Сундучок с теплом

      За день до Рождества кондитерская лавка битком полна народу — не протолкнешься. Не успевшие вовремя запастись подарками для близких и любимых и сладким лакомством для себя люди осаждают витрины с капкейками, штолленом, имбирными пряниками и марципаном. — Самое прибыльное время, парень!       Усатый хозяин лавки, с улыбкой Чеширского кота, подмигивает своему юному работнику — девятнадцатилетнему Байблу. Четыре месяца назад ему нужна была хоть какая-то работа. Учёба и жизнь в Кёльне, с мизерной помощью от родителей, обходились недешево. И хотя должность ученика кондитера не сулила баснословного дохода, на самое необходимое хватало, а тепло, уют и особые запахи этого места вселяли надежду на лучшие времена. Или хотя бы могли поднять настроение в плохой день.       Байбл, улыбаясь, кивает, но едва обращает взгляд к стеклянным дверям — от улыбки и след простыл.       Больше двух часов торчит здесь…       Дело в том, что за дверями, на декабрьском ветру набирающей силу метели третий час подряд стоит мальчишка. На вид — лет десяти-двенадцати. Смешные, с розоватыми ушами, белые наушники на голове, красные от мороза щеки и носик-пуговка, а ещё озябшие без варежек ладошки, из которых он не выпускает телефон.       Что тебе здесь нужно?       Хотя, конечно, Байбл догадывается.       Дождавшись, когда покупателей станет поменьше, под какими-то несуразным предлогом, Байбл накидывает куртку поверх красно-зелёного рабочего фартука и выходит на улицу. Без всяких экивоков он по-немецки обращается к замерзающему малышу: — Привет. Где твои родители?       Ребёнок не реагирует, так и не оторвав взгляда от экрана телефона. И здесь Байбл замечает ещё одну странность: экран полностью тёмный. Мальчик не залип на какую-то игрушку в телефоне, да и из наушников не раздается звуков музыки. — Э-э… — из кармана куртки Байбл достает купюру малого достоинства, — вот, возьми. Немного конечно, но… ты, это, голодный, наверное… — очень путано и растерянно мямлит парень.       Здесь мальчик поднимает на него свои глаза — тёмные и круглые, что две чёрных виноградины. — Я не попрошайка, — отвечает он на чистом тайском.       Оу… Так мы ещё и земляки. Ну надо же! — Э-э… О… Окей, — Байбл переходит на родной язык, пожимая плечами и всё ещё держа банкноту в руке, — но, может быть, у тебя нет денег на проезд и ты не можешь добраться домой?       Ребёнок качает головой: — Есть у меня деньги, чего пристали-то? — А то, — парень снимает занесённые снегом очки, — ещё немного и мой хозяин вызовет полицию. — Пусть вызывает! Никуда я не уйду! — Нечего тебе здесь ошиваться. Уже поздно, на улице небезопасно. Где твои родители?       Следующие несколько секунд заставляют Байбла если не пожалеть о своих словах, то уж точно испытать неловкость на грани стыда, ибо глаза мальчика наполняются слезами, и он начинает растирать их озябшими кулачками. — Эй-эй, ты чего это, малыш? — Байбл машинально дотрагивается до его локтя — простая реакция с желанием утешить прикосновением и показать, что он хочет помочь, — что у тебя стряслось? Расскажи мне, не бойся.       Ребенок глотает слёзы и, заикаясь, выдаёт: — Я-я… м-мамм-у жж-дд-у… а… а он-на-а ф-ф-сё н-не и-идёт-т и н-не и-идёт-т…       У Байбла сердце проваливается в желудок. Малыш явно в беде. — Вот что, — Байбл протягивает ребёнку руку, — пойдем-ка внутрь. Успокоишься, выпьешь горячего шоколада, и вместе решим, как тебе помочь.       Мальчик шмыгает носом и не спешит соглашаться. — Давай-давай, слёзы на таком морозе быстро превратят твое лицо в ледяную маску, да и вряд ли помогут. Ну… идём же!       Байбл открывает дверь кондитерской, и мальчик понуро, от безысходности, шагает внутрь. Пользуясь тем, что его начальник занят разговором по телефону, юноша незаметно ведёт своего маленького гостя в небольшую комнату для персонала. Там он усаживает ребёнка за стол, с тревогой наблюдая, что тот так и не выпустил из рук телефона. Затем быстро готовит обещанный горячий шоколад, наполняет тарелку имбирным печеньем и садится напротив. Поначалу малыш с опаской смотрит на угощение, но сладкоежка внутри него побеждает. Съев половину печенюшки и выпив полчашки горячего напитка, малыш снова начинает грустить. — Так что там насчёт твоей мамы? — спокойным голосом спрашивает Байбл. — Мы покупали подарки в этом районе. Договорились, что — если теряемся — встречаемся у вашей кондитерской. Я совсем на минутку отвлёкся на ярмарку, она, наверное, не заметила… оглянулся, а её уже нет. Я бегал, искал — нигде нет!.. Пошел сюда и стал ждать… но она так и не пришла…       Бедный малыш… — А позвонить ей?.. — Думаете, я не пробовал… телефон отключен. Хотя она ещё днём говорила, пока мы были вместе, что разрядился. — Вот видишь!       Хотя, собственно, к чему было это «вот видишь!» Байбл и сам не знает. Впервые в жизни он оказался в подобной ситуации, когда надо утешить ребёнка и помочь ему… а ведь ещё неизвестно, что там и правда могло случиться. Мальчик одет вполне прилично, не похоже, чтобы семья была неблагополучной. Но всё же… — Так. Это было днём. Ты дома был? — Когда бы я успел?.. — малыш снова начинает реветь. — У тебя здесь есть родственники кроме мамы?       Мальчик качает головой. — Понятно… Ну а какие-то знакомые мамы, которых ты знаешь? — С маминой работы есть одна женщина, но она на рождественские выходные уехала с семьёй. — Ага… Э-э… А тебя как звать-то? — Билд, — мальчик шевелит ожившими от горячего шоколада губами. — А вас? — Байбл. — Как? — Билд фыркает, так что шоколадные капли попадают на оттаявшие щеки. — Байбл, — с улыбкой повторяет юноша, — Э-э… что-то не так? — У вас что, родители священники? — Нет, — Байбл не обижается, это всего лишь детская непосредственность, да и ребёнок хотя бы не ревёт взахлёб. — Я просто родился в день Рождества. — Серьезно?! — с блеском восторга — или это не успевшие высохнуть слёзы? — восклицает Билд. — Ага. Вот и папа назвал так. И любит повторять: "ты родился под счастливой звездой, Байбл, помни об этом". — Ого!.. А мой папа остался в Таиланде. Они часто ссорились с мамой. Ей работу здесь предложили, вот мы и уехали. — Понял… Слушай, а ты отцу звонил? — Нет. — Билд, я всё понимаю, но самое верное сейчас — это обратиться в полицию. Поисками твоей мамы должны заниматься профессионалы.       И снова слёзы… Как мне помочь тебе, малыш? — Ну да, — всхлипывает Билд, раздувая пузыри из носика-пуговки, — чтобы они взяли у меня изо рта слюну на случай, если маму найдут мертвой и нужно будет опознать по ДНК, да? — Э-э… с чего ты взял? — В фильмах про убийства всегда так делают. — Билд, не надо думать о плохом, всё с твоей мамой будет в порядке… Знаешь, в конце концов, когда ещё верить в хорошее, если не сейчас, а?       Мальчик пожимает плечами, а бесконечный поток слёз продолжает заливать ему щёки. — Ну не надо, Билд, не надо так отчаиваться.       Билд закрывает лицо ладонями, а в это самый момент начинает играть мелодия вызова на его телефоне. Встрепенувшись, мальчик хватает гаджет. Мокрые от слёз глаза становятся ещё больше: — Номер незнакомый… — Так чего же ты ждёшь? Ответь скорее! — А вдруг… а вдруг кто-то другой? Чтобы сообщить, что она… — Давай сюда, — Байбл забирает у него телефон и отвечает: — Алло? Э-э… — улыбка озаряет лицо юноши, — сейчас я ему передам.       Билд принимает у него телефон дрожащей ладошкой: — Мама!.. Мама, где ты была?!.. Я так волновался, мама!..       Очевидно, на том конце линии что-то долго объясняют, Билд кивает и уточняет: — Но сейчас с тобой всё в порядке?.. Ага… А мне разрешат тебя навестить?.. Я… Я в той кондитерской лавке, около которой мы должны были встретиться, здесь один очень хороший дядя меня напоил горячим шоколадом, а то я совсем замёрз, пока тебя ждал. И печеньем накормил имбирным. Вкусным! Но мы с тобой лучше печём!..       Байбл тихонько смеётся на такие простодушные слова уже было отчаявшегося ребёнка. Да уж. Дядя. Хотя для этого малыша — действительно. Дядя. — Ой, а как туда добраться?.. Мм… Сейчас спрошу.       Затем Билд, не отключая вызов, обращается к Байблу: — Извините, Пи Байбл, а вы сегодня ещё долго работаете? — Примерно час остался. — Мне очень стыдно, я и так много вашего времени занял, но вы не проводите меня до больницы… Маме днём плохо стало на улице, она сознание потеряла, и какой-то заметивший это мужчина на своей машине отвёз её туда. Она только-только пришла в себя. — Конечно провожу. Так, сиди здесь, а мне ещё поработать надо.       В канун Рождества лавка работает короткую смену. Почти перед закрытием Билд ждёт Байбла у выхода, но они не успевают переступить порог, как малыш вдруг восклицает: — Пи Байбл!       Байбл оборачивается на этот звонкий детский голосок: — Что, Билд? — Мама ещё раз звонила, ей снова телефон кто-то дал. Папа уже в курсе, завтра вылетает к нам. Они с мамой помирились… Вот. Он со мной поживёт. А то мама до Нового года точно в больнице останется. — Оу, ну это же хорошо, да? Ой, — Байбл понимает, как двусмысленно сейчас прозвучали его слова, — я имею в виду, что ты не будешь один. — Не знаю… если они потом снова начнут ругаться, то не очень. — Знаешь, иногда начать жить с чистого листа — не так уж и плохо… Так, ты сказал, что папа только завтра будет. Ты что же, один на всё это время останешься? — Ну, сейчас с мамой побуду, пока разрешат. Потом домой поеду. Что такого-то? — улыбается Билд, — мне уже одиннадцать лет. Я большой. — Ага. Точно, — ухмыляясь, качает головой Байбл.       Билд пожимает плечами. Затем прищуривается и спрашивает: — А у вас есть подружка? — Мм… Ты имеешь в виду… — Ну девушка? Или невеста?       Байбл разводит руками и качает головой. Тогда Билд вынимает из кармана подарочный мешочек, из которого вскоре на его ладони появляется новогоднее украшение — две серебристые рукавички из фетра: — Их можно повесить на ёлку рядышком, а можно отдать одну вашему самому важному человеку, а вторую оставите себе. Так вы будете смотреть на ёлку и помнить, что где-то есть другой человек, который видит эту рукавичку и думает о вас. Вот… Нравятся?       Хм… Фантазия у этого ребенка совсем не детская. — Спасибо, Билд… но мне нечего подарить тебе взамен... хотя, почему же нечего… Рядом ещё работает книжный магазин. Давай выберем тебе какую-нибудь книжку на память? — Они наверняка все на немецком. У меня пока с ним не очень. Да и читать я не особо люблю. А вот писать — да. — Что?.. — Ну я же просто сочиняю что-нибудь у себя в блокноте, ну или сны интересные вижу, потом записываю их. Или смотрю на прохожих и представляю себе их жизнь. — Хм. Так передо мной — будущий писатель, да? — Не-а, — с озорством подмигивает малыш, — будущий кондитер. Вот увидите, ещё несколько лет и начнёте продавать в своей лавке мои фирменные сладости. И гордиться тем, что знали меня… и что не дали мне замёрзнуть и заставили поверить в чудо. Это и есть самый лучший подарок, Пи Байбл. Спасибо вам ещё раз! Я этого никогда не забуду!       С этими словами Билд делает wai и добавляет: — С Днём Рождения заранее не поздравляют, так что с наступающим Рождеством! — Спасибо, Билд, — и хотя Байбл несмотря на имя не собирался его праздновать, он вторит мальчику: — С Рождеством, Билд! Никогда не отчаивайся. — Спасибо!       Удачи тебе, маленький фантазер, — с легкой усмешкой шепчет про себя Байбл.

❄️❄️❄️

«Пряничные сказки», Чакрапан Путта.

      Когда двадцативосьмилетний Байбл подписывал контракт с агентом молодого и набирающего популярность кондитера, он никак не думал, что тот окажется из далёкой жаркой страны, а название мастер-класса будет напоминать о волшебном времени года где-нибудь в центре Европы.       За прошедшие девять лет Байбл успел окончить университет, но так и остался в той уютной кофейне, дослужившись до должности управляющего. Его хозяин перебрался в самый крупный филиал в городе и все дела передал способному юноше, сейчас уже — вполне взрослому мужчине.       Байбл закатывает рукава свитера с северным орнаментом и ещё раз читает буклет к мастер-классу. И в памяти всплывает тот маленький фантазёр со смешными наушниками и шмыгающим от детского горя носом.       Надеюсь, у тебя всё хорошо, Билд… Сколько тебе уже? Должно быть… двадцать?       Его подарок — те чудесные серебристые рукавички — так и лежит нетронутым. И в это время года, словно на удачу, Байбл всегда берёт их с собой. Мастер-класс назначен на сегодня. Несмотря на Сочельник придется задержаться. После предусмотрен небольшой фуршет с шампанским.       Начало мероприятия в пять. Уже четыре тридцать, но ни кондитера, ни его агента так и нет. А многочисленные желающие научиться делать пряничный домик уже собрались в их и так не слишком просторном зале. Байбл достаёт телефон, чтобы уточнить: не возникло ли форс-мажора. В этот момент двери лавки открываются, и он едва не роняет телефон из рук.       Белые наушники с ушками.       Улыбка от уха до уха.       И ямочки, что играют на румяных с мороза щеках.       Байбл по-быстрому приходит в себя, ибо юное дарование направляется прямиком к нему. Следом подходит его агент, так что с Байблом кондитер только здоровается, обращаясь официально. Затем начинается его презентация, сам мастер-класс, автографы, импровизированная фотосессия с гостями и фуршет. Всё это время Байбл тихо стоит в стороне.       Неужели он меня не узнал? Но… ведь это правда он, верно? Таких совпадений просто не бывает.       По окончании Байбл несколько минут общается с агентом. Затем все прощаются друг с другом, и он остаётся один. Погасив свет, Байбл закрывает двери кондитерской и уже направляется к машине, как в спину ему прилетает снежок.       Хм…       Медленно обернувшись, Байбл никого не обнаруживает поблизости. Может, с крыши упало? Ещё раз хмыкнув, он продолжает путь.       Бамц! Очередной глухой удар в спину.       Резко глянув назад, Байбл врезается взглядом в улыбку с ямочками под фарфоровыми скулами. Юноша снимает наушники и потирает розовые кулачки, замёрзшие без варежек, как и много лет тому назад. — Мне рукавички подарил, а себе так и не приобрёл.       Он подходит ближе, не стирая улыбки с лица: — Мм… Ну хоть пригодились?       Байбл пожимает плечами. — Что? Совсем-совсем ни одного повода не было?       Байбл усмехается: — Было… Но не настолько, чтобы стать причиной.       Билд дует горячим дыханием на руки. Байбл мнёт нижнюю губу, а затем предлагает: — Подбросить тебя до гостиницы? Ну, или где ты остановился? — В гостинице. Но там какая-то вечеринка намечается… а бы сейчас побыл вдали от кучи людей и шума. — Вот как… Если хочешь — поехали ко мне? Я всё равно один живу. — Как это? — искренне недоумевает Билд, — вы… и один? — Э-э, почти. Ещё есть четыре лапы, один хвост и очень хитрая мордочка.       Билд хихикает, и уже через минуту они едут по ярким заснеженным улицам рождественского Сочельника.

❄️❄️❄️

— Почему ты не говоришь мне «тех самых слов»? — Мм… Каких, например?       Они сидят почти в сумерках, которые освещают два Рождественских фонаря с мигающими свечами и вальсирующим снегом внутри. Байбл купил их два года тому назад. Просто понравились. Без какой-либо символической причины. — Ну, — Билд фыркает горячим шоколадом, совсем как тогда, — «какой ты стал взрослый», «тебя не узнать» и прочее… м?       Байбл сдувает корицу с поверхности кофе: — Наверное… потому что я бы слукавил, если бы сказал так. — Так ты сразу узнал меня?       Байбл прищуривается: — Сложно было не узнать. — Хм. Наушники меня выдали? — Не только, — Байбл переводит взгляд от одной нежной ямочки к другой.       Билд мечтательно закатывает глаза: — И всё-таки я повзрослел. Ну скажи же!       Невозможно не рассмеяться. Ещё час тому назад полный зал кондитерской, совершено заворожённый волшебным превращением коричневого теста в пряничный домик из сказок Братьев Гримм, затаив дыхание, следил за ловкими пальчиками, что сейчас с обеих сторон обхватили большую кружку с остатками шоколадного напитка на дне.       Ты и сам будто из доброй волшебной сказки, Билд.       Билд снова фыркает, так что Байбл протягивает руки, невольно накрывая ими эти пальчики: — Давай ещё сделаю. И печенья подложу.       Но что-то задерживает его в моменте. Быть может, разыгравшаяся метель за окном, что делает их пребывание внутри теплой квартиры вдвойне уютнее… или взгляд Билда слишком прям и открыт, но они так и продолжают держать эту кружку на весу, а их пальцы плотнее прижимаются друг к другу. — Значит, твоя мечта сбылась? — тихо произносит Байбл. — Ты действительно стал тем, кем хотел. — Ага. И мои десерты продаются в твоей кондитерской. — И то верно.       Помолчав какое-то время, Билд добавляет: — Я очень хотел вновь увидеть тебя. Надеялся, что ты всё ещё работаешь здесь… или я смогу что-нибудь разузнать о тебе. Так часто о тебе вспоминал. Особенно под Рождество.       Конечно, все эти годы Байбл тоже вспоминал о том малыше, но думал о нем с умилением, просто как о ребёнке, которому помог в один из Сочельников. А сейчас перед ним, во всяком случае — внешне, совсем не ребёнок, а красивый молодой мужчина. Который так искренне, без присущих многим в его положении надменности и наигранности, говорит ему о том, что у него на душе. — Я… Я всё-таки налью тебе шоколада, — вдруг смущается собственным мыслям Байбл, берёт кружку из его рук и уходит на кухню.       Когда возвращается, застаёт Билда возле ёлки, которую сам Байбл наряжает, потому что «так делают все здесь.» Рядом на стуле сидит его кот Грэй, а Билд оборачивается и говорит: — Если некому было отдать рукавички, мог бы парой повесить… Ты их правда сохранил?       Байбла немного задевает это маленькое недоверие, но он, улыбаясь, вынимает фетровые рукавички из кармана и вскоре сам оказывается возле ёлки: — А если все эти годы я просто ждал, кому отдать вторую?       Билд трёт переносицу указательным пальцем, затем бросает на него смеющийся взгляд и поднимает брови. Байбл протягивает ему одну из рукавичек: — Возьми её… пожалуйста. — Я и без неё о тебе помнил, — даже слишком серьезно отвечает Билд, — лучше повесим их вместе на ёлку. — Хорошо, — Байбл оттягивает одну из веточек и продевает её в петельку от украшения, — им необязательно расставаться, да?       Вместо ответа Билд опускает голову ему на плечо. Байбл обнимает его спину одной рукой, и вместе они наблюдает за тем, как сверкает и кружится снег за окном. Байблу легко, тепло и спокойно на сердце. По его шее стелется тёплое дыхание Билда. Где-то сбоку мурлыкает Грэй. А в голове мелькает: быть может, я и правда родился под счастливой звездой?