Призраки прошлого

      Он сбит с толку магическим перемещением, вытащившим его из квартиры фиолетовым водоворотом. Он моргает, немного покачиваясь на ногах, пытаясь прийти в себя. В ноздри ударил густой запах соли. Ему не нравится запах океана. -Ты хотел поговорить.       Он оборачивается на ее голос. Голос, который десятилетиями преследовал его в этой адской дыре. Ходили слухи, что его жена на самом деле была ведьмой. Коварный демон тьмы. Рассказы о кровожадных убийствах далеки от тихой, нервной, молодой женщины, которую он держал в качестве своей жены.       Она выглядит по-другому, в этом вызывающем черном обтягивающем платье, а на ее лице застыла жестокая хмурая гримаса. Он хорошо знает эти чувства: зло и отвращение. Эти эмоции поглощали его разум на протяжении последних тридцати лет, подпитывая мстительный огонь глубоко в его душе. Что бы ни говорили истории о Злой Королеве, которая украла трон его дочери, пыталась выследить ее и сжигала всё и всех на своем пути, он не боится. Не боится потому, что за этой бурлящей яростью в ее глазах мелькает страх. Боится здесь она.       Независимо от того жестокого фасада, который она выстроила, он знает, как разрушить ее, кирпич за кирпичом. Он знает, что демоны никогда не покидают ее голову, и, что более важно, какие именно эти демоны. -Не могу сказать, что мне нравится, как ты выглядишь, — Леопольд машет рукой в ​​ее сторону, ухмыляясь и глядя сверху вниз на ее тело, подходит все ближе и внутренне наслаждается шагом назад, который она делает, — Как ты, Реджина? -Раздраженна и зла, ведь мы опять дышим одним воздухом.       Он улыбается, обнажая желтые зубы в ответ на ее слова. У нее в глазах огонь. Легко тушимый, но он хотя бы есть. Это делает ее более забавной для него. Он запускает пальцы в свою седую бороду, поглаживая жесткие пряди и размышляя о том, как она пытается скрыть свое частое прерывистое дыхание, пока он продолжает вторгаться в ее личное пространство. -Ты мне никогда не нравилась в черном, — рычит он. —Ты выглядишь болезненно.       Она ненавидит его. Ненавидит темно-угольный цвет глаз, желтые гнилые зубы, прогорклый винный запах. Но больше всего она ненавидит то, как он заставляет ее чувствовать себя незащищенной. Ненавидит, когда прошло более 30 лет с тех пор, как ей приходилось слышать его баритон, 30 лет Злой Королевы, мэра, проклятия, всего этого, она уже не та сдержанная юная девушка, которую пугало даже приглушенное шарканье его шагов. И все же это происходит. Легкий приступ паники, который охватывает ее сердце с каждым шагом его приближения. «Ты же не собираешься просто стоять здесь, как ребенок?» «Остановись. Все хорошо» «Ну раз уж все хорошо, то позволь мне уйти и позови, когда все-таки решишь покончить с эти цирком.» «Мы должны остановиться» «Я думала, ты хочешь, чтобы я была здесь и избавила нас от этой маленькой проблемы» «Я… я не…» «Ты что, Реджина? Скажи уже» «Я не знаю, смогу ли я это сделать…» «Разве я не для этого здесь?»       Давление дерева на ее спину вынуждает остановиться, когда Леопольд идет вперед, хотя, на самом деле, шаркает, и ей кажется, что это возвращает ее на 30 лет назад. Будто его ноги были слишком тяжелыми, чтобы поднять их, а может ему просто нравится этот раздражающий звук, или, возможно, он помнил, как она чуть не выпрыгивала из кожи, когда его холодная липкая ладонь сжимала ее плечо во время его молчаливого приближения. Все те годы она ничего не могла сделать, только напрягалась, прислушиваясь к глухим шагам за каждым углом, в каждой комнате, перед каждым приемом пищи и лежа в кровати, и молилась, чтобы он оставил ее в покое. -Теперь я в синем, полагаю, это был твой любимый цвет на мне, — прошипела Реджина, выходя из облака фиолетового дыма.       Она ненавидит синий именно из-за него. За все то время, что она была засунута и затянута в этот оттенок, чтобы он мог выставлять ее напоказ как трофей, как «сапфировую драгоценность», которую он мог себе позволить, желая чтобы все вокруг восхищались, смотрели и жаждали ее прикосновения. Но, в конечном счете, это все, чем она была для него на самом деле. Лишь одно из роскошных украшений в коллекции ехидного старика. Лишь то, что удержит его в разговорах с членами других королевских семей, о том, как «великий и доброжелательный Леопольд очаровал красавицу». -Я годами думал об этом моменте. О том, что бы я сказал тебе в тот день, когда мы встретимся в аду.       Он на мгновение останавливается, удовлетворенно размышляя о том, что ее кулаки сжимаются по бокам. У нее есть магия, она ведьма, испорченная тьмой, проблема, с которой ему придется действовать осторожно, но на самом деле все это не имеет значения. Он купил ее, он контролирует ее, и она будет подчиняться его приказам. -Мне всегда было интересно, до сих пор ли ты завидуешь красоте Белоснежки или, наконец, приняла тот факт, что всегда были второй для меня, а если честно даже третей.       Воспоминания женщине, чье имея, выжжено на ее памяти, имя которое он шептал сквозь стоны и пронизанное вином хрюканье слишком много ночей. Ева. Красивая, замечательная, потрясающая Ева. Эта женщина была ее призраком, следовавшим за ней с той секунды, как она впервые зашла в замок. Нахмуренные глаза и недовольный приглушенный голос эхом отскакивал от стен, куда бы она ни пошла. Народ любил свою умершую королеву, но даже народная любовь была ничем по сравнению с любовью Леопольда к своей жене.       Она была идеалом, лучшим творением Бога, его недосягаемым стандартом, которого Реджина не могла достичь, даже если бы лезла из кожи вон. Было неприятно, когда он называл ее именем другой женщины перед гостями, грубо махая рукой в ​​ее сторону, когда она поправляла его. Но хуже было по ночам, когда все, что она слышала, было имя другой женщины, снова, снова, и снова, пока реальность не наступала для Короля, и он в конце концов не скатывался с Реджины с пренебрежительным вздохом.       Все, чем была Ева, Реджина (видимо) не была. У первой Королевы была уравновешенность, Реджина же была словно маятник. Ева умела управлять королевством, Реджина же была раздражающе наивна, красота против унылости, царственность против простоты, Королева и какая-то самозванка. -Я много слышал о тебе, Реджина, — усмехается он. — Слышал, как ты оставила мое любимое королевство в руинах, отомстила моей дочери, прокляла все царство исключительно из-за злости, что не можешь стать для меня идеальной. Ты опозорила мое имя, как и имя моей жены. -Я никогда не хотела быть твоей женой, — выплевывает она в ответ, отшатываясь от деревянной преграды и подавляя желание вскрикнуть, когда согнутый гвоздь сильно вонзается ей прямо в лопатку, разрывая ткань и прорезая линию на ее нежной коже. Радость от того, что она наконец-то избавилась от Леопольда, была бы подавлена, окажись она потом в больнице с инфекцией или столбняком. -А что касается историй, которые ты слышал обо мне, все они правдивы, — лжет она сквозь зубы, чертовски хорошо зная, что с Королевством ничего не стало, кроме процветания, когда этот болван ушел; и прекрасно зная, что она наложила темное проклятие из мести за Даниэля. Все это было не потому, что она была Злой Королевой. Она была обижена на жизнь, которая так много отняла у нее без сожаления, и боязливо мстила ей, боясь что потеряет себя в пучине этой несправедливости к ней.       Над ними кружится ветер соленый, густой, с каплями морской воды, которые охлаждают огонь на коже Реджины, когда она смотрит на крошечные кудри, венчающие голову Леопольда, седые и сухие, такие же, как он. Темные впалые морщины, трескающиеся на его уже морщинистой и бледной коже, темные, потрепанные глаза, которые смотрят прямо на нее. Она ненавидит эти глаза, они видят слишком много, знают слишком много. Заметная красная линия вокруг черных зрачков леденит сердце. Это обычная особенность мертвецов здесь, лишь простое клеймо бездушных обитателей Преисподней. Его тело тоже кажется больше. Невысокий, приземистый рост, выпирающий живот теперь занимающий больше места, чем при жизни, но можно предположить, что это просто в ее собственной голове. Для молодой королевы ничего не было хуже, чем когда они совпадали в росте, стоя нос к носу. Он никогда не смотрел на нее сверху вниз, а смотрел прямо в нее. Запах крепкого, сухого вина в его дыхании прямо на уровне ее носа топил ее в гнилостной вони, прямо как сейчас, перемешиваясь с соленым воздухом.       Мертвый король усмехается, видя, как она целенаправленно вдыхает воздух через рот — ее продуманная стратегия, о которой он узнал во время их брака. Она никогда не любила целовать его, сжимала губы в жесткую тонкую линию, когда он требовал нежности. Но ее рот совсем другой, все еще другой, размышляет он молча, наблюдая, как полная пухлая краснота возвращается на ее нижнюю губу, когда зубы отпускают ее. Ему нравятся ее губы. Это было единственное хорошее в ней. Он заметил их при их первой встрече, столетия назад, когда он шел по усадьбе, и, завернув за угол, заметил мягкую, нежную молодую девушку, облаченную в пудрово-голубую одежду, с длинными черными вьющимися волосами, но ее губы… Он не мог смотреть ни на что, кроме них, и размышлять, как они будут чувствоваться на его собственных. Он хотел знать, будут ли они такими мягкими на самом деле.       Она по-прежнему его жена, если не считать убийственной измены короне. Она по прежнему принадлежит ему, и он возьмет то, что когда-то купил. Леопольд медленно приближается, и ее тело напрягается, страх пульсирует за маской силы, которую она нелепо изображает. Румянец на ее щеках становится бледно-белым с каждым шагом, который он делает, заключая ее в объятья. Ей некуда бежать, негде спрятаться. Она добыча, пойманная в клетку. -Я скучал по тебе, жена, — Он прижимает ладонь к бархатной ткани ее жакета, чувствуя, как она сжимается от прикосновения. «Если ты отказываешься что-либо делать, ты не оставляешь мне выбора. Я не позволю этой личинке снова прикоснуться ко мне» Реджина с трудом сглатывает, крепко зажмурив глаза, когда его тело заслоняет собой солнце, окутывая ее ничем, кроме темноты и его силуэта. -Ты очень красивая женщина, Реджина. Я не могу этого отрицать.       Он дышит в нее, выпуклость его живота касается ее собственного, рука движется, чтобы погладить ее плечо, проводя по замысловатому кружеву, украшающему воротник, нарочито медленно скользя по ее обнаженной коже. Она яростно сожалеет, что на ней нет водолазки или что-то менее открытого, она должна была знать. Она чувствует, как его пальцы скользят вверх по ее горлу, обхватывая челюсть. «Ты жалкая. Я не позволю этому случиться»       Сдвиг происходит до того, как она успевает дать отпор. Она не уверенна в том, есть ли у нее силы, чтобы сдерживать ее темную сторону. Она слишком слабая, она действительно жалкая. Леопольд наклоняется к ней, проводит носом по ее скуле, вдыхая ее насыщенный карамельно-розовый запах. Густой тяжелый выдох вырывается на гладкий шелк ее кожи под его ладонями. Такая легкая добыча, ему почти ничего не нужно было делать.       Когтистая хватка цепляется за его запястье под ее грудью, впиваясь в обвисшую плоть, и он кричит, отталкивая ее от себя и пытаясь вырвать руку. Яростное замечание замирает на кончике его языка, когда он видит ее глаза, лишенные прежнего шоколадного цвета, отражающие только черноту и злость. Она сердится, это прекрасно, ему не помешает хороший бой, ведь он забыл те ночи, когда она слабо боролась под ним. -Прикоснешься ко мне еще раз, и я вырву твои руки, — Королева усмехается, сердито глядя на морщинистую руку перед ней, которая вздрагивает, когда ее ногти врезаются глубже, разрезая кожу.              Импульс магии исходит из ее рук, обжигая Леопольда, и она улыбается, когда он кричит от боли. Свободной рукой он толкнул ее в стену, удар в затылок на мгновение затуманивает ее сознание, и это дает ему возможность вырваться, осторожно потирая покрасневший ожог и замечая, что тонкие кровавые дорожки стекают по его ладони. -Кто знал, что они будут кровоточить, — Усмехается она, довольно смотря на отметину.       Он хмуро смотрит на нее, выкрикивая «Кровавая ведьма», прежде чем снова повернуться лицом к ней. Но она больше не дрожит и делает шаг вперед, а не назад, когда Леопольд идет к ней. -Ты моя Реджина. Я купил тебя, я заплатил за тебя, и независимо от того, что ты думаешь или делаешь, ты принадлежишь мне.       Еще один поток магии вырывается прямо в него, сбивая с ног и швыряя его расшатанное тело обратно на деревянные доски палубы. Она смеется, когда он растерянно кашляет на земле, и отвращено сжимая губы, когда он в отместку выплевывает красную слюну ей на ноги. Приподняв бровь, глядя на свою испачканную туфлю, ее сердце вспыхивает ненавистью. Как он посмел испортить ее хорошенькие туфли. -Так ты это делала раньше, Реджина? — Рычит Леопольд и, спотыкаясь, поднимается на ноги, тяжело дыша. — Использовала темную магию как инструмент, вызывая страх? -Это довольно эффективное средство. «Робин сказал, не втягивать магию в это» «Молчи. Теперь я контролирую ситуацию, а не ты» -Ты меня не пугаешь, — улыбается Леопольд. -А должна.       Посмеиваясь над этой идеей, он снова сокращает дистанцию. Его ноги внезапно перестают двигаться, приклеенные к земле еще одним взмахом ее руки. Короля раздражает ее магия, но он слышал много историй о Великой и Ужасной Злой Королеве, а Леопольд сам по себе азартный человек. Он позволит ей повеселиться, но, в конце концов, он победит. Он всегда так делал с ней, и в глубине души она тоже это знает. Он ледяным взглядом смотрит, как ее каблуки звонко цокают по доскам, на легкое качание ее бедер, сопровождаемое темной ухмылкой, и это заставляет его кровь кипеть, наверняка обжигая ладонь, которая теперь грубо прижимается к груди, прямо над его грохочущим сердцем. -Если бы ты слышал истории обо мне и о том, как я достигаю целей, ты бы знал, как я предпочитаю заставлять людей молчать, — Королева улыбается, впиваясь длинными ногтями в золотую пыльную ткань его мантии. — На самом деле, это довольно захватывающе ощущение, когда ты разрушаешь чье-то сердце, когда уничтожаешь всю жизнь в таких же ничтожествах как ты.       Он ничего не делает, даже не вздрагивает, просто ухмыляется в ответ. Ни капли беспокойства в его черных глазах, когда ее ногти впиваются в его плоть, угрожающе готовые врезаться ему в грудь, вырвать его сердце из тела и…. -Ты не можешь убить меня, — Ухмыляется еще больше он. Она не думала об этом… -Ведь я уже мертв. На самом деле, у меня больше нет сердца в груди.       Ее собственное сердце сбивается с ритма, больно ударяясь о ребра, и Королева медленно угасает, отшатываясь назад, когда страх Реджины течет по ее венам. Вот почему он не боится ее. Вот почему она должна так бояться его. Магия, связывающая его ноги, медленно исчезает. Ее ладонь дрожит на его груди, которую теперь крепко сжимает его собственная рука, и он делает шаг вперед. -А теперь, женушка. Пора тебе послушать и узнать свое место.       Шпилька ее каблука царапает дерево, когда его бедра прижимаются к ее, заставляя отступать назад, одна рука прижимает ее руку к его груди, а другая впивается в ткань на ее животе, сильно надавливая и наверняка оставляя синяки на ее коже. Она пытается увеличить дистанцию между ними, но когда ее спина опять упирается в эту ненавистную стену, он всем телом прижимается к ней, а Злая Королева уступает место Реджине. «Помоги мне!» «Я не могу» «Что? Нет. Ты должна мне помочь. Пожалуйста» «Я не могу, Реджина. Я не знаю как» «Просто сделай что-нибудь» «У него нет сердца, глупая девчонка! Я ничего не могу сделать, он не может умереть!» «Получается, ты просто собираешься бросить меня?» «Я больше не могу тебе помочь» «Нет нет нет. Пожалуйста. Ты нужна мне. Сделай что-нибудь, пожалуйста.» «Я же сказала, что ничего не могу сделать!» «Он собирается убить меня» «Он собирается убить нас обеих»

***

      Он в панике, в невероятной панике, когда облако пурпурного дыма рассеивается на чердаке, не оставляя ничего, кроме разбитой чашки и лужицы чуть теплого чая на ковре внизу. Нет ничего, кроме оглушающей тишины, эхом разносящейся по кухне. Она ушла. Она взяла его и исчезла, и Робин напуган этой ситуацией. Вся эта поездка превратилась в настоящий ад. Он ненавидит все, что связано с пребыванием в этом месте. Но больше всего на свете он ненавидит то, что Леопольд сделал с Реджиной. Он вывернул ее чувства наизнанку, преследовал ее во сне, следовал за ней, как тень. А теперь находится непонятно где с ней один на один. И сказать, что Робин переживает за нее, ничего не сказать. -И так, что мы будем делать? — Дэвид снимает напряжение, проводя рукой по трясущимся плечам Белоснежки, пока она смотрит на разбитую кружку на полу. Робин отрицательно качает головой. Он понятия не имеет, что делать. Они могут быть где угодно, и ему с Дэвидом не хватит времени найти их, пока не случилось что-то действительно страшное. Но самое главное, Генри не должен знать. Что бы сейчас не произошло у Реджины и Леопольда, Робин сохранит доброту Реджины в глазах Генри. Она слишком много работала над их взаимоотношениями, чтобы все это сгорело из-за одного дряблого старика.       Он бы задушил покойного короля, если бы тот не был уже мертв. Как убить человека, который уже находится в Преисподние, Робин понятия не имеет, но если есть такой способ, то немного крови на его руках ради Реджины роли не сыграют. Он бы с радостью выкачал каждую чёртову каплю крови из тела этого мужчины, если бы это облегчило ей сон по ночам. Ему все равно на почерневшие отметины на его сердце, которые обязательно появятся после. Он сделает все возможное ради нее. -Она собирается сделать ему боль, не так ли? — тихо раздается голос Белоснежки. -Что? — Робин кажется совсем не понимает вопрос принцессы. -Реджина. Она попытаться убить моего отца… снова. -Ты сейчас серьезно думаешь об этом?       Белоснежка хмурится, глядя на шок Робина. О чем она может еще думать?. Это уже случалось однажды, Реджина уже убивала ее отца, и это вот вот произойдет снова. Черная тьма в груди ее мачехи мерцает, огонь, желающий уничтожить все на своем пути яростно горит в Королеве. Она убивает без сожаления, без единой мысли, она делает то, что причиняет боль другим людям. -Как мы можем не волноваться за Леопольда? Он отец Белоснежки. Реджина однажды уже убила его.       Если бы он мог дышать, он бы обязательно что-то сказал. Но то, как Прекрасные смотрят на него широко раскрытыми глазами и с осуждением, заставляет задержать дыхание, чтобы не обрушать на этих двоих свой гнев. Как они могут такое говорить? После всего, через что прошла Реджина, после всего, что у нее забрали, после всего, что она сделала ради шанса искупить свою вину… ее чувства все равно отбрасывают в сторону. Робин удивлен, нет, он поражен до такой степени, что его ладони сжимаются в кулаки из-за желания отстоять чувства своей любимой женщины. Принц и принцесса — маяки надежды, милосердия и вечной любви — стоят перед ним, скрестив руки, демонстративно игнорируя тот факт, что Реджина находится сейчас с человеком, который украл ее жизнь, подверг ее ужасным мучениям…как они могут переживать лишь за этого чертового Леопольда.       Он вздыхает, конечно, они не знают. Это же Реджина. Женщина, которая держит все свои карты прижатыми к груди, выкладывая по одной, но никогда не раскрывая их все. Они все знают о Даниэле, но очевидно, что глубоко в сердце королевы скрыто гораздо больше тайн, самые темные из которых до сих пор не известны большинству. -Она не может ничего ему сделать. -Почему ты так думаешь? -Он мертв, ему нельзя нанести вреда, — пожимает плечами Робин и тянется к своему пальто. — Но Реджина…. — Он тяжело сглатывает, хватая свой лук и стрелы, хотя они, может быть, и мало что могут сделать, но это все, что у него есть — Я не позволю ей больше страдать от рук этого человека или твоей, если уж на то пошло. -Робин! — обеспокоенно кричит Белоснежка. -Прости, Белоснежка, но есть вещи, которых ты не знаешь, и части прошлого Реджины, которыми я не могу поделиться, — он морщится, зная, что с каждой минутой, проведенной на этом чердаке, она находится в опасности и тем ближе он к ее потере.              Повернувшись ко все еще застывшей паре, он проводит рукой по волосам, а другой крепко сжимает свое оружие, как силовую хватку. -Я не могу изменить ни один из ее поступков в прошлом, но она сделала все возможное, чтобы искупить свою вину. И я надеюсь, что даже без всей истории, которую я не могу тебе рассказать, ты все поймешь и на этот раз выберешь её.       Дверь со щелчком закрывается за ним, прежде чем их слова успевают долететь до него. Он надеется, что они пойдут за ним, но надежды не всегда сбываются. Те, кто проповедуют о милосердии и доброте больше всего, иногда упускают это из виду волка в шкуре овечки, что также вещает о их морали.