outsize

Тонкие пальцы Хёнджина коснулись небольшого листа бумаги, края которого были слегка оборваны с одного угла. Кто-то в спешке вырвал его из общей тетради. «…ты слишком многое для меня значишь. Хочу, чтобы ты об этом знал и помнил. Помнил всегда. Даже если одному из нас придётся умереть» Сердце замерло всего лишь на секунду, и парень почувствовал, как кончики пальцев становятся ледяными. Кому понадобилось оставлять такое на барной стойке? Это было так страшно, но он не понимал от чего. Это чужое. Ему не нужно. Но то доброе, что в нём ещё жило, заставило потянуться к телефону. – Алло, менеджер? Нет-нет, с закрытием всё в порядке, просто… я лишь хотел сказать, что закончил и уже собираюсь пойти домой. Если Вам что-то нужно… нет? Хорошо, тогда до завтра. Да, спокойной ночи. Остановил сам себя. Логика ехидно улыбнулась в сторону сжавшегося сердца и процедила «ненавижу, слабак». Хёнджин поднял глаза на потолок, всматриваясь в неоновую люстру. Какого чёрта происходящее кажется таким знакомым? Точно. Пару лет назад похожая записка так же была оставлена на барной стойке, только самим Хёнджином. Отличала их лишь одна деталь: тогда парень был очень пьян и успел написать начало, так и не продолжив интересное повествование. Привкус этого «начала» всё ещё горчил на языке, от чего Хван поморщился. Сейчас он не станет это вспоминать, ему не нужно рефлексировать, главное просто добраться домой. Какая кому разница, что было написано на той бумажке? И есть ли ему дело до того, что его находка — прямое продолжение прошлого? – Да что это за бред… такого же не бывает. Хёнджин сжал чужие слова в своей руке и хотел выбросить в ближайшее ведро, но почему-то снова остановился. Тихо вздохнув, он попытался отговорить себя от следующего за этой безумной мыслью поступка. И у него не получилось, записку он спрятал в карман пиджака и поспешил выйти на свежий воздух. Стеклянная дверь легко поддалась, ключ плавно вошёл в замочную скважину и провернулся. Парень был поглощён своими раздумьями, поэтому даже не заметил, как простоял несколько минут, по-настоящему заворожённо смотря на своё отражение. Ему не нравилась весна, но вечерами она становилась особенной даже для него. Этот воздух, который хотелось вдыхать полными лёгкими, чтобы он заполнил всего тебя. Поглотил без остатка. И, растворившись в приятной эйфории, ты смог бы забыть обо всех проблемах, что окружили тебя как вражеские солдаты на войне. У каждого в руках автомат, в глазах — решимость, а за душой ни гроша, потому что убивать проще, чем сохранять жизнь. Хёнджин коснулся дверного стекла лбом, прислонившись так, будто оно было самым родным для него. Как это мелочно, Хван, как по-детски… доверять объектам больше, чем людям. И всё же, за это он себя не мог ненавидеть. Он не обязан подходить под чьи-либо стандарты. Ему было комфортно с самим собой, а остальное казалось тривиальным. В кармане пиджака раздалась вибрация, напоминая о том, что чужая записка всё ещё была у него, хотя не должна была там оказаться. Это неприятный укол совести, или что похуже — Хёнджин узнает потом. Когда для этого будет подходящее время. На экране телефона высветилось короткое сообщение «я жду тебя», от чего у парня сильнее забилось сердце. Он всегда реагировал открыто и искренне на то, что писал человек, способный весь мир перевернуть с ног на голову и поставить обратно. Такой уж Ян Чонин — до одури хитрый и одновременно несказанно милый. Ему нельзя отказать. Хвана хватило только на короткое «ок» в ответ, и он понял, как сухо это прозвучало. Младший непременно спросит, что это был за тон, и что всё-таки случилось. Кроме записки, которая не принадлежала парню, день был продуктивным и интересным. Один мужчина рассказал такую красочную историю про свою бывшую жену, что Хёнджин невольно вспомнил своего парня. Кстати, тоже бывшего. Но на работе он никогда не позволял себе лишнего, поэтому продолжил разливать алкоголь по бокалам, просящих снова и снова. Работать барменом ему нравилось: ты впитываешь, отдаёшь, проживаешь. Каждая эмоция на счету, это вгоняло в адреналин, горячило кровь и гнало её по венам с немыслимой скоростью. В полном экстравертном экстазе Хёнджин бросался в омут с головой и большим удовольствием. Других подобное могло напугать, вымотать, словом, выжать все соки, но для парня это был аттракцион по выбору. Осознанному и желанному выбору. Раньше Хван бы, наверное, отпирался, утверждал, что одиночество действительно ему по душе, нет необходимости постоянно звонить ему и приглашать прогуляться, как это делал Феликс. Они были друзьями со старшей школы, но сильно поссорились, когда выпускались из университета. С тех пор их связывали самые обычные приятельские отношения, потому что Ли, к примеру, не очень хотел оставлять всё вот так, прощаясь и доводя друг друга до грани «я ненавижу своего бывшего лучшего друга». Впрочем, на ненависть ни один, ни другой не были способны. – Ты сегодня позднее обычного, тяжёлая смена? – Давай без расспросов, я знаю, тебе не понравилось моё «ок», но я просто много думал. – О чём же? Хён, мне интересно, – Чонин сделал шаг в сторону, уступив старшему, но продолжая сверлить его взглядом, – не отстану. Хёнджин вздохнул, повернувшись лицом к любопытному парню. Он так и не избавился от вредной привычки не спорить с ним. Хван вообще мало что мог сделать против Чонина. – Хорошо, но сначала твой фирменный массаж. Мышцы ужасно ноют. – Я слышу их плач, – посмеялся Ян, указав на дверь ладонью, – проходи и раздевайся. Свечи я уже зажёг, масло на прежнем месте. – Так-так, что ты задумал? Куда спешишь? – Догадливый какой, Хёнджин-а, – младший приоткрыл губы и немного прищурился, – прости, я не хотел тебя так называть. Вырвалось. Словно маленький зверёк парень умело сыграл позицию жертвы, хотя Хван всё равно не собирался на него злиться. Подумаешь. Да, это до сих пор причиняло дискомфорт и возвращало в те времена, когда счастье казалось вечным, однако не убивать же теперь из-за этого? – Всё нормально, Йен, давай уже, иди куда шёл. Парень скрылся за дверью спальни, пытаясь оставить все мысли о прошлом в этом самом «прошлом». Прикрыв глаза на мгновение, он столкнулся с тем, что всё начало казаться явью. Голова закружилась, и Хёнджин отшатнулся в сторону, упираясь плечом в стену около полки с маслами. Запах различных видов тягучей жидкости ударил в нос, что спровоцировало очередной выброс адреналина, стремительно перекочевавшего в около экстазное состояние. Хван испугался, что натворит дел, но, порядком надышавшись маслами, перестал об этом думать в ту же секунду. Ему лучше всех было известно, что именно использовал Чонин, чтобы мышцы после его массажа чувствовали себя заново родившимися. С кожей младший контактировал идеально. Их совместимость была за гранью понимания. – Хён, ты весь дрожишь, – невинный шёпот коснулся уха, заставив Хёнджина утробно проскулить, и он очень сильно надеялся, что этого никто не слышал. Ян умело сделал вид, что пропустил такую шалость мимо, и лишь помог старшему дойти до кровати. – Йен, он ведь… был так хорош, верно? Почему он ушёл? Почему, Йен? Чонин моргнул несколько раз, будто отгоняя негу, которая могла накрыть его в столь ответственный момент. Хёнджин говорил о своём бывшем, слова о нём выбивали почву из-под ног, меняли все распорядки этого мира. Страшно было думать, не то что говорить. – Ты же знаешь, почему. Хёнджин, если ты действительно себя ценишь, пожалуйста, помоги себе его забыть. Тебе обязательно станет легче. Только помоги. – Как его забыть? Как заставить себя пресекать мысли, блокировать слова? Как вырезать его из собственного сердца? Нужно ли быть бессмертным для этого? Если так, то я обречён. Младший выдохнул, неуверенно положив ладонь на чужое плечо. Пальцы невольно заёрзали по ткани пиджака, слегка сминая ту. Затем Чонин наклонился вперёд, прислонившись к плечу щекой. – Я буду рядом, даже если ты обречён.