об усталости выживать

это странное чувство: не иметь сил сделать что-то хорошо, и иметь силы тревожиться из-за этого. каждую ночь аарон не может спать, потому что он думает: об экзаменах, о зачетах, о том, пройдут ли лисы, попадут ли они в финал, какой будет игра, что сделает он, вылетит ли он из универа, если прослушает еще одну пару механически, не задерживая в сознании ни единого звука. еще он думает, что скучает по той лёгкости, которую давала "пыль". эта мысль приносит собой волну отвращения: если ему стало так тяжело, когда они отказались от этой дряни (эндрю отказался за них всех), значит он просто зависимое обдолбанное дерьмо, и все советы добсон к нему не относились, потому что они для тех, кому плохо, а он просто дерьмо. значит он ничем не лучше, значит он закончит также, значит это в его генах, значит он заслужил все это — трясясь, стоять на коленях перед унитазом, тошноту и ужас, пот и мерзкий внутренний жар, он заслужил молиться в луже собственной блевоты, он заслужил бессознательно шептать и просить о помощи хотя бы бога, в которого он никогда по настоящему не верил, потому что никогда не видел, как не видел своего отца, но в детстве почему-то все надеялся, что однажды на пороге объявится добрый мужчина с сильными руками, который поможет маме и они будут жить хорошо. никто не пришел, но каким-то чудом аарон был еще жив. иногда по ночам он стыдливо вспоминал свои обещания начать ходить в церковь, которые он давал про себя тогда, потому что обещания ответной услуги были единственным способом заставить кому-то помочь тебе. но аарон не держал обещания, он получал и сбегал, он был лжецом и трусом. вот о чем аарон думал ночами перед играми, и в ночи перед экзаменами, и в ночь перед тем, как. даже сдержи он обещание, он был убийцей. ему пришлось бы каяться, каяться долго, чувствуя искреннее сожаление. но он не сожалел. он бы хотел, чтобы этого не было, но он бы поступил так. поэтому аарон был нераскаявшимся убийцей и знал, что останется им. возможно, дядя лютер заслужил это все: грешница-сестра, грешник-сын, грешники-племянники. это было в их судьбе и в их генах, хотя он прекрасно знал, что характер не передается наследственно. но здесь божья воля превозмогла науку. он засыпал на рассвете, удивляясь тому, что впервые за много лет, прошедших с того, как он в первый раз взял энциклопедию про эволюцию организмов в младшей школе, думает об адских муках вместо черноты после смерти. *** чтобы успеть к началу выездной игры, лисы часто вставали рано, и мэтта никогда это не радовало. выспался ты или нет, подъем в середине ночи, когда весь кампус погружен в сон, был тревожным со всеми спешными сборами и предматчевым мандражем. обычно он спал крепко, особенно сейчас, когда его соседом по комнате стал аарон, которому не нужно было ходить на внеурочные тренировки, который умел пользоваться наушниками (в отличие от сета) и спал тихо, если спал вообще, а не сидел за столом допоздна с тусклым светом настольной лампы. это бойда не беспокоило. поэтому тогда, проснувшись среди ночи так резко, словно что-то только что произошло, в абсолютной звенящей полуночной тишине, когда только гудят электроприборы и потрескивает электричество, мэтт удивился. это было странно: подскочить в темноту не по сигналу будильника, собираясь в автобус или на стадион, а проснуться просто так, бесцельно обводя взглядом очертания комнаты, смазанные в сине-сером оттенке глубокой ночи. света не было, значит аарон... аарона не было тоже. может, мэтт и проснулся от того, что он ушел? он не помнил или не уловил ни хлопка двери, ничего. просто проснулся. сознание плыло, и мэтт не вспомнил, что делал миньярд, пока он не уснул. может, учился. почему-то в этот момент мэтт подумал, что это может быть сном, одним из тех, в которых проживаешь нормальный день и нормальную жизнь, только чтобы проснуться наутро и снова делать все тоже самое. он поднял ладонь, чтобы пересчитать пальцы или попытаться ущипнуть себя, но вместо этого уронил ее на покрывало, моргая от резкой сонливости. возможно, он только подумал о том, чтобы поднять руку. он поднимал и поднимал ее, только чтобы ощущать остатками сознания ткань простыни, на которой он лежал. в ванной зашумела вода. во сне бойда зашумели волны. он встал и пошел, вставая с кровати на пляж, зарываясь ногами в песок, перемешанный с ракушками. он смутно помнил, что надо было вернуться назад и кого-то найти, но каждый раз, когда он вставал с кровати и касался ногами пола, под босыми пятками оказывался теплый песок. тогда бойд сдался и позволил волнам себя унести. *** ники просыпается от стука. он спит плохо — просыпается каждый час от любого шороха, изменения статического электричества, пения птиц. эндрю, нил и кевин тоже чутко спят, но его одного вечно подбрасывает без очевидной причины, так ведь? стук тихий и неуверенный, поэтому ники думает, что ему показалось. еще он думает, что точно не хочет разбираться с разбуженным эндрю, поэтому идет к двери. это может быть аарон? нет, вряд ли. он давно к ним не заходил. рене? ники открывает дверь на ширину половины ладони и сонно щурится, пытаясь разглядеть фигуру в темноте. автоматические лампы, загорающиеся от движений на этаже, то ли снова глючат, то ли окончательно сдохли. мир ощущается немного нереальным, как в тревожном, но не кошмарном сне, пока хеммик цепляется взглядом за мэтта. ники растягивает лицо в улыбке, не до конца понимая, зачем он это делает сейчас, в предутренней гулкой пустоте: — ночки, бойд. скучно стало спать? мэтт нормальный. он не ответит ударом на шутку, так ведь? тот морщится. от него идет странное чувство тревоги, ники чувствует это даже сейчас, в темноте и на расстоянии, и это плохо, и ники совсем не хочет знать, что случилось, нет, нет, нет. он слишком стар для этого дерьма. — ники, э... разбуди э.. эндрю..?, — это повисает в воздухе неуверенно, как будто мэтт сам не знает, что он хочет или не может поверить в то, что говорит. — я не могу достучаться до аарона. ники поспешно улыбается. так, говорит он себе, так. все хорошо. так, говорит он себе, сначала успокоить мэтта, потом выяснить что случилось, и разобраться со всем без эндрю, потому что разбираться с эндрю придётся тоже ему, а это куда тяжелее чем все, что может вытворить аарон. так, говорит он себе, без паники. в сердце колет. — тише-тише, разберемся. не думаю, что это хорошая идея, а? это только все усложнит. что там у вас случилось, аарон ушел снова? думаю, до утра мы... — да если бы! хватит болтать, ради всего святого! мне нужна помощь с этим!, — и мэтт зол, и он хочет пройти через дверь, и ники приходится почти захлопнуть ее у него перед носом, потому что вламываться в комнату ночью это очень тупая идея, потому что что-то совсем фундаментально пошло по пизде, и ему нужно разобраться с этим, не дав мэтту накосячить здесь и... он не заметил, как нил, ну конечно же нил, проснулся и выбрался из кровати, чтобы встать рядом. ники чертыхается, в сердце колет снова, на этот раз отчетливее, и он неосознанно трет грудь основанием ладони. почему-то хеммик ждет, что в темноте голубые глаза нила будут флюоресцентными, как у кошки. но нет — он едва может разглядеть их цвет, пока тот смотрит на мэтта. сейчас тот будет просить его пустить его к эндрю, и... — хватит, — шипит ники. — либо говори, что случилось, — у него комок в горле, у него болит сердце, — либо не мешай спать. я тебе не мальчик на побегушках при входе, в конце то концов. — аарон, — говорит бойд, — аарон не отвечает. закрылся в ванной. я не знаю!, — он взрывается и дергает плечами, и этот неуверенный жест от него смотрится странно, и ники странно, что он думает об этом, пока... — не смей будить эндрю, — он может сообразить только это, пока его тело разрывается от желания немедленно побежать вперед и остаться здесь, закрыть дверь, не пускать в их маленький калечный мирок нарушителя спокойствия. катафалк, костюм, двоюродные тети, дяди, злой отец, плачущая мать, безразличный эндрю, потерянный аарон, шепот и переглядки, "почему ты улыбаешься, ты что, рад, что твоя тетя умерла?", он не рад, он не рад ничему, он должен быть в германии, он ненавидит это все, а еще он знает, что близнецов надо вытаскивать, и кто если не он, и- пока ники дышит, просто дышит, вдох-выдох, нил что-то тихо говорит мэтту. они же друзья, верно? хорошо. хорошо. так, сейчас, еще секунду. – ты не можешь не сказать эндрю, — просто говорит нил и это правда, но ники не может и сказать эндрю. он должен пойти в комнату мэтта, но он не может. нил идет за бойдом и ники знает, что он должен сделать. он пишет ваймаку. он трусливо хочет написать рене, но это не ее дело. он не хочет будить эндрю. тот все равно просыпается сам.