
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Наблюдая за одноклассниками, Антон пытается понять, что скрывается за их поступками и поведением. К чему в итоге приведут эти знания.
Примечания
Первый раз решила опубликовать написанное. Заранее извиняюсь за наличие ошибок в тексте. Герои старше, чем в каноне и достигли совершеннолетия.
Ромка.
16 ноября 2022, 05:49
Заброшка в глубине леса. Обшарпанные, местами полуобвалившиеся стены. На них граффити. Деревянные перекрытия между этажами частично сгнили и в любой момент готовы рухнуть. Мне нравится тут.
Иногда со мной сюда приходит Бяша. Жаль в последнее время его мать совсем с катушек слетела и чаще я тут один. Бяша единственный из всех, кого могу назвать своим другом, даже думаю братом. Дружим с начальной школы. На стрелках всегда прикрываем спину друг другу. Он помнит то время, когда у меня была нормальная семья. Только бурят не отвернулся от меня, в тот момент, когда другие, как шакалы набросились на меня в момент моей слабости. Тогда я дал себе слово, став сильнее, им отомстить и сдержал данное себе обещание. Регулярные тренировки на турниках дали неплохой результат. Постоянные драки помогали оттачивать удары. Разбитые костяшки кулаков стали нормой, а нож-бабочка верным спутником.
Как-то за полторашкой пива, Бяша сказал мне, что я стал жестоким. В тот день я сильно избил одного парня, посчитав его пид*ром. Но самым хреновым было то, что у этого был свидетель. До сих пор стараюсь забыть немой ужас в глазах Антона, в момент, когда он смотрел на меня, стоящего над избитым пацаном.
Горький дым сигареты заполнил лёгкие. Когда в этой жизни всё пошло по п*зде? Даже затрудняюсь сказать. Произошло ли это когда отец, вернувшись с войны, начал бухать, напиваясь до невменяемого состояния? Или когда уставшая от его пьянства мать бросила нас, исчезнув в неизвестном направлении? Одно могу сказать точно, я перестал доверять людям. Рассчитываю только на себя. Регулярные разборки и драки помогли добиться определённого авторитета. Меня боятся ровесники, считая хулиганом и отморозком. Старшаки уважают за честные драки и соблюдение пацанских понятий.
Но наступивший учебный год перевернул всё нахрен.
Во время линейки привычно разглядывая одноклассников, на предмет изменений за лето, мой взгляд случайно остановился на нашем ботанике. Очкастое создание стало ещё более лохматым за лето. Интересно, ему предмет с названием расчёска знаком? Нахрена такие лохмы отращивать? Хотя ему идёт. Бл*ть! Что я сейчас подумал?! Я ж не п*дор какой-то! Быстро отведя глаза, я посмотрел на девчонок. Полина стояла с обычным мечтательным видом. Красивая. В седьмом классе даже предлагал ей встречаться. Но первая скрипка школы лишь фыркнула на мои слова. Максимально вежливо и холодно дав понять, что со мной она не будет, даже если я останусь единственным пацаном в этой богом забытой дыре. Катька — сплетница и стерва. Только вид у неё странный, задолбавшийся, как будто не начало, а конец учебного года. Взгляд вернулся на Антона. Чёрные джинсы обтягивают худые ноги, белая рубашка, фактически сливается с неестественно бледной кожей. Альбинос он что-ли.? На зайца похож. Белый, беззащитный. Но держится уверенно. Вспомнились разборки с Семёном в шестом классе. Очкарик тогда неплохо выступил в ответку свинье. Я даже уважением к нему проникся. После окончания линейки начались нудные учебные заебудни. Сам не зная почему, неосознанно выискивал на занятиях глазами растрёпанную светлую бошку, подмечая за её обладателем мелкие детали: узор синих вен на светлой тонкой коже, смешно подёргивающийся нос, когда злится, неуверенность на занятиях физкультурой, привычка рисовать что-то в тетрадках на скучных уроках. Однажды видел, как после занятий парень кормил Жульку, тогда первый раз заметил его улыбку.
А спустя месяц стали сниться странные сны. Во снах мы гуляли. Тоха обнимал меня и держал за руку. И мне было хорошо рядом с ним. После таких снов я чувствовал себя п*дором, бесился и влезал в самые жестокие драки, как бы наказывая за проявленную во сне слабость и неправильность. Но вскоре понял, что с предвкушением жду этих снов. Так прошёл сентябрь. А в октябре мне приснилось, что Антон целует меня. Проснувшись, я был в ужасе. Я просто не мог оказаться из «этих»! Забив на школу, я сутками пропадал на заброшке, пытаясь разобраться в себе. Не получилось. Внутри было дохрена противоречий. Я всю жизнь слышал от отца, что геи это мерзко, и им не место среди нормальных людей. И я верил ему. Только вот вспоминая сон, это не казалось мерзким, часть меня хотела почувствовать это в реале. Держать его руку в своей, ощутить объятия, попробовать на вкус чуть припухшие губы. Неправильные запретные желания. Сбивающие с толку и заставляющие ненавидеть себя.
Из-за прогулов, классная позвонила отцу и мне пришлось вернуться в школу. Бяша пытался узнать, где меня носило, но ответа так и не получил. Пока курили у повешенного мимо прошёл Петров. Погрузившийся в свои мысли очкарик, не заметив ступеньку полетел вперёд, смешно взмахивая руками. Реакция, отточенная в драках, не подвела, я успел поймать зайца за капюшон, спасая его лицо от встречи с асфальтом. На урок в итоге опаздали. А то, что происходило потом в классе, заставило меня не слабо ахринеть. Тихий обычно Тоха, осадил, начавшую привычно смешивать нас с дерьмом, классуху. После чего, я сам непонимаю зачем, загородил слетевшего походу с катушек зайца, от взбесившейся училки. Совершенно ненормальный день завершала контрольная по ненавистной химии. Бяша свалил домой, а я х*й знает зачем остался, да ещё сел за парту к Петрову. От очередной пары по контроше меня неожиданно спас Антон, видимо решивший добить меня сегодня своими действиями. Списывая ответы с подсунутого мне листка, я ощущал непривычное чувство похожее на благодарность. Мне помогли просто так, без угроз, шантажа и принуждения. И это было приятно. Не привыкший быть обязанным другим, нашёл в кармане жвачку, молча положил на листок с ответами, и со звонком быстро свалил из класса, почему то устыдившись этого поступка.
Очередная сигарета улетела во тьму. Надо было направляться домой. Пока пьяный отец, набравшись до невменяемости, не стал лезть ко мне с нравоучениями и кулаками. Отец единственный, кому я позволял избивать себя. Слушая его пьяные крики, о том, что такой как я, не достоен называться его сыном, терпя очередные удары, я замирал, даже не пытаясь защититься. Снова ощущая себя беспомощным слабым подростком, как в тот день, когда от нас ушла мать. Тогда он тоже обвинил во всём меня, избив так, что ходить получалось с трудом.
Я встал с деревянной балки, на которой сидел, поднял валяющийся рядом рюкзак. Пора идти, в ставший ненавистным, дом.