Кактус

Цзян Чэн ненавидел рассветы. И не потому, что он больше любил мрак или был каким-нибудь вампиром. Просто на рассвете их любвеобильная хозяйка просыпалась на работу и начинала трещать и целоваться со всеми проживающими в квартире. Сначала, конечно, доставалось дурной собаке, которая от счастья мела пол хвостом и пыталась облизать хозяйке морду. Или всё-таки лицо? Цзян Чэн не запоминал такие мелочи. Вот ещё. Потом начиналась утренняя возня, хозяйка умывалась, завтракала и попутно рассказывала цветам о своих планах на день, неделю, месяц и в целом на жизнь. Это было крайне утомительно. А ведь ещё совсем недавно она была нормальной студенткой, но на работе какая-то одаренная посоветовала ей говорить с цветами, и спокойной жизни пришёл конец. Зачем ему знать, что сегодня хозяйка пойдёт в центр для ветеранов и будет разносить им еду? Будто некому больше заняться этим делом. Лучше бы она, как раньше, слушала музыку и танцевала под неё, двигаясь будто речной дух по глади воды. Цзян Чэна, конечно, раздражало и это, но бесконечная трескотня всё же была хуже. Он будто из прошлой жизни помнил глухое раздражение и незатыкающийся голос над ухом. Тот, правда, был мужским. Кажется. В любом случае хуже рассветов были только закаты, когда он ждал припозднившуюся хозяйку домой: конечно же, лишь оттого что его раздражал скулёж собаки, вертящейся у двери и оповещающей весь дом о своей бесконечной тоске. Сам он с удовольствием бы никого из них больше никогда не видел. Но Небожители были к нему слишком жестоки. В один из выходных хозяйке взбрело в голову устроить всем цветам банный день. Цзян Чэн злорадно смеялся, глядя, как то фикус исчезает в ванной комнате, то гибискус. Те возвращались оттуда свежими и блестящими, не без этого, но он им абсолютно не завидовал, ведь в ванной они оставались один на один с несмолкаемой трескотнёй и нежностью. Хозяйка целовала цветам листочки и пела какие-то глупые песенки. Он равнодушно смотрел на своих сожителей и думал, что они сильно нагрешили в своих прошлых воплощениях, ещё сильнее чем он, однозначно. Когда же хозяйка расстелила на столе газету и достала из пакета ужасный розовый цветочный горшок, то на кактусе дрогнули иголки от смеха. Кому-то не повезло так сильно, что сдерживаться не было никаких сил. Цзян Чэн уже буквально рыдал, а несносная девчонка подошла к нему, натягивая плотные варежки. «Ты чего удумала, малявка?» — уточнил Цзян Чэн, живший изначально ещё у бабушки Вэнь. А хозяйка взяла его с подоконника и понесла на стол, внимательно разглядывая. — Мне сказали, что кактусы время от времени нужно пересаживать, — сообщила она ему. — Тебя не пересаживали так давно, что мне просто стыдно. Наверное, поэтому ты никак и не зацветёшь, мой хороший. Цзян Чэн затрясся от гнева, глядя на ужасающий розовый горшок и, прицелившись, ткнул хозяйку в незащищенное перчаткой запястье. Она вскрикнула и едва не уронила его, но всё же смогла удержать, о чём Цзян Чэн сильно пожалел — лучше смерть, чем ужасный розовый горшок! Хозяйка вынула из руки иголку и пристально посмотрела на кактус. — Нет, дорогой, тебе розовый точно не подойдёт, слишком ты суровый и величественный. Прости, прости, что обидела, подожди, у меня есть красивый тёмно-фиолетовый горшок, он тебе как раз подойдёт! Напевая, хозяйка побежала на кухню и вскоре вернулась с горшком, который явно был лучше первого: керамический, тёмный, с красивым орнаментом в виде лотосов. — Вот так, теперь не будешь на меня обижаться и колоть иголками? Я так хочу, чтобы ты расцвёл. Мне кажется, у тебя должны быть очень красивые цветы! Цзян Чэн считал себя мужчиной, а насчёт цветов — это к женщинам. Их им дарят, они их выращивают. При чём тут он вообще? Его удел высмеивать идиотов, быть суровым и мужественным. С этим он отлично справлялся. Когда дошло дело до выкорчёвывания его из старого, облезлого любимого горшка, он цеплялся за него всеми корнями. Они действительно уже не помещались там и немного выглядывали из отверстия снизу, а ещё вросли в стенки, но это ведь его первый, его родненький горшочек. Сколько он себя помнил, тот был с ним. «Отпусти-и-и!!! Отпусти, идиотка несчастная!!! Были бы у меня руки, я бы тебе ноги переломал!!!» Но его отчаянных криков никто не слышал. Хозяйка заботливо и весьма аккуратно отодрала его корни от горшка, покачала головой, видя, что земли практически не осталось, и щедро заполнила ею новое вместилище. — Вот, мой хороший. Будет у тебя красивая квартирка, чистая, большая, уютная. ЛуЛу сказала, что после пересадки ты просто обязан будешь дать хотя бы один цветочек. Ты бы видел её кактусы. Такие красивые и цветут постоянно, просто соревнование устраивают. Один цветёт голубыми цветами, а второй красными. И знаешь, она говорит, что стоит их отставить друг от друга, как цвести перестают. Поэтому она их вместе держит. А ты у меня совсем дружить с другими не хочешь. «Если они такие идиоты, то я тут при чём?» — вяло отмахивался от хозяйки Цзян Чэн, костеря двух безмозглых, из-за которых он терпит такие мучения. В новом горшке было слишком просторно, слишком непривычно и вообще слишком! Цзян Чэн попытался дотянуться корнями до стенок, но не смог, отчего позеленел от злости ещё больше и едва не начал источать ядовитые пары. — Ну как, нравится на новом месте? Так ведь лучше, правда? Постелю тебе красивую салфетку, поставлю на солнечную сторону и тогда ты зацветёшь. Может быть, всё-таки поставить тебе друга или подругу рядом? Или как в тот раз, завянет? Цзян Чэн только иголками потряс, предупреждая. В прошлый раз, когда хозяйка поставила рядом с ним фиалку, та за неделю зачахла. И так будет с каждым, кто покусится на его свободу! Ночь прошла ужасно. Он не мог уснуть, расправляя корешки, и будь у него голова, то она бы точно болела и кружилась. Хозяйка спала сладким сном, как и псина, и остальные сожители, а он страдал и чувствовал себя голым. Он даже не успел морально подготовиться к очередному рассвету, и тот наступил так же внезапно, как и вся эта затея с пересадкой. Хозяйка разглядывала его со всех сторон, спасибо, что хоть не целовала, как остальных. Гибискус за ночь умудрился выбросить один небольшой бутончик, и теперь эта блаженная пищала от восторга и тыкала в него пальчиком: — Смотри, смотри! И учись, мой хороший. Всего-навсего помыла и зацвела розочка. Кушай хорошо и тоже зацветёшь. — И она по воздуху погладила его вдоль иголок. Цзян Чэн отчаянно пытался выбросить хоть одну посильнее, чтобы она достала до пальцев, но не преуспел. Хозяйка ушла на работу, а он весь день наблюдал за дебильным бутоном и появлением ещё нескольких. Гибискус теперь вызывал у него только отвращение. Когда на следующий день цветы стали вянуть, хозяйка отставила гибискус подальше, и Цзян Чэн с облегчением выдохнул, но ненадолго. В тот же вечер какая-то нечистая принесла в гости подружку хозяйки — ЛуЛу. Та была ещё более невыносимой особой и суетилась похуже хвостатого несчастья, которое то и дело пыталось добраться до цветов в тоске по хозяйке. Рядом с Цзян Чэном поставили два горшка — снежно-белый с голубой каёмкой и чёрный, перевязанный красной ленточкой. Покосившись на новых соседей, Цзян Чэн заметил на них цветы и едва не выпрыгнул из горшка. — Вот, дорогой, смотри, кто приехал к тебе в гости! Я тебе про них рассказывала, помнишь? Смотри, как красиво цветут, может быть, и ты рядом с ними научишься? Так хочется, чтобы ты радовался сам и радовал меня цветами. Девушки ушли пить чай на кухню, а он недоверчиво покосился на двух идиотов, которые не замечали ничего и никого вокруг. Отчаянно хотелось выговориться, и он не собирался сдерживаться, тем более что никогда раньше никто не вклинивался в его поток брани. — Отлично! Притащили мне двух идиотов и думают, что я начну брать с них пример? Да я лучше корни себе отгрызу и в сливной бачок выброшусь, чем пущу хоть один бутон. Я, между прочим, мужчина! У меня даже имя есть! И титул. Точно, в прошлой жизни у меня был титул. Я его только забыл. Но хрен они заставят меня пустить бутон. Я бы их всех отхлестал кнутом. — О, Лань Чжань, — раздалось из чёрного горшка. — Какая знакомая ругань. — Мгм. — Я тебе точно говорю. Я знаю этот голос и узнал бы его даже в цветочной оранжерее, где меня купили. Если бы он там был, конечно. — Мгм. Покосившись на соседа в белом горшке, Цзян Чэн начал слегка раскачиваться, чтобы пихнуть его, но новый горшок был неподъёмным и ничего не получалось. — Цзян Чэн, это ты? — кактус в чёрном горшке галдел бесконечно, раздражал страшно и очень знакомо. — Откуда ты знаешь моё имя? Тебе здесь не рады, уезжайте и цветите там, как розы какие-то, в другом места! А я кактус, и цвести не собираюсь! — Не цвети, хотя это красиво и приятно, и на душе радостно, когда хозяйка улыбается. Ты разве не хочешь этого? — Пфф, я не для этого… Стоп! Я тебя знаю!!! Это твой голос постоянно всплывает в памяти и дико бесит! Вот и сейчас появилось ощущение, что тебя нужно придушить. Вэй Усянь! — Аха-ха, Цзян Чэн! Лань Чжань, я же тебе говорю, что это он. Просто один в один. Странно, что мы с тобой кактусы, мы же в прошлой жизни были скорее как кролики. А вот Цзян Чэн — кактус, это логично. Он и тогда был весь в иголках. — Ай, заткнись, — выплюнул Цзян Чэн и погрузился ненадолго в смутные воспоминания. Двое гостей ему несильно мешали, хотя болтовня Вэй Усяня действительно могла довести кого угодно. — За каким хреном вы цветёте? Вы же мужского рода, — наконец задал он самый главный вопрос. — Это сублимация секса, — хихикнул Вэй Усянь. — Точно кролики! — И Цзян Чэн застонал от сожаления, что вспомнил так много. Этих двоих вскоре забрали. Всё-таки у людей время шло несколько иначе и намного быстрее, чем у растений. За что Цзян Чэн был мысленно благодарен, хотя точно и не знал кому. Ночью он смог нормально поспать, утомлённый переживаниями прошедших дней, и вообще из-за того, что он постоянно тянулся корнями к горшку, чтобы заполнить его, многое отошло на второй план. Он даже не заметил, как наступила весна и солнце стало вставать раньше, а хозяйка немного попозже. Что, впрочем, всё равно не спасало от её болтовни. А в один из дней она вдруг счастливо заорала. Цзян Чэн даже не понял спросонья, что происходит, пока эта чумная не схватила его горшок и не закружилась с ним по комнате. Захотелось раскидать иголки во все стороны, чтобы сделать как можно больнее и прекратить эту карусель, но Цзян Чэн не смог и был вынужден ждать, пока хозяйка успокоится. А она всё сюсюкала и сюсюкала. — Какой умничка, какой молодец! И росток такой сильный, сразу видно, что цветок будет очень красивым и большим. Как хорошо, что я послушала ЛуЛу и она принесла тебе друзей. Вот они дадут деток и я обязательно посажу одного рядом с тобой. И в гости ещё принесу, они же тебе понравились, что ты решил взять с них пример? Цзян Чэн, осознавший, что и правда дал росток, едва не выпал из горшка и решил, что сделает всё, чтобы избавиться от этой пакости. Когда его поставили на место, он попробовал скинуть росток, но тот никак не желал оставлять его. А когда хозяйка принесла воды, то идея иссушить его тоже умерла. Все попытки шли прахом и как бы он ни злился на самого себя, прошлые жизни и нынешние воплощения, эта гадость решила расцвести. Рано утром, ещё когда не взошло солнце, бутон вздрогнул и лепестки начали медленно открываться. Он хотел бы сгореть со стыда, но не мог, поэтому дулся на весь свет и заранее ненавидел этот рассвет. На солнце стало видно, что цветок нежно фиолетового цвета с розовой серединкой. Вэнь Цин проснулась очень рано, ещё до будильника. Она сладко потянулась, отбросила одеяло и посмотрела на подоконник, где со дня на день должен зацвести бабушкин кактус. Чудо, открывшееся ей этим ранним утром, заставило подскочить с постели и, попискивая, любоваться на невероятно красивый цветок. Счастье переполняло сердце, и от избытка чувств она сделала то, чего не могла сделать всё это время — нежно поцеловала цветок в самую сердцевину. Пусть в принца и не превратится, но хотя бы порадуется вместе с ней.