывернулась, и палочки рассыпались по татами вокруг них.       Блондин обреченно выдохнул.

***

      Спустя еще час попыток накормить демона (попытки накормить себя были оставлены ровно в тот момент, когда палочки демона выпали в пятый раз) Сейшу, усталый и в то же время возбужденный, шел к собо — сан в комнату.       Бабушка редко звала к себе в комнату поговорить после ухода Изаму.       А потом ушел и сам Сейшу, и когда блондин приходил в гости — в основном просто переночевать — то ни на какие разговоры не было и намека.       Поэтому сейчас, отодвигая ширму в сторону, Инуи был возбужден предстоящей беседой. — Сейшу, милый, присядь, — нежно позвала его Азуми и указала на пустующее место по другую сторону котацу.       Блондину это приглашение не понравилось, даже не смотря на то, что оно было так заботливо предложено. Дело в том, что разговоры около котацу были что-то вроде… семейного собрания. Тот период времени, когда Азуми всерьез бралась за роль главы их небольшой семьи. Хоть Изаму и был крепок силой и тверд умом, перед просьбой собо-сан устроиться у котацу не удерживался и он.       Поэтому… ему просто было не по себе выдерживать этот предстоящий разговор без Изаму.       Одно дело просто поговорить, но около котацу… это должно быть что-то внушающее, серьезное. — Сейшу, как у тебя дела дома? — начала Азуми как только внук устроился и подогнул ноги под себя. — Ты точно не поспешил, переезжая в лес? — Собо-сан… я живу там уже три года, и ничего меня не стесняет настолько, чтобы вновь жить с вами, — неуверенно ответил блондин. Неужели это именно то, зачем бабушка пригласила его в свою комнату?       Очень часто она за обедами указывала на это его решение, считая его слишком… поспешным. Куроки считала, что младший внук поспешил, перебираясь жить в лес, да и еще самостоятельно.       Азуми мягко улыбнулась и незаметно дернула за пояс своего кимоно. Сейшу ненароком взглянул на одеяния своего родителя, но не придал значения большому количеству ткани на ней, как и в первый раз с утра, когда женщина встречала двух неожиданных гостей. Возможно, дома просто холодно, ведь котацу не был зажжен… — Что ж, я надеюсь, что ты скажешь мне, если тебе что-то вдруг понадобиться. — Да, я скажу, — кивнул в подтверждение своих слов Инуи. — Как давно ты виделся со своим братом?       Инуи нахмурился и принялся думать.       Их последняя встреча была достаточно давно, тогда он приезжал сюда, в поместье. Еще пришла Сато-сан, и они долго сидели вместе, отмечая приезд старшего. — Тогда же, когда и вы. Он не навещал меня в моем доме, — ответил спустя минутки размышления блондин и вновь посмотрел на бабушку.       Та, однобоко улыбнувшись, фыркнула и начала гладить большим пальцем край пояса.       Нервничала.       Обычно собранная, умная и в меру строгая женщина редко позволяла себе проявлять слабости, вроде… такого.       Сразу стало не по себе. — Время идет, а он не меняется, — начала привычно ворчать бабушка. — я с того дня отправила ему два приглашения, а он то в походе, то господина сопровождает. Конечно, это его мечта, но хотя бы денек…       Она начала говорить обо всем, только не о том, с чего хотела начать с самого начала. Азуми завела этот разговор ни о чем, чтобы собраться с мыслями, найти в себе силы и сказать то, о чем знала уже несколько месяцев, но диалог как-то не клеился.       Она говорила в основном о делах в доме, коих было априори немного, а когда закончила с этим, то приплела Сато-сан. Азуми рассказывала о том, как дела у Мисаки, что нового произошло в ее жизни.       Так же упомянула о новых красках, которые завезли в ее магазинчик.       Конечно, эти краски он забрал у неё еще утром. Когда они с Коко заходили к ней. — Да? — рассеянно спросила Азуми и как-то стушевалась. — Отдала, говоришь?       Сейшу утвердительно кивнул.       Разговор у старшей Куроки не клеился, а сил для признания как не было, так и нет. — Собо — сан? — позвал бабушку Сейшу, когда та неожиданно замолчала и отвернулась к веранде.       Смотрела на свой любимый сад.       Сейшу нахмурился. Ему в корне не нравилась ситуация, которая стремительно разворачивалась перед ним. Было видно: бабушка хотела что-то рассказать, однако если сначала она не спешила с рассказом, то сейчас и вовсе замолчала.       Ответа на его оклик так и не последовало. — Что происходит, собо-сан?.. — Я больна, Сейшу.       Его оглушает.       Ну, или ему так кажется, потому что бабушка еще что-то говорит, а он не слышит. Хочет, но не может слышать.       Становится еще больнее, когда это происходит с тем, кого ты любишь. — Чт… — Это оспа, — она не дала ему даже немного прижиться с этой новостью, руша все надежды на хороший исход. — Когда, — он прочищает горло, не желая чувствовать этого спазма. — Когда ты узнала?       Вместо ответа она распахивает полы кимоно и отодвигает края у шеи, обнажая кожу. Сейшу одновременно хочет и не хочет присматриваться туда, куда его буквально вынуждает смотреть старушка. Он не хочет видеть там…       …взгляд без его воли цепляется за большие гнойные нарывы. Они покраснели у краев, гноят внутри и выглядят очень не хорошо. — Это… — он не находит слов, находясь не в этой комнате, когда его желудок скручивает спазмами.       Это невозможно.       Инуи сжимает руки в замок перед собой, чтобы они не дрожали и даже не пытается поднять взгляд на старушку. Боится, но до безумия хочет обнять. И она тихо направляет его. А комната все еще оправдывает место серьезных разговоров. — Иди сюда, Сейшу.       Такой взрослый, но все еще её ребенок ползет, огибает яму с углями и просто прижимает свою голову к её ногам. Сдерживать ком в горле становится больно, но он стойко терпит, почти мертвой хваткой вцепляясь в её колени. Сейшу смотрит на татами, впервые находя его настолько интересным. В голове рой мыслей, одна остервенело вытесняет другую, а эмоции: боль, страх, отчаяние, нарастающее одиночество, заменяют и наступают на пятки другой.       Сейшу сильный душой — Азуми знает это — и достаточно взрослый для этого, но старушка проводит рукой по его волосам и внук не выдерживает. Прислоняется к ее ногам сильнее, с трудом сдерживая слезы. — Сколько, — горло саднит, но он должен спросить. — Сколько тебе осталось?.. — Лекари дают мне около двух месяцев.       И оба понимают, что их у нее нет.

***

      Он еще долго пролежал на её коленях, но сейчас сидит на веранде, обдуваемый всеми ветрами, и чувствует себя… не здесь.       Он так и не смог расслабится, расплакаться перед ней. Знал, что ей итак было слишком сложно сказать ему эту новость. И хотя он понимал, что слезы — это естественное, особенно в этой ситуации, но они не пролились дальше его век.       И сейчас они до боли жгут глаза.       Было в его голове слишком много мыслей, чтобы он мог ухватиться, как утопающий за соломинку, хотя бы за одну. Они, мысли, двигались хаотично и даже не думали остановить свой круговорот.       Совсем не щадили его.       Рвали душу, которая еще не успела излечиться после смерти сестры. Пусть даже это было давно, но ты никогда не будешь по — настоящему готов, когда это происходит с теми, кого ты любишь.       Так что сейчас, даже если он замучает себя на этой веранде до отключки, все равно не сможет зайти в комнату. Он правда думает встать, зайти внутрь, и чтоб его, столько сил уходит только на то, чтобы удержать эту мысль в голове.       Что уже говорить о действиях.       Соседний выход на веранду с тихим шорохом открывается, и поначалу Сейшу кажется, будто это ветер, деревья, да хоть камни… кто угодно, лишь бы никто не пришел к нему.       Только не сейчас.       Коко садится рядом, и закидывает руку на колено согнутой ноги.       И сидит.       Смотрит с ним на вход в сад.       Просто находится рядом, и что самое непривычное, он, Хаджиме, ощущается рядом так… привычно?       Он не мешает, не пытается завести беседу или как-то растормошить его. Он просто сидит. Дело ли в том, что они уже переживали что-то на подобии таких тяжелых моментов еще вчера около леса. После погони. Ему, если честно, было все равно, однако расчувствоваться перед Коко уже не кажется такой плохой идеей.       Сейшу поворачивается к нему. — Зачем вышел? — спрашивает и не узнает свой голос.       Коко усмехается, однако сам к нему не поворачивается.       Предпочитает сад ему. — Прошло уже достаточно после того, как я услышал хлопок ширмы о стену, и после этого никаких движений не было. Я прислушивался, — он все же повернул на него голову и аккуратно приподнял уголок губ. — И вот решил выйти, посидеть с тобой.       Инуи выдавливает замученную улыбку, и в углах его глаз скапливается вся вечерняя усталость. Он сам чувствует на своей спине тяжесть всего пережитого.       Может поэтому не может пошевелиться? — Я… решил проветриться, — начинает Инуи, и в какой-то момент понимает, что не может остановиться. — Мне было так душно в комнате, а тут так прохладно, ветер, я всегда любил эту веранду, сидел бы на ней постоянно…       Сбивчивый шепот прерывает Коко. — Что происходит?       Сейшу замолкает и задыхается от вопроса, потому что в этот раз он знает ответ.       И опять ловит себя на мысли, что не может остановится. — Собо — сан… она больна, — хрипит он, доставая слова из себя силой. — Я узнал, когда заходил к ней после ужина… оспа, она убивает ее, и осталось бабушке слишком… слишком мало. Мне мало.       Его трясет, однако в этот раз не от холода.       Холодно почему-то в одно месте. На лице. На щеках.       Но больше не холодно, когда две теплые ладони ложатся на них и большими пальцами утирают… слезы?       Он плачет?       Разве можно плакать и получать заботу в ответ? — Я…я… — задыхается в рыданиях Сейшу и закрывает глаза, не желая видеть растерянного взгляда напротив.       Он вообще не хочет видеть каких-то взглядов напротив.       Но вопреки всему сотрясается в рыданиях еще сильнее.       Головой вертит, чтобы освободится от рук на щеках, но его по ним легонько хлопают.       Требуют внимания к себе.       Сейшу понимает, что до него пытаются достучаться только тогда, когда получает несильный толчок под ребро. И когда он открывает глаза, к его губам прижимаются губы Коко.