Split

      Этот момент был переломным.       Шото знает — после него всё… совсем изменилось. Злость на отца и обида на Ястреба-сана потускнели и отошли на второй план.       В голове всё ещё стоит Даби — казалось, искренне сочувствующий, обращающийся непривычно мягко и сдержанно. Не издевающийся. Не насмехающийся. Ни разу не сказавший «я же говорил», пускай это и было бы очень в его духе. И, в конечном счёте, предложивший поцелуй так, что она не смогла отказаться. В тот момент она не задумывалась о последствиях — слишком велико было желание отделаться от странного разочарования — разделить его с единственным, кому можно высказаться.       Чем меньше народу знает об отце и Ястребе-сане, тем лучше — так она оправдывается перед собой. Раз Даби уже знал… раз сам предложил понаблюдать… наверное, в качестве исключения ему можно довериться.       Честно говоря, Шото сглупила. Наивно с её стороны пойти навстречу злодею и его манипуляциям — в том, что это они и есть, она даже не сомневается. Но… пока она осознаёт, всё не так уж и плохо? Пока она осознаёт… она не позволит Даби вертеть ею, как вздумается. И несмотря на то, что он утешил её… позволил ей на секунду побыть слабой и никчёмной… держал её столь ласково и осторожно… Шото не обманывается.       Раз Даби ведёт себя так, значит, ему что-то нужно. Не переманить на сторону злодеев — нет, он не настолько наивен, чтобы даже надеяться. Но что-то ещё. Она не может сказать, что конкретно — просто знает. И осознанно ведётся, всё сильнее запутываясь в паучьих сетях.       Шото помнит, каков на вкус поцелуй с ним. Сигаретный дым, опутывающий лёгкие; гарь и отчётливый душок нечищенных зубов. Гадко. Просто омерзительно. Когда она, отстранившись, прокомментировала это, Даби лишь ухмыльнулся и сказал: ну, значит в следующий раз я почищу зубы.       В следующий раз. Он всерьёз рассчитывает на следующий раз.       Безумие. И она всамделишно хочет стать его частью. Шото не обманывается сладкими речами Даби — но и себя тоже больше не обманывает. С тех пор, как он появился тогда, когда она возвращалась в общежитие, он продолжает это делать с завидной регулярностью, занимая не только её время, но и все мысли. Возможно, такова её судьба. Их судьба.       Даби — клубок ядовитых змей, в который соваться столь же опасно, как нырять в охваченный дымом и пламенем лес. Тем не менее, он вцепился и затащил Шото за собой — она чувствует себя запятнанной. Опороченной. Чтобы её — чистую и непогрешимую — захомутал какой-то мерзкий, вонючий злодей… уму непостижимо! Но ей нравится. И ей нравится Даби. Возможно, даже сильнее Ястреба-сана.       А всё из-за поцелуя, который ей не понравился! Ну, по большей части. Даби, к её несчастью, чрезвычайно хорошо целуется. Даже с учётом того, что он моется раз в неделю, и несёт от него, как от мусорного бака, в котором разводили костёр. Она помнит, как он беспардонно раздвинул её губы языком, как вцепился в волосы почти до боли, как притянул к себе за талию и втиснул колено меж ног — ей пришлось отцепиться от его рук, и, не зная куда их деть, Шото впилась короткими ногтями в спину, обтянутую потрёпанной толстовкой, тем самым безропотно позволив ему делать, что хочет.       И хочет он много. Она почувствовала, когда прижалась теснее; и не испытала от этого факта отторжение. Напротив… ей тоже захотелось.       Шото трясёт головой и прижимается лицом к подушке, надеясь, что получится отвлечься хотя бы так. Напротив — перед глазами очень чётко возник образ Даби, когда они друг от друга оторвались. Он, высунув язык, дышал тяжело, как собака; и глаза его блестели жадностью.       А-а-а! Пошёл к чёрту! С тех пор прошла пара дней — Шото слишком замаялась на стажировках, чтобы инициировать встречи; телефон же угрюмо молчит. Похоже, это тот случай, когда стоит… так уж и быть, сделать шаг навстречу. Вы (23:11): Ты сможешь встретиться завтра? Неизвестный (23:11): детка, ради тебя я могу пробраться хоть в Юэй ;)       Она ощущает, как у неё нагреваются кончики пальцев, и отбрасывает телефон, как будто тот сейчас укусит. Горит и лицо, и шея, и приятно поджимается нутро — не спасает даже этот идиотский смайлик в конце. Чёртов Даби и его чёртовы прозвища. Осознав, что надо ответить, она трясущимися руками тянется к несчастному мобильнику, пошедшему мелкими трещинами от такого обращения. Вы (23:14): Хорошо, учту. Вы (23:14): Но пока давай на улице. Завтра я буду стажироваться в той же точке. Неизвестный (23:14): как скажешь :) на том же месте? Вы (23:14): Ага.       И на этом всё. Шото ждёт следующего дня сильнее, чем должна была. — Ты сегодня на взводе, Тодороки-сан, — замечает Мидорию после очередной беготни. Шото позволяет себе ухмыльнуться. — Настроение хорошее. Скоро я встречусь с кое-кем особенным.       Бакуго рядом тоже ухмыляется, невольно заразившись её настроем. Ох, если бы он знал, чем подобный экстаз вызван… если бы они знали… как бы тогда на неё смотрели? О, наверное, с презрением. Сочувствием. Непониманием.       Как бы они смотрели, узнав, почему она куда-то пропала посреди стажировки? Чтобы вновь увидеться со злодеем… похитившим его дорогого друга… наверняка убившим ни один десяток невинных людей… — Ты пришла, — комментирует Даби. — Раз уж попросила о встрече, — нейтрально отзывается Шото. И, преодолев смущение, спрашивает. — Ты чистил сегодня зубы?       Даби сияет ухмылкой почти белоснежной — с небольшого разделяющего их расстояния она улавливает запах мятной жвачки. Этого для неё более чем достаточно — единственным шагом она сокращает короткую дистанцию, и, осмелев, тянет Даби на себя. Та же толстовка, что и в прошлый раз — только теперь, похоже, отмытая. То, что он прислушался к её словам, удивляет даже сильнее, чем вся ситуация в целом. Ну, теперь это не так важно.       Шото целует первая вновь — и вновь инициативу безжалостно перехватывают. Даби бесцеремонно вжимает её тело в своё — не такое костлявое, как ей казалось ранее. Он… достаточно крепкий. Во всех смыслах. Что тоже в какой-то степени приятно. Мысли выветриваются — Даби вылизывает её изнутри, проходится пальцами по рёбрам, опять стягивает чем-то не угодившую ему резинку. — Что же ты со мной делаешь, — мурлычет он — руки его на боках, на шее, лице и голове — Даби стремится ощупать её всю, изучая, подобно искренне любопытствующему учёному. Шото даже жалеет, что геройский костюм не позволяет большего. Узнать друг друга… по-другому. Можно было бы в общежитии. Или дома — прямо под носом у ничего не подозревающего отца. Судорожно цепляясь за Даби, она думает о том, что сможет точно понять, какие места у него не чувствуют боли. Сугубо ради геройских дел, конечно же. Им наверняка предстоит столкнуться в бою — и не раз.       Но уже об этом она не думает совершенно — впервые в жизни ей абсолютно всё равно. И на отца, и на героику, и на тотальную несправедливость социума. И на злодея Даби в том числе. Здесь, в этом тесном переулке, нет никаких героев и злодеев — есть лишь Даби и Шото. От всего остального мира они будто отрезаны.       И это становится регулярной частью её геройской жизни.       *** — Даби-кун выглядит таким счастливым последнее время, — ехидно комментирует Тога его приподнятое настроение. Ястреб сдержанно улыбается. — Ага. Так оживился. — Даже злодеи имеют право радоваться, — хмыкает он в ответ, без тени опаски встречая холодный взгляд Ястреба. Ох и не нравится же ему это. Посмотрите-ка, как насторожился. Удивительно, что не распушил перья.       Курица чёртова. Он постоянно замечает знакомые красные сполохи — тут и там, исчезающие слишком быстро, чтобы можно было поймать и обвинить. Никто другой не видит. Или просто не хочет — ведь, эй, Ястреб такой хороший, согласился помогать и спонсировать, да ещё и Герой Номер Два, гляньте, насколько прогнила героика, раз уж к Лиге потянулись самые верха. Ну, он не спорит. Он дружелюбно ухмыляется и копает под Таками Кейго — ох, сколько же потребовалось сил и времени, чтобы узнать его настоящее имя и отследить связь с тем Таками, что когда-то поймал отец.       С этой информацией можно работать, но раскрывать её сейчас нет ни желания, ни тем более необходимости. Пускай Ястреб доказывает преданность, а он… он дождётся подходящего момента, и когда ублюдок — один, без подмоги, в самом эпицентре их змеиного гнезда — решив, что выполнил свою маленькую шпионскую миссию, нанесёт удар.       Огонь — единственная его слабость. Повезло.       Ну, в любом случае, плевать на Ястреба и его подозрения. Пусть следит за ним, сколько хочет — всё равно ничего не выяснит. Прознает о его связи с Шото — ну и что с того? Расскажет кому-то — подставит под удар и её, дочку своего обожаемого Старателя, с коим самозабвенно трахается теперь не очень одинокими вечерами. Мерзость. Свернуть бы ему шею и бросить папочке под ноги — посмотри, это всё твоя вина, этоядолженбытьнаегоместе, да много чести. Нет, Ястреб, как бы ни прискорбно то было признавать, ещё нужен ему. Нужен Лиге. Слишком полезная игрушка, чтобы так просто от неё избавляться.       Он тоже станет частью грандиозного плана Даби по уничтожению Тодороки Энджи. Ну, а его менее глобальная задача уже практически достигла кульминации — осталось немного.       Тога, к её чести, ни слова не говорит про Шото. Хотя, зная её, это скорее из-за того, что она хоть как-то чтит конфиденциальность его «романа», а не потому, что не доверяет Ястребу. В конце концов, он, кроме неё, никому не рассказывал — это же она надоумила его сблизиться с Шото. Даби в какой-то степени благодарен — потому что с Шото ему, на удивление, нравится. Он рядом не только из-за того, что задумал, нет — шедевр оказывается идеален во всём. Даже в том, чего толком не умеет.       Он, однако, не воспылает сентиментализмом только из-за этого — пускай его удовольствие будет… приятным бонусом. Даби насладится отдачей Шото, а позже — и её болью. Нет большего удовольствия, чем от слома того, кого ты ненавидишь больше всего на свете. И он вкусит его по полной. — Неужели ты добился своего? — шепчет Тога ему на ухо — не то чтобы это поможет уберечь информацию от Ястреба с его сверхчувствительными перьями. — Почти, — ухмыляется Даби, — осталось немного. — Я очень рада! Буду следовать твоему примеру, Даби-кун!       Следовать его примеру? Когда она был той, кто раздавал ему советы, в конечном счёте оказавшиеся действительно полезными? Вот же чудачка. Впрочем, ситуация Тоги в корне отличается — она, в отличие от Даби, взаправду влюблена. Может, поэтому у него всё получилось, а у неё — нет. Пока что.       Его окружают одни ненормальные. Под стать ему. И Даби, в общем-то, всем доволен.       ***       Мидория и Бакуго странно себя ведут. Поначалу Шото подозревает, что у них… такая же ситуация, как у отца с Ястребом-саном, но, приглядевшись, разубеждается. Мидория выглядит… ехидным, когда шепчется о чём-то с лучшим другом — и тот едва заметно краснеет, негромко гавкая в ответ.       Причины подобного поведения ей неясны, а делиться подробностями они отказываются. Когда Шото единожды спросила, Бакуго злобно рявкнул «не твоё дело» — ещё агрессивнее, чем обычно. Мидория торопливо что-то зашептал на ухо, но Бакуго отмахнулся от него — мол, знаю, знаю, чёртов ботаник, и это, вообще-то, тоже не твоё дело. Шото больше не докапывалась — ну, не её дело, значит, не её дело. Бакуго расскажет, только если посчитает нужным.       Шото, однако, смущает, что её — неотъемлемую часть их трио — не посвящают в какой-то важный, судя по всему, секрет. Даже Мидория ответил с хихиканьем «скоро ты сама поймёшь, Тодороки-сан». Какой промежуток времени включает в себя «скоро» и что она «поймёт», конечно же, непонятно. Ни единого намёка.       Ну да ладно, не так это и важно, в конце концов. Куда важнее, что сегодня они с Даби снова целовались — и ей снова очень понравилось. Настолько, что она разрешила ему явиться в Юэй. И он будет там уже этим вечером.       Осталось всего лишь дождаться — но ожидание никогда не казалось таким трудным и нудным. Отвлечься не помогает даже привычная беготня, несмотря на то, что сегодня один из немногих раз, когда им удалось столкнуться со злодеем, а не просто посмотреть, как отец или Ястреб-сан его ловят. Ничего сложного. Ничего важного.       Скукота. А Даби — Даби привнёс интерес в её тусклую повседневность, состоящую из стажировок, домашки и односторонних диалогов с отцом. Однажды Шото разглядела засос у него на шее — и с тех пор старается смотреть только в глаза, пускай это и бывает… тяжеловато. Смотрит он всегда серьёзно и невозмутимо, но за внешней неприступностью видны и вина, и сожаление, и искреннее желание извиниться — не словесно, но поступками. Старатель совсем размяк — Ястреба-сана действительно стоит поблагодарить.       Правда, позже — когда они наберутся решимости и раскроются. Шото уверена — это только вопрос времени. Судя по тому, что она видела — по поведению, взглядам, интонациям и прочим мелочам, незнающему не особо заметным — у них всё… достаточно серьёзно. Удивительно — отец, спустя столько времени, наконец, смог полюбить. Пожалуй, она за него… рада. Чисто по-человечески. И кто-то вроде него заслуживает немного тепла — как бы ни иронично звучало это об обладателе огненной причуды. Даром, что Ястреб-сан готов его предоставить всем своим существом.       Шото думает, эта готовность не пошатнётся, даже если он узнает правду об их семье. Старателю повезло. И Ястребу-сану, пожалуй.       Ну, сейчас не о них.       Она будет ждать Даби.       Он приходит, когда солнце уже начинает клониться к зениту. Без стука, без предупреждения — когда Шото корпит над домашкой и сонно тычется носом в тетрадку с расплывающимися цифрами и символами. Тем, кто стажируется посреди занятий, задают в два раза больше — навёрстывать упущенное. Господи, и зачем героям идеально знать японскую литературу?.. — Потому что литература заставляет думать. Анализировать людей и их поступки. Мало знать способности злодеев, ты должна ещё и примерно понимать, почему они такими стали. Не существует чёрного или белого. И художественные книги доносят это лучше всего.       Похоже, она не заметила, как начала рассуждать вслух. — Художественные книги, значит… — хмыкает она. — И давно ты пришёл? — Только что, — отзывается Даби. На этот раз он в фирменном плаще — не боялся, что его узнают? — Разуйся, пожалуйста, — просит его Шото, опустив глаза на заляпанный грязными берцами пол. Подумав, добавляет. — И вымой руки. — Привереда, — ворчит Даби, но послушно выполняет обе просьбы. — Не привереда. Просто не хочу заболеть, — бормочет Шото, старательно отводя взгляд. Даби ухмыляется. — Так далеко вперёд смотришь? Не волнуйся. Я же не идиот.       Он роется в карманах и достаёт пачку презервативов, вместе с которой случайно выпадает наполовину растраченная упаковка клубничной жвачки. — Будешь? — спрашивает он с улыбкой. Шото кивает и тянется; клубничная — её любимая. И вручает одну пластинку собеседнику — тот тоже охотно принимает. Она надеется, что это не потому, что он опять не чистил зубы. Они жуют в молчании удивительно уютном — Даби устроился на футоне, скрестив ноги; Шото по-прежнему смотрит в тетрадку, уже не пытаясь читать. Дела подождут. Их обоих.       На этот раз он лезет первым — когда обе жвачки оказываются в мусорке. Шото встаёт с насиженного места, отвечая на невинное объятие — обвивает спину Даби, ткнувшись в пропахшую дымом грудь. И — самое лучшее — не думая совершенно ни о чём. — Я скучала, — признаётся она, наконец честная с ним и с самим собой. — И я скучал, Шото Тодороки, — отвечает он мягко. Может, этого ей не хватало? Ласки, которую она никогда не получала дома? Как знать. Теперь это неважно. Даби целует её, и она отвечает, поддаваясь. Ей нравится поддаваться. Только ему.       Они устраиваются на футоне, и Даби, получив возможность, запускает руки ей под одежду. — Какие мышцы, — урчит он довольно, — ты много тренировалась для них, не правда ли? — Конечно, — фыркает она. Тело у неё, как стальная пружина — Шото не такая крепкая, как те же Бакуго с Мидорией, но она компенсирует за счёт гибкости, ловкости и суровых отцовских тренировок. То, что Даби заметил это… определённо льстит. — Ты тоже не лыком шит, — возвращает комплимент она. — Меня воспитали улицы. Мне пришлось научиться обходиться без причуды, чтобы выжить и не попасться. — Хвастун. И как же ты выживал, не используя огонь? — Есть много разных способов убийства. Но ты же не хочешь слушать о них прямо сейчас?       Он прав — им не до того. Шото заблаговременно распустила волосы — и Даби не может перестать их трогать. — Почему они тебе так нравятся? — спрашивает она чуть смущённо. — Мои волосы. — Их приятно касаться. Они мягкие, чистые и шелковистые. Вот и всё, — чистосердечно исповедуется Даби. Забавно, с учётом того, что он сам — потный вонючка. Хотя сейчас от него почти не пахнет — только дымом, но тот, кажется, давно въелся в его испещрённую шрамами кожу. Шото слегка дрожащими руками стаскивает плащ, осторожно проводит носом по шее — дым. Гарь. Вкусно. Прикасается языком — робко и осторожно, но Даби шумно выдыхает. И она смелеет — прикусывает неповреждённый участок на шее, тут же извиняющееся зализывая. Сухо. Немного солёно.       И — вау, как удивительно — тоже ей нравится.       Даби толкает её и наваливается сверху, жадно шаря по бокам. Вес его тела — разгорячённого, жилистого и мускулистого — приятен и желанен. — Тебе понравится, — выдыхает Даби в шею — и лижет, возвращая должок. Шото верит. И примыкает поцелуем к раззявленному в кривой ухмылке рту — искренней, а не приторной и жеманной. Настоящей в своём диком сумасшествии и неукротимом экстазе.       Пальцами он лезет под шорты — Шото зажимает рот рукой. — Так ты без белья? Что за грязная девчонка. Дочка Старателя. Будущий герой. Разве так можно?       Разве так можно? Нельзя, нет, определённо нельзя — и в этом вся фишка. Нельзя было заговаривать с Даби. Вестись на его уловки. Идти к нему, чтобы её пожалели. Но Шото повелась — и теперь млеет от хаотичных, но удивительно осторожных прикосновений. Даби не сделает ей больно. Только не так. Она знает.       Она стягивает с него футболку, но не получается — выскальзывает. Слишком сильно дрожит. И Даби помогает ей. — Хочешь видеть меня? Даже несмотря на то, какой я урод? — Ты не урод, — запальчиво отвечает Шото, едва ли контролируя речь, — ты красивый. Очень. — Очень красивый, — хмыкает он задумчиво. — И от кого я это слышу? — От такой же уродки, — приглушённо смеётся Шото, дотронувшись пальцами до собственного ожога. — Рыбак рыбака, — усмехается Даби — не так насмешливо, как раньше. Возможно, даже с оттенком грусти.       Раздевшись догола и раздев её следом, Даби опускается. По-хозяйски ткнувшись во внутреннюю сторону бедра, он проводит языком по старым, давным-давно белым, рубцам. Они всё ещё чувствительные — Шото дёргается и елозит ногами — ну, как, пытается. Даби крепко держит. — Зачем ты это делала? — спрашивает он серьёзно. — Были причины, — спокойно, как может, отзывается Шото. Вспоминать отца в этот конкретный момент она не хочет. — И как? Помогло? — Честно? Вообще ни капельки. Только лезвия зря тратила.       Ещё и от отца потом прилетело. Об этом она умалчивает — и больше на слова они почти не отвлекаются. Даби размашисто лижет меж ног, и её подбрасывает. Из глотки вырывается хриплый, задушенный вой — и Шото кусает пальцы в попытке его сдержать. Будет плохо, если…       Мысль обрывается — Даби повторяет. Он суёт язык дальше — посасывает, не прекращая облапывать ляжки, слегка царапает ногтями и не даёт ненароком вырваться. Шото сучит свободной рукой по простыне, старается не издавать лишних звуков и ровно дышать — и ни черта не выходит. — Хорошая девочка, — хвалит Даби, отстраняясь, по ощущениям, спустя вечность. У неё всё горит — изнутри и снаружи тоже; огонёк пробегает по левой руке, и Шото подавляет его с небывалым усилием. Не хватало ещё всё спалить и объяснять, почему это произошло… и из-за кого…       Он наваливается вновь, буквально вгрызшись в её губы, теперь не сдерживая агрессивную потребность кусаться, как животное. Шото вздрагивает от короткой боли, слизывая мгновенно выступившую кровь — рот обжигает. Будто самым настоящим драконовым пламенем. Даби кладёт руку на её грудь — не самую большую, всего-то второй размер. Шото не возражает — с такой гораздо удобнее.       Одну Даби обхватывает полностью. Щупает, мнёт и оттягивает, перекатывая вставший сосок меж пальцев. — Красивая, — шепчет он, — только не режь себя больше. Ведь это сделаю я.       Порежет. Сожжёт. Разорвёт на части голыми руками. Он жаждет этого всем своим существом — в те редкие моменты, когда Даби показывал настоящего себя, Шото видела. Отчётливую жажду убийства — именно её, и ничего больше. Почему он сдерживается? Почему делает так хорошо, вместо того, чтобы погрузить в пучины ада? Даби вылизывает её, заводя вторую руку промеж разведённых бёдер — она уже вся промокла. Поневоле Шото зажимается, уходя от чересчур горячих прикосновений и пальца, кажущегося ей ужасающе широким. Она ведь никогда… никогда… — Расслабься, — просит Даби успокаивающе, и Шото слушается. С трудом она заставляет себя не реагировать, ведь он отвлекает — целует, лижет, шепчет на ухо, урча, как очень большой кот. Большой, ласковый, но всё ещё чудовищно опасный, как лев или тигр. И Шото любит это. Любит опасность и близость смерти — подбираясь к ней как можно ближе, Даби отступает в самый последний момент. Останавливается за миг до смертельного укуса, будто прибитый. Заставляет себя отступить и затаиться в ожидании. Чего — неизвестно, но он непременно дождётся. Шото знает.       Шото принимает и два пальца, и три, пока боль не ослабевает, становясь терпимой. Когда Даби вытаскивает, она чувствует тоскливую, тянущую пустоту, и скулит от нетерпения, пока он натягивает презерватив. — Потерпи. Ещё немного.       Она терпит — и затем чувствует, как её начинает распирать. Руки Даби — вновь на ляжках — цепко удерживают, и Шото всхлипывает, не в силах отделаться. — Тшш. Боль пройдёт. Скоро будет хорошо.       И он снова не врёт — боль действительно проходит. Войдя полностью, Даби перехватывает её поудобнее и начинает двигаться, не прекращая шептать в попытках отвлечь. Шото особо не вслушивается — но его голос и ласковые интонации оказывают действие практически анестетическое. Тогда боль начинает постепенно уходить — и на смену ей зреет что-то иное.       Она чувствует подкатывающие к горлу слёзы, и, впервые за десять лет не в силах сдержать плач, прикрывает глаза дрожащей рукой, второй зажимая рот. Слёзы всё текут и текут, пальцы ног поджимаются в судороге; Даби наращивает темп. Это — то, о чём говорят на форумах? Неудивительно, что сексу посвящено так много внимания — возможно… возможно, он не так уж и переоценён.       Её руку тянут, убирая с глаз — сквозь слёзы Шото видит усмешку. Не такую, как обычно — пугающую и безумную. Он выглядит… довольным. По-настоящему наслаждающимся. С Шото ему хорошо — несмотря на её неопытность и неосведомлённость даже о собственном теле — что уж говорить о чужом. Шото мечется и дёргается, как слепой котёнок — всё делает Даби. Но даже так ему нравится.       Нравится, нравится.       Нравится так, что ему тоже тяжело себя контролировать — его темп, до этого ровный и размеренный, срывается на рваный и хаотичный — дыхание сбивается, на неё каплет пот. Они оба — взопревшие и разгорячённые. Даби — обгоревший от и до; Шото — с позорными шрамами на внутренних сторонах бёдер, с красным пятном несошедшего ожога. Уродцы. Обиженные и брошенные. Нашедшие друг друга.       Она кончает с очередным задушенным всхлипом, сжавшись едва ли не до боли. Даби впервые издаёт что-то, похожее на стон — хрипло рычит, стискивая ляжки до синяков. И замирает, войдя полностью. — Славная девочка, — выдыхает он спустя какое-то время, откатившись в сторону, — ты хорошо постаралась. — Но я же ничего не делала, — бормочет Шото растерянно — слёзы перестали идти, и она утирает их остатки. — Ты мило стонала. Это вся твоя работа. — Но этого мало, — отзывается она расстроенно. — Научишься ещё, — убеждает Даби — снова удивительно спокойно, без тени издёвки. Шото утомлённо вздыхает, уставившись в потолок.       Всё такое грязное и липкое… нужно помыться. И поменять бельё. Шото протягивает Даби руку, и тот неохотно встаёт, бессвязно ворча под нос. — Не нуди. Пошли.       Они кое-как умещаются в тесной кабинке, и Шото включает душ. Тёплая вода приятно смывает пот и грязь, но Даби неожиданно возникает. — Холоднее. — Закаляешься? — Нет. Просто люблю холодную воду.       Странно… для владельца огненной причуды. Шото не заостряет внимание и послушно двигает рукоятку — ей-то без разницы, она без проблем может нагреть или остудить тело до комфортной температуры. Даби вздыхает с облегчением, подставляя лицо под практически ледяные струи — теперь он похож на собаку под дождём. Она тихо хихикает с проведённой ассоциации — Даби неожиданно переводит взгляд на неё. — Ты редко смеёшься. — Просто ты забавный, — искренне улыбается Шото. Он берёт её лицо в руки, притягивая ближе некуда — они и без того стояли почти вплотную. — А ты милая, — Даби вновь её целует, прикрыв глаза — Шото видит трепещущие, прозрачные почти, ресницы. Что-то в этой маленькой детали тревожит, но она забывает мгновенно — он приподнимает её ногу. — Хочешь ещё, принцесса? Хочешь?