Сrescent

      Нелли остановилась, поправила сумку на плече и снова убрала прядь, которой не было.       — Слушаю вас.       Катлер знал, что очень многое зависит от правильно выбранной тональности разговора со свидетелем, но здесь он интуитивно отступил от этого правила и сказал:       — Это я вас слушаю. Я без пада и запись разговора не веду, он останется между нами. Потом, если потребуется, найдете себе адвоката и с ним построите нужную линию защиты, а сейчас я просто хочу понять. Вы же видели начало приступа?       Она снова обхватила себя руками и вскинула голову, точно собралась все отрицать, но почему-то передумала.       — Да. Видела. Но вы вряд ли поймете меня.       — Я очень постараюсь.       — Для этого вам нужно было бы родиться женщиной.       Катлер промолчал. Нелли прошла к забору и присела на край основания спиной к острым прутьям. Над ее головой нависла гроздь каких-то соцветий с пальмы, в тени лицо Нелли только угадывалось.       — Он подошел ко мне после работы, когда я возилась с диффенбахией, — просто сказала она. — Человек, которого я первый раз в жизни видела. Остановился рядом и начал говорить скабрезности и прочий бред, который я не стала бы слушать, будь мы в другом месте. Но в роще никого нет, а мужчина, даже любой, сильнее среднестатистической женщины, и я растерялась. Равные права и возможности не ограждают нас от… — Она запнулась, но продолжила: — Мужской низости.       — Он делал вам непристойные предложения? — осторожно уточнил Катлер.       — Да. — Она сняла с волос упавший из соцветия сверху прозрачный лист. — В полной уверенности, что я их приму. Почему-то так решил. Не хотел замечать, что я не отвечаю и игнорирую его. Правильнее было убежать, но я не могла бросить растения, там оставалось совсем немного, я боялась, что он их сломает или растопчет от злости. Торопилась. Он стоял рядом, лица толком не видел, ну и, наверное, решил, что раз я не ухожу, то прислушиваюсь. И продолжил в том же духе. А когда я закончила, взял меня за руку. Я была в перчатках, перчатка осталась у него в руке. Сбежала дальше в овраг, оглянулась, чтобы понять, преследует он меня или нет, но он не бежал. Точнее, он сделал несколько шагов за мной, а потом споткнулся о корень или пенек от стебля, упал и покатился вниз. Лежал на спине и хрипел, держась за горло. Не скрою, первой мыслью было вызвать скорую, но потом я подумала…       Она подняла глаза, выглядевшие на лице темными провалами.       — Его спасут — и это повторится с кем-нибудь еще. Несмотря на всю цивилизацию и прошедшие века. Как бы я ни любила свои растения, листья, которые больны, мы удаляем без жалости. Чтобы спасти растение в целом. Он и был таким листом, гнилым. И я… ничего не сделала. Добежала до лаборатории, заперла дверь, пошла в душ и стояла под водой. Вода все смывает. Я думала, пусть кто-то другой его найдет там и поможет. Не я.       — Сколько времени вы провели в душе?       Она поставила на колени сумку, словно преграду между собой и тем, о чем ее заставлял вспоминать Катлер.       — Долго. Может быть, час.       — Что сделали потом?       — Все время думала о том, что случилось. В каком-то смысле мне просто повезло, что он сразу не перешел к делу, охрана в эту часть парка не заходит, крик никто не услышит из-за шума воды. Женщин приучают искать вину прежде всего в себе — чем спровоцировала, чем дала понять, что можно и так. Иногда даже суд становится на сторону преступника, судьи тоже мужчины. Когда я об этом думала, то приходила к выводу, что поступила правильно. А потом вспомнила про перчатку. Если ее забрать, можно никому не говорить о том, что случилось, даже вам. Но для этого нужно было вернуться.       — И вы вернулись за перчаткой?       — Да. Не нашла ее наверху, пришлось спуститься.       — Сколько времени примерно было?       — Около восьми или половины девятого вечера, солары встали на отключение, но еще светили. В темноте я бы уже ничего не нашла.       — Вы сразу поняли, что он мертв?       — Да. Вернулась в лабораторию и уничтожила перчатку, бросила ее в утилизатор для латекса. Мы обычно туда их бросаем.       — Почему ждали до полуночи, прежде чем позвонить? Если он уже был мертв к тому времени?       — К полуночи завершается полив. — Нелли встала. — Я боялась, что оставила следы в овраге, когда спускалась, хотела, чтобы их смыло.       Катлер вспомнил рыхлую жирную землю и кивнул. Пожалуй, следы там остались бы.       — Чем мог быть вызван приступ, не знаете? Он что-то ел или выпил перед тем, как подойти к вам? Во время разговора?       — Я не видела.       — В руках у вас ничего не было? Может быть, химикаты?       — Только газонная лопатка. Полипластовая.       Нелли бездумно скручивала ремешок сумки в петли и кольца. По ее позе Катлер понял, что она ждет его решения. Правильным было бы отправить ее в машину и отвезти в участок писать показания, но он медлил. Факт домогательства не установлен, следов насилия нет, ее слова тоже к делу не пришьешь, если она не повторит их на суде. А судьи действительно мужчины.       — Далеко живете?       — В том доме, — она показала на другую сторону улицы. — Рядом с работой, мне удобно.       — Идите домой, — приказал он. — Никуда не уезжайте. Я дам вам знать, чем все закончится.       Нелли кивнула, поднялась и, не прощаясь, направилась в указанную сторону. Катлер уселся на то же место, где она только что сидела, намереваясь следить за тем, как она войдет в подъезд. Несколько прозрачных листьев спланировали ему на голову. Он стряхнул их, развернулся, чтобы понять, куда переместиться — вправо или влево, и наткнулся взглядом на Бена, стоявшего с той стороны ограды.       — Это как называется? — строго спросил он.       — Засада. — Бен без тени смущения протиснулся сквозь прутья на сторону Катлера. — Тебе мог понадобиться свидетель.       — Дети не могут свидетельствовать в силу возраста.       — Смотря какие. Я могу.       — Что ты собрался свидетельствовать?       — Он напал на нее! — простодушно сказал Бен.       — На это рассказ и рассчитан, — огрызнулся Катлер, не желая открывать ребенку неприятную тайну, что множество подобных историй от обделенных мужским вниманием дам на поверку оказываются мифом. — Сказанное требуется чем-то доказать. Каким боком Веллер мог вообще узнать о ее существовании, если она его впервые видела? Почему именно она?       — Нам нужен его психологический портрет и круг общения.       Бен сунул ему в руку пад и с готовностью уселся рядом, точно собрался ждать, пока Катлер этот самый портрет с кругом составит в четыре часа утра.       Больше, чем опросы свидетелей, Катлер ненавидел психологические портреты. Из чего его составлять, если о Веллере ничего не известно? Обычно кучу людей опросишь, прежде чем поймешь, что за человек был покойник.       Вспомнив о том, что дело попадет наверх и нужно хотя бы изобразить попытку, Катлер выудил из галереи снимков портрет с водительских прав Веллера и задал поиск по картинке. На второй или третьей странице выпала знакомая физиономия. Профиль в социальной сети был открытым.       В качестве источника информации о человеке социальные сети не стоили ничего, практически всегда личность в сети и личность в реальности различались как день и ночь, но вот запросы на порносайты иногда неплохо проясняли дело. Катлер развернул подборку видеоинтересов Веллера и неожиданно наткнулся на слово «девственница». Слово повторялось много раз, комбинации с девственницами на пиктограммах упоминались самые разные, от некоторых он покраснел и поспешно спрятал пад в карман от глаз Бена, смотревшего через его руку в экран. Но тот, конечно, уже увидел.       — Элементарно, Ватсон! А теперь вспомни, как она сама себя назвала?       — Видимо, кто-то еще так о ней говорил, а Веллер услышал, — задумчиво сказал Катлер. — Это спустило курок навязчивой идеи. Местность располагала.       Тридцать шесть лет, неудачник, пивное пузо. Такому девственницы светят только в случае попадания в Вальхаллу, или где там обещано похожее посмертие? Хотя Веллеру уже поздно рассчитывать на воинскую славу, он будет забыт Одином, как никчемный человек, не сделавший ничего достойного. Гнилой лист.       — А тебе рано такие вещи обсуждать, мистер Холмс, — запоздало спохватился он. — Если нечем заняться, думай над тем, что вызвало аллергию, раз уж все слышал. Иначе эксперты у нас потом все лавры заберут.       С проходной позвонил Грег, уставший торчать возле дверей, Катлер велел ему тоже возвращаться — вчетвером отвезут тело в морг и могут быть свободны. Себе он такого позволить не мог, нужно ехать в участок писать протокол, но сначала придется доставить домой Бена.