Split

      После поражения не случается конец света, не сбегает из тюрьмы Все-За-Одного, не запрещают собу на федеральном уровне. На первый взгляд ничего, толком, не изменилось — она по-прежнему ходит на уроки и дополнительные, игнорирует сообщения отца, проводит свободное время с Мидорией и Бакуго, изредка отвечает на смски Инасы, зачем-то вытрясшего с неё контакты. Но теперь на экран порой выплывают строчки текста от некоего неизвестного, неотслеживаемого номера — чаще всего короткие и односложные.       «Как учёба?», например, или «что ты ела на завтрак». Такие же она частенько получает от Старателя, но вот на них можно запросто не ответить и забыть — и о существовании Старателя в принципе, а Даби вечно грозится тем, что если не будет получать отклика, завалится к ней и спросит лично. Личных встреч Шото совсем не хочется — так что приходится, пересиливая себя, послушно отписываться, как, наверное, отцу где-нибудь в параллельной вселенной.       Разумеется, только переписками их общение не ограничивается. Даби показывается на глаза нечасто, но регулярно — иногда в тихих, безлюдных местах, где у них получается перекинуться парочкой пассивно-агрессивных реплик и мирно разойтись, чтобы списаться вечером. Как дошла? На одноклассников или учителей не наткнулась? О, это опять Бакуго? И что он говорит? Скажи, чтобы шёл к чёрту.       Со временем Шото… в общем-то, привыкла. Привыкнуть можно ко всему — уж таков человек. Больше она не вздрагивает в испуге, завидев высветившийся на экране неопознанный номер — лишь оглядывается, следя, чтобы никто не подсматривал. Подписывать Даби она не стала — контакты в её телефоне можно по пальцам пересчитать, и если кто-нибудь заметит появление нового, придётся объясняться. Конечно, переписываться с неизвестным тоже подозрительно, но что тут поделать? Она проиграла — и теперь разгребает последствия.       Хотя, скорее, попросту живёт с ними бок о бок — разгребаться Даби совсем не хочет, и не отстаёт, оставаясь извечным напоминанием о её слабости в подкорках.       А однажды он зовёт на очередную встречу — просто, по его словам, поговорить. Шото тщетно ищет подвох, но ей отчего-то кажется, что Даби не врёт — поэтому она, игнорируя любые законы логики, приходит — без защиты и лицензии.       Даби стоит, прижавшись к кирпичной стенке, и курит — молча и задумчиво. — Будешь? — спрашивает он, и Шото отрицательно мотает головой. — Вредно. — Или папочка запретил? — она устало вздыхает, проигнорировав очередную издёвку. — Ну, чего тебе? — Хотел предупредить. Я не буду появляться… некоторое время. Появились дела. — Собрался злодействовать? — Шото сурово хмурится. — Милая, я злодействую с тех пор, как родился. Поверь, ничего из ряда вон. Лучше расскажи, как дела в школе. — Да как обычно, — отзывается она привычно, коря себя за невольное расслабление. Подумав, добавляет. — Бакуго говорит, я последнее время какая-то задумчивая. — Мало ли что он говорит, — отзывается Даби как-то недовольно — уже не в первый раз при его упоминании. — Тебе не нравится Бакуго? — Покажи хоть кого-то, кому он нравится. — Мидория, — хмыкает она. — Этот не считается. Кого-нибудь нормального. — Не тебе говорить про нормальность.       Он закатывает глаза. — В какой-то степени все мы ненормальные, разве нет? — У тебя она возведена в бесконечность. — Как будто у этого твоего Деку нет.       Шото не возражает — да, Мидория, на самом деле, тот ещё безумец. Но в героике это обычное дело — невозможно без доли сумасшествия сражаться, рискуя здоровьем и жизнью. Так что… да, они все в какой-то степени ненормальны. Признавать правоту Даби вслух она, конечно, не собирается.       Они разговаривают ещё немного — на удивление мирно. Иногда Шото даже перестаёт чувствовать извечное желание вмазать по вредной морде как следует. Странно это. К чему она привыкнуть не может, так это к Даби, не настроенному на драку — к самому факту того, что они — герой и злодей — вполне могут существовать друг с другом, не пытаясь убить или схватить. Она повторяет одни и те же мысли, изредка меняя формулировку, но ничего не может поделать — слишком уж удивителен для неё подобный феномен. Герой и злодей. И злодей не спешит убивать или калечить.       Всё-таки, что ему нужно? Ради чего все эти встречи и переписки ни о чём, не позволяющие забыть? Шото сомневается, что он так просто расскажет, но перестать задаваться этими вопросами не может. ***       Герой и злодей, злодей и герой. Шото забавная — хочет казаться серьёзной и сдержанной, но легко ведётся на все его подначивания, очаровательно улыбается, если ему удаётся рассмешить и смотрит с долей снисходительного тепла, когда забывает, кто они такие. С ней, в общем-то, легко и приятно — даже без извечных мыслей о мести. Поэтому переходить к следующему этапу Даби не торопится.       С Ястребом — ни черта не легко и не приятно. У летающей курицы приклеенная улыбка, отточенная до автоматизма манера держаться, столь же идеально выдержанный голос и пустой взгляд, не позволяющий прочесть эмоций. Ястреб обманул всех — Джина, Мистера, даже Тогу — всех, кроме него. Даби, в конце концов, такой же актёр — рыбак рыбака видит издалека. И как бы ни был хорош Ястреб, он не обманет того, кто обманывает всех уже почти десять лет.       Он не делится своими выводами с остальными — не-е-ет, пускай птица приживётся. Пускай подумает, что у неё получилось усыпить бдительность их всех, расслабится и подставится… о, это будет весело. Интуиция подсказывает, что Ястреб далеко не так прост и чист, как кажется на первый взгляд — ну, ничего, Даби перетрясёт все его скелеты в шкафах, даром, времени и средств полным-полно.       А пока что он расслабленно ухмыляется и хлопает напряжённые плечи, игнорируя явную брезгливость в чужом взгляде, жмёт руку и думает, как бы вывести урода на настоящие эмоции — прощупать почву. — На днях мы хотим протестировать ному, — говорит он притворно-беззаботно, чутко наблюдая из-под прикрытых глаз за чужой реакцией. Ястреб не демонстрирует ни удивления, ни возмущения — лишь вопросительно клонит голову набок. — Что я должен сделать? — Проконтролируй. Возьми с собой какого-нибудь героя, если хочешь. После геройского топа, в Кюсю. Расскажи что-нибудь о подозрительных слухах. Чтоб не возникло вопросов, как ты так удачно оказался рядом с ному, — он издаёт многозначительный смешок — Ястреб едва заметно дёргается. — Понял. — Не подведи нас, мистер самый-быстрый-герой.       Интересно, кого он выберет? И сможет ли спасти всех от неудержимой мощи Худа? О, Даби развлечётся, наблюдая за хаосом издалека. ***       Было… страшно. Страшно до такой степени, что она едва ли не тряслась, беспомощно глядя в экран крошечного телевизора, не в силах сделать ничего. Даже будь она рядом, её пришлось бы защищать — тварей берёт только огонь, а её основная прерогатива — лёд. Поэтому Шото, прикованная к дивану в чёртовом общежитии, сидела и смотрела. Ей хотелось кричать, но она не могла — не умеет кричать и плакать уже давно. Ей хотелось встать и сделать хоть что-нибудь, но она не могла — с Фукуокой их разделяют сотни километров.       Странно так бояться за человека, которого она когда-то ненавидела всем сердцем; тем не менее, ужас только усиливался, когда отец падает, сражённый силой неуязвимого чудовища, недочеловека, страшного демона… в ней истерично бьётся одна-единственная мысль. Вставай. Поднимайся, чёртов ты ублюдок! Докажи, что твои слова не напрасны! Что ты можешь измениться! Делай, что хочешь, только… …не умирай.       Она не желает ему смерти. Все те слова, впопыхах бросаемые ему в лицо после очередной изнурительной тренировки — все те проклятья, ненависть, боль и обида растворяются перед одним простым фактом: Шото не хочет, чтобы он умирал. Видеть, как Старатель терпит поражение — немыслимо. Он всегда, всегда, абсолютно, чёрт возьми, всегда находил выход. Побеждал на своих условиях. Бился, сопротивлялся, упрямо скалился в лицо опасности, и неизменно кричал — с яростью, болью, сожалением и неизменным желанием что-то кому-то доказать. Что может, что умеет, что справится с чем бы то ни было, и пошло всё к чёрту.       И когда он поднимается, замерев с поднятой вверх рукой, Шото выдыхает.       Когда она в последний раз так боялась? Даже страх перед Все-За-Одного был другой — он затмевал собою абсолютно все мысли, придавливал к земле и оплетал тело ядовитыми парализующими путами. Этот же страх цвёл внутри — истеричный и нерациональный, заставляющий мгновенно отказаться от всех своих принципов в угоду одной простой потребности.       Живи, Старатель. Живи и становись лучшей версией себя!       Шото не слушает беспокойно тормошащих её одноклассников, не обращает внимание на сурово поджавшего губы Айзаву-сенсея — в ушах у неё грохочет лишь собственное сердцебиение. Он выжил. Выжил… не без чужой помощи, но всё-таки…       Она вглядывается в небольшую (по сравнению с отцом) фигуру. Видит, как нынешний Герой Номер Два заботливо поддерживает его огромное тело. Беспёрый, беззащитный, поставивший всё на Старателя. И чувствует лишь одно: щемящую, удушающую благодарность. Надо будет потом сказать ему «спасибо» лично.       А затем в кадре появляется знакомое синее пламя, и она обмирает.       *** Вы (19:05): Это и были твои так называемые дела? Неизвестный (19:06): ну не мог же я прямо сказать :)       Ублюдок. Но возразить, в общем-то, нечего — Даби не станет рисковать и раскрывать ключевые планы Лиги герою. Как и она не стала бы делиться подробностями геройских миссий. Очередное напоминание того, что они из двух разных миров — и бесконфликтное общение возможно только пока эти два мира не пересекаются. Даби всё устраивает. Шото нет — но какой у неё выбор? Такова судьба проигравшего. А эти встречи на нейтральной территории и переписки — не самое плохое, что может быть.       Желая скорее замять неприятную тему, она отправляет первое, что приходит в голову. Вы (19:06): Ястреб был хорош. Неизвестный (19:06): ты переоцениваешь этого ублюдка.       Надо же, как заговорил — ни одного смайлика, да ещё и точка в конце. Вы (19:07): Он тебе тоже не нравится? Неизвестный (19:07): мне ни один герой не нравится, котёнок       Даже я? — отчего-то хочется спросить ей, но она давит странный порыв в себе, отложив в сторону телефон. Пусть сходит к чёрту. Это из-за него отец едва не погиб… очередная вибрация телефона отвлекает от недовольства — ну что там опять? Неизвестный (19:08): кроме тебя Неизвестный (19:08): :) Вы (19:08): Не то, что я хотела бы знать.       Ответив на автомате, она отворачивается от мобильника — теперь уже с концами — ощущая, как неприятно ворочается что-то внутри. Из-за чёртового Даби со своими чёртовыми намёками и чёртовыми комплиментами. Скотина. Никогда с ней такого не было, но… что-то происходит. Что-то, чему она не может дать точного определения. Не может признать из-за гордости и стыда. И не признает! Пусть катится на все четыре. Всё равно ничего у него не получится.       Чтобы отвлечься, она тянется за ноутбуком и начинает гуглить Ястреба-сана — сугубо из-за исследовательского любопытства и искреннего желания узнать побольше о том, кто помог отцу. И до кучи спас столько людей…       Фыркнув, Шото листает многочисленные фотографии, статьи и интервью — у Ястреба их, оказывается, великое множество. Он, в отличие от Старателя, печётся о своём геройском имидже и постоянно контактирует с многочисленными фанатами, журналистами и тесно сотрудничает со многими геройскими агентствами… хороший герой. И человек, по всей видимости, тоже неплохой.       Размышлять о Ястребе оказывается куда приятнее, нежели о Даби. Он красивый, хорошо одевается и наверняка не воняет дымом и помойкой. Шото нравятся лёгкие на подъём позитивные люди — такие как, например, Мидория. Или Инаса. Возможно, потому что большую часть сознательной жизни она видела обречённое лицо матери, а затем вечно хмурое — отца. К Фуюми и Нацуо её банально не подпускали, про прочих сверстников и говорить нечего.       Даби таковым назвать сложно — его веселье сопровождается отчётливо проглядывающимся безумием, которое он даже не пытается прятать. Все его эмоции — будь то злоба или радость — всегда выкручены на максимум в кривых гипертрофированных версиях самих себя; при этом он парадоксально обладает превосходным самоконтролем и всегда знает, что говорить, чтобы задеть побольнее и сохранить при этом достоинство.       Шото не нравится, что она вновь вернулась к рассуждениям о Даби. Этого он добивался? Чтобы она думала о нём, не переставая? Хорошо, а какие цели исходят из этой? Столько вопросов — и ни одного ответа.       ***       Его до сих пор потряхивает после сладкой встречи с отцом. Какая-то его часть тщетно надеялась, что он узнает, но — нет, конечно же, нет, он же больше не старый-добрый Тойя. И не зря, всё-таки, столько шифровался. Аж гордость берёт. Жалко, правда, Худа убили, но Ястреб — взбешённый и не очень хорошо это скрывающий — объяснился так, что и не докопаться. Ну, Даби и не собирается разоблачать его — не так, по крайней мере, быстро. Нужна возможность получше.       В любом случае, плевать на Ястреба и его очевидное обожание Старателя. С Шото всё продвигается — не очень быстро, но, со слов Тоги, поспешность здесь и не нужна. Не с такими людьми, как Шото. Однако ему почему-то кажется: чего-то не хватает. Чего-то, что, в конце концов, полноценно запустит его план.       Когда он пространно спрашивает у Тоги, та, разумеется, отвечает. — Доверие. Она должна довериться тебе. — Чтобы герой доверился злодею? — недоверчиво переспрашивает Даби. — Ну, Ястреб-кун же нам доверяет!       Поразительно, какой Тога может быть иногда наивной — несмотря на то, что уж она-то точно заметила, как Ястреб относится к их, по сути, врагу номер один. Для любви нет преград, да? — К тому же, Шо-чан необязательно предавать героев, чтобы довериться. Она может полюбить тебя в ответ, не изменяя своим принципам. Ведь настоящей любви они не помеха! — В ответ? Ты что-то путаешь. Я ненавижу Шото Тодороки.       Тога некоторое время молча улыбается, бесстрастно глядя ему в лицо. А потом пододвигается ближе, потянувшись к его уху. — Нет, Даби-кун, любишь. Я знаю. Не пытайся обмануть меня, — ядовито нашёптывает она, и Даби понимает: её не переубедить. Тога считает, что знает про любовь и ненависть всё — ну, что же, может, в чём-то она и права. Её любовь — желание стать тем, кого Тога любит. С тем же чувством она убивает, калечит и причиняет боль. Согласно этой логике, Даби влюблён, тут не поспоришь. — Значит, доверие? — переводит он тему, отодвигаясь. После той попойки у них ничего не было, и Даби не горит желанием это исправлять. — Да, Даби-кун, доверие! — Тога перестаёт жутко шипеть, вновь становясь собой обычной — весёлой и слегка придурковатой. — Если Шо-чан доверит тебе свои чувства, ты станешь на шаг ближе к её любви!       ***       Повторный экзамен на временную лицензию проходит успешно. Помимо всего прочего, они с Бакуго на пару останавливают злодеев — и завершение этого дня Шото считает воистину грандиозным; Даби поздравляет её ближе к ночи, посмотрев репортаж. Неизвестный (22:01): ты здорово с ним справилась… для третьесортного злодея Неизвестный (22:01): :) Вы (22:02): Не я справилась. Мы с Бакуго. Неизвестный (22:02): срать я хотел на твоего Бакуго Вы (22:02): Почему ты так его не любишь? Неизвестный (22:02): он идиот       Шото поспорила бы — Бакуго, несмотря на производимое впечатление, никогда не действует бездумно, да и учится хорошо — почти лучше всех. Не зря же подтягивает оценки остальным. Но, может, Даби считает его идиотом за отказ присоединяться к Лиге? Тогда идиот тут только он. Не то чтобы это открытие.       Засыпает она с приятными мыслями о том, что вскоре начнёт стажироваться, как все остальные. Нагонит Мидорию… глядишь, и Бакуго рядом с ним станет не таким нервным.       Стажировка проходит даже лучше, чем ожидалось — хотя бы потому, что там Ястреб… нет, правильнее будет называть его Ястребом-саном. Так вот, Ястреб-сан тут как тут — ухмыляется, привлекает внимание и бесконечно болтает со Старателем. — Старатель-сан! Давайте зайдём в ту забегаловку после работы? Там делают обалденный якитори!       И отец выглядит… как-то странно, когда реагирует. Тщательно обдумывая ответ, хмурится, но не так, как обычно, а… по-другому. Шото ещё не видела у него подобной эмоции. — Можно, — он кивает, и Ястреб-сан сияет улыбкой — совершенно точно искренней и какой-то детской. Что-то её в этом беспокоит, но она не может сказать, что именно — наваждение пропадает, и всё возвращается на круги своя. Бакуго злобно фыркает, Мидория глядит практически умильно. — Похоже, Ястреб-сан большой фанат твоего отца, да? — шепчет он заговорщицки, и Шото неопределённо пожимает плечами. — Никогда не видела его фанатов, — признаётся она честно, — так что не знаю. — Неудивительно, — встревает Бакуго, несколько брезгливо покосившись на Ястреба-сана, — как вообще можно быть фанатом этого мужика? — Старатель-сан удивительный герой и хороший человек! — запальчиво отвечает Мидория, но после переводит взгляд на Шото, и энтузиазм его гаснет. — По крайней мере, сейчас. — Вот именно. А птица этого не знает. — Мы можем прекратить обсуждать моего отца, пожалуйста? Спасибо.       На этом их не самый приятный разговор заканчивается — они носятся за Старателем, за вечно оказывающимся поблизости Ястребом-саном, и постепенно впечатления его забываются — Шото больше думает о том, как хорош в героике Ястреб-сан. Причуда у него воистину удивительная, это точно. И человек он прекрасный — видно сразу.       В один прекрасный момент Шото обнаруживает себя, вновь читающей его интервью и просматривающей фотографии. Раньше из героев её интересовал, в основном, лишь Всемогущий — он кардинально отличается от Старателя — хотя бы тем, что не выглядит так, будто собрался на похороны. А теперь вот… Ястреб-сан. В чём-то она понимает его фанаток. Неизвестный (18:32): как стажировка Вы (18:32): Всё хорошо. Отец и Ястреб-сан нам помогали. Вы (18:32): :)       Даби по ту сторону экрана передёргивает — и от дурацкого копирования его смайлика, и из-за упоминания чёртового Ястреба. Неизвестный (18:33): неужто ты на него запала? Вы (18:33): Вовсе нет! Я глубоко восхищаюсь им, как героем. Свои шуточки оставь при себе. Неизвестный (18:33): йа глюбако васхисяюсь им как гелоем Неизвестный (18:33): как скажешь Вы (18:33): Ой, да пошёл ты.       В гневе она откладывает телефон — вечно Даби сводит всё… к этому. Как будто ревнует. Придурок. Пускай пишет, что хочет — Шото не ответит принципиально.       Но он больше не пишет. Ей это сразу кажется подозрительным — в иной раз Даби непременно начал бы ехидничать (и как она его не добавила в чёрный список сразу же), а сейчас предпочёл оставить последнее слово за ней. И что у него в голове вообще? Не так это и важно, в общем-то. Пускай действительно сходит к чёрту. И не называет её друзей идиотами.       Ястреб-сан учтив не только с фанатами — но и с ней, и с Мидорией, и даже с вечно огрызающимся Бакуго. — Шото-чан, ты в порядке? — спрашивает он после очередной стычки со злодеями, и внутренне она млеет — от его мягкой интонации, ласковой улыбки и урчащего тембра, но внешне не показывает — только кивает с излишним энтузиазмом. — Не переживайте, Ястреб-сан! Со мной всё хорошо!       Старатель, кладя руку ей на плечо, фыркает. — Конечно, она в порядке. Шото не пострадала бы от такой мелочи.       Улыбка Ястреба-сана становится какой-то другой — более ехидной, возможно. — Я не могу не беспокоиться. Это же твоя дочь, Старатель-сан. — Вот именно, моя. Не твоя.       Он произносит что-то одними губами — Шото не разбирает, а вот отец понимает. Старатель молчит, но отчётливо краснеет — скорее всего, просто начал перегреваться. Скорее всего. Она уже не в первый раз замечает эту… атмосферу, повисшую между отцом и Ястребом-саном — чем-то она напоминает ту, что царит между Мидорией и Бакуго — как будто они понимают друг друга без всяких слов. Сравнение ей почему-то не нравится — она сбрасывает с себя ладонь Старателя и идёт дальше, за ушедшими вперёд товарищами.       Оставлять Ястреба-сана с отцом наедине тоже почему-то не хочется, но Шото не горит желанием показаться… странной, только и всего.       Так проходит ещё несколько дней, за которые она ещё больше успевает привязаться к Ястребу-сану. — Тодороки-сан, — как-то заговаривает Мидория, — а как ты относишься к Ястребу-сану? Мне вот он очень нравится! — Мне тоже, — тихо отзывается Шото, не замечая, как начинает приподнимать уголки губ, — я хотела бы быть таким героем, как он. — Я тоже! Ты знала, что, согласно последнему опросу, у него самая большая фанбаза среди действующих про-героев? — Ничего неожиданного. Он очень добр к фанатам… — А мне он не нравится. Терпеть не могу этих вечно ухмыляющихся типов, как будто им вечно солнце, мать его, светит. — Каччан, не рев… — Заткнись, Деку. — Но ведь Всемогущий же тоже постоянно улыбался. — Он хотя бы искренен. А этот… не знаю, как будто через силу. Только папаше твоему по-другому. Короче, — Бакуго раздражённо трёт голову, — он, насколько я знаю, проходил через особую программу? Там его и научили… этому. Если рассматривать только героику, то мне куда больше по душе стиль Старателя.       Шото и Мидория умолкают, и троица молча мчится вперёд, стараясь поспеть за бешеным темпом Номера Один и Номера Два. Иногда им везёт застать недобитых и даже умудриться внести свою лепту — но в основном они, конечно, просто бегут, бегут и бегут. Под конец Шото, как и всегда, едва ли чувствует ноги; руки от постоянного использования льда замёрзли, и их пришлось отогревать.       Тем не менее, нынешним положением дел она полностью довольна. Ей нравятся стажировки, нравится Ястреб-сан и не так выводит из себя отец, кажется, действительно начавший меняться. Похоже, происшествие в Кюсю сильно его затронуло. Может, это влияние Ястреба-сана в том числе? В таком случае он заслуживает ещё больше благодарностей.       Телефон пищит уведомлением прямо посреди патруля — и Шото, прекрасно зная, кто именно ей пишет во время стажировки, косо поглядывает на шагающего рядом Мидорию, осторожно всунув руку в карман. Неизвестный (12:04): ты многого о нём не знаешь Вы (12:05): О ком? Неизвестный (12:04): летающая курица Неизвестный (12:04): проследи за ним :)       Да что Даби может о нём знать? Раздражённо фыркнув, она выключает телефон и прячет его в карман — теперь не отвлечёт, как ни старайся. — Кто это был, Тодороки-сан? — любопытствует Мидория. — Мы же на стажировке. — Да так, — хмурится она, — один придурок.       Бакуго раздражённо вздыхает, предвещая очередную гневную тираду. — Не отвлекайся на херню, двумордая. А если злодей? — Отобьюсь, — самоуверенно хмыкает Шото. Возможно, ценой телефона, но отец, небось, не разорится на новом. А ещё лучше будет стребовать деньги с Даби. — Что-то Старателя-сана с Ястребом-саном давно не видно, — замечает Мидория спустя некоторое время. — Может, арестовывают злодеев в другом месте, — неуверенно передёргивает плечом Шото. — Ага, конечно. Где-нибудь в переулке, — глумливо тянет Бакуго. — Каччан, не говори так! Они же герои в патруле и не стали бы… — друг почему-то краснеет и замолкает на полуслове. — О чём речь? — недоумённо спрашивает Шото. — Что можно делать в переулке? — Не слушай его, Тодороки-сан! Каччан просто шутит! Верно, Каччан? — Да нихрена подобного.       Бакуго, как ни странно, больше ничего не говорит, но настроение у него по неизвестным причинам поднимается. — Я, наверное, пойду к ним, — извещает Шото — что-то ей не даёт покоя. Сама ситуация, ещё и разговор какой-то… странный. Вряд ли отец и Ястреб-сан попали в беду — недаром же герои Номер Один и Номер Два. Она просто убедится… для пущего спокойствия.       Перескакивая с крыши на крышу, она выискивает в проспектах знакомые силуэты — что Старателя, что Ястреба-сана легко узнать издалека. Один выделяется крыльями, второй — размерами. В толпе их должно быть легко найти… но они почему-то не находятся. Ага, конечно. Где-нибудь в переулке. проследи за ним :)       И Шото переключается… на более узкие и тесные места. Вряд ли слова Даби имеют под собой какое-то основание… но Бакуго говорил что-то про переулки. Она проверит. На всякий случай. Всего лишь на всякий случай…       Шото замечает красные перья и синий спандекс краем глаза — перелетая через очередной просвет между домами. Приземлившись — осторожно и бесшумно — она с любопытством перевешивается через невысокий забор, нашаривая взглядом два силуэта — хочет закричать, позвав их с собой — чтобы не прохлаждались, пока стажёры трудятся.       И слова застревают в глотке.       Ястреб-сан — маленький и хрупкий, как самая настоящая птица. Это компенсируют крылья, куртка — даже причёска его стремится внешне увеличить в размерах. Так животные в дикой природе отпугивают хищников.       Только на фоне огромной фигуры отца ни черта это не работает — всё сразу становится понятно. Старатель впился в Ястребовы бёдра ладонями — и, господи, руки у него настолько большие, что обхватывают их целиком. Сам Ястреб-сан прижат к кирпичной стенке — очень плотно, отец буквально придавил его собой.       Шото не хочет это видеть. Но она смотрит — и слушает. — Дети, — выдыхает Старатель несвязно — в перерывах между судорожными поцелуями, — дети заметят. Я слышал Шото… — Ещё немного, — сорвано отзывается Ястреб, — пожалуйста, Энджи…       Ястреб-сан — сильный Ястреб-сан, самоуверенный Ястреб-сан, насмешливый Ястреб-сан — умоляет. Её отца — горделивого, лживого, чересчур серьёзного там, где не надо. Обычно непреклонного и настойчивого. Но сейчас — сейчас Старатель слушается, примкнув губами к приоткрытому рту Ястреба-сана. Он одурело цепляется за короткие волосы, притягивая ближе к себе — обхватывает коленями бока, царапает пальцами в перчатках широкую шею, и стонет, боже, как он стонет. Шото чувствует потягивание в низу живота — что-то в ней сладостно сжимается вопреки ситуации. Она шумно сглатывает. — Энджи, — снова говорит Ястреб-сан, — Энджи, Энджи…       Не ехидное «Старатель-сан». Он зовёт отца по имени — а тот и слова против не скажет. Отец, вечно пекущийся о субординации. Отец, которого Шото и представить не могла таким — зажатым меж двух узких стен у помойных баков, средь бела дня, во время патруля…       В горле неожиданно закипает жгучий гнев. Как он смеет… так нагло… так бесстыдно… после всего, что было… — Ястреб, — едва слышно отвечает он, и голос его звучит непозволительно мягко. Он никогда не говорил так с мамой. С Фуюми. С Нацуо. С ней. Ласково. Нежно. Практически любяще. И это — хуже того факта, что он вот так, с Ястребом-саном, который искренне ей понравился.       Почему именно здесь? Именно сейчас? Именно с этим человеком? Старатель мог выбрать кого угодно другого — пускай у него и поменьше фанатов, чем у Ястреба-сана, они всё же есть. И их тоже немало. А чем думал Ястреб-сан? Он же ничего не знает — ни о Старателе, ни что он натворил, ни об их семье. Он просто… просто…       Шото бредёт обратно в опустошении, ни находя в себе сил на использование причуд и продолжение дела. Мидория и Бакуго справятся и без неё. А Старатель и Ястреб-сан… ну, поди оторвутся от своих важных дел, если злодеи вдруг объявятся. Она понимает, что никому не скажет о том, что видела — не настолько мелочная. Да и… подумаешь, трагедия. Сейчас бы жаловаться на то, что человек, которого она считала кумиром, без зазрения совести лижется с тем, кто мучил её почти всю сознательную жизнь. Шото вообще не привыкла жаловаться. Тяготы жизни — закаляющие испытания. Она перенесёт их, не дрогнув, и станет сильнее. Шото вынесла смерть брата, мать, переставшую выносить один вид её лица, нарастающее безумие отца, полную изоляцию от сиблингов и сверстников. Вынесет и это. Ничего страшного. Абсолютно ничего.       Тем не менее, Шото включает телефон и отправляет одну-единственную смску. Вы (16:04): Ты был прав.       Даби переворачивается на спину. Неужто ублюдок действительно?.. Подумать только, а ведь он тыкнул пальцем в небо. И угадал. Похоже, удача на его стороне. Он пишет сообщение с предложением встретиться завтра — на очередном дне стажировки, в укромном местечке, где можно будет поговорить по душам.       И Шото — неумолимая, неприступная Шото Тодороки — соглашается.       На следующий день он не может поверить, что она действительно там. В достаточно свободном (жалко) геройском костюме, с привычным высоким хвостом, который так и хочется распустить — потрепать волосы, наверняка очень мягкие и шелковистые. Не то, что у него. Стоит, привалившись спиной к стенке, сжав одну руку другой и вытянув губы в узкую полоску. Ей неприятно на физическом уровне думать о вчерашнем — чем бы оно там ни было. Ну, Даби догадывается. — Ну? — обращается он без лишних прелюдий. Шото испуганно вздрагивает и вскидывается. — А что тут говорить, — тихо отвечает она, сразу же отводя взгляд, полный обиды предательства. Ах. Такое знакомое чувство. Недолго и расплакаться с ностальгии. — Это же тебе нужно, — Даби улыбается так мягко, как может. Интересно, у него получилось? Или опять безумная ухмылка, распугивающая всех вокруг? — Ага, — Шото тяжело вздыхает и опирается на кирпичную кладку головой, задумчиво уставившись в небо, — я… даже не знаю, как объяснить. — Уж постарайся. — Ястреб-сан, он… мне нравится, очень. Хороший герой. И человек хороший. Да ты едва ли в него не влюбилась, крошка. — И я… я на него не обижаюсь. Просто… мне почему-то так грустно.       Вот оно. То, о чём говорила Тога. Доверив чувства, Шото неосознанно приблизится. Это — не осточертевшие разговоры про школу и тупиц-одноклассников. Даби поймал крупную рыбку. — Почему тебе грустно? — осторожно спрашивает он, делая шаг вперёд. И ещё один. И ещё. Он подходит к Шото вплотную — и та не предпринимает попыток увеличить дистанцию. Вот так. — Не знаю, — шепчет она, отлипнув от стены — теперь их разделяет буквально несколько сантиметров, — я не знаю. — Грустить — нормально. Ты не можешь рассказать об этом своим дружкам, не так ли? Бедная, маленькая Шото. Ничего страшного. Иди ко мне.       Осмелев, он распахивает руки, безмолвно приглашая. Шото смотрит нерешительно — и ужасно жалко. Даби упивается этими эмоциями — да, страдай, Тодороки Шото. За то, что заменила, за то, что до сих пор дышишь, за то, что родилась. И она льнёт к нему — небольшая, прохладная и приятная. Трогать её — не в поединке — приятно. Слишком приятно. Он всё-таки поддаётся маленькой прихоти — стягивает с волос резинку, распуская их, ерошит пряди. Берёт одну — из тех, что красные. — Ты особенная, Тодороки Шото, — урчит он, примкнув к пахнувшим клубникой волосам в поцелуе, — ты не заслужила этого.       Она не отдёргивается. Не вырывается из объятий, не кричит, что он извращенец, не просит прекратить. И смотрит — по-другому, совсем по-другому. Да. Да! — Поцелуешь меня? — интересуется он серьёзно. Шото завороженно кивает. Лягушка, не заметившая, что змея подползла совсем близко. Даби не двигается — важно, чтобы она решилась сама. И Шото решается — вцепляется в предплечья и привстаёт на цыпочки.       И губы у неё, как она сама — сладкие.