Зависимость

Ей снился странный сон. Об алых цветах, чьи лепестки сочатся черной кровью, пока бутоны расцветают на глазах, о колких острых лианах, что обвивают ее лодыжки, шипами ядовитыми впиваясь в нежную кожу. Странный, странный сон о змее, что ползет вдоль ее тела вверх, чешуйками щекоча грудь и живот. Яркий свет бьет в глаза, заставляя зажмуриться болезненно. Тело не слушается почти. Она моргает быстро-быстро, и в ослепительной вспышке видно становится очертания лампы. Холодно. Серые кафельные стены, серый кафельный пол, серый кафельный потолок. Где она? Каждый вдох зарабатывает она честным рабским трудом, хрипя и кашляя как-то отрывисто. Сил на то, чтобы сесть, нет совершенно, и она смотрит в серый кафельный потолок сквозь яркий белый свет. Лежать жестко. И холодно. Почему она здесь? Что это за место? Откуда такая слабость и отчего ей так холодно? Ей снился странный-странный сон…про цветы, лианы и змей, кажется. И про воронов — да, про них самых. Черные перья вспоминаются только сейчас, как и пронзительное карканье, похожее на холодный смех. Странный-странный сон… Она поднимает бледную руку, поворачивая ладонь перед лицом. Пальцы подрагивают, и покалывание на кончиках заставляет поморщиться вновь. Рука бессильною безвольною плетью падает на нечто железное и жесткое, на чем она лежит. Поднять голову все еще слишком тяжело. Холодно. Она чувствует простынку, закрывающую нижнюю часть чужого как будто тела, но верх оголен полностью. Ей не до стыда, и сил на смущение нет, а в мутной голове пульсирует неприятно одно лишь накаленное до предела любопытство. Она не помнит ничего, что было до этого странного сна, и от этого становится немного жутко. Серый кафельный пол, серые кафельные стены, серый кафельный потолок, белый свет. Шорох во тьме. Она поворачивает голову, и из черноты на нее смотрит остроклювая маска. — О, вы проснулись, — глубокий мужской голос. Фигура медленно выходит на свет, величественная, высокая, позвякивающая металлом и скрипящая ремнями. — Стоит сказать, сегодня я почувствовал себя… — он выдерживает паузу нарочито, будто подбирая нужное слово, — ювелиром. Человек в маске подходит к ней, и она вспоминает смутно его имя. Дотторе. Предвестник Фатуи. — Еще никогда я не был так долго сконцентрирован на подобном эксперименте, — снимает белые перчатки с красными пятнами и кладет их на металлическую стойку, — и, разумеется, никогда еще не был так заинтересован в результате. Однако…сейчас я могу сказать, что полностью удовлетворен. Уголки его губ растягиваются в едва заметной холодной улыбке, а она замечает багровую каплю на его щеке. — Что…где я? Дотторе склоняет голову набок. — Вы ничего не помните? Впрочем, неудивительно. Что ж, верно, придется рассказать вам, хотя времени у меня не так много, как мне бы хотелось. Но сперва попробуйте сесть. Так вам будет понятнее. Она смеряет его напряженным взглядом и заставляет свои мышцы напрячься сквозь странную боль. Поднимается с трудом, садясь на металлическом столе, и вновь смотрит на Дотторе. — Замечательно, — он кивает, — а теперь взгляните вниз. Она медленно опускает голову, чтобы почувствовать, как ужас прошивает все тело раскаленными иглами. Аккуратно заштопанный шов от шеи до паха. Аккуратный, но мерзкий, отвратительный, окровавленный по краям соединенной белыми нитями кожи. Аккуратный, но мерзкий, отвратительный этими кусочками плоти, что просвечивают кое-где из-под нитей. — Вы впечатлены, не так ли? — Что ты сделал? — и голос ее хрипл, сип, звучащий не громче надломленного шепота. Дотторе вздыхает, разочарованный, и начинает раскладывать с точностью педанта окровавленные инструменты на небольшом металлическом столике. — Я думал, вы сами ответите на этот вопрос, — лениво жестикулирует, — но, пожалуй, я слишком много ожидаю от человека, едва отошедшего от наркоза. Что я сделал с вами? Усовершенствовал. Довел до идеала, если вам будет угодно. Он отходит обратно во тьму, гулко стуча сапогами по серому кафелю, и возвращается с мутной банкой. Ставит на стол, а в ее груди почему-то жужжит неприятное предчувствие. — Я посчитал вас слишком…интересной, чтобы позволить угаснуть, как смертным, — он снова едва улыбается, и в голосе сквозят фальшью безумные нотки, — поэтому я сделал то, что было необходимо. Желаете взглянуть? Он окунает руку в содержимое банки с тихим хлюпом, и достает неприятный, омерзительный кусок мяса. — Формалин прекрасно помогает сохранить те или иные части тела. Например, ваше сердце. Ее лицо кривится от ужаса, пока она смотрит на белую обескровленную кучу ткани, что раньше билась в ее груди. — Не стоит пугаться, — он убирает эту мерзость в формалин, — теперь вы наделены большим, чем просто мышца, качающая кровь. Я не стал сохранять остальные ваши органы, но посчитал символичным оставить именно этот. Я извлек их и заменил на более долговечные…элементы. Увы, они не сравнятся с Сердцем Бога, но ваше тело не выдержало бы подобной нагрузки. Впрочем, это мелочи. Что касается шва…что ж, я не гарантирую, что не останется шрам, но рана затянется — свойства вашей кожи остались прежними, хоть ваша кровь была заменена на…не думаю, что для вас это имеет значение. В любом случае, я сделал вас максимально похожей на настоящего человека. Просто мышца…долговечные элементы…настоящий человек… Она смотрит на омерзительный шов и чувствует, что ее вырвало бы, если бы не… Что он вообще оставил ей? — Ах, точно. Вам наверняка интересно, что осталось прежним? — Дотторе словно читает ее мысли. — Я оставил вашу репродуктивную систему, пусть в ней больше нет практической надобности. Ее трясет. Что он сделал?.. О, Семеро, что он сделал с ней?.. — Что…я такое? — единственное, что она может выдавить из своей ненастоящей груди. Дотторе хмыкает, задумчиво поправляя клюв маски. — Вы — это вы, полагаю. Усовершенствованная версия, как я сказал ранее. Нечто среднее между Богом, смертным и…куклой? Увы, отчасти обидное сравнение. Она прячет лицо в ледяных ладонях, надеясь проснуться, проснуться, проснуться и понять, что все это — ночной кошмар, но шов саднит режущей болью, и реальность выворачивает кости наружу. Ее кости? Или он заменил и их? О, Семеро, какой непроглядный мрак… — Я расскажу вам подробнее, когда будете готовы, — Дотторе бросает через плечо, исчезая вновь во тьме, — не беспокойтесь, у нас впереди еще много времени.