Ветер над городом

      После школы все сразу поперлись на вписку, а Петька с Серым задержались — в последнюю минуту покупали подарок и хотели зайти к приболевшему Леньке, благо было по пути.       Кольке в подарок взяли диск с игрухой для Плейстейшен. Леньке занесли домашку. Тот друзей встретил завёрнутый в пижаму и халат и с перевязанным горлом. За домашку «поблагодарил», скривившись, и долго не отпускал друзей. Видно было, что он соскучился: выпытывал школьные новости и сплетни, сам простуженным голосом трепался о том, о сем, пока отец не погнал его в постель, а гостей за дверь.       Тараканов пригласил половину класса, а вторая половина явилась без приглашения, прознав, что предков на тусе не будет.       Дверь в хату была приоткрыта, и гвалт визгливых подростковых голосов был слышен даже на лестнице. Именинник, сцапав пакет с игрой, сразу убежал. Пацаны скинули кроссовки в общую кучу обуви. Куртки девать было некуда — вешалка в тесной прихожей была вся закрыта ветровками и парками, часть которых уже валялась на полу. Серый в конце концов просто закинул свою на самый верх — на остальные, и Петька, вздохнув, последовал его примеру.       Узкий коридорчик вел в одну сторону из тесной прихожей в маленькую кухню, где пацанов тут же развернули — там и без них яблоку упасть было негде, кое-кто даже сидел кое у кого на коленях, а в другую сторону — в комнату попросторнее. «Зала» — всплыло у Петьки в голове советское слово. В зале народ толпился вокруг журнального столика, на котором стояла огромная кастрюля. Ксюха Грушина зачерпывала из нее красную жижу половником, разливала по одноразовым стаканчикам, и раздавала желающим. Жижа призывно пахла алкоголем, и желающих отведать было много.       — Пунш! — гордо объявила Ксюха. Её круглое личико странно раскраснелось, а взгляд был чуть с поволокой.       Пацаны взяли по стаканчику. Петьку алкоголем было не удивить, но напиваться ему не хотелось — живо ещё помнилась близкая встреча с «Командирским» коньяком и её последствия. Серый, отхлебнув глоток, поперхнулся:       — Что вы туда ацетона плеснули?       — Почему ацетона? — обиделась Грушина. — Клубничное варенье, газировка, апельсин, домашнее вино… Колька ещё у отца полбутылки Бакарди нашел и таежный бальзам. Что было!       Петька понюхал содержимое стаканчика, пригубил и понял, что пить точно не будет.       Впрочем, кроме Серого с Петькой никто не жаловался. Ребята пили «пунш». Басс качал. Сабвуфер от домашнего кинотеатра скакал по полу. Часть гостей сидела на диване перед телеком, часть весело топталась под музыку — видимо «пунш» забирал неплохо, особенно на голодный желудок.       Серый примостился на диване во втором ряду — забрался на спинку. По телеку показывали футбол, и Серого такая программа развлечений на ближайший час вполне устраивала.       Петька смотреть футбол не любил. Танцевать его пока не тянуло, а больше в «зале» делать было нечего. Он уже пожалел, что пришел: ребят в маленькой хате было слишком много, одноклассники явно чувствовали себя не очень уютно — веселье выглядело натянутым. К тому же он хотел есть. Петька решил прогуляться.       Квартира у Кольки оказалась маленькой. Помимо кухни и «залы», где все стояли и сидели друг у друга на головах, было две крошечных комнатки — узких и длинных, как чуланы. Двери были везде распахнуты, и Петька заглянул внутрь: в одной на узкой тахте при свете ночника робко целовались Машка и Никитос, и Петька быстро ретировался. В другой всю стену занимала старинная мебель — шкафы с прозрачными створками стояли в ряд, а на полках, за стеклом, как продукты на прилавке, были разложены чайные сервизы, хрустальные вазы, салатники и книги вперемешку с детскими игрушками. «Стенка» — вспомнил Петька название. У бабушки с дедом тоже такое было. Там на первом этаже, за кривыми створками прятались одеяла и постельное бельё, а в верхние он никогда не заглядывал.       В животе урчало. Петька от нечего делать стал рассматривать выложенные за стеклом вещи.       — А ты чего не со всеми, Петь?       Петька вздрогнул и оглянулся. В углу на диване, поджав ноги, сидела Женя — самая неприметная девочка в классе. Он и сейчас её не заметил бы, не заговори она первой. Был у Жени такой талант — сливаться с любой обстановкой, словно она всегда носила маскировку. Полная противоположность Петьке.       — Да тесно там. — Улыбнулся Петька. — А ты чего здесь одна сидишь?       — Так тесно там! — Женя тоже улыбнулась.       Петьке стало неловко. Он отвернулся к «стенке» и сделал вид, что ужасно увлечен барахлом, которое там выложено. Уйти было почему-то неудобно, о чем говорить он не знал — он вообще не особо умел общаться с девочками. Пацаны в классе держались вместе, приятельствовали, девчонки тоже общались между собой тесно, но два этих лагеря не очень-то пересекались — обычно только по делу. Нет, были, конечно, исключения — Никитос с Машкой вместе гуляли, и та парочка, что на кухне заняла один стул на двоих — но, в целом, девчонки казались как-то старше и взрослее, а пацаны на их фоне смотрелись совсем несерьёзно.       Петька сунул руки в карманы, покачался на носках. Рассматривать хрустальные миски надоело. Надо было идти к остальным или искать о чем болтать с Женькой, и тут «на выручку» ему пришел пустой живот — он заурчал так громко, что Женька рассмеялась.       Петька сказал: «Черт!» и покраснел, а Женя сказала: «Держи» и протянула ему тарелку с бутербродами.       — Колька с девчонками на кухне всю жратву оккупировали, но бутеры я утащила, — похвасталась Женя.       Петька, всё ещё заливаясь краской, присел с ней рядом, взял бутер, сточил. Запивать кроме «пунша» было нечем, так что Петька жевал всухомятку и молчал.       Женя ему вообще-то нравилась. Ну, не то чтобы… Так, ничего. В отличие от других девчонок, она не задавалась, не держала ту самую чуть надменную дистанцию, даже в средней школе не дразнилась — в те времена, когда только ленивый не высмеивал Петьку за его страсть к ярким шмоткам и эпатажу — стиль-то ведь сложился не сразу… Она была тихая и спокойная, не вредная — и Петька с ней, пожалуй, подружился бы, но уж больно Женя была незаметная. Словно бы она специально старалась улизнуть от любого внимания.       В узкой как пенал комнатке диван отражался в стеклянных створках серванта, и двое сидящих на нем подростков отражались тоже. У Петьки вид был растерянный, а с бутербродом в зубах ещё и немного смешной, так что он старался на себя не глядеть, а вот Женю рассмотреть было удобно.       Она была, в общем-то, обычная. Высокий и немножко прыщавый лоб, прямые темно-русые волосы едва до плеч, нос чуть курносый. Девчонка как девчонка. Обычная серая мышка, хотя Петька так никогда не сказал бы — он не знал этого выражения, да и, как ни странно, не любил судить о людях по внешности.       — Я вообще-то не хотела идти. — Сказала Женя.       — А чего? — буркнул Петька с набитым ртом.       — Народу много. — Женя пожала плечами. — Мы не особо с Колей общаемся. Просто мы с девчонками все на подарок скидывались, а домой мне было рано возвращаться, ну и вот… Я решила, может быть, и ничего, раз такая толпа…       Петька подумал, что после такого ответа вопросов стало ещё больше, но промолчал.       Бутерброды на тарелке кончились. Из соседней комнаты, заглушая музыку, раздался общий радостный ор, что-то, кажется, упало, и вслед за этим застучали по батарее.       — Наверное, Коля торт вынес. — Усмехнулась Женя.       Петька потряс головой:       — Не. Наши гол забили.       Живот у Петьки больше не урчал, Женя сидела в самом углу дивана, подобрав ноги, и вся как-то зябко сжавшись.       — Клёвый у тебя цвет волос. — Сказала она.       — Ага. — Ответил Петька.       Музыка стучала в стену, словно кто-то ломился. Каждый раз, когда Петьке казалось, что молчание уже тянется слишком долго, и он от неловкости начинал краснеть, Женя первой нарушала тишину. Так что это она с ним тогда говорила, — как Петька потом вспоминал, — а не он с ней.       — Я видела, как вы по набережной на скейтах катаетесь.       — Когда?       — Летом.       — А, да. — Кивнул Петька, и на всякий случай всё-таки покраснел. — Это мы с Серым… катались. Ага…       — Круто.       — Угу. А ты на набережной живёшь?       — Да.       Петька чувствовал, как стремительно глупеет, ни единой мысли в голове не осталось. О чем с Женькой говорить? О скейте? Вряд ли ей интересно. О покраске волос? О бутербродах? Ну, не о школе же…       — А у тебя дома животные какие-нибудь есть? — брякнул он невпопад.       — Нет. Родители не разрешают. — Женя резко помрачнела, и уткнулась в телефон. Петька понял, что разговор окончен.