Ветер над городом

      В школу все-таки пришлось идти. Отец повздыхал, выслушав рассказ про Женю и её странную семейку, погладил по голове, сказал: «Ох, Петь. Святая ты душа» и заставил лечь спать пораньше. А на следующее утро погнал на уроки:       — Драма кончилась, Петюнь, хорош страдать. Найди себе проблемы по плечу, у тебя на носу тесты, вот о них и думай.       — А Женя? — удивился Петька словам отца. Вчера вечером тот, казалось, всё понял, проникся, посочувствовал не Петьке, а Жене. — А как же она?       — Это не твоя головная боль. Ты меня понял?       — Нет, не понял, — возмутился Петька, — я её не брошу!       — У тебя план есть? — серьезно спросил Иван Петрович. — Как действовать собираешься?       — Да уж не сидеть на жопе ровно! И не делать вид, что меня это не касается. Меня касается! — Петька набычился. — В полицию пойду! Всё расскажу.       — Так. — Кивнул отец. — Они не станут с тобой разговаривать и отправят в опеку. Что ты скажешь там?       Петька смутился. Всерьез он об этом не думал. Казалось, что сама ситуация и не требовала никаких уточнений, но теперь он засомневался. И правда, что говорить? Что отец пьет? Да полно пьющих отцов. Что мама странная? А может быть, она и не странная вовсе, может быть, это она из-за Петьки и его внезапного визита так себя вела.       — Но ведь синяки! Синяки есть! — крикнул Петька.       — Есть синяки. — Согласился отец. — С этим не поспоришь. Только, во-первых, она их никому не показывала и от тебя прятала, ты их случайно увидел, так?       — Ну, так.       — Стало быть, скрывает. С чего ты взял, что в случае разбирательства она обо всем чужим людям расскажет, раз даже тебе говорить не захотела? — Иван Петрович, видя замешательство сына, продолжил. — Во-вторых, ты вспомни свои синяки, которые я тебе на мягком месте наоставлял. Мне и самому о них вспоминать горько, до сих пор меня совесть за это гложет, но ведь ты тогда в полицию не пошел, а значит, хоть и обиделся, а совсем меня со счетов списывать не спешил. Так ведь?       — Типа того. — Нехотя согласился Петька.       — Ну, вот. Что же ты думаешь, она своего отца меньше любит за то, что он пьяница? А если нет? Какой это будет для нее подарок, если его, как ты говоришь, посадят?       — Что же делать, пап? Ведь так тоже нельзя. — Петька нахмурился. — Нельзя делать вид, что ничего не случилось!       — Нельзя. Но это, повторюсь, не твоего ума дело! Так что, Петь, больше к ним не суйся! В гости без спросу не ходи, не надоедай и вообще — сконцентрируйся лучше на учебе.       Что-то в упрямом Петькином взгляде Ивану Петровичу не понравилось. Он взял сына за плечо, развернул лицом к себе, сказал серьезно:       — Пообещай, что не полезешь? Пообещай! Или действительно не сядешь на жопу ровно, слово даю! Не доводи, Петь, до греха. А я уж со своей стороны попробую эту историю пощупать аккуратно, но и ты мне проблем не подкидывай. Договорились?       — Да каких проблем? Да что я сделать могу? — отнекивался Петька.       — И думать не хочу, куда тебя в следующий раз понесёт приключения искать. — Отрезал Иван Петрович. — договорились или нет?       — Договорились. — Буркнул Петька нехотя.       — Лады. — Кивнул батя. — Давай дуй в школу, а то опоздаешь.       В школе Петьку ждал сюрприз — Жени не было. Сердце Петькино сделало в груди кульбит и затряслось как заячий хвост. На звонки и эсемески она не отвечала, сообщения, которыми Петька закидывал её в мессенджерах, не смотрела и вообще нигде не появлялась.       Уроки Петька высидел с трудом, весь исходя на беспокойство. Друзья удивились и засыпали вопросами, почему вчера прогулял и почему сегодня весь «на измене». Петька едва не ляпнул правду, в последний момент сообразив, что рассказывать-то нельзя — ни про дядю Борю, ни про синяки — это всё-таки не его секрет, а Женин. Наплел про конфликт с отцом, не вдаваясь в подробности.       С последнего урока бежал как ужаленный, специально сделал крюк, чтобы у Жениного дома под окнами постоять, но это было бестолку — ничего там было не видно. Балконная дверь была закрыта плотно, и Петька, нарочно отдежуривший во дворе минут сорок, так никого и не дождался — то ли дядя Боря курить бросил, то ли его там вовсе не было.       Домой Петька вернулся расстроенный, напуганный и с красным носом и до самого прихода отца метался по квартире, как зверь в клетке. Стоило Ивану Петровичу переступить порог, как Петька встретил его грубым и нетерпеливым:       — Ну?!       — И я рад тебя видеть, сынок. — Ответил тот.       — Папа, её сегодня в школе не было! — выпалил Петька. — Я не знаю, что делать!       Иван Петрович нахмурил кустистые брови, помолчал, потёр задумчиво подбородок, наконец, изрек:       — Что же делать, что делать… Уроки делать пробовал?       — Папа! — взорвался Петька. — Да какие, к черту, уроки?! Да, может, там с ней вообще…! Может быть всё, что угодно! Она в школе не была, она трубку не берет, она на сообщения не отвечает!       — Может быть, она заболела? — предположил батя, — вот в школу и не пришла.       — Она бы написала! Что ей мешает?       — Могла и обидеться. Она ведь тебя просила не соваться, ведь так? А ты полез с её родителями выяснять отношения.       Доводы были убедительные, вот только Петьке от них было не легче.       — Ты сказал, что поможешь. — Шипел он обиженно. — Обещал!       — Нет, сынок, — поправил Иван Петрович, — я обещал разузнать, что смогу. И только.       — Ну, и? Разузнал?       — Разузнал. И даже кое-чего предпринял, хотя этого я и не обещал.       — У меня вопрос жизни и смерти! — рычал Петька, — а ты в свои адвокатские игры со мной играешь! «Обещал — не обещал», «говорил — не говорил». — Передразнил Петька. — Они, может быть, её уже убили! А ты…       — Ну-ка, брат, остынь! — Батя обхватил Петьку за плечи и повел в кухню, — хватит драматизировать. До пятнадцати лет дожила, не убили, это раз. Неделю назад ты ни за какую Женю не беспокоился, и всё с ней было более-менее, значит не на тебе её безопасность держится, это два. И сам мне давече говорил, что вовсе у вас никакая не любовь, и ничего такого и быть не может, а теперь аж из штанов выпрыгиваешь. С чего бы?       Иван Петрович усмехнулся. Петька дернулся зло, но отец был сильнее и не пустил.       — Ладно тебе, не сердись! В утешение скажу, что о жизни и смерти речь, конечно, не идёт. Родители её любят, по-своему, и ничего ей плохого не сделают, хоть твой визит и произвел на них неизгладимое, так сказать, впечатление. Ты… Как вы там говорите? «Навел суету»? — отец посмеялся, — внёс разнообразие в их серые будни, это точно.       — Ты у них был? Разговаривал? Женю видел? Как она? — завалил Петька отца вопросами.       — Отчитываться перед тобой я не обещал. — Ответил Иван Петрович и тут же успокоил, — придет время, Петь, ты всё узнаешь. А сейчас помни про наш договор: ты в это дело не суешься. Там деликатность требуется, а ты на неё не очень-то способен. Без тебя разберутся. Запасись терпением.       Петька запасался терпением, но оно кончалось быстро. Он снова запасался, и оно снова кончалось. В школу он ходил, но сидел там чучелком, ни о каких уроках и думать не мог. Лёнька с Серым не на шутку за него испугались, особенно, когда стало ясно, что объяснить свое состояние Петька вразумительно не может, а только мычит в ответ на все вопросы что-то мутное про авитаминоз и недосып.       Челка его висела на лбу, как приспущенный флаг, в школе его ничто не радовало и не увлекало.       Женя не появлялась день, второй, третий, четвертый.       Дома Петька пытал отца, но тот лишь отвечал обычное «Потерпи» и «Не торопи события». Успокаивал, но без подробностей и конкретики, только намекал иногда: «Лёд тронулся» или «Тише едешь — дальше будешь».       — Главное, Петь, — напоминал отец, — держись от их дома подальше! Понятия не имею, что в твоей подростковой голове творится, мне мама хоть и давала книжку про то, как у вас там в мозгах шарики и ролики вертятся, гормонами смазанные, а мне после неё только страшнее за тебя стало. Прошу тебя не суйся!       А в ответ на все вопросы опять советовал запаслись терпением.       Петька терпел день, второй, третий, четвертый. А на пятый терпение кончилось совсем.       Вместо школы он сразу пошел к Жениному дому, покружил вокруг, посидел привычно на лавочке во дворе, поглядел на окна, а потом подошел к парадной двери и решительно нажал «четверку».