Дело №143

      Оставшуюся смену Лиз провела, словно находясь вбреду; ближе к обеду она вспомнила, что ещё утром ей пришло какое-то сообщение, но в этой кутерьме она вовсе забыла об этом.       Урвав свободную минутку, Лиз зашла в комнатушку, заперла за собой дверь на хлипкую защёлку и, закрыв глаза, прислонилась спиной к прохладной поверхности. Беспросветное будущее, которое старательно и с особой жестокостью рисовало подсознание, каждый раз заставляло всё её тело напрягаться, точно она была пловцом, готовящимся к прыжку со стометровой высоты. Разница была лишь в том, что ей хотелось разбиться о воду, протягивающую свои холодные руки и забирающую в смертельные объятья на тихую глубину.       Лиз даже не всегда осознавала, что в моменты задумчивости стискивала зубы с такой силой, что потом ныла челюсть. Эта боль становилась напоминанием о том, как глубоко уносили её собственные переживания.       В кармане куртки снова пиликнуло. «Точно, телефон», — Лиз легонько стукнула себя по лбу и лениво отошла от двери. На удивление, уведомление было не одно — вереница оповещений пронеслась перед глазами, но единственное оказалось действительно достойным внимания.       «Списание со сберегательного счета». Дальше Лиз не стала читать, выронив телефон из ослабевших пальцев.       Всё кончено. Действительно кончено. Одно сообщение перечеркнуло её будущее. Ноги подкосились, и Лиз, больно ударившись, упала на колени. Стоя на четвереньках в подсобке, она жадно глотала воздух, открыв рот, точно рыба, выброшенная на берег. Лёгкие жгло огнем, а по телу разливался холод, заставляя вжать голову в плечи. Лицо горело так сильно, что, казалось, вот-вот действительно вспыхнет, подобно спичке. Слёз не было, да и какой в них толк? Лиз завалилась на бок, обхватила колени руками и, не мигая, сверлила взглядом пустую стену с потрескавшейся на ней краской в самом низу, у широкого плинтуса.       «Забудь о карьере, об обучении, о том, что впереди ещё ждёт хоть что-то светлое… Нет. Тебя ждёт тьма — беспроглядная, хватающая за горло липкими ледяными щупальцами», — мысли суматошно носились в голове, путая сознание.       Оцепенение и неконтролируемый страх — вот всё, из чего сейчас состояла Элизабет. Лежащая на полу, преисполненная жалости к себе, свернувшаяся в позе беззащитного эмбриона, она хотела только одного — чтобы это дурацкое сообщение оказалось шуткой, очередным «разводом» мошенников — чем угодно, только не реальностью. Сама мысль об этом была невыносимой.       Как он мог? Зря Лиз приняла отсутствие новостей от брата и его длительное молчание за добрый знак. То было лишь затишье перед бурей, смертельным штормом, что подхватит её, подчинив своей мощи, и понесёт в самую пучину, предварительно переломав кости о скалы.       «Как ты мог, Мик?..»       Лиз сжала ладони, впиваясь ногтями в кожу, чтобы хоть немного унять дрожь, бьющую по телу. По рукам поползли колючие неприятные мурашки.       Когда мамы и папы не стало, то немногое, что они сумели скопить на скромные заработки учительницы и продавца бытовой техники, перечислили на счёт, который теперь принадлежал им с братом. У Мика не было возможности распоряжаться деньгами до достижения совершеннолетия, поэтому Лиз, как только начала зарабатывать, часть денег всегда вносила на этот счёт. Наивно полагала, что брат возьмёт лишь то, что ему причиталось по закону, а свои сбережения она потратит на оплату обучения.       Глупость, беспечность и отчаянная, ослепляющая вера в то, что человек, а тем более родной брат, не может быть последним законченным куском дерьма, сыграли с ней злую шутку. Стоило вывести все деньги, как только Мик впервые попал в поле зрения полиции и связался с сомнительными людьми, но как же тяжело терять веру в то, что считаешь священным… В голове не укладывалось, как из доброго, улыбчивого мальчишки с постоянно выгорающей на солнце чёлкой до самых глаз, Мик превратился в существо без морали, чести и достоинства. Предателя. Вора. Он обокрал её, тихо и подло, как делают все мерзавцы… Родной брат, у которого так же, как и у Лиз, не осталось «корней» в этом мире, кроме неё. Но и их он решил выдернуть, посыпав их отношения пеплом. Чтобы наверняка.       «Нужно вставать. Сколько я вообще здесь провалялась?» — Лиз мотнула головой, сосредотачиваясь на настоящем. Телефон немым свидетелем её слабости всё ещё лежал у ног. Слух уловил едва различимые шаги по коридору, а следом раздался требовательный стук в дверь.       — Не хочется тебя расстраивать, но обед уже закончился, — голос Тайлера стал отрезвляющей, но очень нужной пощечиной.       — Дай мне минутку, — прикрикнула она в ответ, поднимаясь и оправляя помявшийся подол униформы.       — Передам нашим нетерпеливым клиентам, — саркастично раздалось из-за двери, и звук шагов стал удаляться.       Голова раскалывалась от внезапно накатившей боли, внутри всё будто превратилось в трясущееся желе, а губы пересохли. Лиз облизнула их, машинально поправила прическу, не отнимая взгляда от трещины на стене. Точно так же медленно рушилась её собственная жизнь — раскалываясь на куски с неровными краями.       Элизабет подняла телефон, с нескрываемым отвращением засунула его в карман куртки, отёрла лицо, похлопав себя по щекам, чтоб вернуть им хоть немного цвета, и, глубоко выдохнув, вышла из подсобки.       Остаток дня проходил, словно в тумане — уши то и дело беспричинно закладывало, будто кто-то заботливый устраивал свои ладони на её голове, лишая слуха и оставляя только чёткость зрения и быстроту рефлексов. Разговаривать не было ни сил, ни желания, поэтому весь словарный запас для клиентов сводился к сухим рубленым фразам и скупым кивкам головой. Кажется, они и не ждали от обычной официантки большего. Лиз и сама забыла, когда хоть на немного приближалась к собственным ожиданиям относительно себя и своей цели в жизни. Как-то глупо всё выходило. Или не выходило вовсе.       К счастью смена закончилась с наступлением темноты, и Лиз отправилась домой. На выходе из кафе она с угрюмым видом пересчитала чаевые, которых скопилось бессовестно мало (ну, а на что ещё можно было рассчитывать, когда она разливала кофе с отсутствующим видом и ставила тарелки перед гостями, даже не пытаясь изобразить подобие улыбки). За вычетом утреннего штрафа от Тайлера её получки хватало на один поход в магазин. Какой именно — она решила уже у входа метро.       Волна людей, спешащих по домам, подхватила её тело, которое двигалось совершенно инертно, и внесло в вагон. Лиз ощущала себя тонущей под толщей чёрной воды, даже, кажется, дыхание задержала на несколько мгновений — то ли её так сильно вжало в другого пассажира, то ли она просто не хотела принять, причитающуюся лёгким, порцию кислорода. Погружённая в собственные мысли, она слышала, как бьётся сердце метро, как открываются и закрываются двери, выпуская из плена металлоконструкций пассажиров, что в спешке толкались плечами и отдавливали ноги.       Всем вокруг было плевать. Ощущение иссушающего, скребущего когтями по горлу одиночества, обострялось в такие мгновения, в переполненном вагоне. Какая ирония.       Лиз держалась за треугольную петлю, подвешенную к верхним поручням, пока её тело «танцевало» под натиском входящих и выходящих незнакомцев. Будто деревянная кукла с перерезанными верёвками, наскучившая и выброшенная кукловодом, она могла только ощущать собственную беспомощность и пожирающую тоску. Лиз на секунду поймала себя в отражении чёрных стекол, и из груди вырвался тихий всхлип. Она закрыла глаза, стараясь задержать неуместную сейчас истерику, и просто позволяла вагону, набитому безликими попутчиками, нести себя под землей.       Выйдя из метро, она не без облегчения вдохнула морозный воздух. В ноздрях защипало, отчего на глаза выступили слёзы. Она сморгнула их, вытерев нос тыльной стороной ладони. Достала телефон из кармана, скорее действуя безотчетно, нежели из любопытства — тот хранил безмолвие, что было к лучшему. Она никому не нужна, никто не беспокоиться о её благополучии и не справляется, как прошёл очередной день. Лиз шмыгнула носом, посильнее натянула капюшон, скрываясь от надоедливого колючего ветра, и направилась туда, где точно найдёт молчаливого и понимающего собеседника.       Алкомаркет, расположившийся на соседней от её дома улице, стал привычным местом, куда девушка заглядывала после смен или учёбы. Её здесь знал почти каждый сотрудник, широко улыбаясь и приветствуя по имени, едва завидев в дверном проеме — измученную и хрупкую. В мире нормальных людей такая известность должна была бы смущать, быть предметом осуждения, но Лиз уже смирилась с тем, что она не найдёт свет в конце тоннеля, а потому ей было приятно знать, что хоть кто-то, возможно вспомнит о ней, когда она не зайдет за выпивкой в очередной раз.       По дороге до дома её сопровождал весёлый перезвон стеклянных бутылок в плотном бумажном пакете, который в тишине тёмной улице звучал как песня маленьких колокольчиков на упряжке лошадей. Лиз любила этих умных и добрых созданий. Воспоминания о том, как она беззаботно расчёсывала лоснящиеся гривы и украдкой подкармливала яблоками обитателей конюшни, болезненно кольнули в груди, вместо того, чтобы вызвать робкую мечтательную улыбку. Та жизнь осталась далеко в прошлом; не стоит ворошить то, что уже упокоено и предано земле.       Привычное немое спокойствие встретило хозяйку квартиры. Она сбросила куртку и обувь, включила свет и с надеждой в голосе, которой почему-то сама же и устыдилась, позвала:       — Солар?       Её голос дрогнул и разнёсся по комнате, взлетая к пожелтевшему от времени потолку. Ответа не последовало. Лиз метнула взгляд в сторону узкого окошка, ведущего на козырёк. Подсохшие бордовые следы виднелись на подоконнике и раме. Всё-таки Сол оказалась не в духе и решила-таки проветриться. Может, оно и к лучшему — Лиз не требовались лишние свидетели.       Она запрокинула голову и прикрыла глаза, пытаясь заземлиться в моменте. Привычно шумела вода в трубах, за окном насвистывал свою унылую мелодию ветер, заставляя ветки царапать своими тонкими сухими пальцами стёкла домов, монотонно перешёптывались и шуршали лопасти в вентиляционной шахте, словно обмениваясь секретами хозяев квартир, из крана кухонной мойки со звуком исправного метронома падали и разбивались маленькие капли. У соседей сверху неприлично громко орал телек: «Ты разговариваешь с Богом — ты верующий…»       — Если бог разговаривает с тобой — ты психически больной, — продолжила фразу Лиз и хмыкнула. Неужели ещё кто-то смотрит старые сериалы про медиков? Когда-то она смотрела их тоннами, в то самое беззаботное время, когда шкала личной ответственности доходила до предельных значений в случае «вовремя лечь спать» и «покосить траву на лужайке в воскресенье».       Не открывая глаз, она, доверяя своей координации и пространственному ориентированию, сделала шаг вперёд. Судя по оглушительному звону стекла под ногами, она чуть не избавилась от молчаливого визави на вечер — бутылка водки грустно вывалилась из пакета, и будто бы, глядя на неё с укором, накренилась на одну из граней.       Лиз ещё раз окинула придирчивым взглядом пустующую конуру, которую она называла домом. Как она докатилась до всего этого? Хотела бы она знать… Хоть все психологи, работавшие с ней и Миком в медицинском центре, как один твердили о травмирующих обстоятельствах, Лиз точно знала — они ошибаются. Её рождение — ошибка. Она противоестественна и оттого чувствует, что умерла уже давным-давно, только отчего-то приходится тратить кислород впустую, по инерции. Возможно, она незаслуженно заняла место другой души, той, которой суждено было явиться на этот свет и прожить жизнь в любви и радости?.. Беттани.       Имя её менее удачливой сестры близнеца горчило на кончике языка даже будучи непроизнесённым. Лиз снова взглянула на шрам на запястье и тряхнула головой, словно избавляясь от надоедливых мыслей. Она схватила бутылку, что лежала у самых ног, и достала из шкафчика прозрачную кружку — не слишком элегантный выбор для того, чтобы пить алкоголь подобным способом, но тех, кто находится в шаге от встречи с бездной, такие мелочи уже не волновали.       Напиваться в одиночестве оказалось делом нехитрым, да и быстрым. Она приговорила половину бутылки, практически не закусывая, оставляя без внимания фисташки, рассыпанные на столе, и тонкие ломтики сыра, добытые ею из холодильника. Бог весть, с каких времён они доживали в холодном ящике свой век. Тело расслабилось, а разгорячённая алкоголем кровь пульсировала в висках. Туман в голове становился гуще и плотнее, скрывая все ненужные и пустопорожние мысли. Перед глазами картинка окружающего мира ожидаемо расплывалась, смягчая силуэты предметов и словно бы приглушая и без того неяркий свет.       Лиз невидящим взглядом смотрела сквозь бутылку со спиртным, и то бездумно скребла ногтями правую щёку, то пожимала плечами, или её брови ни с того ни с сего поднимались в удивлении. Со стороны могло показаться, что она спорит сама с собой, забивая препирающееся сознание собственными же аргументами, а под конец и вовсе соглашаясь с какой-то мыслью.       Когда она почувствовала, что контроль над разумом и телом всецело принадлежал не ей, а выпитой водке, она кое-как поднялась из-за стола и направилась к выходу, попутно сбивая всё на своём пути. Почти у самого порога, с трудом натягивая куртку, она неуклюже повернулась вокруг себя в поисках второго рукава и чуть не рухнула на пол.       Сидя на пятой точке, под дверью она не без труда огляделась вокруг — безжизненная пустота наполняла её сердце, но только сейчас Лиз осознала, что заражала это тлетворной безнадёжностью всё, чего могла коснуться. И эту квартиру тоже: она была пустой, безликой и холодно-неуютной. Как и сама Элизабет по её мнению. Напоследок, окинув взглядом свои немногочисленные вещи, она громко шмыгнула носом. Слёзы горячим водопадом хлынули из глаз, когда она увидела пустую кошачью миску.       — Сол? — в промежутках между громкими, уродливыми всхлипами с робкой надеждой позвала она. Но ответом послужил лишь звук двигающихся лопастей вентиляции и гуляющий за окном ветер. Лиз была совершенно одна.

***

      Шорох крыльев был почти не слышен — его жадно проглатывала темнота улицы, наполняющей ночь особенным звучанием. Крис осторожно опустился в проулке между домов, скрываясь в черноте. Он с блаженным трепетом вдохнул свежесть пролившегося ранее дождя и сырость земли под ногами. Было в этом всём своё очарование — люди уже давно забыли о таких простых радостях.       Возвращаться на Землю всегда было для него волнительным — его внешняя человеческая оболочка не всегда была надёжной, время от времени, при выполнении задания, оказывалась слишком уязвимой, а для быстрого восстановления приходилось экстренно ретироваться в Обитель — никто не должен был становиться свидетелем божественной силы. Что уж там говорить — быть человеком ему нравилось, за исключением одной маленькой детали — умирать он не торопился, а Смерть всегда отрабатывала свою часть контракта на «отлично», что касалось людей. Правда, некоторые из них пытались оставить Костлявую ни с чем, беря на себя чересчур много.       Самоубийцы. Постояльцы Преисподней. Как ни назови, но эти ребята нещадно портили статистические показатели, и борьба за такие потерянные души шла столько же, сколько существовал этот бренный мир.       Крис бегло взглянул на циферблат наручных часов — необходимая вещица в мире, который повиновался безусловной смене дня и ночи, — доходила почти полночь. Стоило поторопиться — свёрток с деталями задания, что выдал ему ДжиДжей, тускнел, превращаясь из благородного алого в грязно-красный, так всегда происходило с теми, чей конец был слишком близок.       Недалеко раздались чьи-то изумлённые возгласы. Крис стряхнул с себя невидимые пылинки и двинулся в сторону звуков, уже зная, что его ожидает за поворотом. Под окнами многоэтажки начинала собираться толпа зевак, указывающих пальцами высоко над головой и тихо переговаривающихся. Он неслышно для человеческого слуха подошёл к наблюдающим людям и встал позади. Прикрыл глаза, концентрируясь, и едва заметно провёл рукой по воздуху, считывая настроение собравшихся. Ожидаемо, часть из них жаждала кровавого представления, всплеска адреналина, горячей новости, которую они будут пересказывать в офисе завтра за утренним кофе. Крис поморщился, словно рядом с ним оказалась зловонная куча, и поспешил убрать руки в карманы брюк.       — Пошли вы все в жопу, ублюдки! — женский голос, судя по истеричной интонации и невнятной дикции, принадлежал тому, ради кого собралась эта небольшая толпа случайных зрителей. Главная героиня стояла на краю крыши, размахивая пустой бутылкой, нервно дергая рукой, будто отгоняла назойливых птиц с дороги.       «Да уж, будет весело», — успел подумать ангел, взирая на своё задание снизу вверх. Сверток в нагрудном кармане куртки начинал обжигать, возвещая таким образом о том, что время Элизабет — его подопечной с этих пор — на исходе. Оглядевшись и убедившись в том, что он никому неинтересен, в отличие от девушки, что уже занесла одну ногу над пропастью, растворился в тусклой вспышке света, оказываясь позади горе-самоубийцы.       Он, как и всегда в таких случаях, действовал быстро и наверняка: один взмах пальцев — и Лиз погрузилась в неглубокий сон, второй — и её тело накренилось назад. Руки Криса аккуратно подхватили ничего не подозревающую девушку, в то время как толпа внизу успела закричать, испуганно ахнуть, и кто-то один даже гневно сплюнул в разочаровании, что не увидел ничего выдающегося.       Вдалеке послышался вой полицейских сирен, которые очевидно прибыли по её душу. «Но я был быстрее, ребята», — ухмыльнулся Кристофер, унося девчонку подальше от хлёсткого холодного ветра, что так и норовил пробраться под одежду. Человеческая оболочка начала быстро терять тепло, что совершенно не радовало Ангела, привыкшего к теплу, спокойствию и постоянному свету.       — Ну, всё, теперь домой, Лиз, — мягко произнёс Крис, беря девушку на руки. Её голова безвольно свалилась ему на грудь. Каштановые волосы беспорядочно закрывали её лицо, но даже в таком виде ангел приметил, что она хорошенькая, только разило от неё как от выгребной ямы, политой спиртом.       — Ква…ира трицать …емь. — еле ворочая языком, пробубнила Лиз, совершенно буднично обхватила руками его шею и потёрлась щекой о широкую грудь.       — Ох, спасибо, милая, что не пришлось искать эту информацию в твоём сознании — там совершенный бардак, — облегчённо выдохнул Крис и улыбнулся.       Спустя мгновение они уже оказались у неё дома. Ангел с неприкрытым удивлением осмотрел окружающую обстановку и нахмурился. Всё оказывалось гораздо сложнее и парой встреч проблему с этой подопечной точно решить бы не удалось. Теперь стало ясно, почему ДжиДжей всучил этот случай именно ему — трудоголику и перфекционисту, который не сможет бросить работу на полпути. «Блестяще, Босс», — пронеслось у него в мыслях. Но из раздумий тут же вытащил короткий всхрап, раздавшийся от Лиз.       Он уложил девчонку на кровать, заботливо избавил от верхней одежды, надетой наизнанку — не мудрено в таком-то состоянии, — и кое-как стянул обувь. В ту же секунду в дверь постучали. Устало выдохнув, Кристофер поплелся к двери, на ходу снимая куртку и отправляя её взмахом руки на вешалку. Стук становился настойчивее, и ангел оглянулся на Лиз, которая уже перевернулась на живот и подложила руки под голову. Убедившись, что она крепко спит, он взглянул на себя в зеркало, взъерошил платиновые завивающиеся у лба волосы, и с самой непосредственной улыбкой открыл. На пороге стояла пара полицейских — на безэмоциональных лицах читалась усталость от подобных вызовов среди ночи, а беглый «осмотр» вообще открыл Крису несколько занимательных деталей, касательно совершенно неслужебных отношениях этих двоих.       — Доброй ночи, офицеры, — он тихо поздоровался и приглашающе отступил вглубь комнаты.       — И вам, мистер… — нетерпеливость девушки-полицейской ощущалась физически. Она постукивала концом ручки по служебной папке, а её напарник сурово буравил Криса взглядом, стоя позади.       — Анжело, — не мигая выпалил Кристофер, ещё очаровательнее улыбнувшись.       Выяснение обстоятельств, из-за которых Лиз оказалась на крыше и вызвала «переполох» у соседей, вышло недолгим. Устав от пустой болтовни, Крис просто воспользовался даром убеждения, выложив офицерам короткую и захватывающую историю о том, что его «соседка немного перебрала и просто захотела проветриться на крыше». Его откровенно забавляло то, с каким искренним интересом эти двое поглощали полуправду. Подписав какие-то бумаги, которых через пару часов уже не будет в участке, он с всё той же добродушной улыбкой, закрыл за офицерами дверь. Предварительно избавив их головы от воспоминаний о произошедшем.       Он удовлетворённо расправил плечи и, потирая ладони, направился к Лиз, что всё ещё находилась в пограничном состоянии между сном и явью, благодаря его стараниям. Крис опустился и сел рядом с изголовьем кровати. Убрал с лица девчонки спутавшиеся волосы и внимательно взглянул на подопечную. Миловидное лицо овальной формы было бледным и измождённым, под дрожащими чёрными ресницами пролегли тёмные круги, свидетельствующие о постоянном недосыпе и стрессе, обветренные и потрескавшиеся губы были приоткрыты, и из них рваным пунктиром вырывались беспокойные вдохи и выдохи.       — Нам предстоит долгий путь, Лиз, — едва слышно проговорил он, проводя рукой по воздуху между ними, считывая её как открытую книгу. Чёрную, с рваными страницами внутри. Ему предстояло починить, сшить всё набело, исцелить эту душу. Он на мгновение ослабил воздействие своей силы.       Девушка встрепенулась, осоловело сощурившись, и взглянула на парня одним глазом. Недовольно пробормотала: — Ты ещё кто такой?       Крис поспешил убрать от неё раскрытую ладонь. Движение вышло слегка резким и каким-то неуверенным.       — Кристофер, — ответил незнакомец ласково. Улыбка, застывшая на его губах, сияла так, словно кто-то зажёг весь свет в квартире. — А теперь тебе пора как следует поспать. — Его ладонь оказалась на её щеке, и мир тут же погрузился в тёплую, мягкую темноту, которая впервые в жизни не пугала Лиз.