outsize

«Господи, я так сильно боялся потерять тебя. Два года нестерпимой боли ломали мне кости, а я и не заметил, как потерял себя…» Крепкая хватка тонких пальцев оттягивает волосы — он никогда не был таким грубым, но мог ли Феликс сказать, что он вообще был каким-то? Кто они теперь? Друзья с привилегиями? Смешно. Феликс даже боится стонать, издать хоть один пошлый звук, далеко не наигранный, не фальшивый. Его маленькие ладони упираются в холодное стекло кухонного стола, и кажется, что мир летит к чертям: все предметы вокруг переворачиваются, меняются местами. Он ловит свой лучший экстаз, и за это ему не стыдно. Может быть, будет завтра, но точно не сегодня. Стиснув зубы, упирается в столешницу лбом, позабыв подложить хотя бы руку. Хёнджин сильно спешит, от того его ритм хаотичный, неровный, обрывистый, как дыхание, изводящее ухо младшего. Если бы только этот «друг» знал о его неумолимом желании кричать, чтобы все соседи тупого скворечника знали, насколько ему сейчас хорошо. У Ли потрясающая выдержка, тут можно было только завидовать. Он сотрёт свои колени в кровь, исцарапает ногтями дорогое стекло, не пожалеет даже своей собственной задницы, лишь бы оказаться полностью поглощённым процессом. Ему удаётся, разум тонет в омуте недавно выпитого алкоголя, они оба пьяны, а значит оба на равных. Феликс лишь больше погружается в то, что назвал «протянутой рукой помощи». Драгоценно не просто время, проведённое рядом с ним. Гораздо ценнее его понимание, что сейчас всё внимание направлено на другого человека. Перед ним не Минхо. Он никогда там не был. Хвану с самого начала не стоило даже смотреть в его сторону. – Хёнджин, там… больно… пожалуйста, не надо… – младший выгибается сильнее в попытке избежать неминуемой боли, но к его облегчению, парень над ним меняет положение. Разворачивает Феликса, заставляет упереться затылком в холодный шест, торчащий в середине стола. Его губы скользят вдоль ключиц, пока бёдра совершенно не дают передохнуть, привыкнуть к новой позе и силе. Откуда в нём столько желания, выносливости и… злости, наверное. Он злится сам на себя, или на кого-то ещё? Чёрт, да Феликсу, в принципе, плевать. Но где-то внутри, глубоко, куда не добрался алкоголь, поселилось ощущение, что всё это неправильно. Между ними нет ни любви в её исконном понятии, ни нужного уровня эмоциональной привязанности, который подразумевался в таких отношениях. Ровным счётом ничего. И тем не менее, Хёнджин сейчас здесь, а не с тем, с кем ему должно быть. Ли до сих пор хорошо помнит то, о чём они говорили полчаса назад.

*

Юноша смотрел на своего друга так, словно увидел призрака. Все догадки, построенные лишь на обманчивой интуиции, в одно мгновение стали правдой. Реальностью, которую произносить вслух было страшно и больно. – Он… действительно спит с ним? Прости, что переспрашиваю, я не понимаю… – Да всё проще простого, Ликс. Спит. И это, своего рода, худшее, что может случиться с окраской измены. Я был бы меньше зол, если бы он делал это и со мной тоже, верно? Феликс моргнул, тут же отвёл взгляд в сторону и услышал, как Хван усмехнулся. Защищаться в его нынешнем состоянии было нормально. Он пытался казаться сильнее, чем являлся на самом деле. И всё только ради того, чтобы его невозможно было сломать до конца. – Я не уверен. Ведь он так и не назвал тебе причину. Старшего словно окатило ледяной водой. Наверняка этому мелкому засранцу Чонину он всё на блюдечке преподнёс. Рассказал, чем Хван хуже, как неуместны его глупые расспросы о сексе, о котором он мог только мечтать. И как же он его достал. Мысль опережает время, побуждает Хёнджина сделать первый шаг. В ту сторону, после которой он уже не сможет поменять направление.

Два года спустя

Сынмин по привычке сел на дальний стул барной стойки, заказывая «как обычно». Бармен ему улыбнулся, не так, как всем, с особой нежностью. Спустя несколько минут он поставил перед парнем коктейль, проткнув дольку лимона алюминиевой трубочкой. – Ты рано, работы мало? – Тебя хотел увидеть, – Ким осмотрел зал в поисках кого-то определённого, – где твой напарник? Тот симпатичный, высокий стажёр? – Никакой он не стажёр. Чонин хмыкнул, недовольно скользнув взглядом по своему партнёру. Всё остальное его не задевало, он открыто признавал исключительные черты лица Хвана, да и в целом он был невероятно красив. – Вчера на смене нашёл какую-то записку, утром уволился. Я сам ничего не понял. – Это странно. Блондин кивнул, отодвинув стакан в сторону и потянув старшего на себя. Сынмин не успел взять ситуацию под контроль, и поцелуй получился смазанным. – Больше так не делай, ты… – Да-да, это мы уже слышали. Я заканчиваю через двадцать минут, можешь подождать меня здесь, а можешь сходить в круглосуточный и закупиться презервативами. – Твою ж мать, Чонин. Ты уже ножки свесил, сидя на моей шее. Ян прищурился, заострив внимание на своём лисьем взгляде. Завораживающее зрелище, особенно, когда его славные губы ещё причмокивают твой налитый член. – Тебе нравится, так что шуруй.

*

У Хёнджина особо не было выбора. Записка вернула его в прошлое, заставила пережить то, что уже должно было забыться. И когда он понял, что ничего не забыл, чувства сжали сердце в своих липких лапах. Вопреки всем сюжетам с привкусом отчаяния, Хван не пошёл по рукам, после ночи с Феликсом он ни с кем не виделся, никого не звал к себе и не ходил сам. Да и с самим Феликсом наладить хоть какие-то отношения не удалось. Они просто попрощались, принимая то, что оба перегнули палку. Хван признался сам себе, что всё это время хотел увидеть лишь одного человека. Чёртов Ли Минхо навязчивой мыслью остался в уютной комнате разума и явно не желал её покидать. Ведь там тепло, там всегда ждут, примут, каким бы ты ни был. А теперь эта записка. Она была свежей, как газета с самыми сочными сплетнями, появившаяся на витрине сегодня утром. Только, справедливости ради, никто бы её не купил, ведь она — это красивая ложь и ни грамма правды. Чувствовать себя брошенным было ужасно, но Хёнджин успел к этому привыкнуть. Чего не скажешь о собственной ненужности, будто с исчезновением Минхо он стал пустым местом. Кем он был до этого? Студентом, подающим большие надежды? Верным другом и напарником? Любовником успешного мужчины? Кто такой Хван Хёнджин на самом деле? – Обещаю тебе, книга им понравится. Она очень интересная, твой почерк чувствуется в каждой строчке. И она о правде, Джинни. В этом весь ты. Чонин похлопал старшего по плечу, вызвав инстинктивные мурашки. Да, сейчас они были не к месту. – Ты меня напугал. Давно пришёл? – Пару минут назад. Я прихватил Сынмина, иначе бы он так и сидел около своей приставки, пусть подышит искусством. – А ведь его выставка была успешной, почему он бросил? Ян усмехнулся, убрав руки в карманы брюк. Наблюдать за Сынмином было забавно: он пытался строить диалоги с абсолютно разными людьми, но когда у него это не получалось, на его лице можно было прочесть лёгкое презрение — «вы мне тоже не особо интересны». – Ты знаешь ответ. Хёнджин лишь на мгновение приоткрыл губы, хотел что-то сказать, но язык не смог произнести. Сынмин бросил искусство по той же причине, по которой Минхо оставил Хвана. Он увлёкся чем-то более приятным. Тем, что тянуло к себе необъяснимой силой, хотя всё это можно было объяснить, и очень просто. Кто-то не хотел заморачиваться. – Знаю, что уже несколько раз говорил тебе это, но я всё ещё чувствую свою вину перед тобой, – Чонин поднял глаза, пытаясь поймать взгляд Хвана. Ему удалось. – В голову не бери. Он и тебя обманул. Хёнджин выдержал паузу. Несмотря на произошедшее, он никогда не испытывал проблем с прощением. Чонин был по-своему ему дорог, и у них получилось поговорить без скандала. Потом оба смеялись, больше от собственной глупости. – Йен, я могу задать вопрос? – Конечно, давай. – Тебе нравилось с ним? – Хёнджин, я не думаю… Старший качнул головой. – Просто ответь. Ян повернулся в сторону Сынмина, словно его образ мог придать уверенности, успокоить громко стучащее сердце. Кажется, его слышали все. – Да. Хван попытался улыбнуться, но вместо этого из его глаз полились слёзы. Два года рана никак не могла зажить, два года боль истязала его, но все эти ощущения не шли ни в какое сравнение с одним единственным важным — недосказанностью. Он не знал ни причин, ни поводов. Ответы нужны были даже сейчас, ему было всё равно на то, сколько прошло времени. – Хёнджин, прости, ты ведь сам спросил… В ответ Чонин получил лишь короткий кивок. Странное чувство кольнуло где-то под рёбрами, и трудно было назвать его виной. Чонину показалось, что он чувствовал это раньше, но отдалённо. Тогда жгло слабее, не забиралось так далеко, почти не беспокоило. Но сейчас… Ян не поверил своим глазам. Рядом с Сынмином стоял мужчина, чуть ниже его ростом, держа в руках буклет (все знали, что в нём было краткое содержание презентуемой книги) и телефон. Тот же телефон, что и два года назад — с корпусом цвета лилового заката. Тревога обхватила обеими руками, с силой сжала в своих объятиях, выстрелила в спину. Чонин отшатнулся от Хёнджина, сам не понял почему, но этим он привлёк внимание уже успокоившегося парня. – Что с тобой? Будто мертвеца увидел. – Лучше бы так. Хван нахмурился, что-то заставило его проследить за взглядом друга. Тогда для него в очередной раз перевернулся мир, рухнула так кропотливо выстроенная башня, обрушив тяжёлые камни на своего творца. Хёнджин наспех построил стену, хрупкую, словно из хрусталя. Она разбилась шевелением губ. Хотел возвести что-то более прочное — не хватило времени. – Я прочёл твою книгу. Понимал, что нужно бежать. Не давать ему никаких шансов на слова, которые не имели веса. Он снова сказал бы что-то приятное, Хёнджин бы растаял, дал слабину, не выбрал бы себя. Почему этот Ли Минхо такой сильный? – Что? Два… два года прошло, это всё, что ты хочешь мне сказать? – Она обо мне, верно? – Уходи. Дверь та же, пожалуйста, уходи. Мужчина был до безумия спокоен. Он злил и заставлял себя ненавидеть, если в этом и состояла цель Минхо, он прекрасно с ней справлялся. Почти достиг. – Вход свободный, почему я должен уходить, если другие остаются? – Потому что никто из них не сделал мне больно, что ты как маленький… просто уходи. – А он? – Ли кивнул на Чонина, чьи плечи уже сжимали ладони Сынмина, которому было искренне интересно, почему незнакомый мужчина оказывал такое влияние. Безрассудно. – Да как ты… – Йен, не надо, – Хван медленно поднял руку, парню пришлось послушаться, – поговорим наедине. У тебя 5 минут. Минхо раньше не курил. Вроде бы, Хёнджин вряд ли уже вспомнит. Смотреть на него, истощённого жизнью, было странно, ведь в то время казалось, что он всесилен. Сейчас перед юношей был обычный человек, лишившийся чего-то очень важного, ценность которого определил слишком поздно. Наручные часы неприятно тикали, Хвану даже удалось прислушаться и отсчитать минуту. Как долго он собирался молчать? Меньше всего хотелось тратить время на пустые разговоры о том, как ему жаль, и как он желает всё вернуть назад. – Я поступил как мудак. – Самый настоящий. Ли посмотрел на Хёнджина, тот стушевался, но сделал вид, что абсолютно уверен в своих словах. Что не боялся его как прежде. – Сейчас выслушай меня, не перебивая, ладно? – мужчина заметил, как младший немного расслабился, притупив защиту, – отлично. Я действительно сожалею о том, что произошло, что я тебе ничего тогда не сказал. На мне висел груз компании, давление семьи не снижалось ни на день, я был загнан в угол и… женат. – Ч-что? – Просил же не перебивать. Хван поёжился, отводя взгляд. Упрёком это назвать было трудно, но он почувствовал укол совести. – Когда тебе достаётся бизнес по наследству, вместе с ним в комплекте идут обязанности, которых избежать не получится, только если не отказаться от семьи. Да, это не мешало мне переспать с твоим напарником, но это было лишь раз. Я хотел понять, что именно чувствую к тебе, и будет ли так же с другими. Не было, Хёнджин. Я думал о тебе, даже когда слышал его стоны. – Хватит. Ближе к делу, зачем ты пришёл? – Непослушный, как и тогда. Компанию я потерял, лишился намеренно, если быть точнее, моя жена умерла при родах, вместе с дочерью. Ненависть отца и презрение матери — это меньшее, что я заслужил. Вероятно, – Минхо щёлкнул зажигалкой, – жизнь так устроена, чтобы всегда возвращать меня к тебе. Хёнджину было трудно совладать с тем спектром эмоций, что он получил за несколько минут разговора с человеком, которого, по идее, следовало бы забыть. Напрочь. Навсегда. Без возможности отмотать время. Минхо был искренен — сомнений не оставалось, и тем не менее, обида на него превалировала над всеми другими чувствами. Она была личной доминантой Хвана. Он бы мог сказать ему, как сильно его не хватало эти два года. Как каждый раз, приходя домой, он хотел зайти на кухню и увидеть знакомую спину, готовящую ужин. К слову, Ли прекрасно делал всё на этой чёртовой планете. От того было больнее его терять. Но чувства глушатся самой обычной недосказанностью. Сейчас, узнав все причины и последствия, разве имело значение всё остальное? Для Хвана имело, и очень большое. – Я не смог тебя простить. – Знаю. – И вряд ли получится сделать это. – Одному точно нет. – Ты предлагаешь… Минхо улыбнулся, убрав зажигалку в карман. Ничего лишнего себе не позволил, только невесомо коснулся растрёпанных прядей шёлковых волос. Хёнджин не отпрянул — это был хороший знак. – Я не позволю тебе снова проходить через это в одиночку. Плевать, простишь ты меня, или постоянно будешь напоминать о том, что я совершил, что сделал с тобой, с собой. Что сделал с нами. Мне тебя не хватает, Хёнджин-а, в этом вся правда. Перед глазами младшего снова барная стойка, снова та записка и слова на ней. «Ты слишком многое для меня значишь. Хочу, чтобы ты об этом знал и помнил. Помнил всегда» – Про «умереть» было лишнее. Только жути нагнал. – Так ты её нашёл, – Ли усмехнулся, поджав губы. Не надеялся. – Придурок, ты оставил её на видном месте. Хёнджин выдохнул, осознал, что впервые за прошедшие годы его плечи окончательно расслабились. Голова была совершенно пустой и заполненной одновременно, противоречивые чувства добавляли лишь уверенности в том, что он не остыл. Никогда и не сможет этого сделать, если думал, если плакал, если видел всё это время только его — какой смысл было это скрывать? – Вот что. Мне не всралась бы твоя романтика. Не нужны цветы или приятные слова на ушко. Я хочу грубых отношений. Грязных. Построенных на адреналине и доверии. – Хёнджин, это… – Ты не можешь прыгнуть с парашютом с человеком, которому не доверяешь. – …перебор, – Минхо закончил своё предложение инстинктивно, но задумался, стоило ли, – а мне ты доверяешь? Хван цыкнул языком, потерев переносицу. Никогда прежде Ли его не переспрашивал, у него на всё находился положительный или отрицательный ответ, нельзя было застать такого мужчину врасплох. Но теперь он потерял всё и уже не был тем, кого парень знал до этого. – Да, доверяю. И первым делом, после этой чёртовой презентации, я хочу, чтобы ты меня трахнул, ясно? Минхо скривился от формулировки, и, кажется, ощутил ком в горле. Если бы его об этом попросил любой парень в соответствующем для подобного рода действий месте, он, вероятно, согласился бы. Но, отказав Хёнджину сейчас, он мог лишь любезно дать ему ещё один повод сомневаться в себе и сказанных ранее словах. – С удовольствием, но у меня есть условие. – Какое ещё условие, Минхо? – Успокойся. Я хочу сделать это дома, – он произнёс фразу шёпотом, Хёнджин так и не понял, для чего, – лишать тебя девственности нужно в приятной обстановке. Хван застыл в изумлении, хотя всеми силами хотел прервать это оцепенение и возмутиться, а может быть ещё хорошенько проехаться кулаком по этой наглой физиономии. – Откуда ты… – Я наблюдал за тобой. Всё это время, иначе бы так и не появился на этом мероприятии. Ты умеешь мастерски заметать следы. Комплимент это или нет — понять Хвану не удалось, по указанию Чонина помощница автора вернула того в нужное русло, заставив вспомнить, зачем вообще всё это было затеяно. Хёнджин только и успел взглядом зацепиться за улыбку Минхо, которую долго ещё будет помнить. Нет, куда ему. Он будет помнить её всю оставшуюся жизнь. И на этот раз точно не потеряет.