outsize

С появлением сильного желания у Хёнджина, как обычно, начались все проблемы. С каждым разом они лишь множились, потому что искать ответы было трудно. И бессмысленно. Он смотрел в родные, некогда тёплые глаза, и не понимал, где мог оступиться. Почему сейчас перед ним был до ледяной дрожи в руках чужой человек? И почему сердце продолжало неумолимо его любить? Я не стану таким же. Слова, соскользнувшие с губ, ниточкой слюны стекли по подбородку, пока Хёнджин продолжал опьянять себя горячим поцелуем и языком мужчины, от которого был без ума. Ему нужно было поговорить, определиться с выбором, почувствовать, что его присутствие здесь необходимо. Но он не смог. Опустил руки, пока чужие сжимали его талию до посинения. Скинул плащ, запутавшись в поясе, с придыханием и стоном, наполненным тоской, упёрся в стену. Наконец, ощутил надёжную опору, которая и стала тупиком. Не сбежать, но и не сделать шаг вперёд, ему оставалось лишь тонуть и захлёбываться, не имея возможности попросить о помощи. Минхо умел переворачивать всё: страницы, столы, слова, жизни других людей. Повернув Хёнджина лицом к стене, почувствовал власть. Она приятно кольнула кончики пальцев, Ли усмехнулся. Услышал, как тяжело Хван выдохнул, слизывая кровь с собственной губы. – Ударился? – Ты буквально впечатал меня в стену, как думаешь? Что вообще мы делаем, Минхо? Старший зажмурился, алкоголь так сильно ударил в голову, что сейчас перед глазами плавали разноцветные круги, сливаясь друг с другом. Он много раз задавал себе вопрос, почему всё же за несколько месяцев их отношений, даже когда сильно хотел, не мог в итоге заходить дальше обыкновенной стимуляции. Их тела стремились друг к другу, причиняли боль, оставаясь врозь. И Минхо понимал, почему Хёнджин злился на него, почему был обижен и безумно ревновал. Ли отстранился, когда красочные волны от кругов сложились в портрет улыбающегося парня. Действительно, он никогда не видел, как плакал Чонин, или хотя бы немного расстраивался. К нему влекло чувство, которое было совершенно другим, по сравнению с тем, что одолевало его рядом с Хваном. Некая вера в возможное спокойствие и принятие той стороны себя, которая давно уже твердила, что Минхо нравятся парни младше него. Желательно намного. Оставался вопрос, чем же его так привлёк Хёнджин, когда он моментально открылся ему, почти ничего не говоря? Может, как раз именно это? – Извини, всё наперекосяк. – Ты нашёл причину? Я хуже? Или лучше, и, видимо, настолько, что ты не хочешь испачкать меня? Только вот незадача, я и так знаю твой вкус. Я знаю всего тебя, Минхо. Умоляю, скажи правду. Мужчина попятился, скользя рукой по выгнутой спине юноши и нехотя убирая её, пряча за семью замками, не позволяя себе коснуться снова. Никогда. Хёнджин был недоволен, кто бы сомневался. Он повернулся, отчаянно ища ответ в глазах напротив. Неужели правда так страшна? Он не может произнести её, потому что боится своей боли или чужой? – Скажи хоть что-нибудь. Твоё молчание ранит сильнее, чем что-либо ещё. – Звони своему другу. Я должен идти. В следующую секунду Хёнджин был даже не в состоянии объяснить, что чувствовал, как к этому пришёл и о чём думал. Звонкий удар растёкся по щеке, горя ярко-красным цветом. Сжал ладонь сильнее, в кулак, чтобы не допустить этого ещё раз. Но вторая рука была смелее. Ударила снова. – Третий раз счастливый. Давай. Хван замахнулся, сорвался на слёзы и немой крик, застрявший в горле. Он ненавидел всё, но в особенности свой собственный выбор. Спрятал руки, схватившись за голову, медленно опустился на пол, желая лишь одного — вырвать себе сердце и растоптать. Чтобы Минхо растоптал. – Не любишь. Не любил. Зачем… зачем поверил тебе? – слёзы мешали видеть, но Хёнджин нашёл в себе силы, поднял взгляд. Столкнулся с айсбергом и потерпел крушение. – Не знаю. Очередной режущий удар, лезвие ювелирно задело часть сердца — он всегда умел красиво причинять боль. И так же красиво уходить, ведь твои мысли — не его ответственность. Ты оставался ни с чем. Не первая ссора, но явно последняя, и в этот раз без ответов. Отыграл последний аккорд, рука потянулась к телефону в кармане брюк, кажется, слёзы утихли, потому что им не оставили шансов. Почти с закрытыми глазами помчался туда, где ждали. Где точно был нужен.

*

У Сынмина на вечер были совершенно другие планы, и созерцание картин в галерее не входило в его планы, но внезапная экскурсия от факультета успела поломать всё. Впрочем, ему удалось найти себе занятие поинтереснее. Он двигался плавно, скользя от картины к картине, задерживался взглядом на особо ярких работах, и улыбался. Не совсем ясно, что он в них видел, что подмечал, но Сынмину нравилась любая его реакция. Их разбили на пары, чтобы впоследствии они работали над одним проектом вместе. Для Кима это «вместе» означало «порознь», ведь в партнёры ему достался совсем другой человек. Чонин что-то зафиксировал в своём блокноте и передал его девушке, стоящей рядом с ним. Она была симпатичной, по мнению Сынмина, и уж точно заинтересованной в том, чтобы сделать проект безупречно. Но самое страшное было то, что она хорошо ладила со всеми в их группе, Ян не был исключением, к тому же, сам располагал к себе людей, почти не прикладывая усилий. Девушка обошла картины с одной стороны и, к ужасу Сынмина, остановилась около него, подозвав напарника. В этот момент время для юноши приобрело другой смысл. Оно полностью застыло. Его глаза были наполнены светом, не меньше, чем улыбка, а пепельные волосы, несмотря на короткую длину, прикрывали ресницы. Он двигался так, будто расписная плитка на полу благоволила каждому его шагу. Он был идеальным. Сынмин вовремя почувствовал лёгкий удар в плечо, побуждающий его, наконец, обратить внимание на своего партнёра по проекту и заняться делом, когда хотелось бы любовью. Ему удалось максимально сосредоточиться и упустить Чонина из виду. Конечно, он расстроился, но как покажут результаты из будущего, его проект станет лучшим, что привлечёт внимание парня, с которым Сынмин даже не здоровался прежде. – Ты занимался живописью с детства? – Чонин опёрся на ограждение, заглядывая в воду, – пруд красивый. – Ты тоже. – А? Сынмин моргнул и неловко улыбнулся, почесав щеку. Надо же было выпалить это вот так. – Говорю, ты тоже занимался живописью с детства. – Ага. Откуда знаешь? – блондин нагнулся ниже, почти вылезая за границы дозволенного, – я вижу своё отражение. Это навело на мысли… я писал похожую картину, и она… Парень выпрямился, но оказался прижатым вплотную к перилам, которые его ладони сжали сильнее прежнего. – Что ты делаешь? Понятие личного пространства тебе незнакомо? – Хочу сплести твоё личное с моим. – Чего? – Чонин почувствовал чужое дыхание слишком близко, но помимо него было кое-что ещё. Необъяснимое желание, чтобы это никогда не заканчивалось. – Ты мне нравишься. Парень улыбнулся, но вскоре эта улыбка переросла в нервный смех, который Ян еле собрал во что-то разумное. К желанию прибавился страх. Страх быть любимым и любить самому. – Так, Сынмин… это делается не совсем так. Мы с тобой общаемся всего неделю. Я думал, что тебе интересны мои работы. – Верно. Но за искусством всегда стоит автор. Твои картины изумительны, но ещё лучше знать тебя самого. Чонин не помнил, когда в последний раз был настолько поражён словами другого человека. В них хотелось верить и не верить одновременно, а установка, вбитая в голову с детства, перевешивала чашу в сторону недоверия. Чонин не умел любить и не смог бы научиться. Несмотря на свои сомнительные встречи со спикером из крутой компании, Ян не позволил бы себе влюбиться. Обычный секс никогда не привёл бы к более серьёзным отношениям, если вы начали именно с него. – Ладно, я не буду спешить с выводами, но и ты не гоняйся за призраками. Я не даю тебе надежду, её нет. У меня куча проблем, которые нельзя решать в отношениях, а я полагаю, ты рассчитываешь именно на них. – Мне… не совсем всё понятно, но раз ты так говоришь… Сынмин «освободил» парня от своего давления, постаравшись разрядить обстановку собственной улыбкой. На его удивление, это сработало, потому что Чонин немного расслабился. Оставшееся время прогулки они провели почти молча, изредка обсуждая не слишком умелых однокурсников, преподавателей, и Сынмину даже удалось немного поделиться теориями, которые в его голове были частыми посетителями. О Хёнджине он больше не вспоминал. Было в нём что-то, за что хотелось цепляться, но Ким одёргивал себя — не было смысла. Даже если однажды Чонин подойдёт и скажет ему, что он совсем не то, что нужно для совместного будущего, Сынмин останется собой. Влюблённым и бесконечно преданным своему выбору.