Призраки прошлого

      Паника. Это все, что он может чувствовать. От болезненного сжимания сердца до жжения в легких и дрожи в руках. Ужасно раздражает, что он не может очистить свой гудящий разум от мыслей о самых мрачных сценариях. Она бы не сделала этого. Но так ли это на самом деле? Ему самому хочется, как только он увидит этого человека, пустить стрелу в его лоб. Но он знает, что Реджина отрицательно покачает головой и тихо попросит его всего один раз позволить ей самой разобраться с этим.       Но не Реджина исчезла с мерзавцем, а Королева, не слишком приятная даже в самый хороший день. Королева, которая, как он знал, хранила все пылающие, мучительные гнев и ярость в глубине своего сердца. Даже от одной мысли, на что способна ее темная сторона, у него снова сжимается сердце.       Он терпеть не может панику, именно из-за нее шарф кажется слишком тугим на шее, пот слишком обильно струится по спине, ладони слишком дрожат, чтобы как следует держать лук, а недостаток кислорода в легких обжигает, как лесной пожар. Такую панику он испытывал всего три раза в своей жизни до этого.       Первый раз это случилось, когда Роланд пропал в Заколдованном лесу на слишком много часов, оставив не только Робина, но и весь лагерь Весельчаков в отчаянных поисках по окрестностям и замку, и был найден лишь гораздо позже, уютно устроившись в пышном платье некогда Злой Королевы. Она свирепо посмотрела на Робина, когда тот с грохотом ворвался в библиотеку, и быстро заставила его замолчать, когда ее суровый взгляд скользнул вниз, к его спящему маленькому сыну, а его сердце, которое всего несколько секунд назад испуганно билось, внезапно успокоилось, когда он увидел их вместе.       Второй раз это случилось одной ужасной ночью, когда он был потрясен до глубины души, увидев, что его мертвая жена стоит всего в трех метрах от него, зовет его по имени и обнимает его. Но это была не паника, а шок. Паника охватила его, когда он увидел, как Реджина стоически сдерживает слезы, поправляя бордовый шарф, который она украла у него меньше часа назад, и уходит. От него, от всего, что у них было, а он запаниковал и застыл на месте, не зная, что делать, считая каждый стук ее каблуков, отдаляющих их друг от друга дальше, чем ему когда-либо хотелось.       В последний раз это случилось всего несколько месяцев назад, когда черное, угрожающее, клубящееся облако магии чуть не украло ее у него, после того как он только что вернул ее обратно. После нескольких месяцев тоски и отчаянных ударов кулаками по стенам душа, она была там, в коридоре, отчаянно прижимала его к себе, обещая, что они во всем разберутся, и он снова сможет дышать полной грудью. И буквально следующей ночью он стоял на темной улице, наблюдая, как у него на глазах из нее высасывают жизнь.       Но сейчас эта паника на совершенно новом уровне. Он даже не уверен, с чего начать, куда Королева могла бы перенести себя и своего мерзкого покойного мужа. Он один на целый город, а беспорядочный гул его мыслей и стук сердца только добавляют препятствий в поиски. Куда бы она могла пойти? В свое хранилище? Если оно вообще есть в этом месте. Может быть, в свой особняк? Они видели его на прошлой неделе, и она отказалась заходить внутрь, говоря, что не хочет омрачать свой настоящий дом тьмой, которая находится в этом мире. Так что нет, она бы не пошла туда. В его голове проносится список вариантов, которые последовательно отбрасываются по мере того, как нарастает страх.              Он бежит по улицам, из тупика в тупик. Все магазины пусты. Она не пойдет куда-то, где много людей, она захотела бы остаться наедине с этим подлым мужчиной.Нужно выяснить, где она сможет быть одна. Хотя это не делает задачу легче. Проведя рукой по влажным от пота волосам, он подавляет желание выплеснуть содержимое своего желудка и закричать. Он сосредотачивается на ней. На ее лице, на шоколадных глазах, которые удерживают его в этом мире, на улыбке, о которой он мечтает, на мягком хрипловатом голосе, который шепчет ему на ухо. Если он сосредоточится на ней, то не будет обращать внимания на панику.

***

      «Помогите»       Он приближается, и ей некуда деваться. Она зажата между деревянной стеной сарая и своим демоном. Ее защита ослабла, ее магия раздражающе недоступна, так что есть только она, он, и ее страх. И она боится как никогда раньше. -Ты хотела поговорить, но у меня нет времени тебя слушать, — рычит он, обнажая желтые зубы, и шаркает вперед, сокращая небольшое расстояние между ними. — Вместо этого, женушка, — он насмешливо произносит это слово, от которого у нее внутри все сжимается, — Ты послушаешь, потому что мне так много нужно сказать.        Его пальцы впиваются в ямочку у нее на подбородке, заставляя ее глаза наполниться слезами из-за острой боли. С ее губ срывается шипение, над которым он смеется, надавливая сильнее, когда она извивается в слабой попытке вырваться. Он всегда был сильнее нее, и использовал свое тело как рычаг, толстый и тяжелый против хрупкого и маленького. «Пожалуйста, кто-нибудь, найдите меня»       Она упирается руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его назад, подальше от себя. Ей нужен воздух, нужно вдохнуть что-то помимо тяжелого запаха ладана, которым пропитано его тело, нужно не слышать мерзости в его голосе, ей нужно выбраться отсюда.       Это была глупая идея. Безрассудное решение, которым руководствовалась ее вторая половина. Ее вторая половина, которая теперь спряталась в глубине души, поджав хвост. Теперь осталась только Реджина. Напуганная и молящаяся всем небесным богам. Но они никогда не помогали ей, ни разу за десятилетия молчаливых молитв, ни юной девушке, ни новой королеве, ни Злой колдунье, ни мадам мэру, ни матери-одиночке они никогда не давали ответа. Так почему же сейчас должно быть по-другому? Ей нужен Робин. «Пожалуйста, Робин, умоляю, найди меня» -Я дал тебе все, — его самодовольный хрипловатый голос заполняет все вокруг нее, — Сделал тебя королевой, дал тебе то, чего ты желала всем сердцем. Позволил тебе стать матерью моей дочери. Дал тебе золото, бриллианты, только лучшие вещи, которые были в моем Королевстве. И все же, — его живот прижимается к ее, — Ты бросила мне вызов, — его рука легла ей на грудь, сильно надавливая на грудную клетку. — При каждом удобном случае, после всего, что я для тебя сделал, — его покрытые грязью ногти впиваются в ее кожу. — Ты отказала мне. Она пыталась.       В то время она делала все, что было в ее силах, чтобы избежать его гротескных ухаживаний, уклонялась от королевских приемов, на которых он выставлял ее напоказ, пряталась в незнакомых комнатах в отчаянной попытке сбежать, кричала и рыдала, когда его тело возвышалось над ее собственным. Но он всегда находил ее, возвращал назад, слишком крепко сжимая ее руку, притягивая к себе, демонстрируя свою драгоценную новую красавицу-жену (хотя и не такую великолепную, как его первая), гордо прижимался пропитанными вином губами к ее губам, прежде чем затащить ее в свои покои, доказывая, что она принадлежит ему. -Но сейчас ты мне не откажешь.       Ее сердце замирает, когда его пальцы скользят ниже, играя с тонкими черными завязками корсета под ее грудью. Жгучие слезы застывают на ее ресницах, когда она замирает у деревянной стены, не в силах пошевелиться, когда он опускает голову, жадно вдыхая ее запах, когда кончики его пальцев касаются ее тела. Она знает, что у нее идет кровь, ощущает тупую колющую боль сбоку на шее, там, где его пальцы впиваются в нежную кожу, когда он спускает их вниз, к ключице, сжимая плоть над сердцем, пока она, наконец, не перестает сдерживаться и не кричит от боли. «Пожалуйста, Боже, помоги мне хотя бы раз.»       Он наслаждается ее болью. Эта более темная, бессердечная версия его еще больше похожа на нее, с широко раскрытыми глазами, когда он наблюдает, как рубиново-красная кровь окрашивает ее кожу тонкими линиями, его улыбка сияет от ее мучений, когда он смотрит на нее сверху вниз, не из-за роста, а из-за силы. У него всегда была власть над ней. -Ты убила меня. -Ты это заслужил. -В моей собственной постели. И все же… — он замолкает, поглаживая ее щеку грязными ногтями, царапая нежную, уже разодранную кожу. — У тебя даже не хватило смелости убить меня самой. Послала козла отпущения, пешку, чтобы он сделал за тебя грязную работу, — он тихо рычит, когда его ладонь сильнее прижимается к ее ребрам.       Его рука выдавливает воздух из ее легких, и это причиняет жгучую боль, а ее тело борется с желанием вывернуться из его рук. Но если она упадет, то окажется на коленях, а она пообещала, что никогда больше не встанет в такую позу перед этим мужчиной. -Если твоя мать и научила тебя чему-то, так это не быть слабой.       Она вскипает при упоминании своей матери, и ее скрипучий голос эхом отдается в ушах Реджины: «Не будь слабой, Реджина», «Выше нос, Реджина», «Твой конюх мертв, Реджина», «Вытри слезы, Реджина», «Встань прямее, Реджина», «Улыбнись, Реджина», «Будь лучше ради меня, Реджина». -Жаль, что ты не такая, как она.       Она замирает. Пристально смотрит в его темные глаза, пытаясь найти хоть каплю лжи в его словах, но ее нет, и она соскальзывает, тяжело облокачиваясь на стену сарая. Может, он прав. Возможно, ей следовало быть более похожей на Кору… более сильной, как она, в которой не было места ничему, кроме жадности и жажды власти, может быть, тогда она не оказалась бы в такой ситуации.       Но тогда она не взглянула бы на Дэниела во второй раз, не почувствовала бы, как бабочки первой любви закружились у нее в животе и запорхали в сердце. Конечно, если бы она вообще не влюбилась, она бы не почувствовала боль от его потери и не была бы так всепоглощающе опустошена этим. Она могла бы стать королевой, у которой не было бы раны в сердце и жажды мести. Не провел бы десятилетия, заточенной в каменных стенах, ослепленной яростью и не попала бы в ловушку Румпельштильцхена, который привел в действие темное проклятие.       Но тогда не было бы Генри. Ни Роланда. Ни Робина.       И от мысли, что у нее никогда не будет возможности полюбить их, быть любимой ими, почувствовать, насколько по-настоящему любящим может быть ее сердце, ее спина снова напрягается, и она выпрямляется во весь рост. Нет. Реджина никогда не станет такой, как ее мать. -Ты был бы мертв гораздо раньше, если бы я была такой, — рычит она, сдерживая гнев, и отталкивается от деревянной стены, вторгаясь в его личное пространство, хотя он и не двигается с места. — И ты прав. Мне следовало убить тебя собственными руками.       Удар, который попадает ей по щеке, жжёт, в ушах звенит, голова кружится, а ноги с трудом удерживают ее в вертикальном положении. Она шипит, прикасаясь к горячему красному следу от пяти пальцев и ладони, отпечатавшемуся на её лице. Горячие слезы застилают ее глаза, когда она отворачивается, убирая руку с отметины, и в глубине души ей хочется закричать и разорвать его на части. Возможно, ей не нужна Злая королева, чтобы избавить этого паразита от существования.       Он движется, на долю секунды быстрее, чем она, так что она не успевает среагировать, прежде чем его ногти снова врезаются в кожу её запястья, так сильно сжимая, что боль свежих ран простреливает ее руку, пока она изо всех сил пытается отдернуть ее. Ее магия пульсирует под кончиками пальцев, как легкое касание перышка, она умоляет ее расти, но этого недостаточно, она едва ли сможет оттолкнуть его. -Ах! Чертова ведьма! , -он кричит, вырывая у нее свою руку, на которой появляются волдыри и гноящиеся раны, красная, обожженная кожа, которая опаляется, пахнет гнилью.       Леопольд чертыхается, поворачиваясь к ней, и она замирает. Ёе ощущение победы быстро исчезает из-за ярости, вспыхивающей в его глазах. Она не может убить его. Может лишь причинить боль, но какой в этом смысл, если он не может умереть. Это замкнутый круг. Если она побежит, он пойдет за ней. Они пока не знают, как выбраться из этой адской дыры. И хотя она понимает, что в толпе людей есть защита, есть также и опасность потерь, на которую она не решится Она не может.Не будет.       Его руки устремляются к ней, вжимая её спиной в стену, пальцы запутываются в её волосах, сильно дергают и оттягивают назад, открывая для него ее шею, длинную, нежную и такую соблазнительную. Её крик от болезненного натяжения на коже головы ничуть не останавливает его, а лишь подстёгивает, когда его тело плотно и крепко прижимается к ее телу, сокращая расстояние между ними.       Она наносит удар вслепую, сквозь горячие слёзы, пока он сильнее тянет её за волосы, ее шею сводит судорогой, но она не сдастся без боя. Не позволит ему стать тем, кто её сломает. Удар локтем в грудь, изо всех сил, удар ногами в голени и колени. Он едва сгибается, фыркает от удара в бок, но не отступает.       У нее во рту кровь, густая и с металлическим привкусом, покрывающая язык, когда она яростно выплевывает ее на бетон. Откуда взялся его удар, она не знает, её голова гудит и звенит, и она еле сдерживает позыв к рвоте от вкуса меди с каждым прерывистым вдохом. Ее губа. Она разбита. От зубов, которые вонзились, когда его руки вцепились в её грудь, не давая подавить крик.       У нее кружится голова, и на мгновение все вокруг кружится, переворачиваясь на девяносто градусов. Её колени подкашиваются, руки ищут в пустом воздухе что-то, за что можно ухватиться, прежде чем она упадёт. Ее руки крепко вцепились во что-то или в кого-то, но она не может сказать за что, потому что глаза плотно закрыты. Ребра протестуют, когда она кашляет кровью, они горят, когда она жадно делает столь необходимый вдох, ее скула горит, губа обжигает от боли, а под глазом уже образуется синяк. Он оставил на ней метку.Снова.       Гладкое ощущение шёлка под её рукой заставляет её отпрянуть назад — она не будет использовать его как опору, пытается оттолкнуть его и разворачивается, врезаясь лицом в деревянную стену и кричит. Обе ее руки обхватывают его за спиной, сжимая в тисках, когда он вторгается в ее пространство, закрывая своим телом и утыкаясь носом в нижнюю часть ее подбородка. -Тебе не убежать от меня, Реджина, -он тяжело вдыхает ее запах, содрогаясь. — Тебе некуда бежать.       Она чувствует, как его рука скользит вверх по её телу, груди, где он на мгновение останавливается, со стоном уткнувшись ей в шею, а затем поднимаясь вверх по её горлу. -Тебе некуда спрятаться.       Он крепче сжимает её, не обращая внимания на её всхлипывания и царапающие ногти, яростно скребущие по его рукам, которые сжимают её тонкую, хрупкую, такую уязвимую шею, постепенно и намеренно перекрывая доступ к воздуху, игнорируя болезненное шипение, вырывающееся сквозь стиснутые зубы, когда ее пульс учащается под его пальцами. Он стучит в её ушах, в голове, за глазами, которые заполняются черными точками, легкие горят, им не хватает воздуха, но его тяжесть давит ей на спину, а грязная деревянная стена, врезающаяся в окровавленную щеку, только мешает ей.       Ей нужно двигаться. Ей нужно дышать. Нужно, чтобы боль в груди утихла. -Я всё ещё владею тобой, Реджина. И ты принадлежишь мне, я могу забрать тебя.       Она кричит в никуда, кричит от боли в боку, от ослепляющего острия лезвия, раскаленного добела, обжигающего все тело, мышцы спины сводит судорога при попытке увернуться, когда холодная сталь пронзает теплую плоть. «Робин. Помоги мне»

***

      Ее нигде нет: ни в переулке, ни в лесу, его последний шанс причал. Она должна быть там. Это его единственный оставшийся вариант. Перебросив лук за спину, он бежит, мимо мастерской механиков Сторибрука, чувствует запах океана и соль, которая щиплет ему язык, когда он глубоко дышит, чтобы унять бешеный стук своего сердца.       Она должна быть здесь. В поле зрения появляется причал, волны мягко бьются о деревянные столбы, он не видит ее, но видит сарай чуть впереди. Его живот сжимается от волнения, она там, он это чувствует. Деревянные доски дрожат под ударами тяжелых ботинок, его ладони потеют, когда он бежит, распахивая дверь. -Реджина?!       Здесь пусто. И он погружается в отчаяние. Где она? Его кулак с силой врезается в деревянную раму, и в нём бушует страшная ярость. А что если слишком поздно? А что если её нет? Что, если она…       Он замирает. Кто-то кричит. Его сердце бешено колотится, ведь это похоже на нее, похоже на крик боли его любимой женщины. — Реджина! Где ты?       В ответ на его зов раздается глухой удар о дальнюю стену, он огибает сарай снаружи и заворачивает за угол. Ярость. Это всё, что он чувствует, а кровь бурлит от злости. Робин не может толком её увидеть, но видит его, прижимавшего её к стене, одна рука в её длинных волосах, другая на её талии. Мертв этот человек или нет, он не доживет до следующего дня. Он не помнит, как преодолел это расстояние, но с ужасом наблюдает, как словно в замедленной съемке блеск серебряного лезвия вонзается ей в бок, а ее крик леденит его душу.       Его лук обвивает шею подонка, оттаскивает его от Реджины и душит Леопольда, пока Робин оттаскивает его назад. Мужчина рычит, яростно размахивает кулаками, вцепляясь в туго натянутую тонкую тетиву на своей шее. Он сломает шею этому королю.       Внезапно его вес исчезает, и она резко вдыхает, кашляя от мучительных, прерывистых вдохов, а рука сжимается вокруг сочащейся раны. Её колени трясутся и подгибаются, и она падает на землю с глухим ударом, сжимаясь от боли. Она слышит его ругательства и крики, но звук глушится жужжанием в её ушах.       Он отвлекается, из-за чего, ей неясно, но этого времени достаточно, чтобы спастись. Она разворачивается и бежит. Но кто-то выкрикивает ее имя все громче с каждым шагом, который она делает. Острая ослепляющая боль в боку, там, где его нож рассек кожу, затуманивает зрение, делая всё размытым и нечетким, теплая лужица крови вытекает из ладони, все еще дрожащей, но прижатой к ране.       Робин сбивает их обоих лицом вниз на бетон, наслаждаясь тем, как Леопольд стонет от удара. Он переворачивает их, и его кулаки сталкиваются с костями, ломая их под его суставами, которые скрипят от каждого удара. К черту сломанные руки, он наносит удар за ударом, пробивая старику голову об землю. Кровь тёплая, она стекала по его пальцам, вниз по рукам, пропитывая подол его пальто. Это не имеет значения, он просто выбросит куртку, а этот подонок преследовал Реджину всю жизнь… Он замирает, все еще сжимая шелковую ткань на шее Леопольда, пока тот бормочет под ним, Реджина.       Он швыряет мужчину на землю, подавляя желание усмехнуться над его болью, пока его взгляд скользит вокруг. Она спотыкается, в паре метров от них, держась за бок и пытаясь убежать. Она даже не знает, что он здесь. Его сердце сжимается от боли, когда он поднимается на ноги, отчаянно выкрикивая ее имя, прежде чем она снова исчезнет, и придется опять начать поиски. -Она умрет, — мужчина хихикает под ним, улыбаясь сквозь окровавленные зубы, и Робин, вспыхнув, снова ударяет ему в челюсть разбитыми костяшками пальцев.       У нее кружится голова, ее магия пытается вырваться наружу, отчаянно желая исцелить глубокую рану, но она не может сосредоточиться, не может думать ни о чём, кроме того, чтобы устоять на земле, которая кружится у нее под ногами. -Мама! -Генри? Нет! Нет, не здесь. Пожалуйста, уходи. Пожалуйста.       Она чувствует, как сильные руки обхватывают ее под мышками, выпрямляют, и она кричит от боли, пронзающей живот, и она сгибается, цепляясь пальцами за толстое шерстяное пальто. -Дэвид?! Дэвид, она ранена.       Снежка. Она падает, ее глаза закатываются, их голоса неразборчивы и еле слышны. Кто-то держит ее. Дэвид, предполагает она в дреме, нежно прижимает ее к себе, когда они опускаются на землю. -Мама! Мама, ты меня слышишь? — глаза Генри появляются в её поле зрения, в панике и страхе, он никогда не должен испытывать этот страх, только не из-за нее. Она хочет кивнуть, сказать ему, что с ней все в порядке, но рана расходится, и она хнычет, тяжело падая Дэвиду на грудь. — Реджина, ты должна показать мне, где у тебя болит, — голос Снежки смягчается, а ее дрожащая рука касается той, что держится за бок, — Пожалуйста, Реджина.       Она чувствует, как кто-то раздвигает ее пальто, как развязывает шнуровку корсета снизу, как от холодного морского воздуха по спине пробегают мурашки. -Господи, — шепчет Дэвид, когда кровь начинает сочиться, пропитывая и окрашивая её кожу и одежду. Это плохо. Она знает, что все плохо. Кто-то с трудом выдыхает «Боже», возможно, это Эмма, но она не может сказать точно, все плывет и смешивается в её голове. Ей просто нужно поспать. -Реджина! Любимая, открой глаза, — ее сердце трепещет от его голоса, -Реджина, пожалуйста! Посмотри на меня.       Она пытается, но она измучена, опустошена и теряет сознание. Он нашел ее. Может быть, на этот раз Бог все-таки ответил на ее молитвы. Она может увидеть их всех в последний раз, безмятежное спокойствие овладевает ее телом, когда его рука обхватывает ее подбородок. -Открой свои чертовы глаза, Реджина!       Её ресницы дрогнули, но она не может открыть глаза. Все в порядке, она слышит их, этого достаточно, просто знать, что они здесь, в конце концов, она умрет не в одиночестве. -Мама! Мама, пожалуйста!       Она хочет сказать ему, что ей жаль, но ее горло переполнено свернувшейся кровью, которая сдерживает слова, прежде чем они смогут вырваться наружу. Она надеется, что они поймут, как ей жаль и как сильно она их на самом деле их любит. Всё начинает тускнеть, когда они зовут её по имени, и что-то горит, ползёт через её вены, белое и жаркое, пульсируя, когда проникает в её тело.       Кто-то держит ее за руку, прижимая к своей, она чувствует, как ее магия прыгает, как маленькие искры попадают ей в бок, и это причиняет ужасную боль. Она пытается отодвинуться от электричества, от этого жжения. -Реджина, подожди. Это твоя магия, любимая. Она пытается исцелить тебя, пожалуйста, просто поддайся, — она всхлипывает, слыша слишком далекий голос Робина, слабо выгибаясь в его руках, которые удерживают ее. — Пожалуйста, Реджина, исцели себя.       Он шепчет ей в макушку, и она понимает, что это его руки держат её сейчас, его сердце стучит рядом, удерживая её здесь, а рука Генри держит ее свободную руку, умоляя ее остаться с ним, -Пожалуйста, мама, пожалуйста, не оставляй меня снова.       Губы Робина касаются её лба в тот же момент, когда губы Генри соприкасаются с тыльной стороной её руки, и это ослепляет, обжигает, пронзает полосой боли, прежде чем тепло оседает, разглаживает и успокаивает, как бальзам медленно продвигаясь от ее ладони по коже, распространяясь тысячью нитями. Робин крепче сжимает ее руку, прижимая к себе, его голос бормочет бессвязные слова. У неё сводит живот, скручивая в узлы, которые пронзают прямо в спину, мучительно сжимая мышцы в этом месте, и её разум, наконец, сдаётся, опустошенный и истощённый, а бессознательная темнота становится желанным другом.

***

-Он ушел, Реджина.       Она хмурится, ворочаясь под тяжелым пуховым одеялом, которое обхватывает ее подмышками, а грудь Робина служит столь необходимой подушкой для ее больной головы. -Белоснежка была там, как и Дэвид. Огонь забрал его.       Ее глаза встречаются со слезящимися глазами Снежки, когда та резко всхлипывает, борясь с наплывом эмоций. Ее отец, ее герой, оказался ничем иным, как разочарованием, это не может быть легко. -После того, как ты исцелила себя… — она чувствует, как Робин и Генри улыбаются ей и друг другу, зная, что именно они дали ей толчок в виде поцелуя истинной любви, который помог ее магии исцелить повреждения. Это все еще больно, ведь ее магия могла сделать не так уж много, прежде чем она потеряла сознание, но она сшила разорванные сосуды, остановила поток крови, соединила разорванные мышцы и восстанавливая ее кожу. — …Я пошла к своему, — Снежка замолкает, пережевывая слово, которое внезапно кажется кислым на вкус, — я пошла к своему отцу. Он умолял меня о прощении, сказал, что ты снова пыталась убить его, — Реджина сжимается, но слышит, как Белоснежка вздыхает, — Он сказал, что ты спровоцировала его, заставляла его действовать, и что он сделал всё это из соображений безопасности. -Этот мерзавец получил по заслугам, — Робин фыркает на это, качая головой, и поцеловал Реджину в волосы. Он просто расстроен, что ему не удалось покончить с жалким существованием этого старикашки своими собственными руками.       Реджина наблюдает, как Снежка играет со своим обручальным кольцом, пытаясь во всем разобраться, но для нее мало что имеет смысл, девочка ничего не знает о жизни, которую Реджина пережила в стенах Замка. Хотя, вероятно, она хочет понять это сейчас, после последних нескольких часов. Дэвид подходит, легонько коснувшись прикрытой лодыжки Реджины. — Он не вернется, — заканчивает Дэвид, слегка улыбаясь паре напротив него. Робин проводит пальцами по её волосам, наклонив голову, чтобы упереться лбом в её макушку. — Теперь ты можешь отдохнуть, любимая. Ты в безопасности.       Она кивает, не особо веря в это, но пока это может побыть правдой. Она опускается на матрас, прижимается к теплому боку Робина, прижимается ближе к его сердцу, которое бьется так сильно и ровно под ее ладонью, и закрывает глаза. Он ушел. Она свободна