Не будет других имён

И бежать мне больше некуда, не к кому, незачем Обижать мне больше некого… NЮ «Некуда бежать»

Света догоняет Диану на улице. - Динь, Динька, да постой же, дай я хоть объясню. - Что ты мне хочешь объяснить? Что? Ты вообще собиралась мне о ней рассказать? Нет? - Собиралась. Понимаешь, всё так непросто. Эта наша с тобой случайная встреча… - Вот только на меня не надо сваливать! Прости, что случайно встретилась на твоём пути и помешала твоей счастливой жизни! - Давай обо всём спокойно поговорим. Хорошо? - Когда? Сейчас я не могу спокойно разговаривать! А завтра я улечу и постараюсь забыть всё как страшный сон. Господи, какая же до слёз смешная ситуация! Возвратившаяся не вовремя жена, подруга, не знаю, кто она, застукала её с любовницей! Анекдот просто! Да пошла ты, Сурганова! Сволочь ты! - Динь! - Не смей меня так больше называть! Никогда! Больше! Не смей! Меня! Так называть! Слышишь? Прибереги это имя для какой-нибудь другой Дианы. - Другой не будет, Динь! И имён других тоже не будет больше никогда, - но это уже в спину уходящей Диане. Ноги подгибаются, и Света опускается прямо на бордюрный камень, сердце бьётся неровно с пробуксовкой, боль разливается по грудной клетке и повисает где-то в районе плеча тянущим камнем. Света невольно трёт плечо дрожащей рукой. Сквозь заложенные вязким шумом уши до неё доносится Динкин голос. - Она тебе совсем не идёт! Плохой выбор, Светка! - А я её и не выбирала, - шепчет Света, поднимается и медленно, цепляясь за лестничные перила, возвращается в квартиру. *** Динка буквально бежит до отеля, всё мигом обесценилось и перевернулось, и она мчится от своей разрушенной мечты об истинной и светлой любви, захлопнув за собой дверь номера, падает на кровать. - АААААААА! - Рыдает, бьётся в подушках, обессиленная сползает на пол. Положив голову на кровать, сидит так до самого вечера, слёзы катятся сами собой, не собираясь останавливаться. В гневном порыве достаёт из сумки зайца и вышвыривает его в открытое окно, потом понимает, что натворила, бросается вон из номера, бегом по лестнице, на улицу, только бы никто не подобрал! Заяц, одинокий и несчастный, лежит прямо под окнами отеля на цветочной клумбе и укоризненно смотрит на Диану, как бы говоря – Динька, ну, а я-то тут причем? Подбирает его, прижимает к груди, поднимается в номер, целует зайца – прости, прости, опускается вместе с ним на кровать и воет уже в голос. Кулаки бьют по покрывалу, и Динка шепчет одно единственное слово, которое повторяет как заведённая, – почему, почему, почему? *** - Довольна? – Света не кричит, спрашивает тихо и буднично. - Конечно! Я, как только узнала, что она здесь в Португалии, да ещё в Тавире, сразу рванула сюда, так и думала, что встретитесь, столкнётесь, и ты не сможешь устоять. Я ведь права? Не устояла? Света ложиться на кровать, её даже совершенно не интересует, кто сказал Элле, что Динка в одном с ней городе, подтягивает коленки к груди и лежит, уставившись в одну точку на стене, которая медленно разрастается и расплывается, становясь огромным пятном, слёзы застят глаза и медленно стекают по щекам, делая подушку насквозь мокрой. - Пошла вон! - Что ты говоришь, я не слышу, - отзывается Элла из другой комнаты. - Вон пошла, тварь! - Когда я тебе сопли утирала, в день свадьбы Дианы с Костиком, я не была тварью, я Элечкой для тебя была. Это у меня на коленках ты всю ночь рыдала! Это я тебя успокаивала, гладила по голове и отпаивала успокоительными! И по больницам я с тобой ходила! Хорошая была, когда судно выносила и с ложечки кормила тебя! Не была тварью, когда лекарства импортные доставала! За Лиечкой, опять же, кто присматривает? Снова я! А Голубева когда погибла, а Наталья? Кто тебя из всего этого вытаскивал? Свинья ты неблагодарная! - Мёртвых-то хоть не трогай! – Свете хочется провалиться в спасительную темноту, чтобы больше не слышать и не видеть эту женщину. - И, бабушку когда хоронили, я тоже была хорошей. А, что теперь-то так? Когда я тварью-то успела, стать? Сегодня? Помешала двум голУбкам ворковать? - Уйди, пожалуйста, будь человеком! Я бы сама в отель свалила, но сил нет совсем. - Больно тебе? Неужели? И мне больно! Столько лет больно! Я тебе, и то, и это, пятое, десятое, а ты ко мне как? Ладно, в постели отворачиваешься, хрен с тобой, раз ты фригидная такая, ну, а в жизни, почему нельзя со мной по-человечески? Почему я не заслужила к себе хорошего уважительного отношения, Свет??? - Я не люблю тебя просто, Эль, и ты всегда знала об этом. - А её, значит, любишь? Блядь ты просто, Света, говорили же мне, чтоб не связывалась с тобой! - А её люблю, всю жизнь люблю! - Ничего, потопчется и пройдёт твоя любовь, - Элла, уставив руки в бока, нависает над Светой, шипит ей в лицо. - Не пройдёт, Эля, никогда не пройдёт, я пробовала! И знаешь, я совсем не фригидная, - Света смеётся в голос, захлёбывается собственным смехом, который постепенно переходит в рыдания. - Я нормальная, Эля, нормальная! Элла сразу понимает, что начинается самая настоящая истерика, капает капли, разбавляет водой и приносит Свете, у той зубы стучат о кружку, выбивая нестройную дробь. Потом ещё долго лежит на подушках, вздрагивая и всхлипывая, пока не проваливается в тяжелый беспокойный сон. Наутро Света просыпается поздно, начинает собирать чемодан. - Ты куда? На Элины слова совершенно не обращает внимания, продолжая укладывать вещи. - Свет, оглохла что ли? Куда ты собралась? - Я – домой. Пока поживу у мамы, а ты, сделай милость, в течение этого времени освободи дом. Надеюсь, недели тебе хватит - С какой стати я должна уезжать оттуда? Если ты помнишь, то деньги мы вкладывали обе. Это такой же твой дом, как и мой. - Хорошо, живи там, вещи тогда свои заберу я, - Свете сейчас абсолютно всё равно, где жить, хоть в Пушкин рядом, лишь бы не видеть больше Эллу. Они давно стали совершенно чужими, да и родными особо никогда и не были. И, конечно, давно было пора положить конец их совместному проживанию, но Света медлила, жалела Эллу, хотя всё чаще и чаще та вызывала у неё раздражение. - Светуль, ну подожди. Давай поговорим, ну всё же было хорошо. И ты мне обещала, помнишь после смерти Максима, что никогда меня не бросишь, что ты со мною на всю жизнь! Забыла? Грош цена твоим словам? – взвизгивает Элла, впрочем, как и всегда, в самый решающий момент, пуская в ход тяжёлую артиллерию. - Ну почему же, я помню, что говорю. Не брошу, это вовсе не значит, что буду с тобой жить. Не брошу – это дружба, поддержка, забота. И разве я не поддерживала тебя всё это время? И сейчас повторю! Не брошу! Но жить мы теперь будет раздельно. И не хочу больше возвращаться к этому разговору, я все сказала. Жить с тобой больше не буду! Можешь угрожать, шантажировать, пытаться манипулировать, я больше не поведусь, Эл. *** Питер встречает Свету холодным, как будто и не летним дождём. Слёзы на глазах и слёзы с неба, как-то сошлось всё в этот раз в своей беспросветности, сырости и серости. Мамы дома нет, ну и хорошо, совсем не хочется сейчас всё объяснять, Света боится, что разрыдается, а пугать и расстраивать мамулю не хочется. Торопясь разбирает чемодан, сбежать из дома нужно до прихода мамы, чтобы избежать ненужных расспросов. Во Всеволожск приезжает уже поздно вечером. Непривычно тихий, совсем как нежилой дом. Эллы нет, наверное, ещё осталась в Тавире. И хорошо, не хочется разборок, вообще хочется, чтобы всё как-то само рассосалось, тихо и мирно. Не любит Света заламывания рук, взываний к совести, криков и выяснений отношений. Может, поэтому и не бросала никого, все уходили от неё сами, почувствовав, видимо, отстранённость, холодность и незаинтересованность в партнёре. А ещё отсутствие радости и блеска в глазах, которые так притягивали к Сургановой в молодости людей, не зависимо от их пола, и мужчин, и женщин. Света наливает себе чай, достает старый альбом с фотографиями и не спеша перелистывает страницы, с фотографий на нее смотрят маленькие счастливые девчушки. Снимки разных лет, но на всех совместных Динка невольно жмётся к Свете. Света не замечает, когда начинает плакать, слёзы капают на фотографии, расплываются неровными прозрачными кляксами. Горько и больно от того, что по собственной дурости лишила себя счастья быть с этой девочкой всегда вместе. В прах рассыпаются мечты и чаяния. Мечты о любимой, детях и уютном семейном доме, которым, видимо, никогда уже не суждено сбыться. *** - Мама, мама приехала, - Марта и Артем обнимают Динку за ноги с двух сторон. - Привет, мои хорошие! Как вы тут без меня? Слушались бабушку? Привет, мамуль, - обнимает Галину Анисимовну, целует в щеку. - Замучили они тебя? - Если честно, то да! - Бабушка! Мы тебя не мучили. Если только чуть-чуть! – Тёма показывает пальчиками, насколько мало они замучили бабушку. - Мам, это мне? – Марта вытаскивает из Дианиной сумки, маленького зайца. - Нет, Мартиш, это мне. А то, что лазить по чужим сумкам нехорошо, тебе никто не говорил? - Динка отбирает у Марты зайца, тут же становится стыдно, в своей радости, а потом в страданиях она совершенно забывает купить что-нибудь детям. Решает, что завтра обязательно всё исправит и посвятит весь день только им. - Она не чужая, она твоя, - дочь надувает губы и демонстративно уходит в свою комнату, брат бежит за ней. Двойняшки! Если одна обиделась, то и другой непременно тоже. - Диан, ты ничего не хочешь мне сказать? Это - то о чем я подумала? - Да, мам, это заяц-хохотунчик, почти такой же, как был у меня в юности, я его купила в сувенирной лавке в Тавире. Милое напоминание о счастливом детстве, только и всего. Галина Анисимовна подходит к дочери, обнимает, притягивает к себе, нежно гладит по голове. - Хорошо если так, моя девочка, хорошо, если так. - Мам, я понимаю, что ты сильно устала с моими оболтусами, но побудь ещё до завтра, ладно? - Динка понимает, что остаться прямо сейчас один на один с детьми и своими мыслями не готова, вот завтра – да, войдёт уже в колею и затянет прежняя беспокойная жизнь. Галина Анисимовна соглашается. - Иди, отдыхай, я останусь. Пригляжу за вами за всеми. Утром Динка просыпается, едва открывается дверь в её комнату. Близнецы вбегают взъерошенные со сна, и сразу прыгают в кровать к Диане. - Проснулись, мои хорошие, - сгребает их в охапку, начинает щекотать, они заливисто хохочут и продолжают возню на кровати. - Мам, а ты знаешь, что большие тёти не спят с зайцами? – Артем вытаскивает зайца из-под подушки. - Много ты понимаешь, - фыркает сестра, - с таким красивым зайцем, кто хочешь, заснёт, правда мам? - Правда, мои зайцы! А теперь быстро умываться, чистить зубы, и завтракать. А потом… - Что потом? - спрашивают хором, глазёнки загораются предвкушением чего-то необыкновенного. - А потом мы с вами пойдём… - В зоопарк! – кричит Артем - В кино, - перебивает его Марта. Динка смотрит на них и думает о том, что как же хорошо, что тогда решилась на отчаянный шаг и родила эти два чуда. - Объявляю сегодня Детский день! Постараюсь исполнить все ваши желания. Всё, что захотите, в разумных пределах конечно! - Ура! - Мартёмки кричат так, что у Дианы закладывает уши. Абсолютно счастливая, она обнимает детей и целует их светлые макушки. - Чтобы я без вас делала, ребзя!