Сны

      Александр, по своему обычаю, после небольшой прогулки на свежем воздухе, идёт на кухню. Готовить он умел отменно, под рукой всегда были любые продукты. Гости поражались, ведь стоило им только спросить о наличии чего-либо, то Петербург тут же ставил перед ними то, о чём те спрашивали. Это была некая привычка, ни полки шкафчиков, ни холодильник никогда не были пусты. Стоило, чему-то закончится, как Романов тут же вновь это приобретал.       Вот и сейчас, Санкт-Петербург шагает к холодильнику, дабы взять все нужные продукты. Он слегка ёжится, что странно, ему казалось, что отопление уже дали, но видимо действительно только казалось. Саша открывает дверцу холодильника и не глядя, тянется за бутылкой молока, но костяшки упираются в стенку. Романов недоумённо заглядывает внутрь и не видит ничего. Холодильник пуст. Саша его закрывает, но в груди засело волнение. Он, с неприсущей ему нервозностью, заглядывает в морозилку, она тоже пуста, и мало того, в ней совсем нет холода. Петербург открывает дверцы всех шкафчиков. Пусто. Совсем ничего съедобного нет. Романов, всё ещё убеждая себя в том, что всё в порядке, быстрым шагом идёт в собственную комнату. Сердце на мгновение останавливается, когда Александр видит перед собой небольшую комнатку. Окно разбито и заколочено чем попало, обои содраны, в углу стоит печка-буржуйка, вся деревянная мебель разобрана на дрова. Саша нервно дышит, хочет пойти в другие комнаты, но развернувшись, он видит перед собой только стену. Двери на кухню теперь заколочены, слышно, что там гуляет ветер. С улицы слышно метроном. Петербург с ужасом хватает пальто, оставленное в прихожей, и выбегает на улицу. Зима. Гололёд. Саша практически падает, но удерживается на ногах. Нет. Это совсем не Санкт-Петербург. Это холодный, умирающий от голода, Ленинград. Саша передёргивает плечами. Дыхание перехватывает, руки трясутся сами по себе. Саша смотрит в отражение в окне. Там стоит не Саша Романов, а Александр Невский. Исхудалый и измученный, линза очков слегка треснута, волосы грязные. Запястье его без труда обхватил маленький ребёнок, глаза потухшие, синяки на бледной коже больше разреза глаз будут. Петербург с трудом делает прерывистый вдох. Внутри чувствуется пустота, возвращается чувство безысходности. Тело ломит не только от повреждений города, но и от физического здоровья Александра как человека. Ему страшно. Он сомневается в собственном рассудке. Ежели он сейчас здесь, то ничего не заканчивалось? Ещё не было ни победы, ни тем более распада Союза. Саша чувствует, что хочется плакать, но слёзы не идут, в носу лишь слегка пощипывает, а во рту появляется железный привкус. И всё. Александр идёт вдоль дороги. Людей на улице не много. Многие либо греются в квартирах, либо работают на благо страны. У Александра разрывается сердце, когда он видит совсем маленьких детей и их измученных матерей. Саша дёргается каждый раз, когда вновь концентрируется на метрономе. Александр ощупывает карманы. Какая радость обнаружить старый, слегка покрывшийся плесенью сушеный кусочек хлеба, который видимо очень хорошо скрывался в карманах пальто до этого. Петербург мнётся. Он не уверен, что этим хоть чуть-чуть поможет себе, но голод берёт своё. Саша, словно животное, сгрызает последнюю еду, что у него осталась. Решает идти дальше, к реке. Но не проходит и нескольких минут как подкашиваются ноги и Саша сгибается в три погибели. Петербург тошнит. Ощущения по-настоящему ужасные. Казалось бы, что особо и нечем, но организм отвергает даже такую безобидную пищу. Дистрофия. Как же Саша мог забыть, ведь он, как и многие жители Ленинграда страдал этой болезнью. Казалось бы, он съел маленький сухарь, но вот он уже корчится от боли, чуть ли не выплёвывая свои внутренности.        Сил подняться и идти дальше нет. Голова кружиться, перед глазами плывёт. Он видит на снегу капли крови. Заваливается на бок. И больше не может пошевелиться. Он не помнит, сколько он не ел. Последние дни на работу ходить сил не было. Даже выйти на улицу, как сейчас, для него было большой победой. А теперь он лежит и смотрит в небо. Оно серое, тусклое и безжизненное. Мимо пробегали мальчишки и, заметив Романова, те посчитали его трупом. Дети быстро проверили карманы, хоть и не нашли ничего ценнее булавки, те не уныли, а посчитали, что покойнику не нужны очки и забрали их себе, видимо думая, что где-нибудь то пригодятся. Так Александр остался лежать и продолжал бездушно смотреть в небо.        Он замёрз, но от этого подъём на ноги казался ещё более невозможным. Потемнело быстро. Стало ещё холоднее. Лежащий человек на улице никого не удивлял, вероятно, все, как и те мальчишки, думали, что Романов покинул этот мир. На следующий день с него стянули обувь и пальто, ведь живым нужнее. Саша не мог пошевелить даже губами. Ему закрыли глаза, как покойнику. Неба больше он не видел. Никто не проверял, действительно ли тот, но и никто не убирал бездыханное тело. Саша лишь страдал, ведь пока стоит город, он живёт и не важно, насколько ему плохо. Петербург слышит звуки воздушной тревоги. Слышит шаги людей. Слышит и чувствует, как бомбы взрываются в городе. А потом, даже сквозь тяжёлые веки, он видит яркую вспышку совсем рядом.       Санкт-Петербург резко распахивает глаза. Он тяжело дышит, по спине стекает холодный пот, во рту сухо, а конечности до жути холодные. Ресницы склеились, будто снег растаял, но ведь не он, а слёзы были этому причиной. Взгляд останавливается на окне. Любимый Петербург. Декабрь как всегда волшебен. И снег хлопьями летит с неба. Тревога постепенно спадает. Саша заостряет своё внимание на Москве, который спит рядом и обнимает Питер со спины, как плюшевую игрушку. Романов чувствует его дыхание. Становится спокойнее. Но нечто всё равно тянет его на кухню. Саша выплывает из хватки Московского и медленно шагает по коридору. На кухне, соединённой с залом, как камень с души. Еда есть, батареи греют, метронома не слышно. Александр вздыхает и наливает себе воды. Как приятно ощущать тишину, тишину приятную и шершавую. Тишину без посторонних звуков. И всё же стоит вернуться в кровать. Стоит. Санкт-Петербург это делает. На кровати сидит Миша. Он проснулся, не нащупав рядом Сашеньку. Взгляд вопрошающий, усталый и сочувствующий, ведь в свете фонарей на улице глаза Саши покрасневшие, заплаканные. Михаил переживает и распахивает руки, зазывая Александра к себе. Оба молчат. Оба понимают, что сейчас слов не нужно. Саша всегда всё рассказывал. Всегда свободно делился переживаниями. Никогда не отказывал себе в проявлении чувств перед Москвой. И сейчас Миша не задаст вопросов, он всё понимает. Он прижмёт Петербург к себе крепко-крепко. По спине погладит. Потом Саша шёпотом расскажет, что случилось, а Миша, так же шёпотом, будет говорить, что всё уже в порядке, как он его любит и что он не позволит подобному повториться. Они так и уснут в обнимку сидя и, в конце концов, упадут на кровать.