outsize

Некоторые смены казались такими долгими, будто могли никогда не кончиться. Хёнджин, в принципе, любил общаться со своими клиентами, узнавать о них и от них что-то новое, но отсутствие напарника его напрягало. Парень, с которым он жил, работал старшим барменом, выполняя гораздо больше поручений, чем привык сам Хёнджин, поэтому нынешняя нагрузка сильно вредила его нервной системе. Хорошо, что разнимать драки в баре — не его обязанность. И всё же, глаза упорно смотрели на дверь в надежде, что та, наконец, откроется, а на пороге окажется запыхавшийся Чонин. Нет. Ни намёка на это. Неосуществимое, да и только. – Вы сегодня чересчур задумчивый, хотя соглашусь, что бармена подобное красит, а с Вашими внешними данными — тем более, – мужской голос вывел Хвана из фактического транса, по телу пробежались мурашки, и нервы почти сдали. Разбитый стакан и разлетевшиеся осколки как собственное сердце. Что-то укололо, кровь стекла по длинным пальцам вниз, и глубокие басы очень вовремя окутали помещение. В центр зала потянулось большинство отдыхающих, барная стойка опустела. Хёнджин прикусил губу, сдержав боль от порезов, и моментально скрылся за дверью с надписью «только для персонала». Коснувшись затылком подобия личных границ, он лишь больше погрузился в собственные мысли. Не может быть, ему показалось. Так не бывает. Люди ошибаются, принимают иллюзию за реальность, ложь за действительность. Сердце неумолимо стучало по грудной клетке, Хёнджин клялся самому себе: его удары сеяли вибрацию по всему телу. Он не хотел бы сейчас слышать ни оправдания, ни объяснения — всё должно было остаться там, где этому место. На самом дне глубокой глотки Ли Минхо. Чёрт, да откуда парень вообще мог знать о его глотке, когда у него так и не появилось ни единого шанса проверить. И не только её, к слову. Отчаяние осело ниже сердца, уже не жгло как пару минут назад, в голову ударила одна мысль — совершить глупость, о которой потом пожалеет. Но ведь это в отместку? Пусть знает, каково ему сейчас. Хван отстранился от двери, с силой потянул ручку на себя, но открыв, столкнулся с парнем, который говорил с ним до этого. И юношу тут же щёлкнуло. Безобразно и противно. Он снова отделил себя от суеты бара, но на этот раз за дверью оказалось двое, и незнакомые губы выглядели так маняще, что Хёнджин не стал одёргивать себя. Подался вперёд, чрезмерно давил на чужие плечи, не ощущая границ, стирая запреты, которые сам себе создал. Ему можно, потому что Минхо можно. Пусть они никогда не были равны, но у Хвана на это другие взгляды. И он крайне нетерпелив. – Ты что же, доминируешь? Хёнджин усмехнулся, оголив привлекательную шею, которую очерчивали не менее пленительные вены: приятного, бледно-фиолетового оттенка. – Привык к другому? Будет сложнее, я девственник. Парень напротив улыбнулся, задумчиво опустив взгляд в пол. Мысль сбежать неразумна, он почти сразу отсёк ей голову, но что-то настораживало, похлеще всех остальных его случайных связей. Страх это или непринятие — времени не было. – Ким Сынмин. – Чего? – Хёнджин жмурится, то ли от яркой вспышки за окном, то ли от усталости, – кто это? – Я. Моё имя — Сынмин, мне 22, у меня две собаки, я начинающий дизайнер и ещё отлично трахаюсь. Хван не выдержал и рассмеялся. Нет, серьёзно, так и выглядели знакомства в современном мире? Больше ничего не нужно знать о своём партнёре, пусть и на одну ночь? Сынмин на смех лишь улыбнулся. – Половина из сказанного — ложь. – Боже, надеюсь не последнее. – Я ни разу не дизайнер, и собак у меня нет. – А? – Хёнджин почти запутался в выданной информации, будто кое-кто нарочно пытался его обдурить, – погоди секунду, ты ведь сказал, что тебя зовут Сынмин? Ким Сынмин, верно? Парень кивнул, не увидев смысла повторять сказанное ранее, хотя удивление Хёнджина заставило его немного напрячься, может он тоже был из тех, кто знал о нём больше, чем нужно? Впрочем, какая разница? Не выйдет здесь, получится где-то ещё. – Ты одногруппник Чонина? Тот, что без памяти в него влюблён? Сынмин отшатнулся, выпустив Хвана из своих объятий. На его лице читалось абсолютно всё: страх, грусть, злость и немного стыд. Шатен поджал губы, и Хёнджин заметил, что его редкие, синие пряди чёлки очень красиво переливались в свете уличных фонарей. – Эй, всё в порядке? – Извини. Пожалуйста, извини. Хван успел только вытянуть руку вперёд, как дверь за парнем закрылась. В голову начало помещаться ещё больше мыслей, чем прежде. Ужасно. Он почти не знал этого парня, но боль в сердце почему-то усилилась. Это реакция на то, что они оба находились в таком состоянии, что были готовы на несколько мгновений стереть свои истинные чувства? Было ли это возможно? Когда Хёнджин сменил рабочую одежду в конце смены на любимый плащ, пуговицы которого не поддавались дрожащим пальцам, ему пришлось примерить на себе маску настоящего лжеца. Того, кто отлично играл свою роль и оставался слепым до конца представления. Того, кого публика без зазрения совести назовёт самым скользким персонажем, которому нельзя доверять. – Я пришёл за тобой. Ты закончил под утро, поэтому я посчитал хорошей идеей проводить тебя. Взгляд парня был направлен на Минхо, но глаза постепенно опускались ниже, цепляясь за отметины на шее. Хёнджин никогда не целовал его там. Нельзя было. Сейчас это выглядело смешно, с губ сорвалась усмешка, уступившая своё место нервному придыханию. – Сменил парфюм? – Хван держался за последние нервные клетки, хотя сам не понимал, зачем, – этот непривычно сладкий. Ты же любишь более тяжёлые, нет? – А, вероятно, это не мой. Хёнджина будто ударило током. Так просто? «Не мой»? Ты что, глупый? «Не мой» — значит того, с кем ты меня видел. Заканчивай представление и пошли домой. – Много было работы? – его морозило от собственной наивности, даже если она была наигранной, но по каким-то ещё более нелепым причинам внимать чужим словам не хотелось. – Не больше, чем у тебя, – Ли подошёл чуть ближе, словно специально, чтобы заострить внимание на знакомом Хёнджину запахе. Только узнавать его было больно, – я купил тебе шарф. Слёзы, разлука, одиночество. Хван не верил в приметы, но в эту поверил. Сильнее обычного, сыграла обида или же что-то другое. – А ему ты тоже шарф подарил? Или, может, то, что говорит о твоих особых чувствах? – Тебе действительно интересно? – Нет, мне интересно другое: почему ты не спишь со мной? А с ним, значит, можно? Нужно? Хочется? Отвечай! – Минхо чуть выставил ладонь вперёд, защищаясь от удара, который точно пришёлся бы по лицу. Хёнджин срывался на крик каждый раз, когда ему хотелось оказаться правым. Ему было не важно, насколько ситуация могла быть ужасной, легче было услышать правду, убедиться, что ты не спятил. Старший к этому привык, и всегда делал одно и то же — прислонялся лбом к чужому, мягко сжимая хрупкие плечи. – Прости. Я всё тебе объясню, но, прошу тебя, успокойся. Знаю, что поступил… сам придумаешь этому определение, но давай поедем ко мне. Я обещаю, ты получишь ответы на все свои вопросы. Хван почти не слышал никаких слов, заглушал специально, хотя ему так не казалось. Просто слёзы были громче, а прижатая к мужскому плечу щека слишком гармонично смотрелась в данной ситуации, поэтому парень внутри себя послал все предрассудки. Надеялся, что далеко и надолго. – Тогда увези меня. Я хочу домой.

*

Проект у Феликса шёл, мягко сказать, через жопу. Дозвониться до Хёнджина было почти невозможно, ах, да, они же всего лишь приятели. И Ли соврал бы, если бы сказал, что не думал о том, чтобы всё вернуть назад. Такого друга он, с вероятностью почти в сто процентов, никогда уже не сможет найти, но говорить об этом Хвану точно не стал бы. На самом деле, это старший постоянно жаловался на своё одиночество, хотя оно ему нравилось. Феликс почти всегда молчал, либо поддакивал, либо просто кивал. Смотрел на друга с восхищением, потому что сам так не мог. До хруста костей нужно было кого-то к себе прижимать, кому-то перебирать волосы, гладить по голове, вместе плакать и улыбаться. Смотреть в глаза напротив и видеть в них ответную любовь. Или даже сильнее. – Да, отлично поработал, Ликс. Ты сегодня прям в ударе. Юноша отодвинулся от стола и отошёл к кровати, смотря на свою работу «со стороны». Обложка выглядела неплохо, но какой ужасный шрифт, такой журнал бы никто не купил. И они с Феликсом похожи: оба никому не нужны. Он снова подошёл к окну, распахнув его. Но в мае не было ни намёка на мороз — дышалось тяжело. Парень позволил себе лишь еле слышный всхлип, опёршись ладонями на подоконник. Наклонился ниже обычного, вглядывался в асфальт и так бы и слился с ним, если бы не телефонный звонок. Феликс моментально пришёл в себя и, оставив окно открытым, кинулся к телефону. Несколько секунд волнения — не мог попасть по нужной кнопке на экране. – Алло? Алло, Хёнджин, умоляю, скажи, что тебе тоже хреново. – Не представляешь насколько. – Что? – Ли осел на пол, прижимая телефон ближе к уху, – прости, пожалуйста, я не думал… я не знал, просто… – Я могу приехать? Парень посмотрел на часы: минутная стрелка переместилась на 12, дальше было не столь важно. Очередной бесполезный час утра, который можно потратить на что-то более ценное, чем проект, что и так иссушил его тягу к жизни. – Конечно. Буду рад. Больше Хёнджину говорить не нужно было. Оставалась целая куча нерешённых вопросов между ними, и Феликс бы очень хотел обсудить их, вместе найти ответы, но если Хван прямо говорил, что ему плохо, — это всегда оказывалось правдой. Обычно он умело делал вид, что помощь ему не нужна, что да, его заглатывают эмоции, съедают заживо, ну и что? Со всеми же бывает. Сейчас Хёнджин был другим. Его голос не дрожал, Феликс услышал в нём лишь стремление убежать от чего-то или кого-то. И, к сожалению, Ли прекрасно понимал, от кого.