Сундучок с теплом

      Галф только сейчас может получше рассмотреть лицо хозяина этого… хм, подземелья? Очень добрые и живые глаза. Но губы стиснуты. На щеках следы от сажи. — На тролля ты совсем не похож, — отмечает Галф. — А это здесь при чём? — его ровесник утирает лоб тыльной стороной ладони, отчего та моментально становится грязной. — Под землёй обычно тролли живут. Если, конечно, ты не врёшь, что мы именно там. — Именно там. Вернее, здесь.       Галф привстает на локтях: — А зачем людей морозишь? Что мы тебе сделали? — Положим, люди мне много чего сделали. Но с чего бы мне их морозить? — Ну… ты же Морок. — Кто? — смеются в ответ. — Морок. Людей и скот морозишь. Холоду такого нагнал, что и дрова растопить не можем. Те носки, — Галф кивает на свои ноги, — для тебя вообще-то были. Надень их и перестань ледяными следами землю крыть.       На лоб Галфа ложится чумазая ладонь: — Жара, вроде нет, а такой бред несёшь, — снова посмеиваются рядом. — Ладно, сейчас сушеных листьев заварю и дам тебе еды. На рассвете выведу и́з лесу, но чтобы больше сюда не совался. Понял? — Ничего и не бред, — обиженно дуется Галф и отворачивается. — Раз не Мо́рок, то кто? — А тебе что проку знать? — Чего такого-то? Не хочешь — не говори, — ворчит Галф. — Родители звали Мью. — Звали? — Да. — А сейчас как зовут? — Никак не зовут. Их по весне река забрала.       Ах… Галф прикрывает рот согретой теплом ладошкой. — Что же ты… один здесь обитаешь? — Как видишь. — Как же так… совсем-совсем один? — Ну?       Галф снова поворачивается к нему лицом: — Почему ты в деревню не спустился? К нашим людям.       На это Мью ничего не отвечает, а только идёт к очагу, чтобы кочергой поворотить поленья: — Скоро протопится. Сейчас чайник поставлю.       Галф прижимает ладони к своей груди. Несмотря на окружающее тепло под ребрами стелется неприятный холодок. Через какое-то время перед ним появляется железная кружка с ароматным чаем из листьев черники, горячая лепёшка с хрустящей солёной корочкой и мочёная брусника. — Ешь.       При других обстоятельствах Галф ни за что бы не принял угощение, но он так изголодался без горячей пищи и питья за последние дни, что только и может прошептать «спасибо» и с жадностью принимается за еду. — Ммм, вкусно-то как!       Нечаянная похвала приятна Мью. Ухмыльнувшись, он садится рядом и, косясь на раздутые щёки Галфа, спрашивает: — Больше в лес ночами не ходи. — Да я бы и не пошел… ой, — Галф икает, румянец жжёт ему скулы до самых ушек, — сказал же: носки хотел тебе отдать… Ну, то есть не тебе, получается, а Мороку. — Так они ему и нужны… Если он вообще существует. — Ну а кто, по-твоему, всё вокруг заморозил так, что дыхание на ветру норовит ледяными осколками рассыпаться? — Вроде большой такой, а в детские сказки веришь. — Не знаю, большой или нет, а отец недокормышем кличет, — Галф берет щепоткой бруснику и по ягодке отправляет её в рот, блаженно прикрывая глаза. — Что ж так? — Мама и месяца меня своим молоком не прокормила, покинула этот свет, вот и получился таким. — Каким? — Мужской работы мне не дают. Говорят — не выдюжу. Так что, как подрос, заместо матери в доме все делаю, а еще вяжу тёплые вещи. — Всем вяжешь? — Ага. — А у самого носки — дыра на дыре. Я когда принёс тебя сюда, сразу понял — ещё бы намного и пальцы на ногах отпали. Так ты их обморозил.       Галф хмурит густые брови и подносит ко рту кружку, избавляя себя от необходимости отвечать. — Ладно. Доедай и ложись обратно. На рассвете разбужу. И провожу. — А ты? — Что? — Не будешь ложиться? — Постель одна у меня, — со смехом подмигивает ему Мью.       Галф таращит глаза и снова икает. — До утра и в углу перекантуюсь.       С этими словами Мью встает и уходит.       Не тролль. Но под землёй живёшь. Один… странный ты, Мью.       Когда утром выбираются на поверхность, Галф оглядывается и замечает, что из-под снега и правда торчит конец трубы дымохода. Мью закутан в несколько волчьих шкур и подпоясан верёвкой из небелёного льна. В темноте и правда за широкую кучу сена принять можно. — Я носки на постели оставил. Прополощи их и можешь носить.       Мью улыбается вкривь и качает головой: — Себе бы лучше взял. — Да свяжу я и для себя. Если руки не заледенеют. — Не заледенеют. — Как знаешь? — Скоро тепло придет. Ветер должен смениться. Так что в бедах ваших никакой Морок не виноват. — Хорошо бы сбыться твоим словам. — Сбудутся. — Так уверен? — Да.       Они выходят на ту самую опушку, где Галф оставил носки. — Вот и всё, недокормыш. Шагай домой. И носа больше сюда не суй. — Э-э… Вообще-то моё имя — Галф.       Мью равнодушно пожимает плечами. Но Галфу очень тревожно, что он останется останется один-одинёшенек в своём подземном жилище. Так что мальчик ещё долго смотрит вслед уходящему назад Мью.       Дома его не бранят за ночное отсутствие. Никто этого особо и не заметил. К завтраку он умудряется растопить остатки сухих дров и заварить пшена на воде. Последняя корова сгинула накануне. Молока для них не будет, пока не появится — если доживут — новой к лету.       А к вечеру по всей деревне раздается шум. И по его обрывкам — «поймали, Морока поймали!», Галф понимает: беда.