Ветер над городом

      Вообще-то Петька красавцем не был. Модником — да. Стилягой, как папа говорит. Немножко мажором — тоже да. Но вот на счёт красавца… Масть была не та — слишком светлые волосы пушились и никак не хотели укладываться во что-то лихое и по-настоящему классное, вроде причесок героев аниме. Белесые жидкие брови он одно время даже пытался подкрашивать, но выходило заметно и кринжово, а из-за коротких светлых ресниц глаза — красивые, вообще-то, синие, яркие — казались маленькими и невзрачными.       Конечно, пожалуйся Петька на свою внешность родителям, те бы его не поняли. Мама, считавшая Петьку писаным красавцем, в те редкие моменты, когда сын жаловался на не слишком изящный нос, или чересчур пухлые губы, или ещё какой-нибудь изъян своего лица, списывала недовольство на подростковые заскоки. Для неё Петька был самым красивым мальчиком на свете. Папа и вовсе говорил, что в мужике красота не главное, но что Петьке жаловаться грех — ему некрасивым быть не в кого: мама красавица, батя тоже.       Но то — родители. Про себя-то Петька знал, что он так себе. Ладно лицо, но ведь и фигура была не айс: Петька рос быстро, но как на зло — неравномерно. В длинну-то он был уже ого-го, вровень с батей, а вот вширь пока не очень получалось: плечи были узковаты, и, как все ребята, обогнавшие сверстников в росте, Петька иногда сутулился.       В общем, брал он не красотой, а харизмой и яркостью. Так-то оно, может, было бы и ничего — перед друзьями и знакомыми Петька не робел, но вот Женя — другое дело. Почему-то очень хотелось рядом с ней быть идеальным, и все недостатки чувствовалось особенно остро. Он тянулся вверх, что было сил, расправлял плечи, даже говорить старался ниже — басом.       Они гуляли по городу. В Бабкином саду, по улицам, по дворам, по набережной, по бульвару, по «Куракиной даче», опять по улицам, опять по набережной. Петька болтал, размахивал руками, поясничал, передразнивая школьных училок. Женя смеялась.       Город потихоньку промерзал. Нева притихла, как всегда бывает, когда лед начинал её сковывать, сперва у берегов, всё ближе подбираясь к середине — совсем скоро белое поле закроет её на всю ширину, и тогда станет ясно — зима пришла.       Голуби на присыпанных снегом газонах сидели нахохлившиеся. Ледяная корка под ногами хрустела весело, как тонкая вафля. Петька болтал обо всем подряд:       — А Моргенштерн нравится? — спрашивал он. — А Фейс? А Хаски?       Женя кивала.       — Он иногда такое читает! У него иногда такое бывает!       Глаза у Петьки сверкали, как у мартовского кота. Женину сумку он повесил себе на плечо, а свой рюкзак подкидывал и ловил, как мяч. Челкой он тряс словно конь гривой, то бегал вокруг Жени, то притормаживал, приноравливаясь к её шагу, насвистывал и вообще вел себя совершенно стандартным в этой ситуации образом — как дурачок.       — А эту видела? — показывал он видосы на смартфоне. — А это? Круто, да?       Женя заглядывала в его телефон, поправляла волосы за ухом, смеялась.       «Хороший знак» — вспоминал Петька батины слова.       — Я тебе в телеге пришлю!       — Ага!       — А это, смотри! Это мы с Лёнькой географичку троллим!       На экране двое оболтусов на задней парте, давясь от смеха, пропускали через приложение в смартфоне реплики училки. Те звучали с задворок класса мультяшным голосом, исковерканные и смешные. Седая географичка со свирепо зачесанными назад волосами вскакивала каждый раз со своего места, стучала линейкой по столу, вращала глазами, требовала «остановить придурство» и обещала вывести на чистую воду. Класс ржал. Оболтусы явно были довольны собой.       Женя, может, и хотела спросить, зачем они это, но Петьку уже несло дальше:       — Рофл, скажи? Агрилась круто!       — Ага!       — В школе вообще-то тонну лулзов словить можно!       — Да?       — А как же! Да мы такое вытворяли!       Петька хвастался находчивостью и остроумием, бесстрашием и хитростью. Привирал. Женя ела купленное им мороженное, слушала Петькину болтовню и глядела на него весёлыми глазами.       Если бы Петька был чуть повнимательней и Женю рассмотрел пораньше, а не в пятницу на прошлой неделе, он бы заметил, что та за эти дни улыбалась чаще, чем за весь прошлый год. А ещё он бы знал, что поглядывает она на него уже давно. Класса с шестого.       Они забежали погреться в торговый центр, и Петька тут же кинулся было смотреть кроссовки, но, поймав удивленный Женин взгляд, предумал. Прямо в фойе стояла стойка со шляпами из «Аксессорайза» и темными очками в немыслимых разноцветных оправах. Петька принялся примерять шляпы — и на себя, и на Женю. Та смущалась, но у Петьки получалось так ловко и весело, что она тоже втянулась.       Они вместе теперь поясничали и кривлялись: напяливали друг на друга нелепые панамы и канотье, надевали очки в кислотных оправах, фоткались и фоткали друг дружку, придумывали фоткам забавные подписи и тут же выкладывали в общий чат. Минут через десять их шуганул от стойки охранник, и Петька еще долго препирался с ним и возмущался, Женя краснела, извинялась и тянула его за рукав. В конце концов ей удалось увести разбушевавшегося Петьку подальше, тот даже вроде бы переключился на новую витрину с аляповатыми галстуками, но это был, оказывается, обманный маневр — стоило Жене отпустить его руку, и он тут же рванул назад сквозь толпу, оставив её растерянно оглядываться по сторонам.       Вернулся Петька быстро. В руках он нес аккуратную черную федору — шляпу с жесткими полями и заломанной тульей, которая Жене понравилась и шла больше остальных.       — Ты что? Нас же поймают! — испугалась она.       — Да я купил, а не украл! Там сейчас скидка. — Петька надел ей на голову шляпу. — Это тебе!       Женя оглядела свое отражение в витрине, поправила шляпу — та и правда сидела неплохо, из-под обода выбивались её пушистые серые волосы. Было мило и чуть-чуть кокетливо.       — Спасибо. А себе ничего не присмотрел?       Петька тряхнул головой и сунул руки в карманы:       — Вообще, я хочу розовый цилиндр, как у Вилли Вонки, но там таких нет. А на меньшее я не согласен!       Они еще погуляли по ТЦ, поглазели на витрины, пока за огромными окнами не стало темнеть.       — Мне, наверное, пора домой. — Сказала Женя и отдернула рукав, чтобы посмотреть на часы.       На тонком запястье болтался дешевенький фитнес-браслет, на экране светились цифры 16:26, а выше на бледной коже отчетливо виднелись синяки — следы от пальцев.       Петька вздрогнул. Женя заметила и быстро спрятала руку.       Веселье разом кончилось. Парень смотрел серьезно, хмуря жёлтые брови, а у Жени стал испуганный вид.       — Ну, я пойду. — Тихо сказала она и забрала свою сумку. — Спасибо за шляпу!       — Это отец, да? — спросил Петька. И добавил, смущаясь, — я его видел.       Женя долго молчала, кусая губы, а потом заговорила быстро и сбивчиво, словно оправдываясь:       — Он не всегда был такой! Он раньше был очень хорошим, а потом начались проблемы. Его с работы уволили. Он очень переживал, очень! Это с любым может случиться! Ты не думай, что он какой-то плохой, он вообще-то очень добрый! Он только когда выпьет… Он просто очень переживает…       Петька молчал. Лицо у него было строгое и серьезное, совсем было на него не похоже. Он забрал у Жени сумку, которую та так и держала в руках, и тихо ответил:       — Я тебя провожу.       Домой они шли молча. Женя придерживала на голове шляпу — ветер все время пытался ее сорвать. Петька мерил тротуар длинными ногами в узких джинсах и поглядывал на Женю. В груди у него зрела тревога и беспокойство, он хмурился, а у самого дома решился и взял её за руку.